— Не могу поверить, что это происходит, — сказала Сара Морган, кутаясь в свой розовый свитер, словно ей было холодно, несмотря на то, что утренний воздух быстро нагревался.
Эта миловидная женщина была в отличной спортивной форме, которую подчеркивала ее одежда, — черные легинсы и серые вязаные гамаши, собравшиеся в гармошку вокруг ее лодыжек. У нее были такие волосы, что у любого мужчины возникло бы желание запустить в них пальцы, — густые кудри, тугие волны. Она подхватила несколько прядок заколками, чтобы они не лезли в глаза.
Она и детектив стояли возле школы, на тротуаре. Мендес надел свои «Рэйбанс», защищая глаза от яркого солнца.
— Еще неделю назад у нас была такая чудесная жизнь, — сказала Сара. — И вдруг все пошло наперекосяк.
Она чуть не плакала, хотя по результатам встречи в конференц-зале это было вовсе не к чему. Разве что ей хотелось плакать от одного появления Джанет Крейн, подумал Мендес.
— Вы многое пережили. Как я понимаю, вашего мужа не было в городе, когда дети нашли труп.
— Да, — ответила она, с подозрением глядя на него. — Вы говорили со Стивом? Зачем?
— Убитая, Лиза Уорвик, была в Томасовском центре частным поверенным. Они с вашим мужем часто работали вместе. Мы подумали, что она могла бы посвящать его в свои дела. Вы были знакомы?
— Да, — ответила она. — Пару раз встречались.
— И все? — спросил Мендес, разыгрывая удивление. — Они никогда не обсуждали свои дела у вас дома?
— Стив обычно не тащит работу домой.
— Гм… Что ж, я полагаю, это хорошо, но в таком случае он, должно быть, часто засиживается допоздна в офисе?
— Стив очень ответственный.
— По отношению к работе, — подчеркнул Мендес. — Вас не огорчает, что он посвящает Томасовскому центру столько времени?
— Это важное дело, — сказала Сара прохладным тоном.
Она посмотрела в сторону, сняла солнцезащитные очки с макушки и надела их.
— Вы тоже работаете там на добровольных началах? — спросил Мендес.
— Нет, я занята другими делами.
Например, тем, чтобы удержать себя в руках, подумал Мендес. «Еще неделю назад у нас была такая чудесная жизнь…»
— Миссис Морган, — начал он, — я не знаю, как спросить деликатно. У вашего мужа были отношения с Лизой Уорвик? Романтические?
— Нет! — выпалила она и крепко обняла себя.
— Мы проверили телефонные звонки мисс Уорвик. Она часто звонила в офис вашего мужа. Звонила именно после работы.
— Вы же сами сказали: у них были общие дела по работе.
Мендес не стал ее дожимать. Вынуждать Сару Морган произносить такое вслух было бы жестоко. Муж ей изменял. Храня свой секрет, она и так сильно переживала.
— Еще кое-что, — сказал он. — Может, вы помните, где ваш муж был в прошлый четверг ближе к вечеру?
— В городе, — ответила она. — Я это помню. Я читаю лекции по искусству каждый четверг вечером. Когда я вернулась, он был дома.
— А, скажем, с семнадцати до девятнадцати?
— Он редко приходит домой до семи. Я ухожу на занятия в шесть.
Другими словами, она не может сказать, где был ее муж во время похищения Карли Викерс.
Он ждал, пока Сара Морган спросит, зачем ему это выяснять, но ей, видимо, хватило и предыдущих вопросов.
— Спасибо, что уделили время, миссис Морган, — сказал он. — Я вас больше не задерживаю. Всего хорошего.
Она невесело усмехнулась, направляясь к машине.
— Я поговорил с Сарой Морган, — сообщил Мендес, входя в импровизированный оперативный штаб, где Винс выкроил себе местечко за маленьким столиком в углу.
Он поднял голову, оторвавшись от своих записей, и взглянул на вошедшего поверх сползших на кончик носа очков.
— И что?
— Есть вероятность, что Стив Морган изменял жене с Лизой Уорвик. Миссис Морган чувствовала себя неуютно, когда я заговорил об этом, — сказал Мендес, беря стул.
— Она не стала с тобой откровенничать?
— Нет. Она постоянно искала оправдания. Делала все, чтобы скрыть это. Для нее — больной вопрос, что он посвящает столько времени Томасовскому центру.
— Где много женщин, — продолжил Винс. — Уязвимых женщин, которым нужен герой. Там обширное поле для деятельности плохого парня.
— Все говорят, он просто бойскаут.
Винс вскинул бровь.
— Что полагается за измену, напомни?
— Алая буква?
— Точно, — сказал Винс. Он снял очки и отложил их в сторону. — Итак, будем считать, у него с ней был роман. Но то, что с ней сделали, проявление далеко не теплых чувств.
— Может, она угрожала, что расскажет его жене, выставив ультиматум, с которым он не мог согласиться.
— Сойдет для мотива убийства. Но человек убивает свою любовницу в запале. Он старается избавиться от тела. Он не занимается художественным вырезанием на нем и не выставляет свое произведение в парке, чтобы его увидели дети.
— Может, он намеренно подстроил все так, будто ее убил маньяк.
— Какие детали убийства Паулсон просочились в прессу? — спросил Винс. — Удушение? Вырезание на коже? Расчленение? Заклеенные глаза?
— Почти никакие, — ответил Мендес. — Сара не может сказать, где он был, когда пропала Карли Викерс. Наверное, лучше выяснить, не был ли он знаком с Джули Паулсон.
— У нее была судимость?
— Пара обвинений за проституцию, но это не у нас.
— Проверь, может, она спалилась на нем. Вдруг нам повезет?
— Ладно, позвоню кое-куда. Что там в Квонтико?
— Один из агентов припомнил дело в Огайо, где парень сел за убийство десятилетней девочки. Когда откинулся, переключился на миниатюрных проституток, похожих на маленьких девочек. Он рассудил, что, когда пропадает ребенок, люди замечают, а когда шлюха — всем плевать.
— Карли Викерс маленькая, — сказал Мендес. — Но Лиза Уорвик была довольно фигуристая. Уж ее никак не примешь и не выдашь за ребенка.
— Пойдем проведаем твоего Селлза, — произнес Винс, неспешно поднимаясь. Он нацепил очки для чтения на голову и взял папку из стойки на столе. — Диксон дал добро, чтобы я его допросил. Хочу знать, что его заводит.
Когда они вошли в комнату, Селлз, завидев Мендеса, ткнул пальцем в его сторону:
— Мне тебе нечего сказать, чертов латинос.
Мендес глянул на Винса и пожал плечами. Винс кивнул на дверь, так как не хотел, чтобы Селлз злился из-за того, что ему не нравится Мендес.
Он сел, надел очки на нос и неторопливо прошелся по записям о Гордоне Селлзе, которые были сделаны ранее. Селлз с подозрением смотрел на него, ерзая на стуле, пока часы неспешно отсчитывали минуту за минутой.
Наконец Винс вздохнул и поднял голову.
— Мистер Селлз, — произнес он с дружелюбной улыбкой, — мне все равно, сколько машин вы перегнали в Мексику.
Селлз не стал отрицать того, что он их перегонял.
— Это не важно. Ни мне, ни вам. У вас другие интересы, — сказал Винс. — Я беседовал со многими парнями вроде вас. У них те же… наклонности… что и у вас. И никто из них не хотел быть таким. Вы, я подозреваю, тоже. То есть мы ведь понимаем, что это противоречит общественному порядку, но вы не просили создавать вас таким. Вашей вины нет в том, что вам нравятся девушки младше разрешенного обществом возраста.
— Вы кто? — спросил Селлз. — Мозговед, что ли?
— Вроде того, — ответил Винс. — Я Винс.
Он протянул руку и пожал грязную ладонь Гордона Селлза.
— Так, Гордон. Могу я звать вас Гордон?
Селлз пожал плечами.
— Ну да.
— Итак, Гордон, детектив Мендес считает, что вы имеете отношение к убийству Лизы Уорвик.
— Ничё не слышал про нее.
— И к исчезновению другой — Карли Викерс.
— Ничё про нее не знаю.
Винс поднялся, подошел к стене и прикрепил к ней три фотографии с места преступления. Частично разложившиеся останки Джули Паулсон.
— Взгляните.
Селлз подошел и посмотрел на отвратительные фотографии, вскинул руки и отвернулся.
— Хрень какая. У меня нет желания видеть это. Я, может, и делал чего в свое время, но не такое же.
— Я об этом и говорю, — сказал Винс. Он вернулся к столу и вытащил из папки еще две фотографии порнографического содержания, на которых была изображена пышногрудая женщина лет двадцати, и прикрепил к стене рядом с предыдущими.
— Я хочу кофе, — произнес он. — Хотите кофе, Гордон?
— Ага.
— Сейчас вернусь.
Он вышел в коридор.
Диксон взглянул на него, когда он зашел в комнату с монитором и подошел к кофе-машине.
— И какой в этом смысл?
— В порнухе? — спросил Винс, наливая две чашки черного кофе. — Увидите.
Он добавил в свой кофе суррогатные сливки и принялся помешивать его, подойдя к монитору, на котором все увидели, что Селлз подошел к стене, с минуту посмотрел на откровенные фото, потом на остальные и ушел.
Мендес открыл дверь в комнату для допросов и впустил Винса внутрь. Винс вручил чашку Селлзу.
— Я налил вам черный. Вы не сказали, какой любите. Я вот люблю со сливками. Плохой желудок.
Селлз взял чашку и отхлебнул кофе.
— Понимаете, я сказал детективу Мендесу, что вам такое неинтересно, — сказал Винс, указывая большим пальцем за спину на стену, где были прикреплены фотографии. — Вам это не по душе, потому что вы не жестокий человек. Вы не обижаете женщин.
— Так и есть, — кивнул Селлз. — Никого я не обижаю.
Винс снова подошел к стене и снял все фотографии.
Вместо них повесил другие, на которых обнаженная двенадцатилетняя девочка с неразвитым еще телом, только-только начинавшим походить на женское, откровенно глядела в камеру, вызывающе касаясь себя.
Он вернулся к столу и специально опрокинул свой кофе.
— Вот черт! Только посмотрите! Ну надо же…
Он подобрал дело, с обложки которого капал кофе.
— Черт. Простите меня. Пойду за салфетками.
Он снова вышел за дверь, пересек коридор и выкинул обложку в корзину. А потом присоединился к Диксону, Хиксу и Мендесу у монитора, где они наблюдали, как Гордон Селлз подошел к двери, выглянул в коридор, убедившись, что никого нет. Потом направился к стене, чтобы рассмотреть фотографии. Не прошло и тридцати секунд, как он стал теребить промежность своих мешковатых штанов. Еще через тридцать секунд его возбуждение достигло предела.
— На такой шест «Барнум и Бейли»[24] могли бы запросто натянуть свое шапито, — произнес Винс. — Он не тот, кто вам нужен.
Не успел Диксон и рта раскрыть, как в комнату суетливо вошел детектив Траммелл.
— Мы нашли кое-что у Селлза, — сказал он. — Кости. Похоже, человеческие.