За семью замками. Снаружи

Глава 31

— Избирательные участки закрыты, последние голосующие ещё делают свой выбор, а мы через несколько минут огласим результаты первых экзитполов…

Агате был присущ азарт, который она душила в себе вместе с другими рвавшимися изнутри качествами. С лидерством, со стремлением быть центром внимания, с желанием вызывать восхищение и обожание.

Сейчас она думала, что сложить её жизнь иначе, Гордееву пришлось бы куда сложнее. Она сто раз подумала бы, подпускать ли этого показушно дерзкого перца к себе…

Бедняга поднапрягся бы в завоевании её сердца куда сильнее, чем пара сообщений и пара же букетов. Но уже не переиграешь, да и зачем, если сейчас у них уже есть так много?

Но факт оставался фактом. Азарт в Агате продолжал жить. Пробивался редко, но вот сегодня… В вечер после выборов… Он решительно взялся шкалить.

Агата и сама не сказала бы, больше хочет или боится, чтобы Костя добился своего.

Когда слышала от Гаврилы или гуглила сама данные предварительных опросов, испытывала обрыв сердца, потому что рейтинг Гордеевской партии не просто рос — взлетал до ужаса быстро и до ужаса же высоко. А это значило, что шансы проигрыша (и, как следствие, возможность того, что он просто вернется в их маленький мир) таят на глазах.

Сейчас же, в тот самый момент истины, Агата внезапно чувствовала себя самой яростной Костиной фанаткой. Держалась из последних сил, чтобы не взять в руки пипидастры и не начать скандировать. Ни тебе сомнений. Ни тебе страха. Просто огромное желание, чтобы он победил.

Случилось ли это, станет понятно даже не утром, а через несколько минут. Потому что, как рассказал ей какой-то эксперт на ютубе, официальные результаты обычно отличаются от экзитполовских незначительно. Если разлет большой — скорее всего имели место массовые фальсификации.

И пусть Агата абсолютно не была готова стать женой большого политика… Как когда-то Костя шутил «министершей»… В данный момент болела за него так, что взбесившееся сердце долбилось о ребра…

Кости рядом конечно же не было.

Он сейчас в штабе и будет там всю ночь. Гаврила присылал Агате фотки. У них там большой просторный зал, фуршет, сцена, огромная толпа людей — его команда, которая будет нервничать, выступать, давать комментарии журналистам, общаться между собой, поздравлять друг друга или дружно грустить. Ну и выпивать, не забывая закусывать, конечно же…

Собственной жене поучаствовать в этом Костя даже не предлагал. Почему — было понятно. Сейчас для них обоих было особенно важно сохранить её право остаться в тени.

Пусть многие ждали фееричного появления загадочной Агаты хотя бы ночью в штабе, но она не появилась.

Сторожила дома своего маленького Начальника, изводясь от нетерпения ждала своего большого Победителя.

Сидела на диванчике в детской, одним ухом по привычке прислушиваясь к спавшему в кроватке Максиму, а вторым впитывая каждое слово прямой трансляции одного из «годных» по версии Гаврилы и Кости каналов.

Там — женщина-ведущая в строгом костюме стоит посреди красивой студии, держит в руках планшетку и тянет время будто перед оглашением результатов не выборов, а какого-то рейтингового постановочного шоу.

Хотя отчасти ведь так и есть. Эти выборы стали тем ещё шоу…

Но сейчас Агате хотелось не философски рассуждать, а взять ту самую планшетку и заехать интриганке по гладко уложенной голове. И Косте, наверное, тоже хотелось.

Хотя он, скорее всего, результаты уже знает…

— Включите нам штабы, пожалуйста…

Ведущая продолжала очаровательно улыбаться, прижимая указательный палец к уху, явно пытаясь что-то лучше расслышать в наушнике.

Сделала несколько шагов в сторону, как бы освобождая место в студии, на которое тут же техниками было выведено четыре картинки.

Агата, успевшая стать нехилым политическим экспертом и узнавателем лиц, тут же разобралась, где чей штаб… Показывали главных функционеров партий-лидеров. Но её интересовал один. Штаб. Партия. Лидер.

Будто услышав ее заказ, в одном из прямоугольников крупным планом берут её Костю…

И пусть он серьезен, пусть не улыбается, пусть выглядит для кого-то пздц солидно, губы Агаты растягиваются, а сердечно заходится, как птица, при первом же взгляде на него…

Она видит по глазам.

Костя доволен.

Он, кажется, победил…

Наверняка сомнения вернутся к ней совсем скоро, но в тот момент Агата чувствовала звенящий натянутой струной триумф.

И уже даже будто спокойно, расслаблено следила, как «живые картинки» со штабами разъезжаются, ведущая отходит еще дальше в угол, а центральным изображением становится график с названием партий и пока что нулевыми показателями.

— Покажите нам результаты первого независимого экзитпола…

Ведущая произнесла торжественно, столбики начали взлетать…

Сначала росли резко и все вместе. Некоторые затормозили практически сразу. Некоторые тянулись до одного, двух, трех, пяти процентов и замирали. И только один…

Взлетает и взлетает…

Куда-то нереально высоко. В неправдоподобный отрыв…

За тридцать процентов… За сорок… За пятьдесят…

Сердце Агаты снова начинает вырываться, на глаза почему-то наворачиваются слезы, будто это ее победа, а губы уже дрожат, но еще пытаются сложиться в гордой улыбке.

За мужчину, который воспринимает происходящее, как данность.

Костя видит то же, что видит она, только не на маленьком экране телефона, а на своем большом-большом, занимающим целую стену.

Смотрит на свой же пугающе высокий уровень поддержки… И просто усмехается.

Вокруг него уже суматоха, кто-то смотрит туда же с восторгом и хлопает, кто-то улыбается во все тридцать два, кто-то даже прыгает, кричит, а Костя просто смотрит, насколько обошел конкурентов, внешне оставаясь практически равнодушным…

— Шестьдесят три процента проголосовавших по данным экзитпола поддержало…

Костю. Её Костю.

Когда Агата возвращалась в главное меню телефона, продолжая слышать речь ведущей, у нее дрожали пальцы и сбивалось дыхание. Она и расплакаться полноценно была готова от не до конца объяснимой радости.

Сейчас ей было абсолютно всё равно, чем это обернется для них в будущем. Важным казалось одно: он заслужил. И он получил.

Агата понимала, что звонить смысла нет. Там слишком шумно, он скинет. Да и зачем, если сказать она хочет одно единственное?

Девушка открыла переписку с Veni Vidi Vici, напечатала быстро: «С победой)».

Отправила.

Тут же вернулась в Ютуб, отмотала продолжавшее тараторить видео на несколько секунд, увеличила… Следила, как Гордеев чувствует вибрацию телефона, который находится у него в руке, переворачивает трубку, читает, улыбается… И Агате тоже хочется, на душе становится сначала тепло, а потом горячо. Сердце замирает, потому что Костя где-то там быстро что-то печатает…

То же, что уже прилетело ей в ответ парой секунд раньше.

«И тебя, Замочек)».

Очень скудное, можно было бы даже обидеться, но Агата не может стереть с лица улыбку, потому что он так немногословен — когда доволен. И сейчас… Максимально.

Поэтому она просто с жадностью впитывает взглядом, как в интересующем ее штабе люди друг друга поздравляют, как к Косте подходит кто-то для Агаты незнакомый, даже обнимает в порыве чувств, разворачивая, а сзади, у одной из колон, стоит Гаврила, который пользуясь возможностью и ловя взгляд Гордеева, салютует Победителю бокалом.

Агата видит, что улыбка Кости становится откровенно самодовольной и немного ребяческой в ответ на действия Гаврилы. И самой тут же хочется смеяться, пусть получается влажно из-за собравшихся в глазах и горле слез.

— Вот дураки…

Агата шепчет, чтобы не разбудить ненароком сына, а сама думает, что эти двое, кажется, упьются сегодня в хлам на радостях.

Бессонные ночи были для Агаты нормой. Впрочем, как для любой молодой мамы. Нельзя сказать, что она получала невероятное удовольствие из-за того, как часто они с Максимом встречали вдвоем красивые рассветы, но благодаря сыну Агата узнала, как на многое способна.

Думала, и возвращение домой Кости тоже не проворонит. Наверняка привыкший проваливаться в сон и выныривать из него при малейшем шорохе организм не даст пропустить торжественное прибытие Гордеева, но получилось не так.

Покормив Макса перед рассветом, Агата ушла в спальню, чтобы полежать с телефоном там. Хотела снова посмотреть какой-то новостной выпуск или передачу. Всю ночь информация о процессе и результатах голосования актуализировалась. Фиксировались какие-то нарушения, куда-то передавали протоколы. Кто-то вёл подсчеты. Каналы брали комментарии у публичных лиц и тех, кто судя по всему перепрыгнет барьер.

Очевидно проигравшие были не рады. Штаб партии, чуть раньше изгнавшей из своих рядов Вышинского, выглядел угрожающе молчаливым. Они — на грани пяти проходных процентов. Наверняка до последнего не хотели верить, что произошедший скандал может ударить так.

Наверняка до последнего собирались воспользоваться своими преимуществами. Но что-то пошло не так… Выборы внезапно получились честными. И что с этим делать им пока явно непонятно, но головы определенно полетят.

Слушая, как об этом рассуждает очередной эксперт в бесконечной череде, Агата не заметила, как нагревшийся телефон выпал из рук на покрывало, а сама она заснула.

Разбудило ее движение рядом, алкогольный запах, тихая ругань…

Первым делом Агата по привычке напряглась, ведь доносящиеся шорохи в последние полтора месяца значат для неё одно — она нужна Максиму, придется вставать, но через несколько мгновений выдохнула и даже улыбнулась. Сквозь полуоткрытые веки следила, как Костя откладывает ее телефон на тумбу, стягивает и бросает на пол свой пиджак, расстегивает ворот и манжеты рубашки…

— Костя…

Агата сказала тихо, так и не открыв полноценно глаз. Обняла за шею, прижалась губами к слегка колючему подбородку, когда Костя лег рядом, чувствуя, что тот самый пьяненький не только из-за эйфории Победитель хмыкает, притягивает её к себе ближе, забрасывает ее ногу на свое бедро, гладит…

— Набухались?

На вроде как заданный грозным тоном вопрос Агаты отвечает только улыбкой.

Она чуть отстраняется, открывая свои глаза и ловя его взгляд — ярко горящий. Способный даже испугать, но ей не страшно. Просто красиво так…

— У нас повод, Замочек. Выдули две бутылки коллекционного вискаря. Круглов достал где-то. Как короли, сука… Не гребу, что за штука, но так вставило…

Костя говорил, не особо-то пытаясь оправдаться, Агата только и могла, что с каждой секундой всё ярче улыбаться.

На самом деле, у её Кости не только выборы. Сегодня у Победителя уже День рождения. Юбилей. Но это событие для самого Гордеева сильно меркло рядом с более значимым, как казалось ему… И абсолютно неважным, как считала Агата.

Но правда жизни состояла в том, что вот сейчас у неё не было ни единого шанса устроить разборки. Слишком много поводов.

— Тебя в таком состоянии хоть журналисты не видели? — Агата спросила, берясь гладить Костю по лицу. Она очень ждала, когда он вот такой к ней вернется. Открытый, расслабленный. И пофиг, что это временно. Она просто скучала. И он явно скучал. Потому что спокойно мог остаться в городе. Отоспаться на квартире, а потом снова закрутиться в череде эфиров и встреч. Заглянуть домой дня через три. Её в лоб поцеловать. На малого посмотреть. Порадовать… Тип всё хорошо у них… И свалить опять. Но он приехал домой. Именно сегодня.

Потому что ему так хотелось…

— Нет. Мы часа в три сели. Уже все разъезжались. Комментарии где-то до полуночи раздавал. Потом дождались, пока будет большинство протоколов к нашему параллельному подсчету, посмотрели, что там Избирком… Поняли, что всё отлично… Пошли бухать… А такой я только для тебя…

Четко когда Агата вела по шевелившимся губам, они разъехались в наглой полуулыбке. Мол, лови свой эксклюзив, детка…

И детка ловит.

А ещё думает о том, что знали бы люди, за него проголосовавшие… Какой неправильный образ жизни он ведет… И какой он раздолбай, а еще словоблуд… Они бы в него влюбились. Чётко, как она.

— Гаврила жив?

Агата снова спросила, Костя снова же хмыкнул.

— Остался в штабе. Проспится — домой поедет…

— Надо было к нам…

— Хер ему. К своей жене пусть едет. К моей не надо…

— У него нет жены… — Агата говорила с улыбкой, Костя фыркал только.

— Посрать, пусть заведет. Теперь есть время…

Отмахнувшись от замечания, Костя притянул Агату еще ближе, вжался носом в шею, губами и дыханием пощекотал ямку в основании, заставляя Агату запрокинуть голову, а потом скользить подушечками пальцев по мужским волосам, чувствуя, что на губах играет улыбка.

Они долго лежали в тишине. Агата чувствовала, что ей немного жарко и не очень удобно — шея ноет, но не пыталась сменить позу и не просила Костю отвянуть. Просто переживала новый триумф. Уже личный, не его. Победу над страхом, который преследовал всё это время.

Первым делом он приехал к ней. Взял такую высоту… А приехал к ней…

— Ты доволен, Кость?

И наверняка не против был бы вот сейчас уснуть. Прямо так — в рубашке и брюках. А тут Агата со своими серьезными вопросами…

Она была готова к тому, что Костя отмахнется. Сведет к пошловатой шуточке.

Он же сначала чуть отстранился, смотрел в ее лицо. Долго и серьезно.

— Ты понимаешь, почему так случилось, Замочек?

После чего задал явно не пьяный и явно не шутливый вопрос. Явно же требовавший от Агаты честного ответа.

Она перевела голову из стороны в сторону, насколько могла. Костя усмехнулся на миллисекунду, а потом снова стал серьезным.

— Потому что ты не замочек, Агат… Ты мой ключик. — Костя говорил тихо, спокойно, не прямо-таки ласково, но Агате захотелось замереть и затаить дыхание. — От всех дверей. От всех замков. От всех сердец.

— Ты много работал. Ты заслужил…

Агата говорила то, во что искренне верила. А Костя почему-то снова улыбался. Немного иронично. Потом же прижался своим лбом к ее лбу, делая зрительный контакт одновременно будто бы невозможным и неизбежным.

— Мой потолок — процентов десять, Агат. Как бы я жопу ни рвал, выше не забрался бы. Я стою столько. Но я фартовый. Потому что все они за тебя проголосовали, неужели ты не понимаешь? Им похер на меня, Агат. Я для них такой же, как все. А это твоя победа. И у тебя даже не шестьдесят три…

Костя сказал, явно не ожидая ответа. Продолжая улыбаться, отовался от лица Агаты потянулся рукой за спину, взял свой телефон, зашел в галерею, листал там что-то…

Агата понятия не имела, что, но чувствовала себя странно. Взволновано. Запутано. А потом Костя повернул экраном к ней, как бы прося взять.

— Это что?

Ей было страшно, но она послушалась.

Взяла в руки, присмотрелась.

Чувствовала, что Костя снова обнимает, смотрит в лицо и ждет, когда она сама поймет…

Но во вскинутом Агатой взгляде — снова сомнение.

— Было много порченых, Замочек. Очень много. Больше восьми процентов. Все эти люди голосовали не за меня, Агат. Просто кто-то наступил на горло и поставил галочку, а кто-то не смог… Но они все за тебя голосовали. Миллионы, Агат. Понимаешь? Ты выбрала меня. Они тоже выбрали меня. Но важна для них ты. Они ассоциируют себя с тобой. Они на твоей стороне.

Костя говорил, а у Агаты сжималось горло, пальцы холодели, глаза наполнялись слезами.

Потому что если листать фотографии на Костином телефоне — там море бюллетеней. Целое море зачеркнутых, изрисованных, надорванных бюллетеней. Но объединяет их то, что на каждом по диагонали крупными буквами значится её имя.

Девочки, которую никто из них не знает. Которая всю жизнь думала, что никому из них нет до её боли дела. Что в этом мире её ждет только страх и осуждение.

Двенадцать лет назад такие же люди спокойно ждали, когда сошедший с ума мажор просто её расстреляет, а теперь её боль отзывается в других настолько, что они считают это поводом всё поменять.

Это всё произвело слишком сильное впечатление. Настолько, что глаза стали плохо видеть, пальцы продолжали поспешно листать, а из горла сам собой вырвался непонятный всхлип.

— Тише…

Костин телефон упал обратно — за его спину, Агата снова обняла мужа за шею, в нее же утыкаясь. Не хотела сейчас плакать, лучше было бы свести к обычной шутке, но почему-то накрыло.

Слезы лились сами. Одновременно горькие и будто бы облегчающие.

Когда-то ей достаточно было бы одного человека, который сказал свое «за Агату», но его не было. Сейчас же таких большинство в их огромной стране.

Перечеркнуть бюллетень — это не то же самое, что пойти против приказа вышестоящего чиновника. Действия абсолютно разного порядка. Но это — пробуждение, проявление небезразличия. Это — зарождение позиции, умения сопереживать чужой боли, становиться на сторону того, кто слаб и нуждается. Это сложный путь, который требует от людей бесконечного приложения усилий.

Но может быть, что тот, кто сегодня просто перечеркнул бюллетень или проголосовал во имя Агаты, завтра поможет уже другой. И неважно, как ту будут звать.