За русский народ!

«СО СТОРОНЫ ПРАВИТЕЛЬСТВА НЕ БУДЕТ ПРЕПЯТСТВИЙ»

На втором этапе войны Русская православная церковь продолжала проявлять твердую патриотическую позицию, один из аспектов которой был направлен на противодействие коллаборационизму на оккупированной территории СССР. В августе 1942 г. в оккупированной гитлеровцами Риге состоялся съезд православных епископов, оказавшихся в оккупированной части СССР, на котором иерархи во главе с митрополитом Сергием (Воскресенским), не порывая официально связи с РПЦ, выступили против патриотических обращений Патриаршего Местоблюстителя, а также послали приветственную телеграмму Гитлеру.

22 сентября 1942 г. РПЦ выразила категорический протест против коллаборационистских действий прибалтийских епископов и потребовала от них дать объяснение «с опубликованием в печати» и «принять все меры к исправлению». В сентябре — октябре 1942 г. НКВД СССР негласно содействовал распространению Послания Патриаршего Местоблюстителя и Определения РПЦ на оккупированной территории Прибалтики168. В марте 1943 г. РПЦ осудила украинских «раскольников»[8] и коллаборационистов, выдвинув к их лидеру архиепископу Поликарпу (Сикорскому) требование «оправдаться».

На оккупированной территории были распространены патриотические обращения Патриаршего Местоблюстителя («Рождественское» от 4 января 1943 г. и посвященное двухлетию Отечественной войны), а также послание митрополита Ленинградского Алексия к населению оккупированной территории Ленинградской области от 25 апреля 1943 г. Через Всеславянский антифашистский комитет распространялись обращения иерархов РПЦ, в том числе под заголовками «Бог благословляет народную справедливую войну против гитлеровских захватчиков», «О свободе религии в СССР», «Немцы — злейшие враги христиан» и др.

2 ноября 1942 г. митрополит Киевский и Галицкий Николай был назначен членом Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко — фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам и общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР (ЧГК). Несомненно, это решение было мотивировано прежде всего желанием усилить пропагандистский потенциал комиссии, однако в нем проявилось налаживание отношений между Советским государством и РПЦ. В дальнейшем митрополит Николай стал связующим звеном между Церковью и государством в разных сферах деятельности. 10 мая 1943 г. он принял участие во Всеславянском митинге, а затем принимал участие в других мероприятиях Всеславянского антифашистского комитета. Характерно, что региональные комиссии по расследованию злодеяний оккупантов привлекали к своей работе местных православных священнослужителей.

Начало нового периода в отношениях между государством и конфессиями ознаменовалось публикацией 10 ноября 1942 г. в центральной советской прессе телеграмм двух высших церковных иерархов — Патриаршего Местоблюстителя и митрополита Киевского и Галицкого Николая, — адресованных Сталину. Патриарший Местоблюститель приветствовал Сталина по случаю 25–летней годовщины советской власти как «богоизбранного вождя наших воинских и культурных сил, ведущего нас к победе над варварским нашествием, к мирному процветанию нашей страны и светлому будущему ее народов». Митрополит Николай от имени верующих Украины передал Сталину «горячие молитвенные пожелания от Всевышнего здравия Вашего на долгие годы, а нашей дорогой родине скорейшего очищения под Вашим водительством от немецкой нечисти». Телеграммы церковных иерархов на имя Сталина свидетельствовали не только о продолжении патриотической политики Церкви, но и о начале сближения общих политических позиций Церкви и советского руководства, в том числе по ситуации на оккупированной территории Украины, где в это время расцвели как церковный раскол, так и антисоветское националистическое движение.

5 января 1943 г. в центральной прессе была продолжена публикация переписки Патриаршего Местоблюстителя и Сталина. В своей телеграмме Патриарший Местоблюститель сообщил Сталину, что РПЦ инициировала сбор пожертвований на постройку танковой колонны им. Дмитрия Донского (с таким призывом к пастве Церковь обратилась 30 декабря 1942 г.), и попросил разрешения открыть в Госбанке специальный счет для перечисления этих пожертвований. До тех пор банковского счета у РПЦ не было, так как она, как и все религиозные организации, по Декрету об отделении Церкви от государства 1918 г. и закону от 8 апреля 1929 г. была лишена права иметь атрибуты юридического лица. Получив лично от Сталина разрешение открыть банковский счет, Церковь де — факто стала юридическим лицом. За короткое время на танковую колонну им. Дмитрия Донского верующие собрали более 8 млн рублей.

Первое время видимые через призму официальной пропаганды отношения между государством и Церковью базировались только на «материальной» основе. В центральной прессе публиковались со

)

Танковая колонна «Дмитрий Донской»

общения иерархов Сталину о том, как Церковь помогает фронту, и выражения готовности помогать и далее. Ответы Сталина иерархам были написаны как «под копирку»: «Прошу передать православному русскому духовенству и верующим мой привет и благодарность Красной Армии за заботу о бронетанковых силах Красной Армии», и т. п.

Советское руководство не чинило существенных препятствий религиозному подъему в народе. В мае 1943 г. вновь были разрешены ночные пасхальные богослужения. Послабления были даны и на освобожденной территории, где возрождение религии, происшедшее во время оккупации, ставило большую проблему перед советской властью. Ответом на нее стало постановление СНК СССР «О порядке открытия церквей на территории, освобожденной от немецкой оккупации» от 1 декабря 1942 г., которое предписывало воздерживаться от огульного закрытия восстановленных при гитлеровцах церквей. Это положение выполнялось — например, в Курске почти все открытые при оккупации церкви продолжали работать и после освобождения169.

Тем не менее были установлены жесткие пределы послаблений в сторону Церкви. В частности, НКГБ пресекал попытки Церкви входить в непосредственные сношения с командованием госпиталей и ранеными под видом шефства. Власти на местах ощущали беспокойство в связи с религиозным подъемом в народе — например, в июне 1943 г. Пензенский обком сообщил в ЦК ВКП(б) о своей озабоченности фактами «настроений за открытие церквей» и проведением религиозных шествий170.

Все расставили на место события сентября 1943 г., которые подвели официальную основу под изменение курса государственной политики по отношению к Русской православной церкви и как следствие, к другим религиозным институтам в СССР. 4 сентября 1943 г. Сталин принял в Кремле Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия, митрополита Ленинградского Алексия и митрополита Киевского и Галицкого Николая. Во время беседы с иерархами Сталин дал им понять, что руководство страны готово установить отношения с РПЦ и принять меры по существенному улучшению положения Церкви. Официально сообщалось, что «во время беседы митрополит Сергий довел до сведения Председателя Совнаркома, что в руководящих кругах православной церкви имеется намерение в ближайшее время созвать Собор епископов для избрания Патриарха Московского и всея Руси и образовать при Патриархе Священный синод. Глава правительства И. В. Сталин сочувственно отнесся к этим предложениям и заявил, что со стороны правительства не будет к этому препятствий. На беседе присутствовал заместитель Председателя Совнаркома СССР тов. В. М. Молотов». За всю историю советской власти это был первый случай официальной встречи руководителей государства и иерархов Церкви.

Причины принятия советским руководством окончательного решения о стратегическом союзе («конкордате») с Русской православной церковью были как внутриполитическими (моральная мобилизация населения, сбор средств, борьба с коллаборационизмом), так и внешнеполитическими. Причем последние, видимо, оказались решающими. В 1943 г., после коренного перелома в войне, И. В. Сталин в качестве одного из инструментов послевоенной внешней политики выбрал разрушение «римско — католической империи» и превращение РПЦ в «Центр международного православия». Также в преддверии Тегеранской конференции Сталин, очевидно, рассчитывал на то, что возрождение Патриаршества будет позитивно воспринято союзниками171. Характерно, что внешнеполитические устремления Сталина изначально были связаны только с РПЦ и не касались других конфессий172.

Церковь стала использоваться государством во внешнеполитических целях еще в 1942 г., когда по решению Политбюро ЦК ВКП(б), но под эгидой Московской патриархии, в великолепном для военных времен исполнении была издана книга «Правда о религии в России», которая в розовых красках рассказывала о том, что в СССР царит свобода совести. В издании этой книги было прежде всего заинтересовано советское руководство, хотя и сама РПЦ получила некоторую пользу в области своих международных сношений, например, в налаживании отношений с главой Англиканской церкви, архиепископом Кентерберийским X. Джонсоном, которому были отосланы 500 экз. этой книги. Эта книга была также распространена среди русских эмигрантов в США173. Среди других внешнеполитических шагов Церкви, которые были осуществлены при поддержке государства, — обращения к румынским солдатам в ноябре 1942 г., румынским пастырям и пастве в декабре 1942 г., «ко всем христианам в Югославии, Чехословакии, Элладе и других странах», к славянским народам от 23 апреля 1943 г.

Таким образом, к середине 1943 г. Церковь помогала государству в укреплении морального духа людей, сборе денежных пожертвований, предотвращении коллаборационизма на оккупированных территориях, поддержке антифашистского сопротивления в православных странах Европы. В дополнение, ее потенциальные возможности можно было использовать для агитации среди союзников к открытию Второго фронта и антивати- канской пропаганды. Взамен советское государство было готово пойти на определенные уступки со своей стороны, однако при условии, что Церковь будет «послушно управляемой» в политическом смысле174.

Последствия встречи Сталина с иерархами РПЦ явились переломными для всей истории Церкви в советское время. Уже 8 сентября 1943 г. состоялся церковный Собор, в котором приняли участие 19 высших иерархов Церкви. На Соборе были избраны Патриарх Московский и всея Руси (им стал Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий) и Священный синод. Советская пресса подчеркивала, что «Собор единогласно принял оглашенное митрополитом Сергием обращение к Правительству СССР с выражением благодарности за внимание к нуждам Русской православной церкви». Собор принял антиколлаборационистское постановление, указывавшее, что «всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик — лишенным сана»175.

Патриархат, с октября 1941 г. находившийся в эвакуации в Ульяновске, был возвращен в Москву. Ему был предоставлен особняк бывшего германского посольства. С 12 сентября 1943 г. был возобновлен выпуск «Журнала Московской Патриархии». 28 ноября 1943 г. СНК СССР разрешил открыть в Москве Православный богословский институт и богословско — пастырские курсы. С 1943 г. резко сократилось число арестов по «религиозным делам»176.

14 сентября 1943 г. при СНК СССР был создан Совет по делам Русской православной церкви, который возглавил высокопоставленный сотрудник НКВД Г. Г. Карпов. Были назначены уполномоченные Совета при совнаркомах республик и обл- крайисполкомах. В Положении о Совете по делам РПЦ, утвержденном 7 октября 1943 г., была установлена главная функция Совета — осуществление связи между Правительством СССР и Патриархом Московским и всея Руси по вопросам РПЦ, «требующим разрешения Правительства СССР». На самом деле задача Совета по делам РПЦ заключалась в осуществлении контроля над деятельностью Церкви. Об истинном отношении государства к Церкви (утилитарное использование и полный контроль) говорит тот факт, что Карпов одновременно с исполнением должности председателя Совета по делам Русской православной церкви вплоть до 1955 г. возглавлял 4–й отдел III секретно — политического управления НКВД, ответственного в том числе за борьбу с «церковно — сектантской контрреволюцией»177.

К реализации широких внешнеполитических функций Церковь приступила немедленно. Уже в сентябре 1943 г. состоялся визит в Москву делегации Англиканской церкви во главе с архиепископом Йоркским X. Джонсоном. Делегация встретилась с патриархом Сергием и митрополитом Николаем и побывала на службе в патриаршем соборе, где была приглашена в алтарную часть. Архиепископ Йоркский произнес в соборе короткую речь о единстве двух церквей против общего врага. Архиепископу Джонсону советским руководством была отведена роль «проповедника хорошего отношения к СССР в Англии». За свою деятельность

20 июля 1945 г. он был награжден орденом Трудового Красного Знамени178.

Внешнеполитический аспект деятельности Церкви был использован советской пропагандой для разъяснения населению перемен в религиозной политике: «Наши армии скоро вступят в славянские государства, которые не знали преимуществ коммунистического образования. Какой смысл тогда будет у Всеславянского комитета в Москве, если мы продолжим старую политику по отношению к Церкви? Наша новая политика по отношению к религии будет ценна для подавления антисоветской пропаганды католиков, лютеран и других религиозных групп»179.

26 ноября 1943 г. СНК СССР издал постановление «О порядке открытия церквей», согласно которому решение об открытии каждого конкретного храма должно было рассматриваться СНК республик и облкрайисполкомами, а затем направляться в Совет по делам РПЦ для окончательного решения вопроса. Отказ в открытии утверждался на месте, при этом в Совет по делам РПЦ направлялась копия этого решения. Очевидно, что уже сама процедура разрешения вопроса об открытии храма затрудняла получение положительного ответа.

Поэтому «открытие церквей» оказалось фарсом: за 1944–1945 гг. в Совет по делам РПЦ поступило 5770 ходатайств об открытии храмов, из которых удовлетворено было только 414. Совет по делам РПЦ руководствовался прямым указанием Молотова, данным осенью 1943 г.: «Пока не следует давать никаких разрешений на открытие церквей. Открыть церкви в некоторых местах придется, но нужно будет сдерживать решение этого вопроса правительством» 18°.

Новая религиозная политика Советского правительства принесла изменения в положение Грузинской православной церкви (ГПЦ), которая в 1917 г. в одностороннем порядке объявила о независимости от РПЦ (каковой она обладала до 1811 г.). В 1943 г. Сталин, который с семинарских дней имел глубокие знания о грузинско — русском церковном конфликте, взял на себя миссию «миротворца»181.14 ноября 1943 г. Синод РПЦ принял постановление о признании автокефалии ГПЦ. Автокефалия была не очень убедительно обоснована тем, что Грузинская ССР «входит в Советский Союз, как отдельная республика, имеет в известных границах свое государственное управление и точно определенную территорию». 19 ноября 1943 г. было провозглашено возобновление канонического общения РПЦ и ГПЦ182. Однако в отношении автокефалии грузинское православие должно было оставаться исключением, а не прецедентом.

«Конкордат» между Советским государством и Русской православной церковью ознаменовал начало конца «Обновленческой церкви». До этого советское руководство не отвергало сотрудничества с обновленцами в сфере мобилизации патриотических сил внутри страны и на оккупированной территории. В частности, НКВД СССР способствовал распространению патриотических обращений главы «Обновленческой церкви» А. Введенского к верующим Кавказа в августе 1942 г. и по случаю Пасхи в апреле 1943 г. (тиражом, равным тиражу обращения Патриаршего Местоблюстителя РПЦ). Однако после заключения «конкордата» ситуация изменилась. 12 октября 1943 г. Карпов доложил Сталину о том, что «Совет по делам РПЦ считает целесообразным не препятствовать распаду обновленческой церкви и переходу обновленческого руководства в патриаршую сергиевскую церковь». Советское руководство понимало, что «Обновленческая церковь» имела незначительное число сторонников, и материальный вклад «обновленцев» в победу был незначительным по сравнению с вкладом Русской православной церкви. Новая политика Советского правительства внесла растерянность и панику в руководящие обновленческие круги183 и подготовила почву для ликвидации «Обновленческой церкви» на последующем этапе.

Изменений в положении Русской православной старообрядческой церкви (РПСЦ) не произошло, хотя очевидно, что Советское государство с одобрением воспринимало патриотическую деятельность РПСЦ: при помощи органов НКВД СССР на оккупированной территории распространялись обращения главы старообрядцев архиепископа Московского и всея Руси Иринарха, в которых он призывал помогать партизанам и Красной Армии. Впоследствии возможности старообрядческой церкви стали использоваться во внешнеполитическом плане. В частности, в июле 1944 г. НКГБ СССР распространил 2 патриотических обращения РПСЦ «к старообрядцам освобожденных районов Бессарабии, Молдавии и Румынии»184.

29 октября 1943 г. по решению СНК СССР при Совнаркоме Армянской ССР был создан Совет по делам Армяно — Григорианской церкви[9], в задачу которому было поставлено осуществление «связи между правительством Армянской ССР и католикосом всех армян по вопросам Эчмиадзина[10], требующим разрешения правительства Армянской ССР». Советское руководство использовало в своих целях внешнеполитические возможности Армянской апостольской церкви (ААЦ) по идеологической работе с армянской диаспорой за рубежом. В октябре 1943 г. НКГБ СССР оказал ААЦ помощь в издании церковного календаря на 1944 год, предназначенного для распространения за рубежом, с целью «укрепления [советского] влияния на заграничные епархии» Армянской церкви185.

Аналогичным образом власть строила взаимоотношения с протестантскими общинами. В июле

1943 г., в связи с ожидавшимся приездом делегации Англиканской церкви, был разрешен переезд руководства «Всесоюзного совета евангельских христиан» (ВСЕХ) из Ульяновска в Москву. В январе 1943 г. НКВД распространил на оккупированной территории СССР патриотическое обращение ВСЕХ. Возможности протестантских религиозных центров были использованы и при борьбе с уклонением баптистов и евангелистов, проживавших на вновь освобожденной территории, от военной службы. В декабре 1943 г. НКГБ СССР распространил среди протестантов патриотическое обращение, направленное против уклонения от военной службы, от имени «Всесоюзного совета евангельских христиан и баптистов» (ВСЕХБ)186.

17 октября 1943 г. в Ташкенте состоялся съезд мусульманского духовенства и верующих Средней Азии и Казахстана, на котором было создано Духовное управление мусульман (ДУМ) Средней Азии и Казахстана. Съезд принял обращения «К верующим мусульманам Средней Азии и стран Востока» и «К верующим мусульманам Крыма», в которых говорилось о том, что гитлеровцы поставили своей целью осквернить мусульманские святыни, «уничтожить национальную культуру народов Туркестана и Казахстана, предать огню костров сокровища [их] науки и знания». Указывалось, что гитлеровцы считают «все народы мира низшей расой, а восточные мусульманские народы — обезьянами». Мусульманским священнослужителям вменялось в обязанность призывать «правоверных отвагой и геройством на фронте, честным и самоотверженным трудом в тылу ускорить час победы». Обращения, как и ранее, содержали некоторые преувеличения относительно ликвидации гитлеровцами «национальной самостоятельности крымских мусульман» и их издевательств над мусульманскими «бытовыми обычаями и религией». Оба обращения были инспирированы советским руководством, а их текст согласован с НКГБ Узбекской ССР и ЦК КП(б) Узбекистана. В декабре 1943 г. НКГБ СССР размножил и распространил 15 тыс. экз. обращения среди верующих мусульман Средней Азии и Казахстана, а также за рубежом187.

Отношения между государством и иудейской религиозной общиной базировались на использовании авторитета общины для мобилизации общественного мнения зарубежных евреев. В качестве примера можно привести обращение 13 раввинов Советского Союза (в т. ч. Москвы, Риги, Одессы, Киева, Харькова, Ташкента, Пинска, Бреста и Житомира), которое в декабре 1943 г. было отослано советскими властями в Еврейское телеграфное агентство в Нью — Йорке. В обращении говорилось: «В этот священный час, когда для еврейства настал момент «быть или не быть», — ни на минуту не забывать наш священный долг всячески помочь доблестной Красной Армии и Советскому Союзу. Требуйте постоянно и неутомимо от стран и государства, гражданами которых вы являетесь, скорейшего принятия сверхчеловеческих мер для полнейшего разгрома»188.

Итак, период с ноября 1942 г. по декабрь 1943 г. явился переломным в отношениях между государством и Русской православной церковью и как следствие — с другими религиозными общинами СССР, хотя далеко не в такой степени. Причиной поворота государственной политики следует считать в первую очередь намерение советского руководства использовать РПЦ и другие конфессии в своих внешнеполитических интересах. Именно этот аспект явился главенствующим при принятии решения о «конкордате» с РПЦ. Нельзя согласиться с мнением, что советское руководство склонилось к такому решению под воздействием «катастрофического для СССР хода боевых действий», который якобы «заставил Сталина мобилизовать для обороны все национальные резервы, в том числе и Русскую православную церковь в качестве народной, моральной силы»189. В период войны, когда ход военных действий был в большей мере не в пользу СССР (июнь 1941 г. — декабрь 1942 г.), союза с Церковью не было. Он состоялся только после окончательного перелома в войне (лето 1943 г.), когда советское руководство начало вплотную размышлять о послевоенном устройстве мира и осознало, что от Церкви ему будет больше выгоды на внешнеполитическом фронте, чем потерь на внутреннем190.

Косвенной, но не главной причиной поворота в религиозной политике стало то, что советское руководство приняло во внимание пробудившиеся во время Великой Отечественной войны в обществе чаяния и устремления, выразившиеся в том числе в желании свободно исповедовать веру своих предков191. Особенно это касалось территории, освобожденной от оккупации, где, как уже говорилось, религиозное возрождение приняло особенно широкий размах.