Закон Жизни

Глава 54

Мы шумно вваливаемся в помещение магазина, впуская морозный воздух внутрь. С обуви сваливаются целые сугробы снега, который отнюдь не спешит таять — внутри не так уж и тепело, от неплотно закрытой двери дует по ногам. Под потолком две тусклые, засиженные мухами лампочки — само собой, засиженные заранее, ещё летом. Сейчас мушиное племя спит, готовит силы для следующего сезона. На стене висит плоская проекция искусственной ёлочки, с едва обозначенными украшениями. Там же протянута мигающая гирлянда, придающее убогому помещению жалкое подобие праздничности..

Я уже понимаю — это опять сон. Вокруг, в моей реальности, ничего такого нет и быть не может. Невольно сглатываю ком. Так тянет туда, в неведомое, туманное прошлое, к забытым друзьям и женщинам, к своему старому дому, незавершённым, скорее всего, делам… Но я знаю, что это ненадолго. Скоро меня выкинет назад, в суровую действительность. И начинаю внимательно следить за происходящим, впитывать каждое мгновение, каждое ощущене. Они останутся со мной, их жизнь не сможет отобрать.

За прилавком — угрюмая бабка, укутанная в какой-то тулуп и в шапке. Она равнодушно смотрит, как мы заходим и начинаем выбирать алкоголь и всякую нужную мелочёвку. Мы — это я, спокойный здоровяк Джон, с чуть кудрявящимися, всклокоченными волосами и намечающейся лысиной, весельчак Димон, сильно семитской наружности, с маленькими хитрыми глазками, и две девчонки — Лера и Таня. Лера светленькая, и нравится мне. Она очень красивая, хотя и с отнюдь не ангельским характером. Таня тёмненькая, и не нравится мне, но зато — Тане явно нравлюсь я. Всем лет по двадцать. Смотря на каждого, я будто получаю краткое досье, но не из данных, а из ассоциаций и мимолётных воспоминаний. Без деталей, но отдельные моменты всплывают довольно ясно.

Зачем мы пришли — известно. В доме Джона, где мы празднуем новогодние праздники, кончился — какая неожиданность — алкоголь. Пришла пора совершить вылазку в ближашее сельпо, дабы пополнить запас огненной воды. Говорят, её тут у туземцев можно обменивать на такую бесполезную глупость, как деньги. Которых мы с миру по нитке набрали со всех, прикинув, что ещё на пару-другую бутылок чего-нибудь покрепче и на запивон должно хватить, после чего пошли на добычу, как самые ответственные и страждущие.

Вернее, страждущим был, по сути, только Димон, этому всегда мало. Я не особо жаждал предаться безудержному пьянству как таковому, но очень надеялся напоить и склонить к чему-нибудь хорошему Леру. Та просто хотела развеяться и прогуляться, а вот Таня, есть подозрение, увязалась с нами за компанию только из-за того, что пошёл я. Касательно же Джона — у того изначально не было выбора. Он же местный и знает, что здесь и как…

И вот мы, встав напротив шкафика с крепышом, спорим, что брать. Удивительно то, что обе девушки за водку, а Димон предлагает взять плохонький, но коньяк. Нам с Джоном всё равно, и то, и то пойдёт, потому больше слушаем, как этот языкастый юноша, будучи в меньшинстве, азартно пытается уболтать девчонок. Ему обычно всё равно о чём спорить, важен сам факт. Наш дружный гогот, кажется, несколько раз заставляет вздрогнуть бабку-продавщицу.

Однако любая забава приедается. И нам с Джоном, наконец, всё это надоедает. Пора бы уже, в конце концов, и честь знать! Не проявив никакой мужской солидарности, мы выступаем на стороне прекрасного пола, и Димону не остаётся ничего, кроме как капитулировать. Он картинно поднимает руки — мол, всё, «сдаюс, сдаюс», и мы перемещаемся вдоль прилавка к бабке.

— Здрасьте! С наступившими вас! — Димон, как самый болтливый, обращается к продавщице. Та молчит в ответ, смотрит куда-то мимо, в пустоту. — А дайте нам… Водки!

При последних словах этот паршивец улыбается, да так, как это только у него выходит — бесконечно хитро и обаятельно, так, как скалился бы демон, выторговывая себе очередную душу. Более пройдохистой физиономи и при этом не вызывающей неприязни, я, боюсь, и представить себе не могу. И тем более не могу представить, чтобы кто-то не улыбнулся в ответ.

Бабка продолжает молчать. Димон машет у неё перед лицом рукой:

— Эй!

— Я вижу. Чего надо?.. — грубый ответ продавщицы неприятно удивляет.

— Водки.

— Какой водки?!

— Ну… Вон, «Журавли».

Бабка медленно, кряхтя, встаёт, и идёт к заветному шкафчику. Берёт какую-то бутылку и ставит на прилавок.

— Мы просили «Журавли»!

Продавщица непонимающе смотрит на Димона, потом на бутылку. Берёт её, ставит обратно. Достаёт, наконец, ту, которую нужно.

— Три штуки!

Поворачивается, достаёт ещё три.

— Всего — три штуки!..

Димон явно вошёл в раж, и теперь у него появилась новая забава — попытаться сломать бабку. Но его обрывает Джон.

— Баб Нюр, одну оставьте. А нам ещё сока, тоже три, — и в сторону расстроенного прерванной забавой товарища. — Хватит паясничать, Дима. Доставай деньги.

Финансы, конечно, хранятся у нашего казанчея. Все знают, как он виртуозно торгуется и находит всевозможные лазейки и способы, как добыть то же, но по гораздо меньшей цене. Так что сейчас именно он, уже не улыбаясь, протягивает бабке купюру. Та подходит, механически берёт её, открывает кассу и считает сдачу.

— Но тут не хватает! Ещё двадцать надо!

Бабка всё так же молча достаёт и грохает на стол четыре пятака.

Мы с Джоном, тем временем, раскладываем бутылки и пакеты с соком по рюкзакам. Девушки наблюдают за происходящим с лёгким недовольством. Я вижу, как Лера красиво, но очень по-сучьему морщит носик… И фыркает в сторону тормознутой бабки, тихо и ни к кому конкретно не обращаясь, но так, чтобы услышали все, и в первую очередь сама продавщица:

— Ну и сервис!..

— Пошли уже, — Джон недовольно смотрит на девушку, и на Димона, который как раз в этот момент ловко сгребает деньги с прилавка и кладёт в карман.

Мы выходим, и я тоже не выдерживаю. С лёгким смешком говорю:

— Ну и бабка!

Меня поддерживают все, мол, и правда, бывают же. Джон молчит. И только когда мы успокаиваемся, чуть сдавленно говорит:

— У неё вчера дочь умерла.