Константин попал в свой загородный дом глубоко за полночь. Можно было остаться в столице (квартира всегда ждала, содержалась в идеальной чистоте), но почему-то не хотелось.
Хотелось пронестись через хвойный лес по трассе, оказаться подальше от суеты города, потратив на это дополнительный час.
Выйти из машины, услышать, как под ногами трещит гравий. Увидеть, что все огромные окна на обоих этажах по-мрачному темны. Зайти. Сделать вдох…
Здесь всегда прохладно и пахнет так, как он любит. Здесь в принципе все исключительно так, как он любит.
Пусто. Холодно. Служащие будто вымирают, когда хозяин в доме. Это предварительно оговаривалось с каждым, кого Гаврила нанимал.
Константин даже в лицо, наверное, большинство не узнал бы. Да и зачем? Он не любил лица людей. Ему нужны были только их функции. За которые он платил щедро.
Май в этом году выдался переменчивым. Сегодняшний день был душным. Сейчас парило так, что с высокой вероятностью ночью небо разродится обильным дождем. Первым делом, попав в дом, мужчина начал ослаблять узел галстука, проходя по первому этажу до условной гостиной.
Условной по двум причинам. Потому что стен, как таковых, внутри на первом этаже практически не было. А еще… Потому что гостей здесь тоже не было. И не планировалось.
Константин подошел к бару, достал бутылку, взял стакан, забросил в него несколько кубиков льда из морозильной камеры. Дальше — до дивана.
Расстегнул пиджак, окончательно стянул через голову галстук, налил виски. Сделал глоток, немного сморщился, поставил стакан на журнальный столик, а сам откинулся на спинку дивана, прикрывая глаза.
Осознавая, что ему охренеть как хорошо в тишине.
Не хотелось ни жрать, ни спать. Ничего особо не хотелось. Просто вытянуть ноги, прислушиваться к собственному дыханию, наслаждаться тем, как потихоньку он начинает подмерзать из-за настроенных на довольно низкую температуру кондиционеров, слушать их еле-уловимый шум.
Потом слушать, как лед бьется о стенки стакана, когда он снова тянется за ним вслепую, несет к губам, делает новый глоток…
Замочку было сказано ждать. И с вероятностью девяносто девять и девять она этим и занимается. Заходит в диалог то и дело, ждет… Когда ей что-то прилетит. Хотя бы сообщение. А то и звонок.
Костя же… Не был уверен, что по-прежнему хочет. Она, конечно, интересная, но неужели лучше этой тишины? Вообще разве бывает хоть что-то лучше тишины? Наверное, нет.
Непонятно только, зачем он сам же окружает себя бесконечным шумом? Наверное, чтобы ценить такие секунды сильнее. Чтобы просто хоть что-то ценить.
Бой приблизился к хозяину беззвучно.
Наверное, есть доля истины в том, что собаки со временем становятся похожими на хозяев. У них с трехлетним немецким догом вышло именно так.
Они оба производили обманчивое впечатление.
Бой — массивной, пугающей собаки. Способной если не загрызть, то затоптать. А на поверку же — абсолютная флегма. Неспешный во всем. Вдумчивый даже. Тонко чувствующий. Приходящий, когда можно. Исчезающий, когда нужно. Позволяющий хозяину положить руку на гладкую черную голову, сминая стоящие торчком уши, скользя уже по мощной шее.
И Константин — располагающий к себе харизматичный раздолбай, каким-то чудом достигнувший к приближающейся тридцатке небывалых высот. На самом же деле… Секрет совершенно не в чуде. Да и раздолбаистости в нем не больше, чем в Бое агрессии. А вот чего много — так это неутолимой жажды. Взбираться все выше. Постоянно чего-то добиваться. Покорять мир. Чтобы хотя бы в таком — покоренном — успокоиться. Потому что, как успокоиться иначе, Костя не знал. Его колесо не собиралось останавливаться, оно только разгонялось, параллельно расширяясь… И он тоже ускорялся.
— Тебя покормили? — Костя повернул голову, приоткрыл глаза, глядя на пса. Тот в ответ на него. Бой не гавкал. Практически никогда. И сейчас тоже не стал. Просто дышал, стоял, не дергаясь, когда хозяйская рука покоится на блестящей бархатистой холке. Смотрел в лицо с пониманием. Будто говорил взглядом. Что у него все хорошо. Что он просто подошел поприветствовать.
За ним хорошо ухаживают, Костя не сомневался. Только посмели бы… Нахер всех выгнал бы. Не разбирался, кто недоглядел. Но рисковых в штате не было. Спасибо опять же Гавриле.
Бой был доволен. Константин вроде как тоже.
Они с догом еще несколько секунд смотрели друг на друга, а потом мужчина снял руку, пес опустился на пол у его ног, устраивая голову на лапах.
Лежал, не издавая лишних звуков. Только дыхание. Только еле-слышные скребки когтями, когда немного меняет позу. И те тише, чем бьющийся о стенки стакана лед, когда Костя снова подносит его к губам, делает новые глотки…
Ставит на стол, достает все же телефон, набирает…
Успевает услышать один раздражающий длинный гудок, а потом Замочек берет трубку…
— Алло… — ее голос звучит немного взволнованно, абсолютно не сонно. И это заставляет мысленно улыбнуться. Косте нравилось, что она раз за разом доказывает — в ней он не ошибся. Она пиздец как увлеклась их игрой. Куда сильнее, чем он. Скорее всего, она уже в него влюбилась. Не видела. Не знает, кто он. Слышала только. И будто бы коснулась кончиками пальцев приоткрытого перед ней гнилого нутра. А вместо того, чтобы испугаться, побрезговать, заблокировать и забыть о каком-то сомнительном мудаке, влюблялась… В его шарм. В придуманный ею образ, который рано или поздно вдребезги разобьется.
— Ты же в семнадцать переехала, да? — Агата должна была давным-давно привыкнуть к тому, что Костя далеко не всегда утруждает себя церемониями, и вопросы задает подчас однозначно неожиданные. И в целом… Она не разочаровывала. Собственное удивление никогда не выражала, даже если испытывала.
Максимум, могла броситься отвечать не сразу, а через паузу.
— В семнадцать. — Как сейчас. Произнесла тихо. Не продолжила, хотя могла бы.
— Если тебя там все раздражали, почему не раньше? — Костя спросил, Бой фыркнул, Агата несколько секунд молчала…
— Не позволяли обстоятельства. Отчим был против.
— Почему не послала нахер?
— Тогда я еще не умела.
Агата ответила честно, Костя хмыкнул. Сейчас уже, судя по всему, умеет. Даже любопытно стало, а когда свое первое «нахер» получит он сам. И как отреагирует.
— А почему согласился в семнадцать?
— Потому что я перестала спрашивать. Или может по какой-то другой причине. Я не выясняла. Мне было все равно. Лишь бы свалить.
— Понял тебя. — Костя замолчал, снова прикрыл глаза. Думал. — Ты же не заканчивала ничего?
— Школу. Вот закончила и съехала. У нас был такой уговор.
— Он типа о тебе заботился?
Костя спросил, слышал, что Агата фыркает. Явно усмехается. Явно не слишком радостно. Потому что она бы хотела, чтобы о ней заботились иначе. Просто не трогали. Это было понятно.
— Типа.
Сказала, снова не продолжила…
— А как ты ищешь клиентов? Их не смущает, что у тебя нет корочки? — дальше допрос опять продолжил Костя.
— У меня есть портфолио. Можешь смеяться, но какое-никакое имя тоже есть. Меня советуют. Поначалу было сложно. А сейчас я выигрываю у тех, кто тратил время на учебу. Чтобы качественно переводить совсем не обязательно быть шекспироведом. Куда важнее иметь опыт.
— Шекспироведом? — Костя усмехнулся, повторяя, Агата ответила тем же.
— Да. Я не могла себе позволить тратить время на учебу. Точнее я училась, но тому, что сама считала нужным. И тогда, когда хотела. Благо, это было возможно. Я и сейчас продолжаю учиться. Потому что так я могу зарабатывать больше, для меня это важно. Мне никто не собирался и не собирается помогать. Мне нужно обеспечивать себя. С учетом моих особенностей… Это даже немного сложнее, чем для других людей. Поначалу я бралась за любую работу, которую можно было найти в интернете. Я бы и преподавала, но для этого нужно выходить… Это много незнакомых, посторонних. Это не для меня.
— А как же скайп? — Агата замялась, ответила не сразу. Костя это отметил.
— Скайп меня не устаивает…
Надеялась ли Замочек, что Костя просто «съест» это ее утверждение без разъяснений? Вряд ли.
А он и не собирался.
— Почему? И что будет, если я предложу видеосвязь? — спросил, рывком садясь на диване, ставя стакан на стол, глядя в пространство перед собой. Глаза давно привыкли к темноте. Он прекрасно видел немногочисленную мебель, в основном сливающуюся со стенами, но смотрел сквозь нее. На ту Агату, которую себе представлял. Которую очень хотел. Пощупать. Смять. Подчинить. Забраться в самые дальние и закрытые для других мысли и желания. Поселиться в голове. Открыть замки.
— Кость, я… — Она начала как-то неуверенно… Замялась, замолчала.
— Почему, Замочек? Говори. Я хочу знать.
Мужчина произнес не ласково. Он ласково не умел. Но не так холодно, как с любым другим человеком. Не потому, что боялся испугать. Просто хотел добиться своего.
— Давай не сегодня.
Но она все равно захотела соскочить.
Это вызвало в Косте раздражение. Достаточной силы, чтобы даже Бой почувствовал. Поднял сначала уши, потом морду. Посмотрел внимательно на хозяина, который закрывает глаза, сжимает челюсти, выдыхает… Хочет сказать что-то похожее на: «давай будет так, как я сказал, Агата, харе выпендриваться», но сдерживается…
Снова открывает глаза, сглатывает, даже в подобие улыбки умудряется губы растянуть…
— Тогда жду фото. Сейчас.
И произносит. Притворно спокойно. Но так, что Агата должна понимать — это уж точно не обсуждается.
И она понимает. Потому что снова молчит. Нервничает. Думает.
— Только я сделаю фото так, как хочу. Договорились?
Спрашивает, ждет ответа в напряжении… И Костя в напряжении же решает. Потому что знает, чем может кончиться, если дать волю. Любому человеку. Тем более, какой-то там смелой трусихе, прячущейся от всего мира за своими идиотскими замками.
С губ рвется твердое: «нет. Ты делаешь либо так, как хочу я, либо идешь нахер». Но Костя сдерживает. Дает себе секунду, снова сглатывает, смотрит перед собой, кладет руку на поднявшуюся голову пса, ведет по шерсти…
— Делай.
Слышит, что Агата отвечает на его разрешение шелестом улыбки.
Девочка довольна. И это почему-то отзывается в нем еле-ощутимым удовлетворением. Главное, чтобы оправдала доверие. И ожидания. Хотя если нет… Тоже не смертельно. Найдет альтернативу этому развлечению. Это же она влюбилась. А он… Играет.
— Придется скинуть…
— Ок.
Костя отнял трубку от уха, сбросил звонок сам. Положил телефон на стол, смотрел на него, ожидая…
Понятия не имел, что Замочек будет делать. Просто переживал новое для себя чувство — когда даешь человеку волю. Когда позволяешь сделать так, как он хочет. Ей позволяешь…
Агата нервничала нереально. Знала, что рано или поздно это должно случиться. Даже речь готовила. Но когда он спросил — с губ не слетело ни единого вразумительного слова.
Только детсадовское «давай не сегодня». Будто завтра что-то изменится. Будто шрам сползет с лица хотя бы на шею. Будто… Она перестанет быть уродиной.
Агата ждала реакции от Кости, будто казни. Он же, как назло, тянул. Она готова была дать голову на отсечение — злится наверняка. Он вообще очень быстро заводится. Нетерпеливый. И нетерпимый. К другим — совершенно нетерпимый. Это должно бы тоже ее спугнуть. Потому что она — одна из многих. Из тех самых людей, пороки которых для него — раздражитель. А трусость — это тоже порок. Но Агата слишком ценила Veni, чтобы затормозить вот сейчас.
Она стала зависимой. Она не хотела слазить со своей иглы.
Услышав: «Тогда жду фото. Сейчас», даже ушам сначала не поверила. А потом шумно выдохнула, облегченно улыбаясь. Фото… Фото она может. Если…
— Только я сделаю фото так, как хочу. Договорились? — девичье сердце снова замирает в ожидании ответа. Костя снова отвечает не сразу.
— Делай.
Но когда делает это — окрыляет. Ведь в голове у Агаты моментально рождается план. Который… Только реализовать.
А для этого нужно скинуть, положить телефон рядом с собой на кровати, обвести взглядом комнату, погруженную в темноту. Придумать, что сыграет роль штатива, намостить на столе. Так, чтобы в объектив попадала кровать.
Включить только ночник. Убедиться, что этого достаточно, чтобы сфотографировать не абсолютную черноту, а все же себя…
Сделать несколько пробных фото с выдержкой — просто кровати.
Потом же…
Опуститься на нее, чувствуя, что кровь будто бежит по венам быстрее, разгоняемая азартом. Сглотнуть. Потянуться к пуговицам на рубашке…
Расстегнуть сначала одну — верхнюю… Потом мотнуть головой, понимая, что Костя такое точно не оценит. Не заметит даже. Для него это ни о чем.
Отмахнуться от легкого страха, расстегнуть вторую, третью, четвертую…
Посмотреть на себя на экране телефона. Поднять руки так, чтобы… Тень падала на лицо. Порепетировать. Понять, как будет лучше всего. Сначала засомневаться еще разок, потом снова отмахнуться.
Костя не видит ничего ценного в скромности. Да и она не хочет быть для него скромной. Он должен ее хотеть. Достаточно сильно, чтобы забить на ее неидеальность. Понять, что идеального в ней тоже много.
Грудь. Талия. Задница. Ноги. Волосы. Губы. Глаза. Она красивая. Она это осознает. Просто уродина. Потому что так вышло. Но сегодня он этого не узнает. Сегодня он получит другую Агату.
Полуобнаженную. В полумраке.
Девушка потянулась к телефону, клацнула сначала на таймер, а потом следила, как секунды отсчитываются с десяти до пяти. Дальше…
Подняла руки, чувствуя легкий страх и отчего-то сильное возбуждение, когда под ткань расстегнутой рубашки проникает воздух…
Она закрывает лицо, поворачивает голову немного, чтобы надежней скрыть шрам, приоткрывает губы… Слышит серию щелчков…
Выжидает еще несколько дополнительных секунд, опускает руки, выдыхает, почему-то улыбается, тянется к телефону, смотрит…
И снова улыбается.
Получилось ровно так, как она хотела.
Вызывающе и сексуально. Не порнуха. Но эротика.
Грудь практически не видна, только понятно, что полная, а еще есть намек на выглянувшую ареолу, если приблизить. А он ведь приблизит…
И шрам тоже не виден. Но зато понятно, что она не соврала — молодая. Не толстая. Не мужик. Просто… Загадочная.
Да. Пусть будет загадочная.
Напомнив себе, что Костя не любит ждать долго, Агата зашла в переписку, отправила фотографию, которая показалась ей лучшей.
Очень быстро в углу изображения появилось две галочки. Он прочел. Он смотрел.
От понимания, что где-то там сейчас ее идеальный социопат рассматривает отправленное фото, Агате стало жарко. Захотелось плотнее свести ноги. Перед глазами очень быстро одна за другой пронеслась череда картинок. Как он… Пусть без четкого лица, но с очень даже хорошо представляемыми руками и телом оказывается в ее квартире, идет из коридора в спальню, приближается, касается дыханием кожи на шее, тянет расстегнутую рубашку вниз, смотрит, чуть склоняется, чтобы накрыть ту самую выглянувшую ареолу губами…
И становится еще горячее, Агата забрасывает ногу на ногу…
Сглатывает, видит, что Костя печатает…
«Хочу тебя».
Агата прочла, почувствовала, как его короткий ответ выбивает из легких воздух. Он выходит через по-прежнему приоткрытые губы.
И пусть она Костю не знает, но тоже хочет. Чувствует триумф и возрастающее желание, которое сегодня не будет удовлетворено. Во всяком случае, с ним.
«Еще можешь?».
По тону его сообщений было понятно, что Veni не шутит. Он не бросится хвалить и поощрять за смелость. Но ему определенно понравился ее подход. Достаточно, чтобы тут же стребовать усугубить.
И Агата… Обязательно это сделает, только сначала:
«Если пообещаешь, что не сольешь никуда…».
Если говорить честно, она об этом не волновалась. Вообще не волновалась. Но ведь мужчины любят сопротивление. Игры. Ломания. Если в меру. Если без перегибов. Агате хотелось поиграть.
«А у тебя в планах ошеломительная политическая карьера? Метишь в министерши?».
Костя ответил вопросом, чуть отвлекая от пожара, которые по-прежнему разгорался внутри. Агата даже усмехнулась… Потому что это ей точно не светит:
«Даже в жены министров не мечу».
Напечатала, как самой казалось, в том же духе. С замиранием сердца следила, как он снова строчит…
«Не зарекайся. Жизнь длинная…».
Агата прочла несколько раз, чувствуя, что по коже почему-то идут мурашки. Вероятно, все из-за предвкушения, потому что… Она придумала, что сделает дальше.
Не спешила отвечать, видела, что Костя снова печатает. Прочла: «Я никуда не солью. Делай». Поняла, что его приказы — это именно то, что нужно ей, чтобы стать смелее. Она не может ослушаться. Она не хочет ослушиваться. Она хочет…
Быть такой же бесшабашной, как он. Достойной. Бесстрашной. Чтобы он хотел ее так же, как она хочет его. Чтобы она сделала еще одну вещь, а потом он выдохнул, брякнул ремнем, позволил разъехаться ширинке, и думая о ней…
Телефон снова был поставлен на самодельный «штатив», Агата провела по экрану, переключая с фото на видео… Стянула шорты вместе с хлопковым бельем, оставила на полу, подошла к комоду, достала черные кружевные стринги, надела. Села на кровать, посмотрела на экран, улыбнулась, потому что все именно так, как надо. Теперь сьемка ближе. Теперь можно немного опустить мобильный и в объектив попадут только губы, шея, плечи…
Потянулась к экрану, включила…
Выровнялась, приоткрыла рот, облизала губы, потянулась своими длинными, музыкальными даже пальцами к вороту уже расстегнутой рубашки. Разводила полы в стороны, наслаждаясь тем, что Костя совсем скоро увидит…
Ямку на длинной шее, выступающие ключицы, обнажаемые сначала плечи, потом грудь… Полную. Аккуратную. Красивую. Которую она ни перед кем еще вот так не оголяла. Соски давно затвердели, как-то особенно чувственно реагируя на соприкосновение с тканью, но будто еще сильнее, практически до боли, когда рубашка упала на постель… Агата понимала, что это он вряд ли увидит, но очень хотелось, чтобы хотя бы представил.
Тонкую талию, глубокое дыхание, привлекающее внимание все так же к груди. Стыд вперемешку с бесстрашием.
Закушенную губу. И снова пальцы, теперь скользящие от рта, чуть оттянув нижнюю губу, вниз по подбородку, шее, между полушарий, по животу, оттягивающие кружево белья, проникающие под него…
Тихий выдох-стон… Совершенно искренний. Потому что Агате нестерпимо хотелось бы, чтобы вот сейчас он оказался где-то здесь. Он сам бы все почувствовал. Сам бы все понял. Он просто сказал бы что-то пошлое своим низким голосом, а она уже разорвалась бы на миллион маленьких беспомощных Агат, даже еще не коснувшись.
Щеки загорелись только теперь. Агата одернула руку, потянулась к телефону, чувствовала, что кровь бьет в ушах, но это не мешало обрезать видео, убедившись, что в кадр не попало ничего лишнего.
Дальше она снова дышала глубоко и ровно, то и дело улыбалась, отправляя видео…
И снова галочки в углу появились практически сразу. Он воспроизводил, Агата наслаждалась…
Понятия не имела, на какую реакцию от него стоит надеяться. Просто ждала. Звонка. Сообщения. Тишины.
Даже если была бы тишина, не засомневалась, что все сделала правильно. Чувствовала это. Но хотела, конечно, знать…
Когда прилетел входящий, улыбнулась… Занесла палец над экраном… Провела…
Ничего не говорила. И Костя тоже не говорил. Она слушала тишину, заставляющую снова закусывать губу, сжимать сильнее колени, загораться щекам… Напряженную. Возбуждающую. Интригующую и пугающую своей непредсказуемостью.
Очень долго Агата прислушивалась просто к дыханию, бьющему по ушам своей равномерностью, а потом получила отрывистое хриплое:
— Со мной нельзя так играть, если ты не серьезно, Агата. Это не шутки.
— Я не шучу.
Девушка не сомневалась в собственных словах. В отличие от Кости, вероятно, потому что он снова замолк. Снова громко дышал. Потом же…
— Я скоро захочу тебя увидеть, Замочек. Вживую. Ты должна это понимать.
По рукам Агаты пошли мурашки, в солнечном сплетении собрался тугой узел из страха и возбуждения. А все, что она смогла сделать, это сглотнуть, кивая.
Будто он мог видеть. Будто ее кивок имел хоть какое-то значение.