За пределом. Том 3

Глава 94

Меня отвезли домой только к вечеру, когда отёк на лице пусть и немного, но спал. По крайней мере можно было что-то разглядеть, не раздвигая себе веки, как я это делал в начале, шипя от боли. Пальцы были обколоты обезболивающим и перебинтованы, на сломанные наложили шины. Тело… было вообще всё переколото обезболивающим, антибиотиками и какими-то препаратами, которые должны были снять отёк и заставляли меня бегать в туалет через каждый час, будто у меня старческое недержание.

Меня лечили, как могли. Стоит сказать ради справедливости, что врачи у кланов и картелей были хорошими, пусть их и мало. Всё-таки лечиться все побегут в первую очередь к ним, когда в обычную больницу пойти не вариант — сразу попадёшь под взгляд полиции. Потому их труды неплохо оплачивались, а сами они хорошо обеспечивались всем, что можно было только достать.

Я сомневался, что эти врачи проведут тебе операцию на мозге или позвоночнике, но вытащить пулю и сшить связки, если те порваны, были в состоянии.

— Ну как ты, кислишь?

Мы уже подъезжали к дому, когда Француз, которого направил помогать мне Бурый, в первый раз подал голос. Всё это время я сидел с лицом человека, пережившего душевную травму, и изредка вздыхал. Негромко, но так, чтоб Француз слышал.

— Как мешок, набитый ватой и соломой, — ответил я невнятно. Не потому что лень, а из-за опухших губ, которые свисали шмотьями мяса. — По крайней мере голова не болит.

— Несладко тебе пришлось, — я не стал одаривать его красноречивым взглядом. Лишний раз поворачивать шею не хотелось. — С другой стороны, всё могло сложиться и горче, реши они тебя сразу нашинковать.

— Не знаю, куда ещё хуже того, что они меня засунули вместе с бомбой в багажник машины на лом.

— Могли сбросить живым в мясорубку. Или в котёл с кипящим маслом. Забросить в основание фундамента строящегося здания.

— Короче, кто на что горазд.

— Хорошо, что наша сладкая Гильза иногда по глупости делает полезные вещи.

— Разминирует собой бомбу?

— Не дёрни она так сильно крышку, так оно и было бы. Или открой кто-то из нас его, взлетели бы все на воздух. А здесь так рванула, что вырвала детонатор. Ты должен нашей ватрушке шоколадку.

— Только когда пальцы срастутся.

Меня порадовали тем, что снять с пальцев гипс можно будет через две недели. К тому моменту пальцы хотя бы немного должны будут срастись.

А насчёт бомбы, не думаю, что она взорвалась бы. Ведь по логике я им был нужен, а следовательно, мне ничего не угрожало. А хотели бы меня убить, не стали бы устраивать этот спектакль. Однако вопрос, что делать дальше, всё равно оставался открытым. У меня слишком мало веса для того, чтоб перетянуть на свою сторону людей, да и не пойдут они за молодым. Просто потому что у меня, кроме той репутации мясника, ничего нет, а её недостаточно.

Проблема…

— Чего тухнешь?

— Вспоминаю, как мне было весело, когда вырывали ногти.

— Понимаю, — кивнул он.

— Тебе их хоть раз вырывали?

— Нет, но…

— Тогда и понять ты не можешь, — перебил я его. — Ты можешь только представить.

Ничего личного. Просто театр для одного, чтоб соответствовать жертве пыток, которая сейчас должна быть на всех зла.

Тем временем мы подъехали к моему дому. Уже был вечер, и вечные стражи улиц и блюстители справедливости — бабушки на скамейке, уже разбежались по своим геройским логовам, так что свидетелей не должно быть много.

— Тебе помочь подняться? — поинтересовался Француз, когда машина остановилась. — Выглядишь пожёвано.

— Да, если не сложно, — кивнул я, медленно выкарабкиваясь из машины.

Двор встретил нас летний прохладой и удивительно грязным воздухом, пропитанным выхлопными газами машин. В подъезде дела обстояли немного лучше, здесь просто пахло сыростью и плесенью.

— Ну и тухляк… Ты не думал переехать?

— Деньги коплю, — ответил я.

— Но и жить надо нормально. А это… — он обвёл взглядом этаж, на который мы поднялись. Где-то из-за стен раздавались женские стоны с громкими: «Да!». — Это какой-то амбар. Хотя в любом случае теперь перебраться придётся.

— Всё успеется. Мне пока спешить некуда, — пожал я плечами.

— Знаешь, как говорят про бандитов? Они никогда не должны копить деньги, так как это значит, что в будущем они захотят бросить своих товарищей по кухне.

— Ага, а ещё говорят, что нельзя заводить в мафии друзей, так как на завтра этот самый друг может прийти тебя убивать. Но ты же дружишь, — покосился я на него.

— Ну… — Француз так и не нашёл, что ответить.

А мы тем временем уже подошли к моей двери.

— А Фиеста не явится по мою голову, когда узнает, что я жив? Или её подружки? — поинтересовался я. Знаю, что не явятся, но вопрос был обязательным.

— Навряд ли, — покачал он головой. — Здесь наш район, так что сюда, в центр печки, они не сунутся.

— Но послать добить меня могут, да? — изобразил я на лице лёгкое беспокойство.

— Послать поджарить тебя — да, но сюда вряд ли сейчас. Скоро подъедут люди от Бурого, они тебя и покараулят, а вот завтра тебе придётся задуматься над новым адресом.

— А вы?

— А что мы? Всем тоже, скорее всего, придётся сменить адрес на какое-то время, пока всё не уляжется. Это зачастую так — только начинается жарка, начинают молотить по приближённым и лейтенантам. С дилерами и так ясно — им всегда достаётся. Боевики никому нахрен не сдались — их много, эффективности от удара по ним зачастую куда меньше, а может и совсем не быть, так как всегда можно набрать новых. Зато сил тратится куда больше. Да и адреса надо ещё всех достать, ко всему прочему. В таких делах устраняют верхушку торта, так как это куда сильнее подкашивает картель или клан, чем убийство солдат. Быстрее можно закончить войну и одержать вверх.

— Значит, Бурый с Соломоном тоже сменят адрес?

— Бурый может и сменит. Пусть у него и есть охрана своя на время войны, но безопаснее всё же перебраться мариноваться в другое место. А вот Соломон законсервировался так, что не подберёшься. Ему наоборот, выгоднее томиться у себя в доме, когда можно вызвать полицию, и вся территория кишит турелями с охраной. Ну и мы сменим.

— Чего же раньше не сменили?

— Я сменил почти сразу, у меня же семья. Насчёт других не знаю, но теперь точно все переедут. Видишь, одно дело, когда враг — ему ещё надо узнать, где живёт каждый, а ты сам понимаешь, что мы не сильно светим своими адресами. Другое дело, когда среди своих стукач — тут как пить дать, они уже знают, кто где маринуется.

— Понятно… хотя всё равно мне неспокойно, если честно, — покачал я головой.

— Не бери в голову, завтра найдёшь что-нибудь почище и вкуснее. Да и к тому же… если что, зря ты так, здесь все свои перцы. Да, Фиеста оказалась гнилым фруктом, — и не только Фиеста, — но остальные чисты. Так что если что, ты знаешь, на кого можно положиться.

— Ага, — вздохнул я.

Оставался ещё один нерешённый вопрос, который требовал прояснения, но я даже не знал, как к этому подступиться. Нужно было всё сделать без лишних свидетелей, который могли бы помешать. Не обязательно уединённое место, можно даже и бар, где никто на нас не обратит внимания. Но… даже если я начну разбираться с этим вопросом, что изменится? И не изменится ли это в худшую сторону.

— Крепись, Шрам. Всё будет сладко и вкусно. Да и звони если вдруг что. Может выпить сходим вместе, а то как-то не приходилось раньше.

Возможно, на него действовало то, как я себя вёл, строя из себя умирающего лебедя. Ведь после случившегося я должен был выглядеть именно таким, чтоб не вызвать никаких подозрений. А то бодрый и спокойный — это несколько странно, так как даже самые крепкие и непроницательные ломаются. По моему представлению, именно так должны себя вести подавленные люди.

Я не видел его лица, но думаю, что он воспринял всё именно так, как и должен был.

— Я не знаю… Просто… — я несколько помедлил. Идти напиваться с Французом не казалось мне самой удачной идеей, если честно.

— Всё путём, Шрам. После такого грех не напиться, — аккуратно похлопал он меня по плечу.

— Да, — я красноречиво посмотрел на левую руку, у которой были сломаны два пальца. — Тогда как отойду и если меня не завалят.

— Не завалят. Эту неделю Бурый вряд ли тебя тронет. Может он и выглядит засранцем, но понимает, что ты пережил.

— Ага… Да.

— Тогда до звонка, — ответил Француз и без лишних сентиментальностей пошёл к лестнице.

Я же постоял немного, будто о чём-то думая, после чего зашёл внутрь. Так было нужно, чтобы показать себя задумчивым и подавленным. По крайней мере в фильмах людей, переживших такое, показывают именно такими, а мне пример больше брать и неоткуда.

Но едва я пересёк порог, как лоб ко лбу столкнулся с беременной сожительницей, которая обосновалась здесь до лучших времён — пока не родит.

И надо было видеть то, как медленно менялось её лицо с приветливо-заискивающего на удивлённо-ужасающееся. Как округлялись глаза Саки, как открывался её рот, вытягивалось лицо, будто она сейчас закричит от ужаса.

— Что с тобой?! — она, сама беременная, подхватила меня под руку, будто боялась, что я сейчас рухну навзничь прямо в коридоре. — Свет милосердный, Томас! О боже…

Казалось, сейчас Саки расплачется, а не я, как если бы это ей так досталось. С другой стороны, я знаю по себе, что в такие моменты хуже обычно тому, кто волнуется за тебя, а не тебе самому. К тому же, признаюсь, что мне грело душу то, что кто-то напуган за меня.

— Всё в порядке, — совершенно спокойно возразил я, хотя теперь мой голос был не только хриплым и тихим, но и неразборчивым. Она довела меня до кровати, после чего просто толкнула на неё.

— Твои… пальцы! У них нет ногтей?! — она схватила мои кисти и начала их рассматривать, постепенно округляя глаза.

— Авария на работе.

— Я… что там за работа?! Боже, я… я… я… — и тут она посмотрела на меня, видимо, окончательно зайдя в тупик. — А что мне сделать?

— Чай, если тебя не затруднит. И не трогай пальцы, будь так добра. Мне больно.

— Да-да-да-да-да, сейчас-сейчас, — Саки со своим большим животом засуетилась. Она вообще много суетилась, когда я что-то просил.

Таким образом Саки работала и старалась угодить, показывая свою признательность или может вообще будучи суетной сама по себе. А с пузом так вообще ходила вразвалочку, что выглядело довольно забавно, особенно когда она торопилась.

— Ты сходила к врачу?

— Тебе же тоже…

— Ты к врачу сходила? — с нажимом прохрипел я.

— Да! То есть да, сходила. Конечно сходила! Вот! — она быстро принесла мне прямо в руки листок. С… анализами, как я вижу.

Удивительно, но особо у неё ничего такого и не было. Множество неизвестных терминов, которые мне ничего не говорили, какие-то диагнозы, часть из которых я в первый раз видел, а часть слышал, но даже не представлял, что они значат. И малознакомые, как…

— Тромбоцитопения? Это… что-то с кровью? Не инфекция, как понимаю, да?

— У меня кровь плохо останавливается. Кровотечения чаще, кровят дёсны… ну, доктор так сказал. Но я здорова, это однозначно.

— В зависимости от того, что значит здоровье. А это… гидраденит? Инфекция?

— Доктор говорит, что не опасно, — она заявляла мне это едва ли не с гордостью, но при этом немного угодливо, словно боясь получить за свою дерзость.

Да, Саки часто говорила заискивающе и очень осторожно, будто боясь, что её выпнут из дома. Она походила на тот тип людей, которых легко склонить на любую сторону, что и показала её история. Слишком мягкая, похожая на какую-то кошку, немного навязчивую и подлизывающуюся, готовую угодить, которая всегда трётся тебе об руку, но готова отскочить подальше в случае опасности и потом прибежать по первому зову. Саки в этой жизни, как ни прискорбно, ничего хорошего не ждало. Этот город её просто ещё раз пережуёт и выплюнет.

— Не опасно?

— Из-за нечистоплотности или наоборот, чрезмерной чистоплотности. Или из-за беременности. Доктор сказал, чтоб пока я ничего не трогала.

— Я понял, — кивнул я, пробегая по списку глазами.

Было удивительно видеть, что у неё нет ни сифилиса, ни хламидиоза, ни гепатита. Об этих заболеваниях знал практически каждый, как знал и то, как они передаются. И видеть, что Саки не подцепила ничего из этого, было… подобно чуду. Просто даже потому, что она работала шлюхой.

Но дойдя до конца списка, я понял, что чуда не произошло.

Я перевёл взгляд с листка на неё, и Саки почти сразу сникла, неуверенно, зашуганно улыбаясь и теребя футболку.

— Что такое? — улыбнулась она до ушей, словно пытаясь всем видом показать, что она ни капельки не боится.

— У тебя ВИЧ.

— И-и-и? — протянула она, а улыбка стала практически стеклянной.

— Ты меня спрашиваешь?

— Я… Это не опасно! — тут же выпалила она. — Доктор сказал, что это не опасно для ребёнка! И это не Сипд!

— Спид.

— Да, он! Он не передаётся ребёнку, так как не передаётся, потому что не передаётся!

Информативность на высшем уровне.

— И ты говорила, что ты чистая… — выдохнул я.

— Послушай, — она тут же подошла ко мне, схватившись за руку и совершенно позабыв о том, что там ногтей нет. Я с шипением отдёрнул руку. — Прости! Я… — она сделала глубокий вдох, беря в себя в руки, после чего уже более медленно продолжила. — Это не опасно, ведь ты не занимаешься со мной сексом. И… да, у меня ВИЧ, но это не должно сказаться на ребёнке, мне доктор сказал. Вернее… не всегда сказывается на ребёнке. Послушай, мне очень жаль, честно… но…

— Что насчёт ребёнка-то?

— Мне нельзя кормить его грудью, — тихо ответила она. — Но так у него есть шансы родиться здоровым. Доктор сказал.

Она вставляла через каждые несколько предложений «доктор сказал», пытаясь убедить меня в своих словах более авторитетным мнением, чем наши оба.

— Ну Томас, — начала тянуть она. — Я не знала, я не опасна и у меня не спид.

— Я не вижу разницы между одним и другим, — потому что никогда не интересовался.

— Доктор сказал, — опять доктор сказал, — что ВИЧ — это просто когда нет иммунитета, а спид, когда ты уже нацеплял кучу болячек. Я чиста. Почти.

— У тебя уже… — я прочитал с листа, — гидраденит.

— Он пройдёт сам, — и тише добавила. — Наверное…

Конечно, приютил я у себя особу, ничего не скажешь. Хотя не буду себя обманывать, я и так подозревал, что что-то подобное у неё точно есть. Однако всё равно решил её оставить и дать шанс начать всё заново, так что, даже узнав такой диагноз, я не сильно… нет, кое-что неприятное в душе промелькнуло. Это как разряженная бомба — она разряжена, но всё же она бомба. Здесь то же самое. Пусть достаточно соблюдать элементарные меры гигиены да предосторожности, но небольшой страх подцепить ВИЧ остаётся.

— Иди доделывай чай, Саки, — кивнул я на кухонный стол.

— Да-да, я сейчас! — она тут же едва ли не облегчённо убежала от меня подальше, словно боясь своим видом лишний раз меня расстроить.

У каждого свои проблемы, как ни крути. У Саки ВИЧ, у меня Бурый и эти непонятные ведьмы. И каждому предстоит своя борьба. Но если у Саки всё зависит от неё самой, то у меня всё строится на глупости противников. В конце концов, победа — это сумма ошибок проигравшего.

Я задумчиво смотрел на суетящуюся у плиты Саки, которая готовила в перчатках обед. Её работа, быстрая, немного неуклюжая, но в то же время по-своему милая и изящная, успокаивала. Она мельтешила перед глазами, и я будто наблюдал за огнём или дождём.

Под эту картину сейчас в моей голове проходил мозговой штурм. В моём понимании это было напридумывать всевозможных идей, самых разных, начиная от абсурдных и заканчивая самыми бесполезными, будь то ядерная бомба или революция в стране, после чего откинуть те, которые буду не в состоянии исполнить. Какая-та из идей будет иметь шанс на успех, главное — найти её.

Но, перебирая всё, что приходило в голову, нужную идею я найти не мог.

Напади на Бурого — убьют его люди или претендующие на его место. Не напади — меня самого могут убить, особенно после плена. Убегать… Нет, побег и ненападение можно вычеркнуть, так как они ведут в никуда.

Остаётся лишь разобраться с Бурым, но без поддержки я просто ничто. И найти её среди остальных мне вряд ли светит, так как я слишком для них молод, да и знают меня они куда хуже, чем Бурого.

Меня никто не поддержит…

И в этот момент меня посетила идея. Какая-никакая, но идея, которая была лучше всех тех, что пришли мне в голову до этого.

Я не смогу найти внутри картеля поддержки, но если я просто не там её ищу?