Забытое царство

Глава X ПОРТ АЛАЛАХА; ПОСИДЕЙ И ГРЕЧЕСКИЙ МИР

Безусловно, падение Алалаха повлекло за собой упадок и его гавани, но хотя город больше не возродился, местоположение гавани было слишком удобным, чтобы она оставалась в запустении; гавань была перестроена и просуществовала еще 700 лет. Поэтому для продолжения нашей истории следует обратиться к гавани Эль-Мина.

Когда в 1935 г. я выбирал подходящее место для раскопок, то пришел к решению, что устье р. Оронт должно было играть важную роль в заморской торговле страны, так как открытое и скалистое побережье материка не располагало удобными для стоянки судов местами. Достаточно широкая река, текущая по плоской равнине, была идеальным прибежищем для маленьких суденышек древнего мира, чтобы ею можно было пренебречь. Я был поэтому озадачен, когда на мои вопросы о том, где возле устья есть холм, получил заверения, что в устье реки нет ничего похожего на холм. Но когда я оказался поблизости от современных таможенных строений (река и поныне служит портом для парусных судов), откуда извилистая дорога шла по низкому берегу, поднимаясь по небольшому откосу на несколько футов там, где в тени диких оливковых деревьев стоят белые стены куполообразной гробницы алавитского святого и амбароподобное строение для отдыха паломников, то обнаружил несколько черепков керамики в склоне, обращенном к дороге, и еще больше на склоне возле гробницы. Первый черепок, мною подобранный, был от афинской вазы V в. до н. э. Значит, здесь место древнего поселения, но где тогда холм?

Прогулка через вспаханное поле дала ответ на вопрос, ибо сразу же за гробницей начинался невысокий обрыв, по дну которого шло высохшее устье реки. Оронт, текущий в 200–300 ярдах к востоку от этого места, когда-то заполнял это ныне пересохшее русло. Я убежден, что здесь был небольшой холм, смытый рекой, от которого осталось лишь небольшое возвышение. Помогла местная легенда. Мне сказали, что около 150 лет назад Оронт, текущий тогда по тому же руслу, что и теперь, неожиданно в период наводнения изменил свое течение и стал течь в западном направлении. Поля были затоплены, посевы смыты в море, и холм, на краю которого стоит гробница, был смыт текущим потоком. Видя бедствия, которые терпит их земля, люди сгрудились возле мечети, моля о помощи, но вода все прибывала, и даже самой гробнице шейха Юсуфа грозила гибель. Тогда святой восстал в гневе и укротил реку, приказав ей вернуться в положенные пределы, и тут же вода стала спадать. Оронт вернулся в старые берега, и обнажились поля. Тогда люди построили убежище рядом с гробницей, и паломники по. сей день посещают ее.

Таков был рассказ, безусловно, основанный на реальных фактах, — наводнения могли случаться неоднократно. Этим объясняется исчезновение холма у гавани, и это печальное событие лишило нас надежды на раскопки, которые помогли бы воссоздать и картину постепенного исторического развития, отраженного в чередующихся пластах холма. Мы вели раскопки того, что осталось, пригорода поселения, разросшегося к западу, но все постройки раннего периода, расположенные ближе к берегу реки, были смыты в море.

Осталось десять слоев, каждый из которых перекрывался последующим. Строительство велось в западном направлении, подальше от ненадежных берегов реки. Если верхние слои покрывали достаточно обширную территорию, то по мере углубления площадь их сужалась, пока в слое X не осталась лишь узкая полоска в пределах наших раскопок, где холм обрывался к старому руслу реки.

Самый ранний слой относится к VIII в. до н. э., следовательно, между ним и временем разрушения Алалаха имелся разрыв в 400 лет, и не осталось никаких свидетельств связи гавани с Алалахом периода его процветания.

Эта брешь в исторической преемственности обескураживала. Я внутренне убежден, что порт всегда служил городу, и даже когда последний исчез, порт должен был продолжать играть свою роль в международной торговле, но внутреннее убеждение — недостаточное основание для истории. Трудно опровергнуть мой тезис, что значительная часть древнего холма была смыта, но следующая гипотеза, предполагающая, что в нем скрыты строения исторического периода в две тысячи лет, не основывалась ни на каких доказательствах, и не имелось возможности обнаружить их на этой территории. К счастью, доказательства все же были найдены столь же неожиданным, сколь и интересным образом.

Мы убедились, что во всех десяти слоях, охватывающих период от VIII до IV в. до н. э., все сооружения весьма походили друг на друга (рис. 23, 24). Стены из сырцового кирпича укладывались почти всегда на каменный фундамент, иногда приподнятый выше уровня пола, что защищало от влаги; стены достаточно толстые, в среднем около двух футов, но нет оснований полагать, что какое-либо здание превышало один этаж — нигде никаких признаков лестниц не обнаружено. Полы были глинобитные, в нижних слоях наложенные на слой щебня — тоже мера против влажности почвы. В более высоких слоях, где здания значительно поднимались над уровнем равнины, необходимость в щебенке отпала, поэтому она не использовалась. Черепицы нигде не было, и крыши должны были быть такими же, какие по сей день характерны для мусульманских домов, — почти плоские, они состоят из слоев циновок, тростника и земли, положенных на близко лежащие тополевые жерди. Строения образуют блоки, почти квадратные и приблизительно одинаковые по размеру. Между ними улицы и проходы, пересекающиеся под прямым углом; они вымощены гравием, часто со стоками в середине; покрытие из каменных плит образует тротуар; на некоторых участках проезжей части имеются небольшие нарушения общей планировки, связанные, очевидно, с прихотями владельцев домов, но таких случаев немного. Внутри блоков, или «островков», отмечается не то чтобы полное единообразие, но нечто, наводящее на мысль о строительстве по какому-то стандартному плану. Широкий. проход вел с улицы во двор с рядом помещений вдоль стен — самое большое в центре, а по бокам более мелкие, и четыре более или менее квадратные комнаты за задней стеной двора; иногда очень маленькое отдельное строение стоит в центре двора. Таково главное строение блока, а оставшееся пространство занимали ряд или ряды маленьких комнат, идущих вдоль улицы и не имеющих связи с основным строением или друг с другом.

Будь эта часть города жилой, ее можно было бы счесть районом бедноты или даже нищих. Хижины из сырцового кирпича, одноэтажные, с обмазанными глиной стенами без каких-либо следов украшений или намеков на архитектурный стиль не заслуживают иной характеристики. Но это не была жилая часть города; дома, которые выглядели бы убогими в качестве жилищ, прекрасно соответствовали своему назначению: перед нами были конторы и склады купцов, занятых импортно-экспортными операциями между Азией и эгейским миром.

Это с очевидностью подтверждается характером содержимого строений, особенно в верхних слоях, где предметы оказались в лучшей сохранности. Так, лишь в одном только здании слоя III, имевшем следы пожара, благодаря чему вещи оставались на своих местах и обстановка многих комнат была практически нетронута, можно видеть, что почти все пространство занимали товары, которые хранились по определенным категориям; каждая комната-лавка отводилась под какой-либо вид товар» в; в одной были большие кувшины для вина, в другой — маленькие местного производства сосуды для масла, в третьей — привозные греческие сосуды для умащений, в четвертой — большие колоколообразные кратеры[45] и т. д.

Каждое крупное сооружение в квартале являлось конторой какой-нибудь одной «фирмы». Здесь хранились азиатские товары, готовые к вывозу, и греческие, сгруженные с прибывших судов и ждущие, когда их продадут купцам, чьи караваны доставят их затем в глубь материка. Отдельные помещения внутри двора, возможно, служили конторами счетоводов. Маленькие, не связанные друг с другом комнаты вдоль улиц были магазинчиками розничной торговли, обслуживающими внутренний рынок, или мастерскими; в одном таком помещении, где мы обнаружили маленькие слитки серебра и различные предметы ювелирного искусства, должно быть, находилась лавка ювелира.

В нескольких, весьма редких случаях наличие захоронения под полом строения указывает, что оно служило купцу одновременно и жильем, так как известно много примеров захоронений в жилых домах, но трудно представить, что вдруг появился обычай хоронить покойников под складом или конторским помещением. И, кроме этих редких случаев захоронений, нет никаких оснований считать, что эти помещения использовались для жилья. Мы полагаем, что в большинстве своем купечество жило в других районах. Порт не мог быть благоприятным для здоровья местом. Он лежал в низине, которая была подвержена наводнениям (что подтверждается обнаруженными нами массами песка и ила на руинах строений слоя IV), а вокруг простиралось болото, почти затопленное морем. Склады должны были размещаться в порту, но никто не стал бы жить здесь по доброй воле.

Рассказы о различных находках, сделанных прежде в этих местах, привлекли наше внимание к холму вблизи реки в трех милях от порта. Это был небольшой природный холм, с трех сторон скалистый, обрывистый, а с одной стороны (северо-западной) более пологий; холм был усеян большим количеством черепков. Несколько пробных траншей на вершине и внизу холма — Сабуни, как его называют, — вместе с подъемным материалом дали нам именно те свидетельства, на которые мы надеялись. Керамика доказывала, что он был обитаем весь тот период; который охватывали десять слоев в порту Эль-Мина, и даже в гораздо более ранние времена: черепки микенской керамики, относящейся к XIII и XII вв. до н. э., «белые молочные» чаши XV в., цилиндрическая печать XVIII в. до н. э. На вершине холма имелся окруженный массивной оградой из камня и кирпича акрополь с различными строениями. Можно быть уверенными, что именно здесь жили купцы, ведущие торговлю в Эль-Мине. Некоторые купеческие дома, вероятно, могли размещаться также на возвышении, где теперь находится маленький современный городок Суедия, — во всяком случае, мы нашли здесь в двух местах керамические черепки, относящиеся к классическому греческому периоду. Но сам город стоял на холме Сабуни, занимая по отношению к Эль-Мине такое же положение, как Афины к Пирею. Конечно, некоторые из тех, кто победнее, — сторожа складов, портовые рабочие, моряки, рыбаки, мелкие торговцы — вынуждены были жить в Эль-Мине, но богатые купцы предпочитали здоровый климат Сабуни, откуда каждое утро отправлялись в свои конторы в порту.

Данные о том, что гаванью пользовались с очень раннего времени, подтверждает все сказанное нами выше о внешней торговле Алалаха; но самое интересное, что раскопки в Эль-Мине дали возможность проследить историю этой торговли с момента разрушения столицы в глубине материка.

Поздняя микенская керамика, которую мы обнаружили в Сабуни (но не в Эль-Мине, так как здесь она должна была быть в части холма, смытой наводнениями), любопытно согласуется с исторической традицией.

Геродот утверждает, что греческий герой Амфилох, живший во время осады Трои (сын Амфиарая, одного из семи царей, боровшихся против Фив), построил на сирийском берегу город Посидей (Геродот III, 91). Город процветал в V в. до н. э. Из географических описаний, обнаруженных у поздних греческих авторов, можно заключить, что Посидей и есть наша Эль-Мина с городом на холме Сабуни. То, что легенда об Амфилохе основана на фактах, подтверждается открытиями турецких археологов в Киликии, где обнаружены указания на другого греческого героя, связанного с Амфилохом. Замечательно также, что местом действия легенды, распространенной в классической Греции, является гора Касиос, возвышающаяся в устье Оронта. К грекам эта история (обнаружен ее азиатский текст) из Эль-Мины должна была дойти в очень ранний период. Если Эль-Мина была разрушена «народами моря», что, как мы полагаем, и случилось в действительности, то она возродилась благодаря греческой торговле, и тогда рассказ Геродота, по-видимому, полностью достоверен.

В самых нижних раскопанных слоях, X и IX, очень мало что осталось от строений, но керамика была достаточно обильна; большая часть посуды — привозная, преимущественно с восточных греческих островов; сделана она в период между 750 и 700 гг. до н. э. Исчезновение старой микенской керамики не означало упадка торговли в нашем порту; наоборот, если в прежние времена здесь торговали почти исключительно с Критом и Кипром, то теперь география торговли значительно расширилась, о чем свидетельствуют изделия с Делоса, Родоса, Теноса и Кикладских островов. Посидей стал торговым центром, где сбывались изделия Восточной Греции.

В слое VIII некоторая часть стен предыдущего периода использована под фундамент, но основной план отличен и, похоже, что город был заново построен по новому плану. Керамика тоже полностью сменилась; это теперь почти исключительно сосуды кипрского железного века, привозные или же местного производства, но настолько близкие к кипрским, что трудно установить, где именно они сделаны. И снова археологические факты приводят нас к древней легенде.

Византийский историк Иоанн Малала, рассказывая об округе Антиохии, говорит, что греческий герой Касос, в честь которого названа гора Касиос, основал поселение на северосирийском побережье и заселил его жителями Крита и Кипра, а сам, женившись на местной повелительнице Амике, стал здесь царствовать. Амика означает «Хозяйка Амука», и поселение должно быть Посидеем у подножия горы Касиос. В этом рассказе мы находим объяснение внезапному появлению кипрской керамики после периода широкого распространения изделий с других островов. Разумеется, это не было новое поселение на необитаемой земле, но, имея в виду чрезвычайно скудные остатки слоя IX и новую планировку слоя VIII, можно понять, что произошло. Касос был купцом-авантюристом тех времен, когда слова «купец» и «пират» были почти синонимами. Видя, какие выгоды извлекают купцы с островов из торговли с государствами в глубине Азии, он собрал на Кипре вооруженный отряд и захватил и ограбил Посидей, затем перестроил его для себя и, расположив к себе жителей долины Амук, чтобы обеспечить тем самым безопасность караванных путей, оказался хозяином гавани. Очевидно, таков был его вклад в основание поселения.

Но его правление продолжалось недолго. Судя по характеру руин, период слоя VIII был коротким, возможно, с 700 по 675 г. до н. э., когда большинство зданий пришли в ветхость и требовали перестройки. Слой VII не свидетельствует о нарушении традиции, складские помещения — лишь новый вариант старых, построенных на несколько более высоком уровне. Но кипрская традиция в керамике, хотя по-прежнему распространенная, начинает постепенно ослабевать: вновь появляются изделия с геометрическим рисунком, в частности с Родоса, и в конце этого периода (тоже весьма короткого) родосская и кипрская керамика существуют параллельно, затем первая вытесняет последнюю.

Все это отчетливо видно в слоях VI и V. В первом много перестроек по новому плану, старые склады слоя VII безнадежно обветшали, тогда как строения слоя V представляют собой подремонтированные сооружения слоя VI. В первом еще имеется некоторое количество кипрской керамики, но во втором она исчезает полностью. Это не означает, что торговые связи с Кипром прекратились; кипрская терракотовая и известняковая скульптура встречается и в слое VI. Но, что касается керамики, другие греческие центры поставляют в Посидей изделия более высокого качества; состоятельные местные торговцы заказывают лучшую посуду из наиболее развитых центров ее производства. В результате здесь, в азиатском порту, мы собрали коллекцию ранней греческой керамики настолько обширную и настолько замечательную, что она не уступает любой, обнаруженной в самой Греции.

Следует помнить, что склады в Эль-Мине служили только для хранения изделий на пути их следования. Мы обнаружили лишь осколки ваз, разбитых при разгрузке и перегрузке; битые сосуды выбрасывались, и то, что осталось, сохранилось по недосмотру, оказавшись втоптанным в глиняные полы; об изделиях, благополучно перенесших перевозку, мы ничего не знаем. Иногда, если склад сгорал и его содержимое погибало, нам везло больше, так как обычно новый пол настилали поверх пепелища, и тогда число находок значительно возрастало— удавалось даже обнаружить неразбитые сосуды, но чаще всего это были случайно сохранившиеся экземпляры. Несмотря на это, фрагменты из слоев VI и V чрезвычайно многообразны и информативны.

Можно видеть, что основным центром поставок в Посидей был Родос, чьи изящные, толщиной в скорлупу яйца, чаши и вазы, блестяще-черные с полосами пурпурного, красного и белого цвета, явно привлекали азиатских потребителей, так как именно эти осколки чрезвычайно многочисленны; «ориентализирующая» родосская керамика показывает, насколько сильно влияла на греческого гончара торговля с Востоком. В слое VI встретилось немало протокоринфской керамики, но в слое V ранняя коринфская посуда попадается гораздо реже. Простые черные изделия с Лесбоса привлекли внимание купцов, и кто-то, похоже, специализировался на вазах Хиоса или Навкратиса; с различных островов поставлялись прелестные маленькие чаши, расписанные фигурами птиц, прямые наследницы геометрического стиля.

Керамика слоя V относится приблизительно к 550 г. до н. э., а затем в наших сериях наступает разрыв приблизительно в 30 лет; к этому периоду можно отнести лишь один черепок. Это может означать, что порт бездействовал из-за каких-то политических обстоятельств, но против этого говорит тот факт, что греческую керамику этого времени мы находили как в Сабуни, так и в других местах Северной Сирии, следовательно, импортные изделия продолжали поступать, а ведь Посидей был узловым пунктом. Мне кажется, более подходящим объяснением то, что, прежде чем возвели сооружения слоя IV, место подвергли необычной «чистке», уничтожившей все следы активной торговой деятельности в конце слоя V, которые в противном случае сохранились бы. И здесь, действительно, имела место такая чистка. Квартал слоя IV не полностью совпадает по границам со строениями слоя V, и, как правило, под полами мы обнаруживали слой мусора, отделяющего их от остатков стен слоя V. Это указывает на систематический и сознательный характер снесения прежних строений, что вполне может объяснять и исчезновение целого слоя черепков.

Перестройка и перепланировка складов совпадают или являются следствием коренных перемен в торговой деятельности. С этого момента, который мы определяем приблизительно 520 г. до н. э., все импортные сосуды, обнаруженные на месте гавани, поступают из Афин. Мы встречаем статуэтки с Кипра, голубые скарабеи из Навкратиса в Египте, полихромное финикийское стекло, вероятно из Южной Сирии, но в керамике Афины сохраняют полную монополию. Как и прежде, ввозятся изделия высшего качества, возможно, для нужд персидского двора, который, естественно, требует лишь самого лучшего. Многие из обнаруженных фрагментов могут быть отнесены к работам живописцев, чье творчество известно, и некоторые из них поистине замечательны; но рядом с ними есть изделия более простые и, рассчитанные на менее дорогой рынок.

Любопытно постоянное повторение на этих изделиях одного и того же рисунка, что проливает новый свет на особенности изготовления ваз в Аттике. Так, в одной комнате слоя III мы нашли десять маленьких сосудов (более или менее хорошей сохранности) для умащений с несколько грубоватым рисунком женской головы и цветка и с полдюжины такой же формы сосудов с совершенно одинаковым рисунком аканта. Так как поврежденные сосуды составляют лишь незначительный процент от импорта, они говорят о больших размерах партии изделий каждого типа. Расписывал ли все эти сосуды один ремесленник, или же хороший мастер делал только один экземпляр, который затем копировали менее умелые рабы, работавшие «бригадой», в любом случае перед нами доказательство существования системы массового производства в мастерских Афин, о которой мы прежде не подозревали. Это открывает новые сведения о характере аттической торговли. Интересна и находка фрагментов трех больших «панафинейских» ваз, которые, как прежде считалось, давались только в качестве приза победителям великих Панафинейских игр; их появление для продажи в Посидее мы объясняем тем, что они могли быть куплены кем угодно как сувенир или даже экспортировались. Одна из них была разбита и склеена в древности. Мы нашли ее в таком квартале города, где, судя по количеству найденных там реставрированных сосудов, размещался рынок подержанных вещей; но две другие были новые и, очевидно, случайно были разбиты на складе.

Слой IV продолжался от 520 до 430 г. до н. э. Поразительно то, что порт вообще существовал в этот период. Афинские купцы добились монополии в торговле с Востоком как раз в то время, когда в связи с завоеваниями Кира в Ионии начались войны между Персией и Грецией. В 490 г. до н. э. произошло первое вторжение в Грецию и битва при Марафоне, через десять лет в Грецию вторгся Ксеркс. Афины пали, и сразу после этого персы потерпели поражение в битвах при Саламине и Платеях. Захватчики были изгнаны из Греции, но война не закончилась, и еще около ста лет время от времени происходили стычки между противниками. Но в течение всего времени, когда Афины воевали с Персией, отчаянно сражаясь на море и на суше, афинские купеческие суда бросали якорь у причалов Посидея, персидского порта Пятой сатрапии, и мирно торговали с врагом. Это любопытное свидетельство того значения, которое Афины придавали морской торговле: даже во время войны, отнимавшей все силы, «бизнес» должен был продолжаться «как обычно». Не менее знаменательна и политика персидского двора, который не только позволял сатрапу одной из своих важнейших провинций продолжать в военное время торговлю с врагом, но допускал присутствие на персидской земле афинской купеческой колонии — известно, что многие из купцов были греки.

Но покровительство коммерции шло даже дальше. Мы обнаружили в руинах большое число монет, причем все монеты мелкого достоинства были как раз такие, какие и ожидаешь обнаружить в персидском средиземноморском порту: персидские монеты, выпущенные монетными дворами Сидона, Арвада и Кипра; но крупные монеты, все без исключения, были греческими — серебряные тетрадрахмы, или отчеканенные в Афинах, или имитирующие афинские местного производства. Для местного рынка и для торговли с финикийским берегом пользовались персидскими монетами, но для оптовой! торговли в порту служили монеты государства, с которым Персия находилась в состоянии войны.

К 430 г. до н. э. склады отслужили свой срок, и наступило время их обновить; слой III — лишь простая реконструкция слоя IV. Но около 375 г. до н. э. возник ужасный пожар, разрушивший большинство строений. Новые склады строились на прежнем месте по тому же плану (обычно использовались под фундамент остатки старых стен), но их полы отделены от предыдущего периода трехфутовым слоем горелого мусора. Соответственно слой III сохранился особенно хорошо, и в большинстве складов мы имели возможность детально изучить содержимое, а также понять назначение каждой комнаты в отдельности. Все было классифицировано, и редко остатки сосудов различного назначения сохранялись вместе — даже масленки для ламп находились не вместе с лампами, но в соседней комнате. Широкий ассортимент весов — греческих, сирийских, месопотамских— свидетельствовал о международном характере торговли; металлические изделия поступали издалека, с оз. Ван на Кавказе; Сирия и Египет поставляли амулеты из полихромного стекла в виде гротескной человеческой головы; ртуть (используемая золотых дел мастерами), которую мы нашли растекшейся в почве, возможно, прибыла из Альмаденского прииска в Испании. Порт явно процветал.

Когда в 333 г. до н. э. Александр Великий разгромил Персидскую империю и Посидей не только по имени, но и фактически стал греческим городом, когда единая власть, утвердившаяся по всему Восточному Средиземноморью и Западной Азии, гарантировала даже большую, чем прежде, свободу торговли, и в кассах посидейских купцов монеты Македонии сменили старые афинские монеты, жители, должно быть, были уверены, что наступила новая эра процветания. Веря в это, возможно, они и поместили в местном храме мраморную статую богини города, изваянную в стиле, излюбленном Александром и его преемниками. Мы обнаружили среди городских руин поврежденную голову, когда-то увенчанную зубчатой короной из позолоченной бронзы или из золота.

Эта голова, несколько монет наследников Александра и единственная глиняная ваза — все, что мы нашли как доказательство существования этого места после смерти Александра. В 301 г. до н. э. в четырех милях севернее Эль-Мины Селевк основал новую гавань, Селевкию, с искусственным водоемом и прекрасными зданиями. Соперничать с такой гаванью старый порт, естественно, не мог и просто перестал существовать. Не исключено, что Селевк силой принудил его жителей переселиться на новое место. Город и без того очень сильно пострадал, когда в 314 г. до н. э. Птолемей Сотер захватил и разграбил порт; тогда, возможно, и разбили статую богини города, и, вместо того чтобы отстроиться еще раз, место было покинуто. Почти на 900 лет порт пережил Алалах, город, для которого он был построен. Здесь велась торговля для сиро-хеттских правителей, и здесь был важнейший рынок Персидской империи. Теперь процветающей — селевкидской столице, Антиохии на Оронте, потребовался современный порт на смену речным причалам древнего Посидея. И даже если немногочисленные рыболовецкие суденышки становились на якорь против речного берега, что они делают по сей день, было бы тщетно надеяться, что холм на болотах когда-либо сможет опять стать морским портом.