За семью замками. Внутри

Глава 14

Не убиваемая годами привычка разбудила Костю около шести. Он несколько секунд, как всегда, смотрел в потолок, чтобы разобраться, где находится, потом нахмурился, повернул голову…

Вспомнил. На сей раз Агата не снилась. На сей раз реально было. И реально было хорошо.

Сейчас же она спала рядом, повернувшись к нему спиной. Без одежды. Не под одеялом. Впрочем, как и он сам.

Костя окинул комнату новым взглядом, который быстро соскользнул все туда же — на обнаженную спину, ягодицы…

Надо было встать, воспользоваться душем, свалить. Костя знал прекрасно. Но чёт захотелось…. Потянуться, коснуться, проехаться пальцами по позвоночнику, огладить полушарие, придвинуться, прижаться, коснуться дыханием щеки…

Погладить голый живот…

Усмехнуться, потому что Агата отреагировала, пусть спала.

Почувствовав его грудь спиной, попыталась вжаться сильнее. Не в целях соблазнения, а потому что сама вроде бы теплая, но скорее всего подмерзла.

Ночью они о чем-то болтали, потом как-то заснули. Теперь же…

У Кости все же было немного времени и он не хотел его просрать.

Мужская рука прошлась по животу вниз, зубы поцарапали нежную кожу за ухом.

Поначалу Агата подхныкивала и пыталась снять с себя приставучие руки, уворачивалась от губ, но постепенно прониклась… Моментом и его действиями. Так и не открыла глаза за все то время, что он снова ее имел — уже по-другому. По-утреннему. Неспешно. Даже мягко, наверное. Немного жалея. По-прежнему не зная, насколько ей больно, а насколько приятно. По ней непонятно. Она не запрещает. Она быстро зажигается. Она не ноет и не жалуется. Универсальный солдат какой-то…

Только бурчала немного о том, что ей надо в ванную и зубы почистить, пока Костя не объяснил, что это сейчас неуместно. Ну то есть, что ему «похуй», что ей там надо. Ему надо, чтоб не мешала.

Когда оба разрядились, оставил Замочек досыпать, а сам пошел в душ. Осматривался тут, снова чувствуя дежавю. Он уже сто лет не бывал в подобных квартирах. А когда-то его «родная», из детства, во многом напоминала… Только была хуже. В сто миллионов раз хуже.

Здесь — высокая ванна с местами облупленной эмалью, через борт которой надо переступать, рискуя убиться. Тонкая шторка, которую надо задергивать…

Несколько серых дыр вместо обвалившейся плитки.

Душ с пробоиной в шланге, через которую брызжет тоненькая струйка…

Из-за этого — слабый напор воды.

Это всё исправить — минутное дело. Но она не исправляет. Не из-за лени или природной неряшливости, а потому что каждый из моментов предполагает необходимость пускать к себе чужих людей. Вот Агата и тянет до последнего.

Он так не смог бы. Жить в бесячей обстановке. Надеяться на то, что когда-то… Он был сильно другим. Слишком деятельным. Слишком яростно когда-то хотел жить иначе. Абсолютно комфортно. Чтобы без сучка и задоринки. Но у него свои особенности. У нее свои.

И пусть интерьер убогий, но нюансы… Чисто об Агате. И очень резонируют.

Баночки. Костя понюхал несколько — пахли вкусно. Почти все полные. Вероятно, постоянно чередует и пополняет запасы.

На полочках всё стоит аккуратно. Даже на тех, который спрятаны за зеркальной дверцей шкафа. Понятно, что не ради него прибиралась. В принципе любит порядок. Хотя и наверняка допускает дни полной расслабленности.

Сантехника чистая. Впрочем, как и квартира в целом. Та самая шторка и коврик — не тупые дельфины, как было у них, а вполне радующая глаз мозаика. В тех же тонах мыльница и стакан для зубной щетки. Мягкие новые полотенца на сушилке.

И становится окончательно понятно: Агата все же — девочка-девочка, как бы ни хорохорилась. Любит себя, и чтобы красиво. Вот и украсила свой убогий мир, как могла. На что хватило собственных сил.

Приняв быстрый душ, Костя заглянул в спальню. Агата по-прежнему спала. Приоткрыл шкаф, комод… Понял, что она еще и шмоточница. Коснулся пальцами нескольких вещей — тактильно приятные. Цвета тоже не отталкивают. Залез в ящик с бельем… Усмехнулся, поддев пальцем и потянув черные стринги. Потому что очевидно: и в этом себя тоже любит. У нее много всего красивого. Настолько, что даже не верится, что Агата безвылазно сидит дома и чахнет над своим златом.

Косте импонировала каждая подмеченная мелочь. Ему не нужна была забитая замухрышка, какой бы исключительной ни была.

Агата не подвела.

Вернув кружево на место, Костя задвинул шкафчик.

Планировал одеться, пошариться ещё и на кухне — заправиться кофе, потом разбудить её и тронуться по делам, но почему-то захотелось… Вернуться в кровать. Ту самую с неудобным матрасом. Но вновь очень манящей аккуратной голой попой. Ведь девушка так и не укрылась.

Костя прилег, Агата почувствовала это. Оглянулась, еле-еле открывая один глаз, потом снова опустила голову на подушку… Еще раз обернулась, когда он прижал ладонь к ее коже, начал поглаживать…

Не собирался устраивать ей новый забег, просто снова захотелось притронуться.

А ей просто захотелось забраться на него, обнять, уткнуться в щеку носом, дышать горячо через приоткрытый рот…

— Я уезжаю…

Костя сказал твердо, сжал пальцы в бока, собирался ее снова снять с себя. Но Агата не позволила.

Вероятно, смелая, потому что сонная.

— Минуту дай. Минута же есть, правда? Я хочу себе обалденное утро на память.

Костя хмыкнул, но не настоял. Прошелся пальцами по ребрам, остановился на спине, провел пару раз вверх-вниз, устроил на пояснице…

Малышка заслужила обалденное утро. Пусть будет. Все равно дерьма с ним еще нахлебается.

Чувствуя, как она щекочет кожу своим дыханием, прикрыл глаза. Думал, что засекает минуту, оказалось, заснул…

В следующий раз проснулся, когда Агата зашевелилась.

Откатилась сама, бубня что-то, попыталась уши закрыть, хотела доспать… И Костя хотел бы, наверное, да только по барабанным перепонкам бил повторяющийся рингтон. Его, блять, рингтон.

Костя резко сел в кровати, потянулся к джинсам, который так и валялись у изножья, а в них трубка.

Сначала увидел, что звонит Гаврила. Потом, который час…

— Блять.

Не сдержался, выругался в голос. Потому что почти девять. Вот тебе и минута. Вот тебе и обалденное утро.

— Алло, — принял вызов, заговорил не шепотом, а в полный голос. Вставая с кровати, начиная злиться… Немного на нее, но больше на себя. Он ненавидел сбивать график.

— Ты где вообще, Костя? Я тебе наяриваю с семи! Я уже в квартиру съездил и в доме вот! Тебя украли что ли? Мне деньги для выкупа собирать?

Гаврила говорил так, будто это он у них главный… И вполне может отчитывать. Только вот Костя…

— Какого хера ты разводишь панику, Гаврила? — рявкнул, перебив. Отбросил полотенце, в котором уснул, надел боксеры. Дальше прошагивал по спальне Агаты, уперев свободную руку в бок.

Бросил быстрый взгляд на кровать, понял, что она больше не спит. Повернулась, смотрит на него, немного сощурившись, тянется за одеялом, накрывается, прижимает к груди…

Костя же чувствует нестерпимое желание усмехнуться, зажать трубку рукой и спросить, глядя в глаза: «Что, малышка, не ожидала, да? А я — это же не только цветочки. И тон с тобой обычно другой… Можешь начинать ценить за «особое отношение». А еще наконец-то загуглить. Теперь-то сопоставить точно не составит труда».

Чувствует, но сдерживается.

Она и так скорее всего сейчас именно это и осознает потихоньку. А может просто думает, чем можно его огреть, если он начнет вести себя агрессивно. Ну и как потом спрятать труп, ведь пластиковой ванны в квартире точно нет.

— Ты в переписку заходил? — Гаврила спросил спокойнее. Костя остановился, продолжая смотреть на Агату. Которой сейчас явно было дискомфортно. Которая может хотела бы попросить его не орать, выйти, свалить… Но вместо этого просто затаилась.

— Нет. Не заходил.

Костя ответил тише. Прикрыв на мгновение глаза. А когда снова открыл — смотрел уже не так остро. Подмигнул Агате, попытался улыбнуться. Она тоже попыталась, но одеяло по-прежнему сильно сжимала пальцами.

— Зайди.

— Загадками можешь не говорить? — вот только Гаврила не способствовал тому, чтобы Костя надолго остался сдержанным.

Гордеев снова сказал раздраженно, отвернулся, пошел в сторону двери в коридор. Остановился в проеме, прижал ребро кулака к косяку, ждал…

— Зайди и почитай, блять, Костя Викторович.

Гаврила сказал будто язвительно. Костя ругнулся сквозь зубы. Звонок не сбивал, но отнял мобильный от уха.

Ему успело прийти много сообщений. Но чат с Гаврилой тоже закреплен. Поэтому…

Он действительно начал писать с самого утра. Даже немного преуменьшил — семи еще не было.

Ссылки. Ссылки. Ссылки. Экспрессивные реакции со знаками восклицания. Вопросы: «Где ты, блять?», «Какого хера трубку не берешь?», «Этот гондон разводит чернуху!». Такое впечатление, что он проспал начало атомной войны.

Гаврила продолжал что-то говорить, но Костя слышал только неразборчивый шелест голоса. Агата не могла слышать и его. Но Костя чувствовал — Замочек смотрит. Теперь в спину. Все так же — затаившись.

Он пролистал к первому сообщению, нажал на ссылку, ждал, пока подгрузится.

Оглянулся…

— В следующий раз, если я говорю, что уезжаю…

Сказал, как самому казалось, без угрозы, но Агата закрыла глаза, сглотнула…

Вероятно, собиралась кивнуть просто, но Костя уже не ждал. Снова посмотрел в телефон. Прочел трижды. Потом только…

— Вот сука старая… — даже не пытался сдержаться, потому что по первой ссылке желтушная статья. Кто заказчик — очевидно.

«Пассажир социального лифта: сын убитой собутыльником проститутки хочет рулить государством».

Еще когда Гаврила предлагал Косте сыграть на том, что он как бы пробился из низов, идея Гордееву понравилась далеко не сразу. Потому что его низы — это действительно дно. Самое-самое дно. О котором не хотелось вспоминать. Которое уж тем более не хотелось выставлять на показ. В итоге было решено, что всю лишнюю информацию они подотрут. Оставив только красивую линию мальчика из детского дома. Без подробностей, как он туда попал. Теперь же…

Костя чувствовал, как кровь бьет по вискам и в уши. Пожалуй, ничто в целом гребанном мире не смогло бы его так сильно выбесить. Разозлить. Заставить жаждать крови.

Не проучить уже — отомстить.

Гниде, которая не погнушалась.

Вторую и следующие ссылки он не открывал. Знал, что там та же фигня. Вышинский откопал историю его счастливого детства довольно быстро. Вероятно, продался кто-то из тех, кому они с Гаврилой тоже дали денег. Но мстить теперь хотелось не им. А старому говнюку.

Костя поднес телефон к уху, вышел в коридор, долбанув кулаком по дереву косяка. На Агату уже не смотрел. Сейчас ему посрать было, испугается ли. Ему вообще на все посрать было, только…

— Мы должны уничтожить эту суку. Ищи всё, что можно. Самое дерьмо. Всё дерьмо. Я залью его грязью. Он у меня больше по улице пройти не сможет, чтобы в него не плюнули. До машины, сука, в коробочке всю жизнь. Всё дерьмо, Гаврила. Особенно личное. Ты понял меня?

— Понял, Кость… Я тебя понял… — стоило осознать, насколько злится Костя, Гаврила будто даже успокоился. Ответил тихо. Немного устало… — В офисе встречаемся? — спросил…

Костя же, упершийся в тот самый комод, который Агата двигала, выдержал паузу.

— В офисе. Через час буду.

— Где ты?

— Не твое дело.

Скинул, несколько секунд смотрел на экран телефона, потом положил его на комод, выпрямился…

В квартире было очень тихо. Он злился до невозможности. Она переваривала.

Костя вернулся в спальню. Начал одеваться, ничего не говоря. Он знал, что выглядит сейчас совсем не так, как вчера. Что к нему сейчас уже вряд ли Замочек рискнет пристать с предложением остаться… Да и вряд ли захочет.

Он надел джинсы, застегнул ремень, следом нырнул в горло футболки, повернулся к девушке, несколько секунд просто смотрел выжидающе…

— Спросить что-то хочешь? — потом кивнул, задавая вопрос. Судя по взгляду — хотела. Судя по нему же — боялась.

— У тебя всё хорошо? — а потом произнесла, внезапно заставив Костю усмехнуться.

— У меня всегда всё хорошо.

Опуститься на кровать, подползти, сжать пальцами её щеки. Не сильно. Просто, чтобы смотрела в глаза. И чтобы он мог в них всё прочитать.

Она правда теперь его боится. Она пока не знает, что будет делать, когда он уйдет. Но она не дура, чтобы давать ему очевидно понять свои намерения.

— Я приеду через пару дней. Матрасы закажи. Поняла меня?

Костя спросил, Агата прикрыла глаза, потому что кивнуть не смогла бы. Не дрожала, но и не отвечала страстно, когда Костя прижимался своими губами к ее, целовал напоследок.

Встал. Обошел кровать. Сел на нее же, чтобы обуться. Больше не смотрел и ничего не говорил.

Вернулся в коридор, взял телефон, отщелкивал замки, вновь набирая Гаврилу…

Он не был уверен, что она захочет открыть через эти пару дней — время покажет. Впрочем, не знал даже, будет ли сам спрашивать.

Сейчас важно было другое. Разобраться с гнидой Вышинским.