— Пр-р-рава руля!.. Капитан, р-р-разрешите обратиться, на гор-р-ризонте вр-р-ражеское судно!.. Право руля!.. На абор-р-р-рдаж!..
Традиционным оказалось и пробуждение. Было скверно до невозможности, даже просто открыть глаза — и то уже потребовало немалых усилий. Но я сделал это. Нужно было срочно разобраться в происходящем. Вызывали подозрения звуки, запахи, и то, что я чувствовал.
Око стояло высоко, буквально пропекая раскалённые скалы своими лучами. Было жарко и душно до невозможности. Вокруг вились мухи, сильно воняло тухлятиной и кровью. Болели полученные в схватке раны, но мельком взглянув на них, я понял, что они уже частично затянулись. Рекс как раз ответственно нализывал самую большую, в плече.
Рядом, прижавшись ко мне, мелким бесом тряслась Валерия. Дрожала, будто мы не пеклись на каменной сковородке. Но, чёрт возьми, она обнимала меня! Живая! Пусть с закрытыми глазами, пусть вся залитая кровью — судя по всему, моей — но она дышала, и как минимум поменяла позу с того раза, как я в последний раз её видел! Это уже одна хорошая новость. Хотя радоваться, конечно, рано. Приподнявшись на локте, я продолжил оглядываться. Где чёртов паук?
Бесформенная туша, натёкшая под нею лужа какой-то зловонной жижи, и торчащий из жуткой головы меч — всё, что осталось от напавшей на нас твари. Даже как-то смешно стало. И это всё, и ради этого те, снизу, загоняли нас сюда? Оно же сдохло от одного удара!..
Конечно, оставалась вероятность, что таких тут много. Так что, радоваться победе преждевременно, надо хоть как-то себя обезопасить от новых нападений…
Перевалиться на бок и начать вставать стало ещё одним испытанием, и когда я уже почти сделал это, моя спутница зашевелилась и вдруг с силой прижала меня к себе.
— В-в-в-олчик. Н-н-не у… не уход-д-ди… Хо-х-холод-д-но… Оч-чень.
Я откинулся и позволил девушке прижаться к себе, приобняв отдавшейся тупой болью раненой рукой. Но позволил этому продолжатья недолго, и, с трудом разлепив слипшиеся губы, выдавил из своей пересохшей глотки:
— Дорогая, нельзя разлёживаться. Могут быть другие твари. Я встану, схожу за пистолетом и мечом…
— Н-н-нет. Н-не б-бой-сь-ся. Эт-то м-м-мо-роз-зный. П-паук. Он-ни од-ди-ночки.
— Точно?
— Д-д-да. П-пока б-б-оят-ться н-не-к-кого. Пока ег-ге-ри в-вызов-вут к-колд-д-дунов, п-пока т-те п-прид-ед-дут… В-в-ремя ест-ть.
— Хорошо. Поверю тебе. — если всё и правда так — хотя непонятно, чего же это наши преследователи ждут каких-то там колдунов, почему сами не могут подняться и расправиться — то нам и правда пока бояться нечего. Ведь те, снизу, не видели, что я прикончил тварь. — Сильно холодно?
— Д-д-да… П-п-паут-ти-н-на м-морозн-н-ого п-п-аук-ка… От н-н-её з-з-зам-м-ерза-ают. Н-н-нав-в-с-егда…
И опять меня обдало как ледяной водой. Наивный. Думал, что всё позади, закончилось?
— Твою мать! Что ж ты сразу-то не сказала?!
— П-п-пр-р-рости. В-в-в-олчик… Я ум-м-мир-раю…
Я прижал девушку к себе, забыв про всё — про раны, про слабость, вообще про мир вокруг. Этот новый удар, когда, казалось, что уж теперь-то точно всё позади, и мы чудом спаслись — это было уже слишком. Мой организм опять потерял контроль, и я ощутил, как по щекам текут горючие слёзы.
Но… Неужели я сдамся так просто? Неужели допущу это сейчас, после всего, что было?
— Не спи! Слышишь! Не спи, говори со мной. Расскажи всё про этих пауков. И… Ты же совсем не могла двигаться. Что случилось?
— Н-не з-зн-знаю. М-мож-же-жет бы-быть т-т-твоя к-кровь.
— Кровь?
— Н-не зн-на-ю. Он-на т-теплая. В-всё х-холод-дное.
— Хорошо.
Если есть хоть какой-то шанс, пусть исчезающий — надо барахтаться. Пояс Валерии, на нём ножны. Последний наш нож — остальные я выменял на еду ещё тогда, давно. Разрез на руке, и красная жидкость начинает струиться вниз, заливая и так уже донельзя перепачканную одежду Валерии.
— Ч-ч-чт-то т-ты д-д-дел-лаешь…
— Пытаюсь тебя спасти. Не спи! Слышишь? Не вздумай засыпать! Обними крепче. Давай, со всех сил…
Она и правда обняла меня. А я — её. Позвал Рекса, заставил лечь с другой от девушки стороны. Даже Пострел, мерзкая, ни на секунду не затыкающаяся птица, на чьи вопли я уже даже перестал обращать внимания, будто их и не было, вспорхнул к нам и устроился у Валерии на боку, сложив крылья.
Нам предстоял новый бой, на этот раз, куда более безнадёжный. У меня скрипели зубы от осознания собственного бессилия, но могучее желание сопротивляться до конца, во что бы то ни стало, поднималось откуда-то из глубин внутри и давало сил.