За семью замками. Снаружи

Глава 4

Гаврила постучался в кабинет Кости. Несколько секунд мужчины смотрели друг на друга, когда один стоял у входа в помещение, а второй внутри, опершись руками о стол.

Ни один, ни второй не улыбались. У каждого на то были свои причины.

Костя кивнул, Гаврила вошел.

В тишине направился в сторону кресла, похлопывая новой папочкой по бедру. Сел. Открыл сам. Стал пролистывать, пока Костя продолжал стоять, сверля взглядом стену.

Гаврила чувствовал, что в комнате витает напряжение. Значит, девочка-Агата по-прежнему делает шефу нервы. И вроде бы понять её можно… Но Гаврила осознавал: от этого никому не лучше. Ни ей. Ни Гордееву. Ни ему…

— Почему радостный такой? — собственную язвительность, которая перла в последнее время бесконтрольно по другой, но связанной, причине, Гаврила старался держать при себе. Но сейчас не вышло.

Он окинул шефа долгим взглядом, остановился на глазах. Которые медленно скользнули от стены к лицу подчиненного…

И пусть сейчас самое время стушеваться, пойти на попятную, Гаврила не стал. Смотрел в ответ и ждал…

Наверное, что Костя рявкнет какую-то агрессивную херню. Он же сначала долго смотрел, потом опустил голову, покачал ею, оттолкнулся от стола, провел по лицу, потянул волосы, отошел к окну.

— У меня медовый, блять, месяц. Вот и радостный…

Сказал, явно подразумевая не совсем то, что подразумевают под медовостью люди обычно. Но Гаврила вдаваться не стал. Хмыкнул просто, качая головой. Потом же снова опустил взгляд в папку. Вообще-то он пришел поговорить о делах…

Ночью у Кости и Агаты случился секс.

Впервые с тех самых пор, как она его выперла из своей квартирки.

Это не был продуманный план. Это не был намеренный срыв. Просто… Так получилось.

Костя ушел в душ. Когда вернулся, Агата по-прежнему спала.

Красивая, полуголая, к которой его очень тянуло. Особенно, когда почти месяц держит на расстоянии.

Но даже прижаться Костя на сей раз не пытался. Проснется, будет язвить, а то и орать…

Не лучшее развлечение.

Выставил за дверь Боя. Лег рядом с Агатой. Уснул быстро. Быстро же проснулся. Еще ночью. Из-за дискомфорта в паху, жары и тяжести на груди.

Открыл глаза, понял, что спящая Агата прижалась сама.

Забросила ногу, обняла рукой, придавила головой, вжалась так сильно, будто мерзнет… Горячая. Мягкая. Хорошая.

Костя усмехнулся сначала, потом аккуратно погладил по волосам… Опустил руку на голое бедро, провел…

Практически увидел, как на девичьих руках кожа становится гусиной, а губы растягиваются в улыбке…

Она чуть выгибается, будто поощряя, поднимает голову, приоткрывает губы, выдыхает с томным звуком…

И пусть Костя прекрасно знает, что она блин спит…

Но какая нахер разница?

Он потянулся к губам, сначала коснулся их, потом… Когда она снова издала что-то нечленораздельное, но дико возбуждающее, прижался сильнее, проник языком, не чувствуя сопротивления, а даже наоборот — она будто с радостью втянула, опрокинул на спину…

Он целовал — Агата улыбалась, продолжая держать глаза закрытыми. Выгибалась, подставляя поцелуям шею, ключицы, грудь… Сначала через ткань майки, потом уже без ткани…

Реагировала острее обычного, Костя это заметил. Постанывала и кусала губы, когда он просто играл с грудью языком, губами… Очерчивал круги, втягивал вершинки, прикусывал и зализывал.

Развела ноги, как только Костя прошелся ладонью по животу, ныряя под резинку шорт…

Оказалась сходу очень влажной. Это и нормально, наверное. Она же точно так же, как он, оголодала, соскучилась, хотела…

Обижена и считает, что он в жизни больше доступ к телу не получит. Но в жопу умные размышления, когда тело просит…

Её откровенно просило.

Агата подавалась навстречу пальцам, сжимая до боли волосы на Костиной голове, когда он продолжал ласкать грудь, проникая в неё в одном темпе… По-прежнему постанывала и выгибалась, заражала страстью, мотивировала ускориться и усилиться. Как всегда хотела кончить. Можно даже без цветочков.

И кончила. На одном из первых движений уже членом в ней, когда Костя сдернул её шорты, сначала прошелся головкой по влаге, потом толкнулся, чувствуя, как Агата привычно туго обхватывает… Действительно кайфово до невозможности.

Всего несколько движений, и она уже простонала протяжно, жмурясь и сжимаясь, пульсируя… А потом расслабилась, позволяя и целовать, как Косте надо, и таранить мягкое, сладкое, гибкое тело…

Они не говорили. Костя вполне допускал, что она даже не шарит, что происходит в реальности. Скорее всего думает, что спит… Поэтому себя и отпустила. Поэтому позволила то, что позволила. Но он не собирался играть в благородного рыцаря и ждать, пока дама даст согласие в здравом уме и трезвой памяти. Ему просто хотелось наконец-то пережить то же, что он переживал только с ней. То, по чему так сильно соскучился. В чем так сильно нуждался.

Не просто пар спустить, «нужду справить», как было всю сознательную жизнь, а получить неповторимое удовольствие от собственного обладания и её отдачи…

И для этого ему тоже многого не надо. Мять тело, чувствовать как каждое его движение выбивает из нее то громкий выдох, то снова стон… Прижиматься к коже губами, прикусывать ее же зубами…

Костя кончил, уткнувшись в ее шею. Ярко и мощно. Круче бывало. Но сейчас получилось достаточно сильно, чтобы вспомнить, насколько с ней кайфово. В квартирке у них тоже случался сонный секс. Для Агаты это — норма. Совмещение двух любимых занятий.

Когда Костю начало отпускать, он усмехнулся, прикусил кожу сначала, потом поцеловал, вышел, понимая, что утром…

Она его грохнет.

Но было пох. Слишком хорошо сейчас.

Перекатился. Устроил ее сверху, почувствовал, как прижимается к шее уже Агата.

Услышал бубнежное: «ты такой говнюк…».

Несколько минут просто смотрел в потолок, улыбаясь, поглаживая сопящую вроде как жену по голой спине, а потом заснул.

Утром же, как и стоило ожидать…

Агата проснулась голой у него под боком.

Агата то ли сейчас только поняла, то ли вспомнила…

Он, конечно же, стал козлом-насильником, который не умеет держать член в штанах. Говнюком, который снова посмел кончить в неё.

В него летели предметы.

Потом она закрылась в ванной, и там то ли рыдала, то ли блевала. Потому что: «тошнит от того, какое ты дерьмо!»…

Кричала ему, а чувствовала скорее всего по отношению к себе. Типа не сдержала слово. Типа он-то говнюк, но она-то свое удовольствие получила… Об этом знают двое. И сколько ты ни ори, что это он виноват, к себе у неё наверняка тоже претензии…

Агата так и не открыла дверь в ванную. Так и не пошла на контакт. Держать осаду Костя не умел. Да и бессмысленно.

Воспользовался другой душевой. Оделся. Собрался. Ушел, впуская в спальню привычно дежурившего у двери Боя.

И если по дороге до города еще чувствовал легкую приподнятость настроения, просто потому что секс с Агатой всегда на него действует вот так…

То с каждым новым часом — все больше сомнений. И злости. И гадливости тоже по отношению к себе.

Не потому, что действительно считал себя тем, кем Агата назвала. Просто… Это их не сблизило. Оттолкнуло только.

И вечером его скорее всего ждет новая лютая дичь. А что сделать, чтобы получить от неё хоть какой-то шаг, Костя не знал.

Трахать в несознанке — не вариант. Выслушивать, как поливает — тоже. Он хочет, чтобы снова было так же, как было до всего, что наворотили.

Но как добиться — понятия не имел…

Полдня думал об этом вместо того, чтобы о работе.

Мысли сворачивали то в ночь, то в утро. Становилось то пиздец хорошо, то охренеть как плохо.

Почему с ней так сложно? Почему нельзя просто принять?

Неужели он правда настолько ей противен?

Глубоко в этим размышлениях его и застал Гаврила. Взгляд которого будто светился многозначительным: «это твой выбор, друг, я предлагал альтернативу…».

Костя об этом помнил. Костя не жалел.

Но, честно говоря, надеялся, что всё будет легче. Только, видимо, недооценил её. Переоценил себя.

Ведь ещё вчера думал, что терпения в нем предостаточно. Если дело касается Агаты — имеется.

Так вот…

Херня всё это. Оно кончается. И что дальше будет — он не знает.

Костя и сам не сказал бы, сколько «отсутствовал», но когда снова повернулся к Гавриле — тот с любопытством смотрел на него… Задумчиво так… Будто с жалостью даже…

Немного раздражая этим. А может не немного. А может не этим. Но не суть.

— Что там у нас?

Костя спросил, возвращаясь к столу, вновь не садясь, но упираясь руками в столешницу.

Гаврила кивнул, снова открыл папочку, пролистал, будто вспоминая…

— Чуть упало доверие. Изменчивый ты. Ненадежный… — произнес как бы с легким осуждением, Костя скривился только. Ненадежный…

Будто кому-то реально есть дело до того, что у него там за непонятки с личной жизнью. Будто кому-то должно быть до этого дело…

Теперь его в принципе натурально бесила вся эта ситуация с Полиной и несостоявшимся фиктивным браком.

Нехер было выпендриваться. Просто вообще не затеваться. Это не дало бы ему выгоды тех размеров, какие сейчас создало проблемы…

Но поздно. Теперь только разгребать.

— Поднимем.

Костя сказал уверенно, Гаврила хмыкнул, пожав плечами. Так всегда. Как «ронять» — то Костя справляется. Как «поднимем» — то ему жопу-то рвать… Но тоже не время жаловаться. Оба прекрасно знают, кто они и почему вместе. Терпят. Сосуществуют. Борются. Побеждают.

— Тебе надо будет плотно по каналам походить. Вечерние политшоу. Когда зовут — уже нельзя отказываться.

— Уже не буду.

Костя пообещал, Гаврила кивнул. Оба же знали, с чем связаны были прошлые отказы. И почему дальше вроде как их не будет… Хотя Гаврила сомневался. Никогда бы не подумал раньше, но сейчас все чаще замечал, что у Гордеева будто приоритеты меняются. Амбиции к херам, если девочка зовет…

Агата…

И ведь ничего особенного. Просто милая. Но, наверное, что-то в ней всё же есть. Косте видней.

— Хорошо. Я поручу возобновить связь. Если позовут — маякну. Ты же знаешь гостевых редакторов. Они обидчивые.

— Подмажем. Извинимся. Поулыбаемся. Надо ходить — будем ходить.

— Хорошо. Дальше… Главный устраивает прием в честь открытия Национального дома. Я пробил. Ты в списках. Будут приглашать. Надо быть. Засветишься на фотографиях. Поговоришь с людьми.

Костя кивнул. Гаврила прав. Надо. Всё надо. Возвращаться в форму. Возвращаться к делу. Вспоминать, что в его жизни есть кое-что ещё кроме мыслей о строптивой девочке.

— Со мной пойдешь? — Костя спросил, поднимая на Гаврилу взгляд. Немного сощурился, когда подчиненный улыбнулся, головой покачал…

— Я-то пойду… Но вопрос в другом. Агата идёт? Все хотят жену увидеть, Кость. Слишком таинственно. Мутно я бы даже сказал.

Гаврила внимательно следил за реакцией, Костя же не спешил с ответом. Снова смотрел в стену какое-то время. Сжимал челюсти — потому что скулы напряжены, бугрятся…

Прекрасно ведь понимал, что эта преграда на пути встанет. Агате это сто лет не присралось. А ему…

Ему это важно. И что нахрен делать?

— Позже обсудим. Буду думать.

И что ответить сейчас Костя не знал. Поэтому взял паузу. В нормальной семье вдвоем обсудили бы. А в его… Семье… Не до таких обсуждений.

— Думай. А ещё вот о чем подумай…

Гаврила захлопнул папку, дождался, когда Костя обратит на него внимание снова, убедился, что слушает…

— К ней домой явился мужик. Отчим.

Реагируя на слова Гаврилы, Костя позволил взлететь бровям. Удивлен. Что не удивительно.

— Не понял, значит?

Костя спросил, чувствуя, что кулаки сжимаются. Терпеть не мог, когда до тупых не доходит с первого раза. И ему ведь обещали, что второго раза уже не будет…

Вывезут в поле и телефон заберут. Под настроение может еще и помутузят немножечко. Он своей жизнью и мнимой заботой заслужил. Агата даже против не была бы…

Во всяком случае, раньше. Пока не начала оценивать все поступки Кости через призму возможной применимости к себе.

Костя прекрасно понимал, что она до последнего верила в то, что он реально говнюк для других, а с ней — пушистый ушастый зайка. Только вот… Слепая вера не сработала. Волк сбросил овечью шкурку.

— Не понял. Приехал. Долбился в дверь. Взломать пытался. Прикинь? Звонил ей, настрачивал. Типа волнуется… Долго ошивался вокруг подъезда. Спрашивать что-то пытался у соседей. Но никто о ней ни черта, естественно… В итоге позвонил кому-то, отчитался, что все норм. Агата на месте. Свалил.

— Кому отчитался?

— Мы пробиваем номер. Пока неясно.

— Он меня волнует…

Костя сказал, Гаврила кивнул. Его тоже волновал. Странные типчик. Как смотрящий. И малую свою скорее всего с этой же целью заслал. Только не сработало. И не помогло.

— А Агата что? — реагируя на Костин вопрос, Гаврила приподнял бровь, усмехаясь. Мол, а это точно ко мне вопрос? Только у Кости с настроением было не очень. Он ответил красноречивым взглядом.

— Я про телефон… — Пояснил, Гаврила снова хмыкнул.

— Гуглит тебя и Полину. Никому не звонит. Не пишет. Образцовое поведение…

Костя кивнул, задумался на пару секунд, вздохнул, снова от стола оттолкнулся, выпрямился, сложил руки на груди.

— Полина как? — спросил, замечая, что тут кривится уже Гаврила. Сначала смотрит перед собой — стеклянно, жестко, потом уже на Костю — будто с ухмылкой, но Костя прекрасно знает, что это не игривость…

— У нее тоже медовый, блять, месяц… Радостная, что пиздец.

Костин взгляд опустился первым. Он кивнул.

Не жалел. Правда не жалел ни о случившемся, ни Полину. Но знал, что Гаврила не так…

— Предложения по кондитерским в силе.

Костя произнес негромко, Гаврила только плечами пожал.

— Думаю, ей сейчас не до кондитерских. Потом как-то. Привыкнет, с мужем договорится. Обсудим. Если захочет, конечно…

— Если захочет…

В диалоге наступила пауза. Каждый немного думал о своем… Нарушил тишину снова Гаврила.

— Я говорил с твоей Агатой. Она не хочет заниматься шрамом. Только нахер не послала, но понять дала однозначно…

Костя усмехнулся… Вежливая. Его слала. И не раз. Но он какой-то бракованный. Ни нахер не идет. Ни в жопу. Ни в канаву сдыхать. Держится, сука. За жизнь и за неё.

— Пусть думает. Это не горит.

Получив ответ, Гаврила на несколько секунд задумался будто, потом кивнул… Посмотрел на Костю осторожно, заговорил так же…

— Ты знаешь, что случилось-то? Она рассказала?

Спросил, готовился к привычной Костиной острой реакции, получил же только перевод головы из стороны в сторону.

— Толком не объяснила. Мать убили. Её порезали. Подробностей не знаю.

— Ей бы психолога может… Она в стрессе. Это видно.

Гаврила продолжил аккуратно, Костя снова перевел голову.

— Даже говорить не станет. Презирает их. В детстве херню ей втирали. Она считает, что говно это всё. И я с ней согласен.

Гаврила усмехнулся, придерживая рвущееся: «ну вам положено… Муж и жена — одна сатана ведь…».

— Понял тебя. Тогда, если не против, я поезжу к тебе. Разговорю ее немного. Жалко мне девку твою… Видно, что ей плохо…

Костя долго смотрел на подчиненного, потом же выдохнул, кивнув. Он и сам видел, что плохо. Просто абсолютно не понимал, что с этим делать. Отпускать — не может. Секс не помогает. На разговоры она не идет. А Гаврила… Более человечный что ли. Вдруг…

— Только так, чтобы у меня вопросов не возникло, понял?

Получив от Кости угрожающий взгляд и вопрос с наездом, Гаврила не сдержался — откровенно улыбнулся.

— Отелло, блять. Успокойся. Я со своей историей не разберусь никак. Нахер мне в твою лезть-то? Просто правда жалко. Она мне сестру напомнила… Малую мою. Такая же. С иголками. Но хорошая была. Жалко мне таких… С мудаками свяжутся, а потом…

— Не сравнивай. А общаться хочешь — общайся. Только не наседай. Может правда поможешь. Потому что у меня пока… Туго…

Костя признался, Гаврила вздохнул сначала, потом головой покачал, вытягивая ноги, устремляя взгляд в потолок.

В кабинете снова стало тихо. Каждый снова думал о своем, но немного об одном и том же. Что их с детства никто по-человечески не научил. И теперь почему-то всё как-то… Туго…

— Распетляемся…

Гаврила пообещал, Костя кивнул.

— Надеюсь.