За семью замками. Снаружи

Глава 18

Прижиматься ухом к груди Кости после секса — одно из любимых занятий Агаты. Больше она, пожалуй, действительно любила разве что кончать… Ну и самого Костю. Но второе — спорно.

Потому что он ведь — говнюк. Но когда гладит по плечу, когда изворачивается, чтобы поцеловать — в макушку или нос, когда говорит что-то язвительно-сладкое, Агате кажется, что он — самый лучший.

И ночь эту она смело готовилась записать в череду лучших.

Так ждала её, представляла, как всё будет, а получилось лучше, потому что в реальности, а не мечтах.

И Косте тоже понравилось. Об этом и спрашивать не надо было. Когда он доволен — это проявляется.

Целует. Гладит. Говорит там что-то. Добреет. Хороший такой сразу. И хочется всем телом вжаться в него, обнять руками и ногами. Зацеловать. Залюбить. Разорваться на счастливых хомяков.

Они вместе приняли быстрый душ. Вернулись в спальню, плюхнулись, сплелись, лежали…

— Спишь? — Костя спросил, Агата еле-еле мотнула головой, держа глаза закрытыми.

Честно говоря, она почти настроилась спать. Еще несколько минут поглаживаний и его тепла — занырнет. Но если у него имеется альтернатива — она готова рассмотреть.

Прилагая усилия, запрокинула голову, распахнула глаза. Встретилась с Костиным взглядом. Внимательным, острым, но не пугающим. У него правда хорошее настроение. Он просто настолько доволен, что не против её сожрать. Именно это и читается во взгляде.

Костя снова склонился, приближаясь своими губами к её. Улыбался. Агата тоже. Когда между их лицами осталось несколько сантиметров и Костя притормозил, Агата приоткрыла рот…

Его усмешка стала еще более очевидной, но он не прижался. К глазам скользнул, снова ко рту…

И тут уж Агата использовала тяжелую артиллерию. Тихое томное «ммм» сделало свое дело.

Их губы встретились. Костя прижал Агату спиной к матрасу, сам сверху навис, углубил поцелуй, снова начал шарить по голому телу. Забросил бедро Агаты себе на бок, оглаживал его — бедро… От губ оторвался, посмотрел на лицо, потом ниже — на потяжелевшую грудь, живот… Прижался ртом к ключице, пошел поцелуями по шее, заставляя Агату запрокинуть голову…

Она же чувствовала касания губ и пальцев, вынужденно глядя в потолок, закусывая щеку, чтобы не улыбаться, как придурошная. А может, чтобы как придурошная не расплакаться. Потому что её любимый Костя — он же такой. Никогда не жадничал в ласках. Никогда не давал усомниться, что она — желанная. И это всегда было для неё так важно. Так бесценно. Но она ни разу об этом ему не говорила.

— Ты еще хочешь? — Агата спросила тихо, когда Костя выцеловывал уже лицо, а сама она гладила его от висков по волосам.

Своего самого любимого в мире бесстыжего Котика.

Который слышит вопрос, отрывается, смотрит секунду, потом давит подбородком на подбородок, после — прижимается лбом ко лбу.

— Я всегда тебя ещё хочу. Трахаю — и уже ещё хочу.

И говорит чистую правду, которая отзывается жаром внизу живота. И пусть Агате казалось, что на больше, чем разок, она сегодня не способна, но, судя по всему…

Девушка приподнялась на локтях, ощущая, как мужские пальцы скользят по внутренней стороне её бедра, а чувствительные соски упираются в кожу Кости…

Закрыла на секунду глаза, сглатывая, осознавая, что ей снова влажно, а Костя снова чувствует её готовность… Водит не спеша, ждет, пока она начнет подаваться бедрами навстречу… И Агата готова, но так она точно сразу же уснет, а хочется успеть.

Поэтому тянется к мужским губам, втягивает его язык, чувствуя, что два пальца снова ныряют в неё, а большой массирует сверху…

И это безумно приятно. Просто безумно. Поэтому по-особенному сложно прижаться ладонью к его плечу, как бы отталкивая…

Этот жест явно удивил Костю. Потому что ему-то казалось, что всё вроде как хорошо.

Но он послушно замер, прекратив движения, глянул вопросительно, кивнул, молчаливо спрашивая.

Агата же ответила отчего-то вдруг неуверенной улыбкой.

Прошлась пальцами по мужской груди вниз, снова обхватила ожидаемо твердый и ко всему готовый член. Скользнула по длине, насколько могла.

Потянулась к Костиным губам, он, конечно же, поцеловал, продолжая держать ладонь на лобке, но уже не лаская. Будто ожидая полного понимания, чего хочет она.

Агата же надавила телом, оторвалась, кивнула на подушку, как бы предлагая опуститься на нее.

— Бонусный. За выдержку…

Сказала в шутку, Костя улыбнулся, перекатываясь. Сел, предварительно отбросив подушку, прислонившись к спинке кровати, а потом будто бы напряженно следил, как Агата на коленях подползает, выравнивается, кладет руки на его плечи, прижимается к губам сначала, потом оставляет череду поцелуев на подбородке, проходится языком по кадыку, явно вызвав у мужчины желание внепланого сглотнуть…

Целует кожу по пути от груди до живота. Делает шаг назад на коленях, опускается, упираясь руками в постель. Вскидывает взгляд… Улыбается…

Ловит темный напряженный взгляд Кости, чувствует, как он отзывается тяжестью в промежности. А еще чувствует, что рот наполняется слюной, а мысли желанием не медлить.

В своей прошлой жизни до Кости, рассуждая в теории, Агата всегда приходила к выводу, что минеты — удовольствие чисто для мужчин. Оказалось, как ни странно, что нет. И возбуждаться можно. И хотеть. И удовольствие получать. Чувствовать себя властительницей морей и океанов…

Агата на секунду опустила взгляд на головку, тепло которой ощущалось губами, а потом снова Косте в глаза, её обхватывая…

Скользя вниз, беря сразу глубоко, а потом проводя языком вверх, задевая самые чувствительные места.

Всё делая отлично. Потому что Костя закрывает глаза ненадолго, кладет одну руку на ее волосы, тут же поглаживая, а второй тянется к груди, сжимая сосок, посылая по телу Агаты невероятной силы импульс.

Настолько, что она не сдерживает стон, отрывается на секунду, тоже глаза закрывает, непроизвольно прогибаясь в спине, чувствуя, как вслед за сладком болезненным щепком, Костя нежно гладит…

Между ногами влажно, груди очень приятно… И очень хочется продолжать. Поэтому Агата снова смотрит на Костю, ловит еще один тот самый темный взгляд, тянется губами к члену, втягивает головку, скользит по ней вниз…

Самой кажется, что успевает сделать не так-то много, что только начала, только разогревает его, разогревается сама, обводя языком, обхватывая губами, посасывая, скользя неспешно, аккуратно будто, когда чувствует, что мужские руки соскальзывают с вершинок, которые пощипывали, мяли, ласкали, подхватывают под подмышки, тянут на себя.

Агату практически впечатывает грудью в грудь Кости. Влажный из-за ее слюны член, как по маслу, скользит в не менее влажное тепло Агаты.

Она охает из-за неожиданности, а потом цепляется за Костины плечи, позволяя ему снова сплестись языками, вжимая пальцы в её талию, тут же приподнимая и снова насаживая…

— Плохо было? — Агата спрашивает, запрокидывая голову, чувствуя, что мужские губы прижимаются к её голой, беззащитной шее, втягивают кожу, доставляя не чистое удовольствие — но ещё и немного боли, а потом её тело снова приподнимает и вжимает в Костины бедра так, что Агата чувствует нетерпеливую ярость проникновения… Неимоверно прекрасную. До дрожи просто.

— Пиздец как хорошо, Замочек.

А на следующем Костином движении она расплывается в улыбке, с удовольствием возвращая бразды правления в мужские руки.

— Это матка, видишь?

— Вау! Какая матка!

Агата держала в руках снимок с последнего скрининга. Они с Костей по-прежнему были голыми. По-прежнему в постели.

На часах — глубокая ночь. Но сна — ни в одном глазу.

Костя всё так же — прислонившись к высокой кроватной спинке. Агата — между его ног, прижавшись спиной к груди.

Костя держал руки на небольшом животике, иногда как-то по-особенному трогательно для Агаты его поглаживая, а она пыталась объяснить Косте, как в данный момент выглядит его ребенок.

Но тот то ли просто хотел подурачиться, то ли действительно не выделялся сообразительностью, но упорно настаивал, что не особо что-то понимает. Хотя как для Агаты — то там всё ясно, как божий день.

В голове мысль проскользнула, что будь она его училкой — тоже лупила бы. Только почти сразу стало стыдно. Потому что это даже для язвительных шуток — неуместно.

Услышав его притворно восхищенное «вау» Агата закатила глаза, мысленно считая до пяти, чтобы не ляпнуть чего-то и не двинуть локтем в печень. Пусть и очень хотелось.

— Кость, ну вот же…

Она оглянулась, смотрела сначала на мужчину, который смотрит на снимок, потом на свои пальцы.

— Вот это головка. Тут же всё ясно. Она большая. В профиль. Нос вот. Рот. Глазик. Ухо…

— Реально большая. Он у нас типа умный будет, да?

Гордеев никак не реагировал, когда Агата проводила палечную экскурсию по ротикам-носикам. Только губы его еле-еле подрагивали. Так, что понятно, скотина просто троллит. И снова нестерпимо захотелось заехать в бок, и снова Агата сдержалась.

— Если ему повезет и пойдет в меня, тогда есть шанс…

Агата буркнула, дернулась, собираясь отползти, но Костя прыснул, придержав. Вжался носом в её щеку, закрыл глаза, улыбался, сдерживая Агатины неубедительный попытки сбежать. А когда она перестала брыкаться, снова повернул голову, глядя на снимок.

— Правда головастый… Это нормально? — спросил уже задумчиво, смотря внимательно, чуть голову наклонив…

— Да. По пропорциям всё хорошо. Вообще всё хорошо. Вот животик, — Агата повела пальцем дальше. — Видишь?

И пусть Костя снова мог бы повредничать — не стал. Кивнул. Смотрел, как завороженный, пока Агата блуждала по фото.

— Вот ручка. А вон вторая видна немного. Ножки вот. Пальцы тут смазались, но там правда уже даже можно посчитать. А вот…

Агата обвела уступающую в яркости местность, повернула голову, смотря на Костю радостно-многозначительно… Мол, не мне тебе рассказывать…

И сама не знала, какой реакции ожидала от своего любимого раздолбая, но он просто в улыбке расплылся, изрекая легкомысленное:

— Прикольно…

После которого почему-то сложно сдержаться и не обнять его, в шею не вжаться, откладывая снимок на постель, продолжая чувствовать поглаживая по животу… И счастье. Ярое спокойное счастье.

— Макс, значит?

Костя спросил задумчиво, Агата не поспешила настоять. Несколько секунд дала себе, чтобы в очередной раз свериться с внутренним метрономом, потом кивнула.

В ней отзывается Макс.

— Отлично. Я не против.

И пусть она не то, чтобы сильно переживала, но услышав, что Костя соглашается так просто, выдохнула, вжимаясь к шею сильнее, гладя рукой мужской затылок…

— Это же кроватки нужны всякие… Коляски… Детская, наверное…

Костя сказал после паузы, Агата кивнула.

— Ты уже смотрела что-то?

А потом заулыбалась, потому что Костя знает ее слишком хорошо. Конечно, смотрела. И даже выбрала уже многое. Просто ждала, пока спросит.

— Я сейчас.

Вывернулась из рук, поползла в сторону тумбочки со своей стороны кровати, чтобы взять телефон и забросать его всеми скринами и ссылками. Но Костя поймал на полпути, притормозил, сжимая пальцами поясницу, на бок завалил, сзади прижался, выцеловывая, чтобы не брыкалась, затылок, шейные позвонки, плечи…

— Давай завтра, Замочек. Надо хотя бы пару часов поспать, иначе я утром не встану. Работы много…

И если изначально Агате даже обидеться хотелось, а с губ рвалось обвинение в незаинтересованности, то стоило дать себе секунду на подумать, как стало стыдно… И жалко.

Она развернулась в Костиных руках, забросила ногу на мужское бедро, потянулась к его щеке, погладила, поцеловала в губы…

— Если деньги нужны — говори. Мне или Гавриле, как удобней. Если хочешь несколько посмотреть — тоже говори. Привезем. Потестишь. Пса засунешь в коляску, покатаешь.

Представив, как Бой будет смотреться в детской коляске, Агата снова заулыбалась, скользя пальцами по Костиному лицу. Как сейчас видно — уставшему. Белки в сеточку. Между бровей складка часто, поэтому даже след остался…

— Походи по дому, подумай, какую комнату детской сделать. Тоже скажешь…

— Хорошо, — Агата, как завороженная, обводила контур мужских губ, следя, как они шевелятся, раздавая указания… Потом перевела взгляд на голубые глаза… Улыбнулась…

Сейчас такие спокойные и миролюбивые, что даже не верится.

Только сонные. Потому что закрываются постепенно, руки вжимают ее в мужское тело плотнее, она снова утыкается носом куда-то в грудь, а Костя фиксирует ее темечко подбородком.

Проходит буквально минута, и Агата чувствует, что дыхание Кости выровнялось, хват чуть ослаб… Он задремал.

С включенным ночником. Поперек кровати. Без подушки, поверх одеяла. С отброшенным куда-то в сторону снимком будущего ребенка и с ней в обнимку.

Хороший такой. Искренний. Ласковый. Самый лучший просто.

Агата шепнула:

— Мне с тобой повезло, Кость. Очень… Редко кому так везет… Тебя, вот такого, нельзя не любить. Я же правда обожаю…

Услышала явно остаточное, не совсем осознанное «угу, кончать, я помню», и с улыбкой на губах закрыла глаза, ожидая, когда придет ее сон.

Утро Кости как всегда началось довольно рано и со сборов. Он курсировал между душем, гардеробной, по спальне, а Агата исподтишка наблюдала за ним.

С одной стороны, тихо радовалась, что когда муж свалит, сама она сможет спокойненько доспать на его половине кровати. С другой жалела, что нельзя доспать с ним вместе.

На кончике языка крутилось возмущение о том, что он зажал ей свадьбу, так хотя бы медовый месяц мог бы обеспечить…

Не где-то на островах, а в этой спальне. Чтобы так же, как было ночью, но на протяжении хотя бы недели. Заниматься любовью, разговаривать, обниматься, целоваться, гладить друг друга, получать удовольствие от того, что они рядом и никуда им не нужно.

Но Агата сдержалась. Оставила замечание при себе. Косте некогда. Он занят. У него азартная игра в политику…

О чем они до сих пор так и не поговорили. Агата не понимала, зачем Косте всё это надо. А он не навязывал болтовню на эту тему. Вполне возможно считал туповатой для таких разговоров. И Агата даже не спорила бы. Ей просто не интересно это всё. И тревожит его стремление в это лезть.

Пусть и понятно, что тащить её за собой на мероприятия он больше не станет — урок усвоил, но всё равно…

Агату передергивало, когда она гуглила фотографии с того приема, читала заметки о Константине Гордееве и первом выходе его жены. Она там выглядела неуместно. Жалась, как дикая. Смотрела остеклевшим взглядом. В публикациях её никто не оскорблял, чего нельзя сказать о комментариях, которые Агата пыталась и вовсе не замечать, но было очевидно — рядом с Гордеевым ожидали увидеть что-то другое. Более Полиноподобное…

То, чем она никогда не будет. Ведь в отличие от шрама, душу отшлифовать невозможно.

— Не спишь? — Агата по инерции следила взглядом за тем, как Костя, уже одетый, приближается к кровати, надевает кольцо привычным жестом, поправляет манжеты рубашки, застегивает пиджак.

Но дальше он по идее должен бы выйти из спальни, а он остался стоять…

Как оказалось, смотрел на неё — лежавшую — задумчиво. Потом задал вопрос, немного наклонив голову.

— Нет.

Голос Агаты прозвучал хрипло. Это были первые её слова сегодня. Но Костю это, кажется, не смутило. Он улыбнулся, наклонился, опустился на постель коленом, приблизился к ней, сделав несколько «шагов» руками, дождался, пока она потянется лицом к его лицу, пока сама поцелует…

Агата в губы, а Костя неожиданно боднул ее носом, подныривая, прикусывая легонько щеку с притворным хищным рыком…

Мужчина рассмеялся, когда Агата ожидаемо пискнула, перепугавшись…

И еще раз, когда долбанула по плечу шутника…

— Рожу раньше времени — сам будешь виноват.

Сказала вроде как зло, но тоже заулыбалась, следя, как он возвращается в стоячее положение, прячет руки в карманы…

— Я поговорить хочу, Замочек.

Говорит, смотрит прямо в глаза…

И вроде делает это далеко не впервые, но именно сейчас Агата чувствует в его взгляде что-то, заставившее её свой опустить. Хотя казалось бы, нечего смущаться…

— Давай поговорим. — Она произнесла, смотря на смятые простыни, провела по ним же рукой, как бы разглаживая. — Вечером? — уточнила, не совсем понимая, зачем её предупреждать. Она ведь всегда готова по сути. Не то, чтобы очень занята…

Переводами сейчас не занимается. Ни уборкой, ни готовкой. Живет на полном пансионе. Из забот — только поездки по врачам, собственные мысли, чтение о будущем ребенке и внимание к Бою. Ну и Костя… Но это ночами, когда он дома.

— Я сейчас хочу, — Костя продолжал смотреть пристально, Агата только подняла свой взгляд — и тут же опустила. Замешкала на секунду, потом кивнула. Была напряжена, пока он молчал, непроизвольно прижимала одеяло к груди, будто защищаясь, хотя от него не нужно… — Я хочу поговорить с тобой о захвате банка, Замочек…

Костя произнес твердо, Агата конечно же замотала головой.

Обернулась одеялом, поднялась с постели, собиралась просто сбежать.

В ванной закрыться, чтобы он понял — разговора не будет.

Обошла кровать, Костю тоже обошла, продолжая мотать головой, успела взяться за дверную ручку и дернуть на себя, когда дверь впечаталась в раму, потому что Костя вжал рукой.

— Я не для того тебе рассказала, чтобы мы это обсуждали, Костя.

Агата поняла, что он настаивает. В её душе заклокотало. Она разозлилась. Хотелось элементарно послать нахер с его любознательностью, но Агата попыталась сдержаться — не рубануть сплеча, а договориться.

Они же учатся… У них же получается вроде бы…

— Агат…

Костя, тепло которого Агата чувствовала спиной, окликнул, она мотнула головой. Мол, не настаивай, пожалуйста.

И он даже сомневался, кажется. Во всяком случае, поведение походило на то, что он не хочет пережать.

Не говорил ничего требовательного. Сначала держал руку на двери, потом опустил на её плечо. Погладил… Прижался губами к нему же…

Это было очень нежно и трогательно. Рушило праведный гнев на раз-два.

— Агат, я люблю тебя, ты знаешь. И поверь, это не любопытство. Но нам правда нужно прояснить…

— Что, Кость? Нечего прояснять, я всё тебе рассказала.

Агата оглянулась, встречаясь с взглядом мужа. Знала, что в её — беззащитность и просьба не колупаться. Видела, что в его — понимание и нежелание это делать. Но он моргает… Снова открывает глаза… И в них решительность.

Очевидная. Заставившая Агату сглотнуть и с силой сжать ручку. А еще опустить взгляд одновременно с тем, как он начал говорить.

Потому что свои реакции она отлично могла предвидеть — будет беситься и колоться сейчас. Не потому, что он в чем-то виноват. Потому, что она настолько не готова обсуждать…

— Я поручил Гавриле разобраться. Давно поручал всё о тебе узнать. Практически с самого начала, но туго шло. Теперь я понимаю, почему. Но не до конца. Мне важно понять пару моментов…

— В чем твоя важность, если не в тупом интересе?

Агата спросила, Костя сжал челюсти на секунду, его это задело, но тоже сдержался. Даже как бы улыбнулся.

— Сначала дело было в тупом интересе. Теперь в безопасности. По официальной информации, которую получил Гаврила, нападавший был один.

Костя сказал, Агата снова вскинула взгляд. Почувствовала, что сердце начинает биться быстрее. Она никогда не интересовалась официальной версией. Ей сказали в это не лезть. Если хочет жить. И не рассказывать неофициальную. Если тоже хочет жить. Но Костя… Ей было важно, чтобы Костя ей верил. Чтобы Костя в ней не сомневался.

— Их было двое.

Агата сказала тихо, чувствуя, что слова еле выходят. Наверное, им действительно лучше бы остаться застрявшими в горле, но…

— Ты спрашивала у Гаврилы про Вышинского, потому что один из двоих был похож на него?

Не ожидавшая получить этот вопрос Агата почувствовала, что тело внезапно начинает бить дрожь. Сильная и необъяснимая.

Она снова нажимает на ручку, она снова хочет сбежать, но Костя не дает.

Разворачивает, обнимает вместе с вжатой в грудь рукой, которой Агата держит одеяло, по голове гладит, утыкается губами в висок…

Четко фиксирует, что попал больно. И очевидно, что он этого не хотел. Ему правда важно разобраться. Но она — важнее.

Поэтому дальше они несколько минут просто стоят в обнимку. Костя водит по волосам и спине, Агата дрожит, прислушиваясь к своему рваному дыханию и его негромким словам спокойным голосом.

— Всё хорошо, Замочек. Веришь? Всё хорошо. У нас всё хорошо. У тебя всё хорошо. Ты мне просто расскажи, как всё было. И ничего больше не надо. Я дальше сам. Я тебя ото всех защищу. Вообще не сомневайся. Но мне важно знать, чтобы нам никто не навредил, хорошо?

Агата понимала: Костя надеется, что она кивнет, но хотелось только головой мотать. Потому что безопасно ничего и никому не рассказывать. Никогда не рассказывать. Она и так позволила себе слишком много…

Костя сжал ладонями щеки Агаты, чуть отнял её лицо, посмотрел в глаза.

— Да.

А потом закрыл свои, получив ответ от Агаты. Ожидаемый, скорее всего, но всё равно шокирующий.

— Это был тот, которого быстро пристрелил напарник? — следующий вопрос Кости тоже был закономерным. И Агата даже видела, что он будто просит и во второй раз ответить «да», но дело в том, что…

Она не отвечает, а просто переводит голову из стороны в сторону, насколько позволяют руки мужа.

Который снова закрывает глаза на секунду, длинно выдыхая…

— Он порезал тебе лицо… — И дальше Костя уже не спрашивает. Перечисляет просто, глядя в глаза. — И мать убил тоже он…

Но ни кивать, ни протестовать у Агаты нет сил. Она просто смотрит в ответ, будто в ступор впав. Её держат Костины руки, и очень хочется цепляться за них, чтобы не нырнуть в воспоминания, которые начинают затягивать…

— Это его грохнули при задержании…

Костя продолжает, Агата же не выдерживает. Жмурится, всхлипывает, снова чувствует, что мужские руки отпускают лицо, заключают в объятьях, сама обнимает в ответ, вжимаясь всем телом, отпуская узел ткани. Цепляясь изо всех сил.

— Замочек, это очень важно… Скажи мне честно… Это его убили при задержании, правда?

Гордеев снова спрашивает, дрожь Агаты усиливается.

Она понимает, и чего он ждет, и чего боится. Она понимает, что ему нужна правда. Она наконец-то понимает, что это действительно очень важно. Она шепчет:

— Да…

И Костя будто бы облегченно выдыхает.

— Хорошо.

Снова гладит по спине, целует в щеку, которую пересекает тот самый шрам…

Наверняка опаздывает знатно, но не спешит оставить её, получив нужную информацию.

— Не бойся. Тебя никто не тронет. Я к тебе никого не подпущу. Дом охраняется, поселок тоже. Никто не узнает, что ты рассказала мне. Никто никогда ничего не узнает. Эта гнида сдохла. Это главное. А не сдохла бы — я бы сам её убил. Хорошо?

И если раньше Агату просто трясло, то на последних Костиных словах почему-то вдруг накрыло. Сначала дыхание перехватило, а потом начало выходить тихими, сдавленными будто всхлипами. Потому что за всю жизнь с того дня ни один человек не сказал Агате, что та гнида заслуживала смерти.