Глава 10

Агата сидела за столом, глядя на себя в большое красивое зеркало. Перед ней были расставлены две коробки и один органайзер для косметики. И еще кое-какая просто лежала между.

К ней пришло вдохновение. Ей хотелось занять чем-то руки и мысли.

Наверное, кому-то сложно было бы в это поверить, но Агата любила быть красивой. И находиться в центре внимания тоже. Довольно долго — до случившегося с ней в двенадцать — все так и получалось.

Она была немного лидером. Заводилой. Она нравилась мальчикам и привлекала к себе девочек. Они с матерью никогда не жили особенно богато. Приход в их жизнь отчима с его дочерью ситуацию не изменил. Но как-то так получалось, что Агате не приходилось стыдиться обносков и до определенного возраста она абсолютно не чувствовала себя обделенной. Мать на ней не экономила. Мать для нее старалась. Давала то, чем была обделена сама.

Красивые вещи. Первая косметика. Уверенность в себе.

И пусть всё это как-то резко оборвалось однажды, но вероятно шло из природы Агаты, потому что временами прорывалось.

Смешно сказать, но пусть выходила из квартиры она всегда в одном и том же — спортивное и капюшон, но в ее шкафу висели платья. Не одно и даже не два. Действительно красивые. Не безвкусные. Без блесток и страз, зато с интересным кроем. Идущие ей.

У Агаты был вкус. И достаточно времени, чтобы долго и вдумчиво выбирать. Она практически не промахивалась.

Социофоб — не замухрышка. Парадокс, но все скорее наоборот. Несчастье социофоба еще и в том, что он нуждается во внимании, в восхищении, в поддержке, стремится к ним… Но слишком боится получить не их, а осуждение, чтобы рисковать.

В случае с Агатой это было отчасти основано на опыте «счастливого» детства.

Тем не менее, ее шкаф был набит нарядами. Да и косметики было очень-очень-очень много. Уходовой. Декоративной.

Она обожала следить за волосами — каштановым с медным отливом. Пышными, блестящими, тяжелыми. Которые давным-давно приноровилась самостоятельно обрезать.

Кроме как на форумах подобным тому, на котором она встретилась с Veni, Агата с удовольствием сидела и на чисто женских. Смотрела видео бьюти-блогеров. Читала отзывы и писала свои, что-то испробовав. Постоянно заказывала. Всегда делала личные выводы.

Не стыдись она своей внешности, и сама могла бы запилить какой-то канал. Почему-то не сомневалась, что у нее получилось бы не хуже, чем у остальных.

Кто-то посчитал бы это глупостью, но Агата следила за собой лучше, чем любая, выходящая на улицу каждый день.

И пусть подавится своим мнением каждый мужик, считающий, что женщины делают это — ухаживают — исключительно, чтобы привлечь самца. Агата считала себя лучшим примером того, что все это херня на постном масле. Женщинам просто нравится быть красивым. Нравится нравиться себе. Знать, что они неподражаемы. Чувствовать себя уверенно.

Агате тоже все это нравилось.

Сложись ее жизнь иначе, она занималась бы косметологией, визажом, маникюрным делом. Ей все это доставляло удовольствие. У нее все это получалось. Ей было интересно изучать, пробовать, наслаждаться результатами. Но в отличие от переводов, это нельзя делать дистанционно и инкогнито, а значит… Только для себя. Только вот так, как сегодня…

Сесть за стол, поставить на него купленное когда-то зеркало, разложиться, накраситься, смотреть на себя…

Закрывать ладонью одну половину лица… И наслаждаться.

Потом закрывать другую… И разочаровываться. Потому что шрам никаким тонаком не замажешь…

Потратить больше часа на работу, чтобы полюбоваться, сходить и все смыть.

Можно было бы снова сфотографироваться и отправить Косте, но как-то не хотелось.

В ту ночь она собиралась рассказать ему о шраме. Поделиться, чтобы полегчало. Написала. Ждала. А потом как-то вдруг поняла, что… Он наверняка с кем-то.

Не спала всю ночь. Злилась жутко. Умела бы плакать — поплакала бы, наверное. Себя пожалела… Но не смогла.

А утром получила подтверждение.

Готова была разбить телефон. О стену или об его голову.

И знала, что сейчас самое время заблокировать контакт. Сразу после импульсивного «нахер иди!». Но она этого не сделала. Она дала ему вырулить. В своей манере… Но ее устроило.

Если он переступит порог этой квартиры — других баб она не потерпит. В жизни не будет ставить на то, сколько продлится их интрижка, но пока длится — он должен быть только с ней.

И теперь между ней и тем самым моментом, когда переступит, по сути единственная мелочь: тупое требование о справке. Тупое, потому что… По Косте очевидно, что он ничего не может подцепить. Слишком брезгливый. Но ей очень хотелось вмазать ему за то, что ведет себя, как… Мужчина пониженной социальной ответственности. А в голову пришло только это.

Не женат ли он, Агата спрашивала. Костя сказал, что нет. Агата не усомнилась. И в отношениях тоже не состоит. Значит… Просто шлюшничает. Просто снимает стресс. С кем-то физически. С ней перепиской. Но не против объединить в ней обе опции. И она не против. С каждым днем все ближе к тому, чтобы скинуть адрес без каких-то там справок.

И это даже немного пугает. Потому что на нее не похоже.

Ведь в случае чего… Ей просто некуда сбегать. Эта квартира — единственное безопасное место. В родной город — ни за что. Куда-то в другое место — надолго не получится. Она слишком привыкла ко всему здесь. Слишком хорошо устроила собственный быт. Она из тех, для кого перемены — это ужасный стресс. Она не верит в то, что они могут быть к лучшему.

Тем не менее, Костю впустить она готова именно сюда. Только для этого нужно признаться…

Вздохнув, Агата провела еще разок по ресницам кисточкой, закрыла тушь, опустила на стол, посмотрела на себя внимательно…

Взяла в руки телефон, открыла переписку, написала:

ЗСЗ: «Ты тут?».

Могла без этого. Но хотела оттянуть. Хотя бы чуть-чуть.

Не вышло. От Кости почти сразу прилетело:

VVV: «Да».

Агата снова вздохнула, снова глянула на себя в зеркало… Ну что тут думать-то? Не скроешь… Сам все увидит. Пришла пора.

ЗСЗ: «Я должна признаться. У меня ужасный шрам».

Отправила. Он прочел.

VVV: «У меня тоже. Аппендицит вырезали. Показать?».

Усмехнулась. Кажется, у Кости сегодня хорошее настроение. Ей бы так…

ЗСЗ: «На лице. Он уродский. И огромный. На всю щеку».

Агата думала, что дальше в диалоге наступит пауза.

Получилось же, что ни черта.

Сразу же прилетело: «ок». Не успокоившее и не испугавшее сильнее. Следом: «Покажешь». Дальше: «Поцелую. Пройдет».

Совсем не то, что она ожидала. Даже как-то… Не поверила.

ЗСЗ: «Ты не видел просто. Он правда страшный…».

И она, вместо того, чтобы позволить надежде поселиться в сердце, расцвести там пышным цветом, зачем-то пытается все же его в чем-то убедить…

И вот тут он уже злится. Печатает:

VVV: «Мне похуй, Агата. Я сказал уже: я тебя хочу. Точку видишь?».

Уходит из сети, она же…

Откладывает телефон, снова смотрит на себя в зеркало, поворачивается изуродованной щекой, скользит пальцем по шраму…

Вздрагивает от новой вибрации на столе, опускает взгляд.

Veni vidi vici отправил фото. Она снова открывает переписку, нажимает на документ, ждет, пока загрузится… Разводит пальцами по экрану, приближая, усмехается…

Он прислал справку. Его зовут Гордеев Константин Викторович. И он чистый.

Кажется, теперь пришла ее очередь присылать адрес.

* * *

— Отвлекись от телефона, романтик…

Гаврила обратился к Косте, получив в ответ предостерегающий взгляд. Они ехали на встречу. Начали обсуждать дела, а потом Гордеев отключился… И не вернуть же так просто теперь…

Строчит там что-то, читает…

Как пацан. Хотя в шестнадцать, когда они были реально пацанами, на подобное времени у них не было. К огромному сожалению.

— Чтобы что? — Костя буркнул, но просьбу исполнил. Отложил трубку, посмотрел на сидевшего справа Гаврилу. — Что от нас хочет этот старый хрен?

Спросил без должного уважения, отметил, что Гаврила улыбается в ответ. Ему нравилось, что Костя вот такой — лишенный веры в авторитетность исходя из возраста. Он и сам был такой. Потому что уважение нужно заслуживать не годами, а поступками.

— Я могу только предполагать. Это же ты с ним говорил…

Гаврила пожал плечами, Костя кивнул.

Да, с Вышинским говорил он. Этот не стал бы связываться с кем-то ниже его самого по статусу. Костя готов был спорить на деньги, что даже ему Вышинский звонил, чувствуя… Что снисходит. Говно высокомерное.

— Предположи. Мне он по телефону объяснять отказался. Лично хочет.

— Думаю, всем понятно, что ты — в первую очередь его проблема. Значит, его же ответственность. Вот он и попробует зайти с ласки. Будет что-то предлагать… Договариваться… Руку подавать. Ну как-то так…

Гаврила перечислил, передергивая плечами, Костя скривился, отворачиваясь от сидевшего рядом на заднем сиденье автомобиля то ли друга, то ли подчиненного…

— Со мной пойдешь? — несколько секунд ехали в тишине, потом Костя снова глянул на Гаврилу, кивая. Тот снова же пожал плечами. Мол, как скажешь… — Пошли вдвоем. Все же понимают, что фактически ты будешь рулить штабом…

Гаврила не стал спорить. Был с Костей согласен. Да и интересно ведь… Полюбоваться, послушать… Встревать он не собирался. Но делать выводы так легче.

Автомобиль остановился у заведения, в котором Костя договорился встретиться с Владиславом Мироновичем Вышинским. Двое мужчин вышли, оба хмурились, шагая к двери, которую перед ними открыли, проводили к одному из столов, за которым мужчина в возрасте. Около шестидесяти. Плотного телосложения, но не толстый. Седой уже. Солидный. Атмосферный такой. Впечатляющий.

Политическая карьера Вышинского началась давным-давно. Гаврила пробивал, делился с Костей. Он взбирался долго и упорно. Рос по вертикали, пока не оказался сильно высоко. Он определенно знал, чего хочет. И определенно же умел этого добиваться.

Конечно, вокруг него тоже имелось множество скандалов и скандальчиков с душком. Много вопросов по имуществу, которое нельзя было купить с его-то зарплатой, но это ему особо не мешало. В искусстве лжи и манипуляций он тоже преуспел. Иначе не взобрался бы.

Вышинский сидел за столом еще с одним человеком — мужчиной помладше. Костя с Гаврилой переглянулись. Второй моргнул, как бы подтверждая. Да. Это доверенный помощник. Что-то типа правой руки. Что-то типа его для Кости.

Значит, не зря пришли вдвоем.

Вышинский не пытался делать вид, что он давно знаком и очень рад встрече.

Мужчины за столом встали, когда Костя с Гаврилой подошли. Обменялись рукопожатиями, сели…

Отправили официанта «исполнять» какой-то чай… Ждали, когда отдалится…

— Добрый день, Костя.

— Добрый…

Люди-руки одинаково откинулись на стульях, собираясь наблюдать. Константин с Владиславом — говорить…

— Я видел последнюю социологию… Ты молодец, мальчик. Растешь…

Владислав попытался зайти с отеческой похвалы. Косте она не понравилась.

Он скривился, глянул на мужчину напротив с нескрываемым скепсисом.

— Вы позвали меня, чтобы похвалить? Я не нуждаюсь, спасибо…

А потом скривился уже Владислав. Вероятно, ему и так непросто давалась вот эта речь, еще и терпеть ее невостребованность…

— Скажу честно, Костя, я не верил, что у тебя хоть что-то получится. Наверное, с людьми повезло…

Вышинский перевел взгляд на Гаврилу, тот еле-уловимо усмехнулся.

— Очень удобно быть недооцененным. К тебе не относятся серьезно, а ты… — Который позволил себе комментарий. И тут хмыкнул уже Костя.

— У меня есть предложение, Константин. Это уже договорено. Если ты согласишься — можешь не сомневаться…

Владислав никак не отреагировал. Вернулся к теме, произнес спокойно и довольно тихо, сложив пальцы пирамидой, глядя пристально на сидевшего напротив Гордеева.

Он вообще производил впечатление максимально вдумчивого, спокойного человека. Только вот Костя знал — на самом деле Вышинский та еще истеричка. Вспыльчивый не меньше, чем он сам. Просто его «вспышки» еще более острые и опасные, потому что долго-долго держит в себе.

— Слушаю…

И пусть Костя изначально знал: на любое предложение ответит отказом, но послушать хотел. Разобраться, насколько высоко оценили его работу и насколько пересрали.

— Мы готовы дать тебе места в своем списке. Пошли вместе…

Владислав произнес, смотря Косте в глаза. Тот смотрел в ответ. Уверен был — по взгляду первая его реакция не читается.

— Сколько? — впрочем, как и реакция Владислава на встречный вопрос тоже не очевидна.

— Двадцать человек.

Вышинский озвучил, Костя фыркнул, откидываясь на стуле. Его губы поползли в улыбке.

— Я заведу больше. Какой мне смысл? Вы бы проанализировали хотя бы какую-то социологию, кроме своей. Вам же за ваши же бабки рисуют, чтобы приятно сделать… А правде в глаза смотреть не все готовы…

Владиславу явно не понравился ни тон, ни предложение. Его лицо стало чуть жестче. Взгляд тоже. Он бросил быстрый взгляд на сидевшего рядом мужчину, тот как бы кивнул. Мол, не слушай малого. Он пиздит.

Только вот малой тоже кое-что знал. И что власть имущие так боятся потерять ту самую власть, что готовы верить любым сказкам, приносимым им на золотых подносах, тоже.

— Костя, ты должен понимать… Ты сам там не разгребешься. И не разберешься. Тебе нужны опытные товарищи. Тебе нужны будут советы. Ты много лажи сделаешь… Тебя будет легко обвести вокруг пальца. Мы предлагаем тебе…

— Не надо меня придурком считать, Владислав Макарович. Я же понимаю, что мой электорат — это потерянный ваш. И что свободы у меня никогда не будет, если я соглашусь. И что вы понижаете, чтобы я не зазнавался. Опытом давите. Типа. А я же быстро соображаю. Могли обратить внимание. И чего хочу знаю. Если бы я боялся — не лез бы. Я не боюсь. Предвкушаю даже. Я заведу больше, чем вы мне предлагаете. И это будут мои люди. И они будут вести себе так, как я скажу. И вам придется договариваться — со мной. Вы этого не хотите. Вы хотите поиграть в наставника. Но это было бы слишком просто… Передайте своим, что…

— Ты мне сына напоминаешь, Костя. Такой борзый… Умный… Смелый вроде как… Был…

— Почему был? — Владислав перевел тему довольно резко. Костя решил дослушать.

— Погиб.

— Болезнь?

— Несчастный случай. — Владислав ответил, немного кривясь. Вот только во взгляде не поменялось ничего. Все такой же холодный-задумчивый.

— Соболезную. Наверное.

— Спасибо. Наверное. Ты правда уже много добился. И мы правда тебя недооценили. Лично я недооценил. И ты прав, не будь у тебя реальных шансов, я бы в жизни с тобой не встречался. Ценю свое время не меньше, чем ты свое. Но ты же зачем-то пришел… Не просто на меня посмотреть. Значит, на каких-то условиях готов договариваться… Озвучь.

Костя глянул на Гаврилу, тот пожал плечами. В принципе, он готов был поддержать любое решение Кости. Он просто игрался. Ему просто было любопытно. Он ничего не терял особо. Впрочем, как и Костя, всегда относившийся к деньгам, как сопроводительному элементу успеха. Он гнался за вторым. Первое само липло.

— Вы знаете, что я хочу портфель. — Гордеев произнес, Вышинский усмехнулся. Опустил голову, мотнул ею…

— Зачем он тебе, Костя? Это же нудная работа. Это совковый кабинет. Это тупость на каждом шагу. Это поезд, который несется по инерции, и каким бы умелым машинистом ты ни был, ты его не развернешь… Ты правда не совсем понимаешь, как все работает. В тени всегда лучше. Нет ограничений и рамок… В тени ты заказчик, которого не интересует, как что сделать, а люди крутятся, чтобы получилось…

— Поэтому вы — на свету. А не совсем понимаю я…

— Я в системе всю жизнь…

— Вы ее такой говняной и строили…

Костя сказал резко, во взгляде Владислава наконец-то промелькнуло раздражение.

— А ты делаешь вид, что не к бабкам рвешься, а за идею?

— Это не ваше дело, к чему и зачем я рвусь. Просто не надо гнать пургу совсем… Я услышал ваше предложение. Меня оно не устраивает. — Костя оттолкнулся от стола, встал. Гаврила следом. — Посмотрим, чья возьмет.

Мог бы обойтись без этого, но это ведь он молодой и дерзкий. Дергать залежавшихся львов за усы — одно из любимых занятий. В какой бы сфере это ни происходило. Пусть взбодрятся… Или сдохнут.

Дорогу, все же, молодым.

— Посмотрим. И не жалуйся потом. Мы хотели по-хорошему.

Конечно, это была угроза. Конечно, теперь все будет пожестче, чем с разгоном диплома. Но… Костю взял за шкирки азарт. А больше его за шкирки никто не возьмет.

Они с Гаврилой вышли из заведения, снова до машины. Снова на заднее.

Тронулись, переглянулись. Хмыкнули одинаково…

— Повеселимся походу…

Гаврила изрек, Костя потянулся к лицу, проводя от глаз вверх по лбу и волосам.

— Походу…

Подтвердил, отвернулся к окну.

Вспомнил, что вообще-то он ждет адрес. Сам-то знатно постарался. Действительно сдал анализы. Действительно проверился. Чтобы по-честному. Ему «чёт захотелось», чтобы по-честному… Открыл ту самую переписку, хмыкнул, потому что…

Адреса там не было. Зато была новая череда фотографий. Уже при свете. Снова без лица, но в полный рост. В красивом белье. Красивое тело.

Вдруг стало интересно, а как она пахнет… Захотелось ощутить.

И хорошо, наверное, что когда-то Гаврила не смог рассмотреть «сиськи-жопы». Ведь это развлечение только для Кости. Он все рассмотрит.

А чуть позже и пощупает.

— Нужно пробить, что там с сыном. Вообще все по максимуму пробей на Вышинского. Лишним точно не будет. — Костя отвлекся от телефона, глянул на Гаврилу опять. Тот кивнул.

— Все же надо будет съездить в город твоей Агаты…

Сказал задумчиво, заставляя Костю напрячься, чуть нахмуриться. Он не ожидал снова услышать о ней от Гаврилы. Особенно, когда перед глазами ее голые фотки, а кровь стремительно приливает совсем не к мозгу, доставляя болезненный дискомфорт.

— Он был губером области. Вышинский. Давно, но все же. Совместим приятное с полезным.

Костя переварил, кивнул, успокоился вроде бы… Хотя ему-то что волноваться?

— Совмести. Потом расскажешь.

Загрузка...