Костя лежал на кровати с удобным матрасом, глядя в окончательно надоевший потолок. Он продолжал откладывать переезд Агаты в более комфортное для него место. Почему-то продолжал. Хотя совсем замахался гонять сюда.
Сам себя не понимал толком, но не форсировал.
Так же, как не понимал, почему ему так важно было успеть показать ей свой дом прежде, чем в нем поселится посторонняя Полина. Первой показать. Он ведь раньше никого туда не возил. Ни разу. Не было желания. А с ней захотелось. Костя не сомневался, что она впишется. Не думал только, что сам же создаст себе этим проблему. Потому что слишком. Вписалась слишком. Так, что теперь нестерпимо хотелось ее туда. На постоянной основе. Для постоянного доступа. Из жадности. Какой-то лютой неконтролируемой жадности.
С тех пор, как Агата побывала в его доме, прошло еще две недели.
Сегодня Полина вроде как выставит у себя на страничке фото с кольцом. Потом всё будет быстро. Женятся. Растиражируют. Ну и погнали дальше каждый по своему маршруту.
С Агатой всё без изменений. Она ему нужна. Даже не так. Пиздец как нужна. Прикипел. Не ожидал от себя. Но ума хватило не бросаться в отрицание. Какой смысл, если…
Она прижимается сейчас, в полудреме, а он просто от этого кайф ловит. Не такой, как от секса, но не в плане слабее, а просто другой.
Что происходит с ней, Костя не знал, но в себе чувствовал тревожащие изменения, которые не дают… Слишком многое делать не дают. Будто ставят новый фильтр в момент принятия решений.
«Как скажется на Агате».
Узнай она — скорее всего не поверила бы. Посмеялась. А может наоборот расплакалась бы. В последнее время с ней это пару раз случалось.
Раньше — никогда. А как произошло впервые — оба испугались, оба не знали, что с этим делать.
Не в ту ночь, когда он с любопытством разглядывал непроизвольно скатившуюся слезинку. Это была так — мелочь. А позже. Он что-то сказал… В принципе, как всегда. На грани фола. Но Агата раньше понимала, а тогда…
Застыла, сначала ртом хлопала, потом глазами. Из которых натурально брызнуло. Сбежала в ванную. Там плакала навзрыд. Его не пускала, правда он и сам не знал, что сказал бы или сделал.
Извиняться… Он не умел.
Доказывать, что ничего особенного… Ну так она же какого-то хера разрыдалась. Вероятно, всё же что-то…
В итоге Агата вышла сама. В чём было дело, объяснить не смогла, но попросила больше так не шутить, отводя вроде как пристыженный взгляд.
Как «так» Костя не понял, но несколько следующих визитов приглядывался. Выдохнул, только когда понял — всё без изменений. Наверное, сыграло полнолуние.
Оно прошло… И всё снова нормализовалось… И снова не двигалось в нужную ему сторону постепенного остывания.
Они катались. Занимались сексом. Разговаривали. Костя дал Агате контакты Гаврилы, предупредил того, что она может звонить, когда решит, что хочет избавиться от шрама. Вопрос денег и организации не стоит — всё сделают. Просто дать добро.
Но Агата не спешила. Костя понимал — скорее всего не хочет быть ему сильно обязанной. Также понимал, что это она правильно… Потому что может быть сегодня он и весь такой благородный, а что будет завтра — и сам не знал.
Агата пошевелилась, Костя скосил взгляд. Походу устраивается поудобней. Будет спать. А ему как-то не спится. Да и рано. На неё не похоже.
— Жрать охота.
Он сказал, Агата скривилась сначала, потом отвернулась…
— Можно не говорить о еде? Я же сказала, что травонулась. Так сложно?
— Ты сказала, что уже нормально.
Костя парировал, Агата то ли зло, то ли нечаянно, как бы боднула его бедро голой попой. Конечно же, привлекая к ней внимание. И прикосновения. Костя провел вдоль позвоночника раз, второй, третий…
Усмехнулся, потому что враждебность разом пропала с лица Агаты, она заулыбалась даже, по-прежнему не открывая глаз, выпятила пятую точку еще очевидней.
И эта зараза еще что-то будет ему предъявлять о том, что он стартует быстро, когда сама…
— Я в душ схожу, а ты закажи пока что-то. Неважно. Просто что-то…
Опережая вопросы и недовольство, Костя ответил разом на всё.
Вытащил из-под головы Агаты руку, снял вторую с бедра. Когда она захныкала разочарованно, наклонился к нему, оставляя череду поцелуев, только потом отвернулся, встал, подобрал боксеры…
Шел к двери, слыша, что Агата берет с тумбы свой телефон, оглянулся, когда ругнулась.
— Разрядился…
Сказала, глядя на вроде как вопросительное, а по факту неудовлетворенное выражение на Костином лице. Его как бы замахало, что от неё требуется чисто телефон заряжать, а она в последнее время вечно об этом забывает. Дважды заканчивалось тем, что он практически высылал людей проверить, а не пора ли организовывать похоронные цветочки.
Вероятно, на третий раз не стоило бы отзывать. Пусть пацаны приедут. Вскроют. Поздороваются. Агата будет «счастлива», конечно, зато урок запомнит. Но, блин… Опять же жалко…
Костя вернулся, взял свой мобильный, разблокировал, протянул.
Держал в руках несколько секунд, видя, что Агата смотрит как бы недоверчиво. На трубку. Потом так же на него.
— Тебе просто нужно заказать еду, Агата. Я голодный. Справишься?
Агата кивнула, взяла телефон в руки. Костя, раздраженный, снова отвернулся, снова пошел в сторону ванной.
Был уверен, что девушка никуда не полезет — не из вежливости, воспитания, уважения к границам, доверия, а просто потому, что знает, чем это для неё обернется.
Поэтому не боялся. Зашел в ванную, окинул ее новым взглядом, почувствовал, что и она его тоже раздражает…
Всё в этой сраной квартирке раздражает. За исключением матрасов. И Агаты. И с этим пора что-то делать. Не откладывать, а делать.
В конце концов, он же Veni… Костя сделал шаг в сторону высокой ванны с местами облупленной эмалью… Vidi… И еще один, бросая белье уже здесь та стиралку… Vici… Стукая по плитке, которая висела всё это время на соплях. Видя, что закономерно отваливается… Летит о пол… Разбивается…
Слыша откуда-то из-за двери писклявое: «да Костя, твою мать!!!», усмехаясь…
Ну и нахера она так держится за эту ветошь? Непонятно…
Почти так же, как непонятно, нахера он так держится за неё…
Костя отрегулировал напор и температуру, ступил в ванну, закрепил шланг на покачивающемся держателе, нырнул с головой под воду, закрывая глаза, ведя по волосам…
Нахера ж он так держится-то за нее… Может трахать хоть Полину, хоть Мальвину. А как только есть возможность — едет к ней.
Нахера? Кто скажет?
Чувствуя внезапный прилив злости из-за того, что Костя снова что-то расфигачил, Агата несколько секунд смотрела в дверной проем, осознавая, что появись он там вот сейчас — она бы разговаривала с ним исключительно матом. Потому что нефиг рушить ее имущество! Каким бы убогим ни было. Нефиг. Хочешь оббивать плитку — пиздуй к себе и оббивай. Там, слава богу, есть, над чем работать.
Чтобы справиться со злостью, Агата сделала несколько глубоких вдохов, потом же снова опустила взгляд в экран мобильного. Она впервые держала в руках разблокированный Костин телефон.
Прекрасно понимала, какая это власть и вседозволенность. И не собиралась ими пользоваться. Не собиралась лезть никуда, даже зная, что подчистить следы сможет без проблем. Просто… Не будет.
Потому что это может приблизить тот самый момент, который теперь будил ее ночами, если Кости рядом нет.
Не лицо другого человека. А спина. Удаляющаяся спина в толстовке с наброшенным на голову капюшоном. Страх, что он уйдет так же, как ворвался. Резко. Сделав адово больно.
Агата ждала, пока прогрузится сайт одной из доставок, когда телефон начал вибрировать.
Это входящий. Звонит…
Полина Павловская.
Какая-то.
Первой реакцией была далекая от адекватной. Ревность.
Потому что Агате не хотелось, чтобы ему звонили тёлки. Особенно, когда на часах как бы уже не рабочее время… Ещё ночью набрала бы… Но эмоции удалось пригасить.
Потому что, зная Костю… Для него не существует не рабочего времени. Значит, для окружающих его людей скорее всего тоже. И тёлка эта с вероятностью девяносто и девять — ломовая лошадь в большей степени, чем трепетная лань.
Дождавшись, когда звонок будет завершен, Агата вернулась к своему занятию. Сайт-предатель всё никак не хотел грузиться, а она теряла терпение. Ждала, глядя на то, как медленно синяя полоска растягивается справа-налево… Готова была психануть, закрыть эту вкладку, открыть другую… Но тут глаза сами поймали сообщение.
Снова Полина. Теперь в Телеграме.
Полина Павловская: «Привет. Всё, как договорились. Кольцо по ссылке».
Агата почувствовала внезапную слабость. В пальцах и коленях. И пофигу, что она по-прежнему лежит на кровати. Пофигу. Слабость есть. И почему-то тошнота. И сердце ухает, а на корне языка — горечь…
Что нужно делать дальше — она знает. Заблокировать телефон, отложить, когда Костя вернется, спросит, где его еда, сказать, что не смогла заказать. Выслушать, как он недоволен… Забыть нахрен о Полине. И кольце. Просто забыть, а не придумывать, что это канализационное, к примеру…
Знает, но делает не то.
Выходит в меню. Оттуда — в папку соцсетей. В ней клацает на Телеграм с кучей циферок в красном кружочке.
Первым видит чат с собой. Он закреплен. И это… Приятно, наверное, если бы не одно «но»…
Она немного скролит вниз… Открывает диалог с Полиной Павловской.
Видит то же сообщение, следом — ссылку на пост в Инстаграме. Сердце бьется еще быстрее, она жмет на маленькое фото, чтобы лучше рассмотреть…
Очень красивую… Очень-очень-очень красивую Полину.
Улыбающуюся в чей-то профессиональный объектив.
Становится хуже. Страшно до того, что тошнит сильней…
Но пути назад нет. Агата уже и так всё понимает, но надо убедиться.
Жмет на ссылку. Её перебрасывает в другое приложение. Открывает фото…
Цветы. Женские пальцы. На безымянном кольцо.
Агата опускает, читает подпись…
«Пришел. Увидел. Победил. Поздравления принимаются…»
Зеленые глаза сами собой закрываются, а вот рот наоборот — ведь в легких становится слишком много жгучего воздуха. Его непременно нужно вытолкнуть из себя, иначе сгоришь нахрен…
Агата делает несколько прерывистых выдохов, смахивает откуда-то вдруг взявшиеся слезы, снова смотрит.
Открывает фото за фото. Делает себе хуже и хуже.
Потому что на каждом — намеки.
На человека, который сейчас в ее душе.
На человека, который обещал, что если она не откажет…
А она ведь ни разу…
Сраные цветочки. Так много сраных цветочков. Разные. В частности и такие же, как слал ей…
И Агата ведь знает, когда он дарит свои сраные цветочки.
Только Полине, наверное, чаще… Потому что за измены… А ей…
Отбросив Костин телефон, Агата села на кровати. Потянулась за одеждой, которая привычно была сброшена тупо на пол…
Продолжала чувствовать адскую боль, преображающуюся в злость. Уродующую разом всё, что она с ним пережила…
Делающую его — той еще шлюхой. А ее — той еще дурой. Доверчивой. Наивной. Безнадежно глупой дурой.
Снова пришлось потянуться к щекам, чтобы согнать слезы.
Потом — к телефону, пока не заблокировался.
Вернуться в Телеграм, снова открыть переписку.
Скролить бессистемно, то и дело тормозя…
«Свадьба… Свадьба… Свадьба… Отец… Ужин… Все в силе?… Спасибо за вечер… Выбрали платье…».
Этот сученыш женится.
Трахает ее. Систематически. С удовольствием. Плетет там что-то… Кроет его… Говнюка…
С одной кроет, другую под венец ведет…
Или с той его тоже кроет?
С каждой кроет, кому всунет?
Еще и не предохраняется, скотина…
Что ж за скотина…
Подняв подбородок, Агата уставилась в потолок. Начала часто моргать, провела по щекам. Плакать бессмысленно. Абсолютно бессмысленно. И боль испытывать тоже.
Этого стоило ожидать. Потому что он — говнюк. И слово его ничего не стоит. Ничегошеньки.
А вот она свое слово держит. Поэтому…
Услышав, что дверь ванной открывается, Агата встала с кровати, схватила трубку, не глядя, пошла в коридор.
Видеть Костю сейчас было откровенно невыносимо. Из «всего» он резко стал атомной бомбой, которая зачем-то решила взорваться внутри. В её квартире. За семью замками.
Но она не даст.
Она больше ему ничего не даст.
— Ты смотришь так, будто я тебе денег должен. Еду заказала? — Костя усмехнулся, двигаясь на нее. Вероятно, собираясь потискать. Агата же понимала: он коснется — она умрет. Не фигурально даже. От разрыва сердца, если это возможно. Поэтому взвесила телефон в руках, смотрела на него сначала, потом на Костю. На его вопрос ожидаемо отвечать не собиралась, а вот свой задала.
Чужим голосом.
Сухим и хриплым.
Неприятным.
— Кто такая Полина?
Сощурилась, внимательно и внезапно хладнокровно следя за реакцией. Наверное, спросила потому, что хотя бы немного хотела чуда. Какого-то объяснения. Какого-то сомнения. Но этого не случилось. И стало еще хуже.
Костя не дошел — застыл. Тоже сощурился, глядя сначала на нее, а потом на руку, свой телефон…
— Ты куда полезла? — спросил с наездом, в ответ же получил сначала шумный выдох — Агата готова была поклясться — из её горла вылетела струя пламени. Потом же…
Телефон полетел в него.
— Сука… Какая же ты сука…
Телефон и череда бессистемных ругательств. Из глаз снова слезы, из горла — всхлипы.
Не закрой Костя лицо рукой, мобильный бы попал куда-то в нос. Мог бы сломать. А так…
Отскочил от ребра ладони, ударился о комод, полетел на пол…
Вероятно, разбился.
Но Агате было посрать. А Косте было похуй.
Ему и на нее всегда было похуй. В этом вся беда. Она почему-то решила, что…
— Нахер иди отсюда! — выставив одну руку перед собой, чтобы приближаться не вздумал, другой Агата указала на дверь. — Нахер. Иди. Отсюда!
И повторила, когда Костя не двинулся с места.
Ещё пару минут назад такой любимый.
Любимый, сука. И предавший.
— Успокойся…
Зачем-то пытающийся её притормозить. Зачем-то сбавляющий тон…
Зачем-то делающий шаг к ней вопреки более чем очевидной просьбе этого не делать…
— Козел…
Но Агате посрать.
Поэтому она отталкивает, возвращается в комнату, поднимает с пола его шмотки, собирается вышвырнуть.
Пусть на клетке одевается. То, что надо для такого мудака. А обувь она вообще выбросит из окна.
Чтобы духу его здесь не было.
Намека ну дух чтобы не было.
Наклонилась сначала за джинсами. Потом за футболкой. Из-за резких движений чуть повело. Из-за того, что повело, пропустила приближение.
Костя сжал с силой плечи, она брыкнулась, как бы требуя отпустить…
Когда он не сделал этого — вскинула злой взгляд.
Ну и что, что слезы? В жопу эту мелочь. Важно, что она больше не поверит. И она не простит. И она получила урок. На всю её уродскую жизнь.
Теперь еще и вот так уродскую. Потому что во всех людях живет дерьмо. Исключений нет. Как бы ни хотелось.
— Истерить не надо…
Костя сказал вроде как предупреждающе, а Агата не сдержалась — прыснула. Потому что это сюр. Снова, но новый.
Или он правда считает, что она до сих пор хоть сколько-то будет за него цепляться? За что тут цепляться? За ебаря всех городов и весей?
— Нахер иди. Нахер из моей жизни. Не пиши. Не звони. Не приближайся. Ты слышишь плохо?
— Ты, блять, слушать меня будешь?
— Нет!!! — Костя сказал вроде как тише обычного, а Агата наоборот — вскрикнула так, как никогда не кричала. Знала, что реально истерично, но какая к черту разница? — Руки убрал. Ушел отсюда. И дорогу забыл. Навсегда. А если попытаешься явиться еще раз — я заявлю в полицию. Вызову ментов и в красках распишу, как ты меня насиловал два месяца. И посрать, что не докажу. По каналам пойду. Ты же богатенький у нас, да? Тебе такая слава нахер не упала. А я обеспечу. Понял меня?
— Совсем с ума сошла?
Агате казалось, что во взгляде Кости зажигается разочарование. И пусть ей должно было быть без разницы, стало еще хуже. Казалось, хуже некуда, ан нет. Все относительно.
Потому что пока в груди жжется всё то хорошее, во что она успела поверить, ей почему-то до сих пор важно его не разочаровать. Предателя.
— Уйди…
После крика шепот был по-особенному контрастным. И явно куда более убедительным.
Впрочем, как и вполне трезвый, пусть больной, но жесткий взгляд.
— Пожалуйста. Просто уйди…
И просьба. Внезапно просьба…
Которую Костя явно не хочет исполнять. Зачем-то продолжает держать её за плечи. Зачем-то блуждает взглядом по лицу.
Пофигист. Болтоклад. Тот, по которому с самого начала было понятно… Как «пришел, увидел, победил», так «плечами пожмет, отряхнется и уйдет».
Но почему-то не уходит.
Почему-то, сука, не уходит…
— Агата…
Обращается так же тихо, чуть ослабляет хват…
И пусть она давит, но из горла снова всхлип.
Стыдный и нежеланный.
Слишком, чтобы не вырваться, не позволить его шмоткам снова упасть, не отойти к окну, не вжаться лбом в стену, закрывая лицо руками… Зачем-то ударяясь несколько раз, жмурясь, выдавливая слезы на кончики ресниц…
— Уйди просто. Просто уйди. Меня тошнит от тебя. Ненавижу. Уйди к своей Полине. Трахай, кого хочешь. Никогда больше здесь не появляйся. Никогда…
Агата говорила глухо, голос сильно тушился из-за спазмов в горле, но не сомневалась, что Костя слышит каждое слово. И искренне желая одного — чтобы просто исполнил.
Её последнюю, нахрен, просьбу.
За спиной долго было тихо. И от этого по-особенному стыдно.
Потому что она-то плачет и не может остановиться.
Он знает, что сделал ей очень плохо. У неё даже лицо сохранить не получилось. Выгнать нормально. Как заслужил.
Потом шелестела ткань. Застегивался ремень…
Костя сделал шаг к ней, Агата это услышала, замотала головой…
Потому что снова — коснулся бы, она тут же на осколки. И он пожалел. Наверное, в этом весь его «поступок».
Не подошел. Не тронул. Не сказал ничего.
Пятился сначала по спальне, а по коридору уже просто шел.
Агата слушала, как сначала открываются ее замки, а потом хлопает дверь. Он снаружи. Она внутри. Одна. Как всегда.
И только когда это случилось, опустилась на корточки, позволяя себе разрыдаться уже по-настоящему.