Закон Жизни

Глава 56

День отплытия гномов, да и все последующие, оказались забиты под завязку всевозможными делами и хлопотами. Разговор с владельцем «Южной Гавани» вышел плодотворным, он обрадовался моему положительному ответу на своё предложение и с интересом выслушал все предложения, со многим согласившись и одобрив, правда под мою ответственность и в свободное от основной работы время.

После того, как мы утрясли все вопросы и ударили по рукам, пришло время официального оформления и легализации меня как помощника владельца «Гавани». Потребовался документ, и я достал свою бирку. Увидев её, Дир очень удивился тому, что я, оказывается, мог заниматься кузнечным делом и по своей воле ушёл оттуда. Пришлось признаваться, что научиться этому ремеслу так толком и не получилось, и уже, видимо, никогда не получится — больно велики очереди на ученичество и взносы мастерам, да и душа не лежит. Гномы могли бы в этом помочь, но они уехали.

Так я получил новую бирку, взамен выданной когда-то Гуртом — но её тоже сохранил, на всякий случай и как память. «Мой слуга», будучи юридически существом бесправным и полностью мне принадлежащим, автоматически тоже стал официальным помощником. Раскрывать всю правду о Валерии нашему нанимателю я так и не стал, честно признался только в том, что она девушка, и под пацана одевается исключительно, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Когда это выяснилось, кажется, у Дира сильно отлегло — до этого он не понимал, как я так спокойно отношусь к факту, что нам с Валерией придётся ночевать в одном помещении, и, видимо, едва не отнёс меня к «этим». Но теперь, всё объяснилось в лучшем виде, и я удостоился понимающей улыбки — как пацан, Валерия всё-таки не очень, больно смазлива, но вот если представить, что это девушка… Всё сразу вставало на свои места. Или просто — вставало.

На этом все вопросы между нами оказались благополучно разрешены, и только мы закончили с оформлением — начались трудовые будни. Сразу, не завтра, не через день, не через неделю.

Дир взялся за нас очень плотно. Пребывая в меланхолии, он сильно запустил свои дела, и теперь горел желанием наверстать и исправить всё. Делать это, кроме нас, было просто некому: старые работники разбежались, не желая делить с нанимателем его горе и проблемы, а денег для найма новых не было.

Оставалось только мысленно благодарить Тюрина за предусмотрительность, оставленные им средства оказались как нельзя кстати. Всё то немногое, что приносило заведение, шло или на закупку продуктов и прочих «расходников», или на выплаты по счетам — Дир задолжал градоуправлению и ещё каким-то непонятным для меня конторам. Чистой прибыли у нас фактически не было, и за счастье считались такие дни, когда выходило не уйти в минус.

Владелец «Гавани» обещал возместить всё с лихвой, как только дела наладятся, но эти благостные времена маячили где-то впереди и всё никак не наступали. Несколько монет, оставленные гномом, позволили отложить кое-что для моих задумок и минимально обустроить быт, не голодать и не чувствовать себя нищими. Многого мы себе позволить не могли: новая одежда, посуда, всякие штуки для дома — всё это откладывалось до поры на то самое счастливое будущее. И мы старались приблизить его всеми силами, работая от зари и до зари.

Несмотря на неожиданно бешеный ритм жизни, как-то так вышло, что втянулись в него на удивление легко, будто всегда так и было. Вставали ещё в темноте, мне приходилось «программировать» себя на раннее пробуждение — чтобы к моменту, как Дир просыпается, уже успеть сделать всякие «утренние» дела, первым из которых была прогулка с Рексом и поход за водой к водокачке, в паре кварталов от «Гавани».

Там я набирал пару вёдер, чтобы ополоснуться, и, стоя в очереди из водоносов, водовозов и просто окрестных жителей, жил светской жизнью, иначе говоря — слушал всяческие сплетни. А заодно старался при любой возможности ненавязчиво прорекламировать наше с Диром заведение.

С этими утренними обменами слухами никакие газеты оказались не нужны, я и так был в курсе всех новостей: знал и что имперские легионы всё прибывают в город, и что всеобщий любимец Ферр не спешит возвращаться из своего похода и попадать к ним в лапы, и про падёж скота на юге, и про каких-то новых воинственных варваров, появившихся на восточных границах империи, и про болезнь Сэя из рода Максимусов, и про скорую женитьбу Матии из рода Ли…

В это же время Валерия грела нам завтрак, в качестве которого чаще всего выступало недоеденное накануне из кухни «Гавани» — специально мы почти не готовили. Часто, девушка успевала даже прибраться, привести себя в порядок, и всегда заваривал настойку на каких-то местных травах, название которых у меня всё никак не получалось запомнить. Может, это даже мозг делал специально, в знак протеста — пойло из них получалось так себе и мне откровенно не нравилось. Но альтернатив, к сожалению, не было, а просто кипяток без всего имел неприятный привкус.

О том, чтобы пить воду просто так, не могло быть и речи — вокруг большой город, возможно, с миллионным населением, а канализация в нём, как я выяснил, это либо выгребные ямы, которые вручную вычищают грохочущие по ночам вонючими телегами золотари, либо просто слив в реки и каналы. В таких условиях я жутко напрягался всякий раз, когда приходилось пить и как-то ещё контактировать с водой — но выбора, к сожалению, не было. Ни дождь, ни снег больше не шёл, да и собирать естественные осадки в Анограде было не принято, по крайней мере я нигде не видел ни водосточных труб, ни бочек. Так что иных источников живительной влаги, кроме рек и колодцев, в округе не имелось.

Что касается «утреннего душа», сначала его принимал только я, но потом кое-кому стало завидно. Пришлось сооружать во дворе нечто вроде ширмы, скрывающей мою спутницу от посторонних глаз. О нормальной ванной приходилось только мечтать, её нам заменяла старая кастрюля с кое-как запаянной дырой, которую я нашёл в кладовке «Гавани» и которая выполняла роль таза.

Дир, когда увидел, как я хожу за водой, очень сильно удивился. Причём сразу по двум причинам. Сначала он спросил, зачем я вообще ношу эту воду — ведь для удовлетворения всех потребностей заведения имелся специальный водовоз, старый знакомец хозяина, набирающий свои бочки не где-нибудь, а сильно выше по течению от города. Платить за это приходилось вдвойне, но на мой взгляд эта переплата полностью стоила того.

Я честно признался, что таскаюсь на водокачку ради того, чтобы помыться, на что тратить покупную дорогую воду расточительно, а использовать хозяйственный колодец, вырытый, на мой взгляд, непозволительно близко от выгребной ямы — перебор уже с другой стороны. С этим Дир не мог не согласиться, но задал следующий, абсолютно правомерный со своей точки зрения вопрос: а почему, мол, ты не посылаешь своего раба… То есть, рабыню для этого? Как уже говорил, уикакого пиетета перед женским полом в этом мире нет в помине, дамы всех возрастов, от девочек до старух, трудятся наравне со всеми — кроме аристократок, конечно, поэтому замечание по местным меркам совершенно правомерное.

На это пришлось врать, что, мол — всё ради утренней зарядки. Это было отчасти правдой, я каждый раз, вернувшись с вёдрами, выполнял небольшой комплекс фехтовальных упражнений из показанных Малышом, конечно, не со своим мечом, а с тяжёлым отрезом какой-то трубы, найденной на помойке. После этого разговора с Диром, чтобы полностью соответствовать легенде, пришлось ещё и воду носить бегом. Редкие в это время, да и вообще в нашем районе, прохожие смотрели на меня как на умалишённого, но я совершенно не обращал на них внимания.

После утренней зарядки и обливания приходила пора завтрака, и, как я понял, то, что мы ели каждый день — уже роскошь. После этого начинался рабочий день, обычно — с готовки. Мы все втроём собирались на кухне и там истошно резали, чистили, строгали, варили, парили. Дир не шёл по лёгкому пути, давая только несколько блюд на выбор, «Гавань» славилась солидным меню. Знать заранее, что будут заказывать посетители, возможности не было — но подготовить некоторые базовые продукты было необходимо, чтобы не тратить на это время днём. Временами случалось, что этот праздник жизни проходил без меня — когда приходилось идти к мяснику, либо к булочнику, либо ещё куда, пополнять запас продуктов.

Случалось, что за весь день в «Гавань» так никто и не заходил, и это были плохие дни. Иногда, наоборот, набегало очень много посетителей, и приходилось изрядно стараться, чтобы не сильно задерживать заказы для не желающих ждать людей с голодными глазами. И всё приходилось делать нам втроём — готовить, обслуживать, мыть посуду, а отдельной статьёй ещё шли работы по обслуживанию съёмных комнат.

Последнее я не любил больше всего — прибрать, застелить, отнести в прачечную, натаскать воды и так далее… И особенно не нравилось, когда в комнаты заезжали какие-нибудь женатые господа, поразвлечься с девочками в стороне от посторонних глаз. После такого зачастую оставался изрядный срач и бардак, но деньги не пахнут, а сдача комнат — одна из основных статей дохода «Гавани». Поэтому я выполнял всё безропотно. И нужно отдать должное Диру, он не чурался никакой работы, делал всё наравне с нами, и эта возня с постояльцами, видимо, была для него особенно любима. Как-то так негласно получилось, что он занимался больше такими делами, а мы — по готовкой и кормёжкой. Меня это устраивало.

Наши будни весьма разнообразил Пострел, который быстро стал местной достопримечательностью. Некоторые посетители заходили исключительно для того, чтобы послушать его. Птиц обычно сидел на жёрдочке в углу «Гавани» и радовал посетителей отборной бранью вперемешку с «морскими» терминами и сальными шуточками.

Иногда в гости наведывался Малыш, зачастую — сильно нетрезвый. Я выбил для него скидку, как для друга и постоянного клиента, но этот гадёныш часто слишком шумно себя вёл, и у меня не раз и не два горели уши от стыда за него. Несколько раз порывался прогнать его, но сдерживался, и в итоге всё спускалось на тормозах. Хотя, если бы этот мелкий пьяница вдруг вздумал барагозить всерьёз, боюсь, мы бы с ним просто не справились.

Так проходил день, но поздним вечером, когда двери заведения наконец закрывались, для нас ничего не заканчивалось. Переоборудованный кем-то в примитивное жильё сарайчик ещё надо было обжить и подготовить к холодам, чем я лихорадочно занимался всё оставшееся время. Сложенная из кирпичей, честно утащенных из развалин какого-то здания, стенка к старой чугунной печке и нормальный дымоход вместо жестяной трубы, новая дверь вместо занавески, стёкла в окнах, изначально просто закрытых ставнями с большущими щелями… В ночи забивать гвозди одолженным у него инструментом Дир не советовал крайне настоятельно, для шумных занятий приходилось исхитряться успевать днём, в те периоды, пока было мало клиентов — но куча работы оставалась и без того. И дело медленно, но всё же двигалось — как и приготовления для реализации моей задумки, для которой тоже приходилось выкраивать время, свободное от всего остального.

День «Ч» настал уже спустя десять дней, руки по-местному, когда удалось добыть все необходимые ингредиенты и из стыренных на той же свалке кирпичей соорудить мангал, прямо у входа в «Южную Гавань». С утра пораньше я раскочегарил его, засыпав внутрь заблаговременно приготовленного угля и раздувая пламя крышкой кастрюли, той самой, в которой уже сутки мариновалось мясо. Кое-какие специи, лук, сушёная мята — к сожалению, всё, что удалось раздобыть, но даже и этого должно было хватить за глаза. Потому что за всё время я ни разу нигде не видел, чтобы где-то в этом мире готовили мясо на углях, и тем более способом, хоть отдалённо похожим на смутно всплывший в моей голове после очередного сна. На языке вертелось ещё несколько названий: «гамбургер», «шаверма» и тому подобные, и я планировал поэкспериментировать с ними тоже, если первое начинание хоть как-то себя оправдает.

Аккуратно насаженные на деревянные прутики ломтики мяса, проложенные кольцами лука, призывно зашипели, и ароматные запахи наполнили улицу — к сожалению, не самую многолюдную. Готовить где-то в ином месте мне бы не позволили, этот вопрос я выяснил у Дира первым делом, так что приходилось работать с тем, что есть. Я надеялся на «сарафанное радио». Многие посетители приходили к нам, а иногда даже и приезжали, издалека. Весть о том, что старый Дир вернулся и снова в деле потихоньку расползалась, и старые клиенты нет-нет, да и вспоминали о заведении, которое когда-то ценилось весьма высоко.

Немногочисленные прохожие, завидев меня, косились, но норовили пройти мимо. Рекламная акция предполагала бесплатную дегустацию, и я окрикивал каждого, приглашая попробовать, ещё и активно вешал на уши лапшу относительно того, что это рецепт диких южных горцев, из всеми давно забытого племени.

Если честно, я серьёзно опасался, что на этом всём разорюсь, и планировал заниматься благотворительностью не дольше рук, по утрам и вечерам — больше просто было не потянуть, мясо оказалось непотребно дорогим.

К вечеру первого дня настроение было упадническое — люди подходили, пробовали, кто-то даже хвалил, но покупать желающих среди них не находилось. Казалось, что я выбрасываю деньги зря. Единственным, кто отдал должное моей готовке, оказался Малыш. Узнав, что я раздаю мясо бесплатно, он пристроился рядом и начал угощаться, умяв едва ли не половину всего приготовленного.

На второй день повезло чуть больше. И не потому, что мой уродливый товарищ куда-то запропастился, что спасло мясо от бесславного уничтожения в его безразмерной глотке и прячущемся за нею бездонном чреве, вовсе нет. Дело в том, что возле «Гавани» остановился экипаж. Щегольски одетый пассажир спросил, даже не вылезая, что это я такое делаю. Я рассказал свою легенду про сакральное утерянное знание и далёкие страны, где много диких обезьян. Шёголь заинтересовался, но его спутница сморщила носик, мол, дикари, что они могут хорошего предложить. Ещё и на огне готовится, будто у каких-то бездомных… Однако мужик всё же соизволил отведать предложенный на пробу кусок, задумчиво прожевал, и сказал кучеру ехать дальше, даже не сказав спасибо. Я лишь пожал плечами вслед и забыл бы про этот эпизод, если бы спустя пару дней тот же товарищ не завалился к нам с целой оравой своих дружков, горя желанием отведать экзотическое блюдо.

Ещё через руку мимо «Южной гавани» проходили легионеры, и, заинтересовавшись запахом, подошли спросить — мол, чего это такое. Выдал каждому по куску, чтобы оценили. Служивые, распробовав, тут же завалились внутрь, потребовав каждому по палке мяса. Пришлось готовить всё оставшееся, которого едва на всех хватило — на такой спрос я не рассчитывал.

После этого было ещё несколько дней затишья, я закруглил свою акцию и думал уже, что идея не выгорела — причём Дир очень смешно и неуклюже утешал, мол, ничего страшного, бывает. И вот когда я окончательно впал в уныние, вдруг начали заходить люди, зачастую незнакомые, которые желали отведать именно моей стряпни, причём, постепенно их становилось всё больше!

Особенно зачастили солдаты. Непонятно почему — то ли слухи в их среде распространяются ещё быстрее, то ли приготовленное на открытом огне мясо, с запахом дыма, чем-то таким особым запало им в душу, то ли желания совпадали с возможностями, и они просто искали, куда бы деть деньги. Клиенты это были проблемные, зачастую буянили и вели себя излишне заносчиво, но платили исправно и деньги приносили хорошие.

Я помню, как наш работодатель радовался первой серьёзной прибыли, когда за день мы наконец выручили столько же, сколько у него и выходило в былые времена. Мы даже распили в честь этого очередную пыльную бутыль, прямо на рабочем месте и налив заодно за счёт заведения припозднившимся посетителям.

Это, конечно, был разовый наплыв клиентов, но дела объективно начали идти всё лучше и лучше, и довольный Дир отсчитывал мне каждый вечер столбик монет. Первые деньги пошли на покупку дубовой кровати, набитого сеном матраса, подушек и одеяла. Я хотел начать с нормальной тёплой одежды для Валерии, но несносная девчонка постоянно бегала по улице полуголая, заявляла, что ей и так нормально.

Ещё одной, отдельной проблемой стала заметно увеличившаяся в размерах грудь девушки, которую всё сложнее было прятать от посторонних взоров. Любовь Валерии к лёгкой одежде только усугубляла ситуацию. На все мои уговоры и просьбы строптивица заявляла, что ей жарко и если оденется станет совсем плохо. И ничего поделать с этим её упрямством я не мог.

Зима тем временем прочно обосновалась в Северной Столице. После нескольких снегопадов, за которыми всегда сразу же следовали уничтожающие сугробы оттепели, пришли стойкие морозы, и снег теперь шёл каждый день. Ночи становились всё длиннее, и за время коротких световых суток Око почти не пробивалось сквозь тяжёлые тучи. Много времени приходилось тратить на то, чтобы очищать двор и пространство перед «Гаванью» от снега.

Внезапно выяснилось, что крыша у нашего сарайчика течёт, и вечерами я возился иещё с нею допоздна, уже совершенно забив на всякие приличия — какая разница, если нас вот-вот может залить. Как на зло дела в заведении шли всё лучше и клиенты постоянно требовали чего-нибудь особенного, я же попробовал-таки готовить и остальные блюда из своего «списка». Приходилось буквально разрываться.

Тем не менее, всё это были приятные хлопоты и решаемые проблемы. Казалось бы, всего чуть-чуть времени минуло с того момента, как мы обосновались в Анограде, будучи фактически бездомными и без надёжного источника средств. И всё так поменялось. Дела шли всё лучше и лучше, первоначальные волнения и сомнения казались теперь смешными, будущее выглядело радужным и обеспеченным, и я постоянно пребывал в приподнятом настроении, несмотря на усталость. Ещё и письмо от гномов пришло, что у них всё хорошо. Они достигли местечка под названием Люма. Среди кучи довольно косноязычно сложенных и простых фраз крылось неподдельное беспокойство и забота. К сожалению, отправить ответ было некуда и никак — друзья сразу предупредили, что к тому моменту, как письмо дойдёт до того города, их там уже давно не будет…

И так продолжалось до тех пор, когда однажды вечером, вернувшись от булочника, я не заметил на пороге «Гавани» встревоженного Дира. Рекс, по обыкновению ходивший за мной, подошёл и боднул колени моего работодателя и теперь уже даже, скорее, партнёра своей лобастой головой — но тот даже не заметил этого, и, потупив взгляд, выдавил из себя:

— Твою… Твоего раба увели.

Я уже понял, что новости будут не самыми радостными. Но то, что сказал Дир, поначалу просто не понял, и просто смотрел на него непонимающе.

— Валерия… Валерию забрали. Силой. Я не смог ничего сделать. За это, — он протянул на раскрытой ладони горстку золотых. Наверное, в тайной надежде, что я удовлетворюсь вполне приличной по местным меркам компенсацией и не буду поднимать шум. Но для меня такого варианта не было.

Когда, наконец, я совладал с собой и смог говорить — выдавил из себя только одно слово:

— Кто?..

— Ты всё равно ничего не…

— Кто?!!

— Молодой Сервий, Аниус. Под его началом один из легионов…

— Хозяин гнезда! Хозяин гнезда! Судно по правому борту! Хозяин гнезда! Самка человека в беде! Самка человека в беде! Срочно спасать!.. — Пострел, появившийся откуда-то из кружащихся снегом небес, камнем упал мне на плечо. Видимо, он самовольно покинул своё «рабочее» место, посчитав ситуацию достойной того, чтобы вырваться на волю. Как только сообразил?..

Рекс подошёл и потёрся о мои ноги, заглядывая в глаза. Тоже, видимо, почувствовал что-то. И я будто сбросил наваждение. Не обращая внимания на протянутые Диром деньги, кинулся внутрь. Забежав в наш сарай, ставший уже похожим на весьма приличное и даже уютное жилище, вытащил из-под кровати завёрнутый в тряпки меч. Вряд ли он чем-то сможет помочь против профессиональных солдат, наверняка охраняющих своего командира — но пусть лучше так, чем с голыми руками. Следом сгрёб в мешок всё ценное — кто знает, что понадобится? — и всё так же бегом выбежал наружу.

— Хозяин гнезда! Самка человека в беде! Хозяин гнезда! Я знаю дорогу! Скорее! — Пострел, нарезающий круги над головой, устремился вперёд. Я, конечно, и без того знал, где расквартированы легионеры — но от лишней помощи отказываться точно не собирался.

В дверях столкнулся с как всегда поддатым Малышом.

— Эй, ты чего такой?..

— Валерию увели. Иду спасать, — я даже не надеялся на то, что коротышка хоть как-то проявит участие. Но в его глазах внезапно зажёгся огонь.

— Пошли, разберёмся!

— Это сделал Аниус Сервий. Он…

— Да знаю я, кто это. Пошли! Ох, и давно я не пускал кровь солдатне! Да и высокородным…

Мы побежали. Я проигнорировал фразу Малыша насчёт пускания крови. Не стал ему возражать, хотя и хотел, что вопрос бы желательно решить по-хорошему, ибо если дойдёт до прямого столкновения — нам не жить. Даже если удастся каким-то образом прикончить этого Аниуса и его телохранителей, нам просто не дадут выбраться из города. Будут искать повсюду, и рано или поздно найдут…

Прямо на бегу, анализируя ситуацию, я внезапно понял, что сам уже оценил ближайшие перспективы как совершенно беспросветные. Это, без всяких вариантов, конец. Наш новый дом, положение, успехи, заманчивые перспективы — всё то, что ещё несколько минут назад казалось таким радужным и многообещающим, рассыпалось прахом в мгновение ока. Я с откровенным страхом смотрел в будущее. И это был страх не за себя, нет… Очень хотелось спасти хотя бы то, что спасти ещё можно, но в голове один за другим сами собой возникали самые неблагоприятные исходы. Но я собирался вызволять Валерию, пусть даже на пути встанут все легионеры мира…

Для обеспечения солдат жильём в Анограде выделили целый квартал, со своими магазинами, кузницами, мастерскими, столовыми и прочими заведениями. Сейчас, когда в город прибыли легионы с юга, этих благ на всех едва хватало, что и было одной из причин, почему служивые наведывались к Диру. Но ночевать все были обязаны именно там, в казармах, несмотря на тесноту — с этим было очень строго и это касалось всех, от легатов до последнего солдата, невзирая на родословную, связи и положение в обществе. Вся разница заключалась в том, что простые легионеры ночевали в казармах, а для высших чинов стояли отдельные особняки.

Для нас проникнуть в район казарм проблемы не составило, даже несмотря на наличие у входа крашеной в чёрно-белую полоску будки с сонными часовыми внутри. Множество людей постоянно заходило и выходило, и далеко не только военные. Ведь такую прорву народа надо накормить, обуть, одеть, многие ещё и семьями обзавелись… Так что мы, даже со всем моим зверинцем, не очень-то и выделялись на общем фоне, во многом благодаря тому, что за квартал, перед последним поворотом, перешли на быстрый шаг. Я лишь с огромным трудом сумел заставить себя замедлиться, только после того, как об этом уже в третий раз настойчиво попросил Малыш. Умом я понимал, что он прав, что привлекать внимание к себе раньше времени не стоит. Но как только представлял, что в это время может происходить с Валерией, все логические умопостроения мгновенно рушились, и всё просто становилось неважным.

Встречные прохожие, когда мы их спрашивали, где дом Аниуса Сервия — вернее, спрашивал мой спутник, я был не очень способен членораздельно изъясняться и терпеливо ждать ответов — всякий раз немного удивлялись, но всё же показывали, и все в одну и ту же сторону. Туда же, куда звал Пострел, то и дело улетающий вперёд. После очередного такого разговора, я просто сказал Малышу, что идём за птицей и не тратим больше времени зря.

Особняк Сервия окружал высокий забор, на входе торчала полосатая будка с на удивление бдительно выглядящим на этот раз часовым, усатым типом с маленькими зелёными глазками и крестообразным шрамом на щеке. Когда мы подошли, он вскинулся, направив на нас ружьё:

— Стой! Куда прёте?..

— К Аниусу Сервию. Он же здесь, да?

— Здесь, здесь, верно. Кто такие? Вам назначено?

— Нет, но нам очень нужно с ним поговорить.

— Это вы так считаете? Ещё раз: вам назначено?

— Нет, не назначено, но…

— Тогда катитесь отсюда ко всем демонам, попрошайки!.. Пока я стражу не позвал!

Повисла короткая пауза. Часовой заозирался, видимо, в поисках того, кого бы кликнуть на помощь. Глядя, как сужаются глаза Малыша и медленно опускается рука, я решился:

— Нам никто не назначал, но если бы Аниус Сервий узнал, с чем мы пришли… Принял бы сразу, — я развернул тряпку, обнажая меч, и повернул его камнем к усачу.

— Что это?

— Меч.

— Я вижу, что меч… Что за камень?..

— Ты же догадался.

— Не может быть…

— Это сердце морозного паука. За такую штуку убить могут. Если твой главный узнает, что к нему приходили с предложением, но ушли из-за того, что часовой не впустил…

— Всё-всё-всё, мужики, я понял! Бегу, сейчас… Аниус немного, гм, занят… Но вы правы, если он узнает, с чем вы пришли, сразу прервётся.

— Занят? Если там что-то серьёзное, мы попозже подойдём, — не знаю, как у меня получилось произнести эту фразу почти спокойно…

— Да нет, там ничего особенного, просто опять какую-то девку притащил и развлекается, — часовой кинул уже на ходу, юркнув в калитку и не забыв захлопнуть её за собой. Я еле сдержался, чтобы не ворваться следом.

Малыш подмигнул:

— Молодец, хитро придумал. Так можно тихо войти.

Коротышка внезапно начал раздражать. Хотелось его послать, очень сильно. Но… Он же — мой единственный союзник. Нельзя.

Справившись с бурей внутри, попробовал объясниться:

— Попробую договориться. Отдам меч.

— Меч? Отдашь? И думаешь, тебя после этого отсюда выпустят?

— Нет, но…

Договорить нам не дали, калитка опять скрипнула, и из неё показались, на этот раз, двое — уже знакомый нам усач и с ним хмурый центурион, весь седой, как лунь. Последний окинул нас подозрительным взглядом, явно о чём-то раздумывая. И, наконец, молвил:

— Их светлость Аниус Сервий заняты-с. Когда освободятся, примут вас.

— Мы не можем ждать.

— Ваше дело.

— Сходим лучше к Гергу Ли. Тот, небось, как услышит, что ему принесли — сразу распорядится впустить, — Малыш подмигнул.

Я медленно оглянулся, смерил взглядом часового и центуриона, и отвернулся, обозначая желание уйти.

— И правда. Что мы тут тратим время?..

— Стойте. У вас… Правда есть то, о чём мне рассказал Ули?

Вместо ответа я просто молча отвернул в сторону край тряпки с меча, так, чтобы стало видно камень.

— Ладно. Давайте сюда-с. Я отнесу ваш меч их светлости, и они наверняка согласятся с вами поговорить.

— Ты в себе, центурион? Это целое состояние. Я не выпущу его из рук ни на миг, пока не увижу денег за него.

— Денег? Хм…

— Ну а что, я просто так принёс его сюда, думаешь?

— Ладно. Ты — проходи…

— Без своего телохранителя я не сделаю ни шага.

— Телохранителя? Гм…

— Ну а как ты думаешь, центурион? Я буду таскать штуковину баснословной стоимости без всякой охраны?.. Давай, впускай уже нас. Ваш главный наверняка будет очень доволен, если заполучит себе то, что мы принесли. Могу сказать, что это ты поспособствовал, мне не сложно.

Центурион, наконец, решился.

— Ладно. Проходите-с. Попробую договориться с их светлостью…

Правда, всё чуть не испортил Рекс, задравший лапу на полосатую будку и начавший поливать её могучей струёй, что возмутила вновь устроившегося в ней усача.

— Эй, это ваша псина? А ну прекратите это безобразие!

Повинуясь моей команде, пёс нехотя прервал занятие и подошёл. Центурион недовольно скривился, но всё же сказал:

— Идите за мной!

— Пса я беру с собой, во двор…

— Да бери уже, демоны с тобой!

Оставив Ули в будке снаружи, мы миновали наконец калитку, шмыгнув в мощёный брусчаткой двор. Там обнаружились ещё двое легионеров, которых мы не увидели снаружи. Они играли в карты и на нас внимания будто бы и не обратили. Губы Малыша растянулись в кровожадной ухмылке…

Пройдя к особняку, мы зашли внутрь и поднялись по лестнице. Остановились у шикарной высокой двери, возле которой скучал ещё один легионер. Наш провожатый постучался.

— Он с девкой, — часовой посмотрел с некоторым недоумением, мол, что вы — не понимаете очевидного?

— Да знаю. Тут дело такое, — взгляд, брошенный на нас центурионом, был полон сомнений, — не терпящее отлагательств.

Решившись наконец, он от потянул дверь на себя и прошёл внутрь. Мы с Малышом переглянулись. Полурослик выглядел расслабленным и прикрыл глаза — мол, пока ждём.

Спустя пару минут дверь вновь отворилась, и седой воин вышел наружу. Вид у него был слегка пришибленный, будто сожрал пересоленный лимон. Часовой окинул его сочувственным взглядом, но с некоторым превосходством, мол, «а я же говорил!»

— Их светлость не изволят сейчас принимать никого. Заняты-с. И очень ругались, — весь вид центуриона говорил о том, что, мол, это мы во всём виноваты — и отплатим сполна, возможно, даже прямо сейчас.

В это мгновение из-за двери раздался истошный вопль. Знакомый голос, сомнений в том, кому он принадлежит, у меня никаких не было. События понеслись вскачь — время сомнений осталось где-то позади, на всё быстрее удаляющемся перроне прошлого, как и последний шанс на «мирное» решение и выход из ситуации с наименьшими потерями.

Я успел увидеть, как часовой скривился — видимо, ему самому происходящее было не в радость. Поздно, мой меч, прямо так, обёрнутый в тряпку, встретился с его незащищённой доспехом шеей. Мертвенная бледность мгновенно растеклась вокруг шеи, и на пол упали уже промороженные насквозь ледышки. Голова, отколовшаяся от удара, покатилась в сторону.

Рядом лёг пускающий кровавые пузыри из перерезанной шеи центурион. В отличие от меня, Малыш справился со своей работой гораздо тише, и его направленный на меня взгляд был полон укора. Но я это проигнорировал. Рванув дверную ручку и стряхнув, наконец, с меча тряпку, я прыгнул внутрь.

Какая-то комната, похожая на кабинет, была пуста. Но за нею виднелась ещё одна дверь, и я метнулся к ней. Распахнул пинком, ворвался внутрь, и увидел Валерию. Девушка, полностью обнажённая, барахталась на шикарной двухспальной кровати с балдахином, а на неё сверху наваливался какой-то тип, молодой, с холёным и даже, пожалуй, красивым лицом.

Повернувшись на шум, он мгновенно сориентировался: вскочил на ноги и, метнувшись к стене, сорвал висящую на ней шпагу. Реакции и сообразительности этому типу точно было не занимать. Не размениваясь на разговоры и тому подобное, он метнулся мне навстречу. Мелькнул блестящий росчерк, что-то звякнуло. Только уже занося меч для удара, я сообразил — это метательный нож Малыша, который Аниус отбил, даже не напрягаясь.

От моего выпада негодяй тоже легко ушёл, извернулся и опасно ткнул меня шпагой в бок. Так, что ещё чуть, и стал бы я трупом. Но я увернулся. И заметил, что вокруг тела врага, всё ещё полностью голого, появилось зеленоватое свечение, и он начал двигаться значительно быстрее, оставляя в воздухе что-то вроде размытого следа.

Следующую атаку я пережил только чудом, отскочив назад и врезавшись спиной и порушив что-то. Не успел я порадоваться этому, как увидел, что шпага вновь летит навстречу. Стало вдруг отчётливо ясно: не успею. Всё, конец, ничего уже не сделать, это просто не в человеческих силах. Остаётся просто принять, смириться…

Внутри поднялась глухая ярость. Я поднял меч, и с его конца вылетел ледяной сгусток, превращая Аниуса в ледяную статую. Произошло это не сразу, металл шпаги всё же достиг цели. Со всей набранной инерцией он врезался в мой кадык — именно туда метил уже умирающий противник. Смертельный, беспроигрышный удар, нанесённый профессионалом. Но сталь просто сломалась, встретившись с моей кожей.

Аниус упал, и, судя по тому, как его рука откололась и осталась валяться рядом — проблем от него больше быть не должно было. Я поднял взгляд, и увидел пытающуюся прикрываться простынёй Валерию, её испуганные, заплаканные — и полные внезапно вспыхнувшей надежды — глаза. Улыбнулся. Хотел сделать шаг навстречу… Но истошный визг из-за спины заставил вздрогнуть и обернуться.

Какая-то бабка в чепчике и переднике, явно из прислуги, стояла в дверях и голосила. Блеснуло металлом, вопль прервался, сменившись мерзким бульканьем. Нож Малыша. И где он был раньше? Мой вопрос — «зачем», так и остался невысказанным. С улицы послышались крики. Для нас ничего не закончилось, и даже то, что удалось буквально вытащить Валерию из-под этого насильника, ещё ничего не значило. Особенно после того, как охрана снизу всполошилась — я бы на их месте, услышав такой вопль, точно заподозрил бы неладное.

Подбежав к окну и встав сбоку, за портьерой, я осторожно выглянул наружу. И… Очень сильно удивился, поняв, что те два типа всё так же играют в карты, будто ничего не случилось. Как будто не слышали визга. Или… Слышали, но для них это в порядке вещей?..

Скрип двери и показавшийся из-за неё Малыш заставили вздрогнуть. Полурослик, видимо, «улаживал» какие-то дела снаружи.

— Эти, во дворе, даже не чешутся.

Полурослик подошёл, тоже выглянул.

— Ага. Вот дураки — голос служанки узнать не могут…

— Зачем было её убивать?

— Ой, не лечи! Терпеть не могу визжащих баб…

Пока мы говорили, на улицу выбежал какой-то паренёк, и закричал что-то. После этого легионеры, наконец, подхватились.

— А этот откуда выскочил? Я же, кажется, всех…

— Всех?..

— Ну, вот этого не нашёл…

Тем временем легионеры внизу позвали Ули. Тот открыл калитку, просунул голову внутрь и кинул какую-то реплику, но я её не расслышал — из-за звука выстрела и звона бьющегося стекла. Повернулся к Малышу, и проследил, как он поворачивает ствол винтовки и нажимает на спуск. А потом ещё раз. И ещё. Комната наполнилась вонючим дымом.

— Что творишь?.. — когда полурослик опустил оружие и начал перезаряжаться, спросил я его.

— А я виноват, что они такие беспечные? И что тут целый арсенал хранится?..

— Арсенал?

— Ага, разбирайте скорей. Нам это всё ещё очень пригодится! И приведи в чувство свою женщину.

Мы в рекордное время вооружились. Я, кроме меча, обзавёлся поясом с двумя револьверами, и какой-то крупнокалиберной магазинной винтовкой. Валерии вручил лёгенький штуцер с патронташем и ещё один револьвер, небольшой и украшенный всякими красивыми завитушками. А при взгляде на Малыша в памяти почему-то всплыло смутно знакомое слово «Рэмба», он весь, просто с ног до головы, увешался разными стволами.

— Что будем делать? Надо как-то прорываться наружу…

— Прорываться? Ты в себе, человек? Мы в самом центре легионерского квартала, среди казарм. Пока будем выбираться, нас тысячу раз порешат…

— Лошади?

— Подстрелят.

— Что же делать тогда?..

— Сидеть здесь и отстреливаться.

— Но нас же рано или поздно возьмут. Патроны кончатся, артиллерию подтащат, или просто людей пригонят…

— Ага.

— И?.. Ты так легко говоришь об этом?..

— Ну, знаешь, человек… Я год назад выяснил, что немножко болею. Не лечится, говорят, совсем ничем. И каждый день всё только хуже. А тут такой случай — погибнуть в бою! Я не могу его упустить!

Свистнувшая в разбитое окно пуля заставила прервать беседу. Малыш быстро выстрелил несколько раз в ответ.

— Давай, человек, сиди тут. Я в то крыло пойду. Девчонка пусть тылы смотрит. Бывай.

Не успел ответить хоть что-то, как полурослик выскользнул из комнаты. В стену врезалось ещё несколько пуль. А я вдруг понял, что внутри вновь разгорается что-то такое, отказывающееся принять нашу окончательную гибель здесь. Это неправильно, нечестно. Особенно по отношению к Валерии. То, что произойдёт, вдруг предстало перед глазами очень ясно. Наш предрешённый конец. Она не заслужила такого конца!

— Волчик? — испуганный голос заставил вздрогнуть.

Выстрелив несколько раз для острастки, я повернулся к девушке.

— Что?

— Ты такой… Страшный. Я боюсь.

На какое-то мгновение эта фраза загнала меня в ступор. Что? Нас вот-вот прикончат, а она говорит, что меня боится?

Вгляделся внимательнее — и понял, что да, и правда боится. И… Под звук очередных выстрелов я понял, что воображаемое пламя уже пылает не только в груди. Снаружи раздался треск и вопли.

— Пошли, скорее! — схватив Валерию за руку, я потащил её вниз. — Малыш! Ты как хочешь, а мы уходим!

Пробежав через двор, мы влетели в конюшню. Там, к счастью, оказалось две осёдланные лошади. На одну я вскарабкался сам, помог устроиться сзади Валерии и закинул мешок с вещами. На другую запрыгнул забежавший следом и быстро сориентировавшийся Малыш.

— Что происходит, человек?

— А ты не слышишь?

— Слышу. И не понимаю.

— Всё просто. Это демоны.

— Демоны?

— Да. Демоны пришли карать людей за грехи их…

— Ты в себе, человек?

— Нет. Но это наш шанс спастись. Последний!..

Подъехав к ведущим во двор воротам, Малыш спрыгнул и откинул засов. Я поднял винтовку, ожидая, что снаружи на нас бросится кто-нибудь — но с той стороны лежали лишь окровавленные тела.

И мы понеслись вперёд, мимо кровавой вакханалии, пылающего огня, мечущихся людей и нечеловеческих силуэтов. Никому вокруг не было до нас дела.

А когда мы уже вылетали прочь из района казарм, я понял, что отрубаюсь. Навалилась страшная, опутывающая слабость, и беспамятство устремилось навстречу как земля летящему к ней навстречу с высоты…