Забытое царство

Глава III НАЧАЛО АЛАЛАХА. СЛОИ XVII–XIII

Из сказанного выше понятно, что без раскопок двух маленьких холмов, Телль-эш-Шейх и Табара-эль-Акрад, невозможно было бы проследить историю долины Амук до ее истоков, так как наш основной памятник — Атчана — впервые был заселен только в бронзовом веке. Это было не так-то легко установить; для этого пришлось провести такие раскопки, каких я никогда прежде не предпринимал.

Желая добраться до самых нижних слоев, мы выбрали участок в жилом районе города, где раскопочные работы уже велись на значительной глубине. Шесть верхних слоев открыли нам более или менее хорошо сохранившиеся жилые кварталы, а под ними мы раскопали юго-восточную часть царского дворца в слое VII; здесь мы определили участок размером 65 на 50 футов[7], который назвали «стратиграфическим шурфом», и систематически копали в глубину, проходя через остатки дворцов и частных зданий, пока не достигли слоя XVI. К этому времени мы были гораздо ниже уровня окружающей нас местности, и почва становилась все более и более влажной. Стало трудно отличать сырцовый кирпич стен от завалов такого же кирпича, лежащих между ними, а когда мы попытались копать ниже полов строений слоя XVI, то оказались в воде. Обломки керамики, попадавшиеся в грязи, свидетельствовали о том, что мы еще не достигли самых нижних культурных слоев, но казалось весьма сомнительным, что от непрочных стен домов (глинобитных, без каменных фундаментов) сохранилось достаточно для того, чтобы определить хотя бы границы слоев; относительная же глубина, на которой найдена керамика или другие предметы, — сомнительный показатель для датировки, так как глубина залегания в значительной мере зависит от случайности— черепок, лежащий горизонтально, скорее всего изначально и пребывал в этом слое, тогда как лежащий вертикально, возможно, опустился сюда сквозь влажную почву из верхнего слоя. Поэтому, как ни жаль было отказываться от поставленной цели, я решил прекратить работу.

Но всего лишь в каких-нибудь 50 ярдах[8] от нашего «стратиграфического шурфа» в результате раскопок расположенных один над другим храмов образовалась другая большая яма такой же глубины; вымостка храма слоя XVI оказалась на одном уровне с полами частных домов этого же слоя, и, когда мы приподняли несколько терракотовых плиток мощеного пола храма, там тоже оказалась вода. Мы попытались пойти глубже, но вода просачивалась быстрее, чем мы ее вычерпывали, а края раскопочной траншеи из мягкой глины оплывали внутрь и. продвижение вглубь стало невозможно. Однако было ясно, что строения имеются и ниже, а так как стены храма гораздо прочнее, чем жилых домов, то у нас могла появиться лучшая возможность попытаться изучить их даже в таких трудных условиях. Во всяком случае, храм был слишком важным объектом, чтобы его можно было с легкостью забросить; работы мы решили прервать и начать снова тогда, когда мы будем снаряжены, чтобы решать наши проблемы.

Изначально строения, разумеется, стояли на сухой \ почве, затопленными они оказались, как я уже говорил выше, потому, что в результате землетрясения была перекрыта р. Оронт и уровень долины Амук поднялся. Грунтовые воды, однако, не всегда оставались на одной высоте; мы вели наши раскопки весной, когда воды поднимались выше, но летняя засуха должна была существенно понизить их уровень. Мы, естественно, изменили время наших раскопок и продолжили их осенью. Привезли работающие на бензине насосы и с помощью стальных балок и листов рифленого железа соорудили на полу храма большой кессон, внутри которого могли работать восемь-десять человек; по мере того как они копали и насосы откачивали воду, кессон под тяжестью собственного веса погружался во влажную землю — таким образом мы могли избежать обвалов краев траншеи. Вода стояла на три фута ниже, чем весной, что давало определенные преимущества, конечно, весьма незначительные, если бы мы копали по-старому; но работа внутри кессона позволила нам без особого труда проникнуть более чем на 15 футов ниже храмового пола в слое XVI.

Я сказал «без особого труда», и это верно с инженерной точки зрения; на самом деле обстановка на дне раскопа с насосами и трубами, воротами для подъема тяжестей и блоками, лестницами и настилами скорее напоминала обстановку механической мастерской, чем археологических раскопок, и с точки зрения археолога положение было отнюдь не удовлетворительным. Обычные правила научного ведения археологических раскопок неприменимы, когда приходится в ведрах поднимать почти жидкую грязь. Невозможно было изучить что-либо in situ — из-за подступающей снизу воды люди в лучшем случае оказывались по щиколотку, а иногда и по пояс в некоем гороховом супе, в котором ничего нельзя было разглядеть. Лишь после внимательного осмотра твердых комьев, подаваемых в ведрах, можно было понять что это — сырцовый кирпич или просто. ком грунта. Тем не менее полученные результаты стоили затраченного труда, и так как мы копали вглубь таким образом на двух различных участках, мы могли сравнить наши находки и утвердиться в своих выводах.

Прежде всего мы обнаружили, что материк лежит почти на 14 футов ниже вымощенного черепицей пола слоя XVI. Мощный блок кладки из сырцового кирпича, верхушка которого была видна в слое XVI, удалось надежно проследить на глубину 10,5 фута, а возможно (хотя условия на этой глубине были таковы, что нельзя быть полностью уверенными), он уходил и глубже, до самого материка. Мы не могли определить, был ли этот блок от начала до конца однородным, или он составлялся в различные периоды; не могли мы также обнаружить пола или покрытия перед блоком, хотя позади него находились в более или менее обычной последовательности слои чистой почвы и мусора, что свидетельствовало или о постепенном наносе земли, или о повторяющихся выравниваниях и перенастилах полов. Стена поднималась более чем на 10 футов; скорее всего тут был не один строительный период, а несколько, однако нельзя утверждать, что это было именно так. Поэтому все черепки и прочие находки, собранные во время работы, были помещены вместе и описаны как относящиеся к слою XVII; в действительности они могут принадлежать к двум и более следующим друг за другом слоям. Однако все они более ранние, чем слой XVI, и все они — что самое важное — относятся к эпохе начала Ат-чаны, когда пришельцы возвели в долине Амук свои первые строения на нетронутой почве.

Вся керамика, характерная для Телль-эш-Шейха и Табара-эль-Акрада, была лепной, вся керамика слоя XVII Атчаны сделана на гончарном кругу. В верхнем слое Табары встретилось несколько черепков от посуды, сделанной на Атчане, убедительное доказательство преемственности этих памятников, но можно безошибочно утверждать, что поселение Атчана означало появление культуры совершенно отличной от той, которая была прежде в этом районе. Взятая в целом керамика слоя XVII опять-таки отличается от керамики слоя XVI, но различие здесь скорее стадиальное, чем видовое. Мы не находим здесь прекрасно расписанной посуды, в орнаменте которой преобладают птичьи и звериные мотивы, характерной для последующих слоев, но обнаруживаем, начало этого стиля — роспись пока еще грубую и простую. Поэтому то, что последовало в дальнейшем, это не революция, а естественное развитие примитивного искусства первых поселенцев.

Кто были эти поселенцы, мы еще не можем сказать. Они находились на весьма высоком уровне культурного развития; им был известен гончарный круг и секрет использования и плавки металла (в слое XVI мы обнаружили каменные формы для отливки медных тесел).; они строили весьма прочные сооружения из сырцового кирпича. Этих пришельцев трудно связать с другими народами, о которых мы имеем хоть какое-нибудь представление. Они явно пришли не из Месопотамии или Южной Сирии, и непохоже, чтобы у них было что-то общее с Анатолией, странами, которые археологически довольно хорошо изучены.

Можно допустить, что подобная культура могла развиваться неподалеку от долины Амук, например на плато Алеппо, где не было раскопок, которые дали бы нам какой-нибудь материал по ранним периодам, и что ее появление в долине Амук было естественным наступлением более-развитой цивилизации на менее развитую. Вряд ли этот процесс проходил мирно, ведь люди, принадлежавшие к культуре Табары, не уступили бы своей земли без борьбы. Стоит отметить, что предшествующий тип керамики с этого момента полностью исчезает (ни единого ее черепка не обнаружено на Атчане) и пришельцы не поселяются в старых деревнях, а, как бы для того чтобы поставить преграду между прошлым и настоящим, основывают свой город на новом месте. То, что не все население Табары приняло участие в исходе, который рассеял этих «протохеттов» в пределах Палестины и Анатолии, доказывается образцами «импортной» керамики Атчаны, встречающимися в самом верхнем слое этого холма наряду с посудой Хирбет-Керак, но уже не было вопроса о том, кто являлся господином в долине Амук.

Началась новая эра. Насколько мы можем судить, прежнее население жило в деревнях, пусть даже значительных по размерам, но все же остававшихся деревнями, и занималось простым сельским трудом. Люди бронзового века основали город, который со временем был назван Алалах (если только они не назвали его так с самого начала), и среди первых своих строений возвели храм богу города. Город просуществовал около двух тысяч лет, и за эти тысячелетия храм перестраивался не один, а 15 раз по различным образцам и для разных богов, но ни при каких переменах ни разу не осмелились строители перенести культовый центр с места, освященного для первого храма.

То, что мы обнаружили от самого храма, пожалуй, все, что от него действительно осталось, — это цельный кирпичный куб площадью 16 квадратных футов и 13 футов в высоту, хотя сначала он мог быть пониже и затем достраивался по мере того, как повышался уровень пола. У его северо-западной стороны найден толстый слой пепла, костей животных и черепков, что могло быть остатками жертвоприношений. Был ли куб алтарем или нет, мы не можем сказать, но он, безусловно, был святыней, ибо, когда в эпоху слоя XVI настало время возводить новый храм на руинах прежнего, этот куб тщательно сохранили. Часть его возвышалась над полом нового здания — небольшой прямоугольник размерами чуть более шести футов на три фута и высотой полфута завершался островерхой деревянной крышей (это могло быть новое сооружение на месте старого, но мы не могли заметить изменений в кладке). Перед ним имелось квадратное отверстие в мощеном полу, яма, нижняя часть которой была заполнена крупными камнями, а на них обнаружены пепел и кости животных — доказательство, что жертвоприношения продолжали совершать на том же месте.

Храм слоя XVI был очень большим (рис. 2). Значительная часть его основания лежала за пределами наших раскопов. То, что мы обнаружили, являлось центральным двором размерами по крайней мере 60×21 фут, вымощенным терракотовыми плитками и окруженным кирпичными стенами, гладко оштукатуренными и побеленными. То, что извне стены были также побелены, свидетельствует о наличии помещений, окружавших двор, но об этих помещениях мы ничего не знаем. Во дворе находились два любопытных объекта: у юго-восточного края — кирпичное сооружение с островерхой крышей и яма для жертвоприношений, о которой я уже говорил; в северо-западной части двора оказалось нечто еще более загадочное. Перед тем как замостить двор, строители выкопали здесь квадратную яму, выложенную кирпичом в верхней части и доходящую до материка. Когда мы ее обнаружили, она, разумеется, была полна воды и казалось естественным считать ее колодцем, но в те времена, когда она была выкопана, это была сухая шахта. Как только яма была вырыта, ее заполнили опять, но не землей, а, так же как и жертвенную яму, огромными валунами с более мелкими камнями между ними. В Атчане нет камней, их должны были доставить с холмов, расположенных за несколько миль — трудоемкое и дорогостоящее дело, учитывая, что самые крупные камни весили свыше трех тонн. Для этого должны были быть какие-то важные соображения религиозного порядка.

Когда шахта была заполнена, пол выровнен и выложен плитками, поверх них возвели сооружение из сырцовых кирпичей восьми футов высотой — как бы отрезок стены около 18 футов в длину и пяти футов в ширину с низким дверным проемом, имеющим плоскую перемычку по центру. Дверной проход, однако, хоть и тщательно сделанный, был затем заложен кирпичами и заштукатурен так, что он оказался полностью скрыт. Один конец «стены» доходил точно до границы заполненной камнями шахты. Кирпичное сооружение (мы называли его «мастаба», по аналогии с египетскими надгробными постройками, имеющими ложные двери, но сравнение не очень точное) с заложенным кирпичами дверным проемом, связанное с подземной шахтой, столь трудоемким образом заполненной сразу после того, как она была выкопана, представляет интересную загадку для археолога. Нет сомнения, что оно играло чрезвычайно важную роль в храмовом культе, но более ничего сказать нельзя.

Эти руины свидетельствуют о том, что люди раннего бронзового века придерживались религии своих предков, ведь они поместили свой жертвенный алтарь (если можно считать таковым кирпичное сооружение с островерхой крышей) точно над тем местом, где он был расположен в храме слоя XVII. Эта религия была их собственная, не сходная ни с месопотамской, ни с египетской. В одном из домов слоя XVI мы обнаружили сланцевую палетку с красками для подведения глаз, очень похожую на те, которые находят в Египте середины додинастического периода. Если можно судить по единичному предмету, это должно подразумевать наличие контактов — необязательно непосредственных — с долиной Нила, что вовсе, однако, не означает, что в этот период долина Амук находилась под египетским влиянием; из этих двух областей Амук, безусловно, была более развита. Уже в слое XVI достигает совершенства расписная керамика, изготовлять которую начали первопоселенцы Атчаны. Гончары в это время производят замечательные вещи, создают образцы, которым будут следовать тысячу лет. С тех времен и вплоть до XVIII в. до н. э. те же формы и те же декоративные мотивы характеризуют замечательную керамику Алалаха. Следование традиции было настолько неукоснительным, что, не зная в каком слое найден расписной сосуд и опираясь только на стилистический анализ, можно отнести его и к началу, и к концу тысячелетия; я не знаю другого примера столь упорного консерватизма[9].

За процветанием и творческим подъемом эпохи слоя XVI последовал период упадка. Никаких следов катастрофы, насильственного разрушения, сожжения храма или домов нет, скорее имеются следы застоя. Вместо того чтобы полностью перестраивать обветшавшие дома, их подлатывали и ремонтировали. Те немногие развалины, которые можно отнести к этому периоду, имеют уж очень жалкий вид. Подобные периоды могут случиться в жизни любого города, но для этого всегда должны быть причины. В данном случае параллели и объяснения происходящему, возможно, следует искать в истории Месопотамии. Там период Урук был временем бурного развития и процветания. Следующий период, Джемдет Наср, если судить по искусству (о его политической истории ничего не известно), скучен и лишен творческого порыва. Население в этот период, безусловно, составляли пришельцы, теми или иными способами подчинившие страну и по крайней мере поначалу не усвоившие более высокую культуру коренных жителей. Со временем они, правда, достигли определенного развития и, возможно, подготовили почву для замечательных достижений шумеров раннединастического периода. Так как слой XVI в Атчане соответствует по времени концу периода Урук, а слой XV — началу периода Джемдет Наср, я склонен соотнести процветание Алалаха с ростом спроса на древесину для множества построек, возводимых поздними урукскими правителями, а упадок города — с сокращением торговли, вероятно вызванным вторжением носителей культуры Джемдет Наср.

Но как только в Месопотамии стала складываться благоприятная обстановка, улучшения произошли и в Амуке. Слой XIV приходится на период Джемдет Наср, о чем убедительно свидетельствуют находки в развалинах домов этого слоя значительного числа глиняных сосудов определенного типа; такие сосуды были найдены на многих городищах, причем всегда в слоях времени Джемдет Наср. Их присутствие здесь — прямое свидетельство контактов с Месопотамией, о возможности которых я упоминал ранее; теперь это стало историческим фактом. Тут не может быть и речи о завоевании, отношения были, очевидно, лишь торговыми.

По мере роста благосостояния обитателей поселений культуры Джемдет Наср, вероятно, расширялась и становилась все более выгодной для Алалаха торговля лесом. Соответственно в слое XIV мы обнаруживаем, что городской храм полностью перестроен, а наблюдения, сделанные нами в «стратиграфическом шурфе», показывают, что и в жилых кварталах также были построены новые дома, гораздо более прочные и имеющие лучшую планировку, чем в предыдущий период. Большое количество прекрасной расписной керамики тоже свидетельствует о процветании. Как и дома, новый храм не повторяет планировку своего предшественника. На поднятой террасе, образованной из засыпанных и выровненных развалин, возведено простое строение с открытым передним двором, обнесенным невысокой стеной. Ширина переднего помещения храма немного превышает глубину, а позади него располагалась большая, почти квадратная комната, собственно святилище.

Эти радикальные изменения не означали, однако, полного отхода от традиции, поскольку в середине святилища, почти заполняя его, сохранялась старая «мастаба», относящаяся к слою XVI (рис. 3). Нижняя ее часть была теперь погребена под полом, но она по-прежнему возвышалась на четыре или пять футов. Это было единственное сооружение в святилище, по существу построенное вокруг него, и нам остается только предположить, что своим священным характером помещение было обязано присутствию в нем этой древней реликвии. Но связь с прошлым заключалась не только в ней одной.

Другая важная особенность храма слоя XVI — любопытное сооружение, возле которого сжигали жертвоприношения; оно унаследовано от прошлого. Это сооружение помещалось на юго-восточном конце двора, и массивный фасад нового здания перекрывал его так, что и следов не было заметно, но тем не менее общий принцип расположения жертвенника для сожжений был сохранен, и в первой комнате мы нашли большую печь или очаг против внутренней стороны фасадной стены, т. е. на юго-восток от «мастабы»; это позволяет предположить, что храмовой ритуал начинался с сожжения жертв, а затем производились какие-то действия во внутреннем святилище с кирпичной скамейкой.

Такова была первоначальная планировка здания, но с течением времени важные перестройки придали ему несколько иной характер. К внутренней стороне задней (северо-западной) стены святилища была добавлена новая кирпичная кладка, столь толстая, что она полностью заблокировала проход между этой стеной и «мастабой». Одновременно все пространство между «мастабой» и северо-восточной стеной, было заложено кирпичом, что превратило его в большую платформу, которая поглотила половину комнаты. В переднем помещении такая же кирпичная кладка была добавлена к обеим боковым стенам, в результате их толщина была доведена до 17 футов; юго-западная кладка была ровная, но на северо-восточной имелась глубокая центральная ниша; широкая кирпичная скамья была пристроена к северо-западной стене. Утолщение стен потребовалось, очевидно, в связи с увеличением их высоты, и можно предположить, что храм приобрел вид величественной башни.

Перестройка внутренних помещений и замена в святилище расположенного в центре возвышения массивной платформой в конце комнаты связаны, по-видимому, с изменениями в ритуале. Ниша в боковой стене внешней комнаты и скамьи вдоль стен создают впечатление, что комната превратилась в помещение для отправления культа. В то же время пол в обеих комнатах был поднят и открытый передний двор был вымощен кирпичом до более высокого уровня. Первоначально двор имел два уровня; перед фасадом храма он был на одной высоте с порогом входной двери, но на расстоянии 10 футов от стен понижался на 18 дюймов. Этот нижний пол был глинобитным в отличие от выложенного сырцовым кирпичом верхнего пола, идущего вдоль стены. Мы обнаружили, что эта более низкая часть двора наполнена (под кирпичной кладкой более позднего пола) мусором — пеплом, костями животных, осколками глиняных сосудов, отходами жертвоприношений. Конечно, не исключено, что мусор использовался здесь как основа для нового пола во время перестройки, но скорее всего он накапливался постепенно, так как обычно отходы от жертвоприношений сваливались тут же, на храмовом дворе.

Для нас подобное отношение к священному месту может показаться странным, но это вполне соответствует нечувствительности к такого рода вещам, характерной для Ближнего Востока; в конце концов мусор ведь тоже был священным. Интересно, что один из черепков был от стандартного светильника того типа, который получил название «бокал для шампанского», очень распространенного в гробницах раннего бронзового века в Каркемише, где более 60 подобных экземпляров найдено в одной только гробнице[10]. Присутствие такого светильника в храме Атчаны указывает на связь между Алалахом и Каркемишем, что очень важно, так как культуры этих двух городов имеют очень мало общего.

Как показала работа в нашем «стратиграфическом шурфе», храм, который я описал, современен двум отчетливо различимым строительным периодам в жизни жилых кварталов. Так, слой XIV, кажется, соответствует времени основания храма, но за ним следует слой XIII, на протяжении которого новые здания строятся лучше и по иному плану. В частности, в северо-западном секторе раскопанной территории была обнаружена часть строения гораздо более монументального и претенциозного стиля (рис. 4)[11], единственная комната которого не уступала по размерам обыкновенным домам того времени.

Мы получили также очень ценное для датировки свидетельство. Ранее отмечалось, что слой XIV может быть соотнесен с периодом Джемдет Наср в Месопотамии; в одной из комнат дома слоя XIII была найдена цилиндрическая печать с выгравированной на ней сценой пира, которая по сюжету и по технике исполнения чрезвычайно характерна для первой половины раннединастического периода, следовавшего за периодом Джемдет Наср. Итак, в жилых районах слои XIV и XIII резко различаются. Я думаю, можно смело связать перестройку города с перепланировкой храма, сохранившей старое здание, но столь существенно изменившей его характер; в своем новом виде храм, очевидно, относится к слою XIII. Нет ничего удивительного, что массивные стены храма пережили два. поколения жилых домов; они могли бы просуществовать гораздо дольше, если бы не изменения в политической обстановке.