Заложница любви

ГЛАВА 23

Бронуин сидела у очага в комнате хозяина замка и тихонько прихлебывала отвар тети Агнес, присланный с Мириам, пока служанка готовила ее платье. Она понимала, что и тетя, и служанка желают ей добра, но если когда-либо и нужно бьшо иметь ясную голову, то именно сейчас, раз опасность притаилась в самих стенах Карадока. После выпитого отвара Бронуин прилегла отдохнуть и проснулась только после полудня.

После той ночи, которую провели они в объятиях друг друга, Ульрик отдал приказ, чтобы ее не тревожили, но и не оставляли одну. Его присутствие успокаивающе действовало на Бронуин и залечивало душевные раны, открывшиеся после святотатства, сотворенного в склепе. Мягкость и доброта супруга говорили о благородстве. Последнее время он не стремился удовлетворять свои плотские потребности, возникавшие, однако, несмотря на все его усилия сдерживаться. Но Бронуин сама заявила о желании отрешиться от страданий, унесясь в мир блаженства.

Она никогда не думала, что у любви так много граней, каждая из которых драгоценна по-своему. Впереди у них была целая жизнь, чтобы открыть их все. Об этом нашептывал ей на ухо Ульрик, заставляя смеяться, пока она, свернувшись клубком, не заснет в его объятиях под звуки нежной баллады, напеваемой хрипловатым низким голосом – так рыцарь выражал свои чувства. Мелодию он выводил не совсем чисто, но слова шли от самого сердца, успокаивая и утешая лучше любых отваров тетушки.

Женщины проводили послеобеденное время в солярии, как было принято в замке, и Бронуин пришла туда вместе с Мириам. Леди Мария приветствовала молодую даму сердечным объятием:

– Доброго вам дня, миледи. Мы все так беспокоились о вас!

– Ты хорошо спала, дорогая? – спросила тетя Агнес, отрываясь от сундука, в котором сосредоточенно копалась.

– Она потеряла куклу, – прошептала леди Мария в ответ на удивленный взгляд Бронуин.

– Кажется, я спала слишком уж хорошо, тетя Агнес: уже полдня прошло!

На самом деле Бронуин не так уж много спала в эту ночь, Ульрик ей того не позволил.

– Где же наши мужья, миледи?

Леди Мария обменялась виноватым взглядом с Мириам, тревожно поправившей прядь волос на затылке своей госпожи.

– Что еще случилось? – прошептала Бронуин, спрашивая больше себя, нежели кого-либо другого, могло ли случиться что-то хуже произошедшего вчера.

– Да, – подала голос тетя Агнес, с досадой захлопывая крышку сундука. – Я не могу найти свою куклу! Вчера она была здесь, а сейчас ее нет!

Не обращая внимания на вспышку тетки, Бронуин обратилась к гостье:

– Миледи?

Леди Мария успокаивающе погладила руку Бронуин и подвела ее к приоконной скамье.

– Я должна сказать, есть и хорошие новости. Наши мужья уехали ловить разбойников. Хаммонд и Дэвид прислали гонца с известием, что злоумышленники собираются напасть на Биконовское аббатство сегодня вечером.

– Милорд просил, чтобы мы не тревожили вас, миледи, – виноватым тоном произнесла Мириам. – Он опасается за ваше здоровье.

– А меня беспокоит здоровье милорда, – раздраженно проворчала Агнес. – Не нравится мне это… ох, не нравится! Кости болят немилосердно, и…

– Миледи, – прервала ее Мириам, – это оттого, что вы сегодня провели столько времени в башне! Конечно, от морского воздуха боли у вас усилились.

Леди Мария обратилась к Бронуин:

– Я пыталась заставить ее взять одеяло, но она не пожелала.

– На башне сидело шесть воронов!

Бронуин почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица. Шесть воронов! Она будто заново увидела себя на месте резни и стаю воронов, рассевшуюся на голых ветвях деревьев у нее над головой. В тот день кости тети Агнес тоже болели немилосердно. Оуэн Карадокский нестал слушать ее причитания о недобрых предчувствиях.

– Черт побери!

Если бы не скамья, о которую Бронуин опиралась обеими руками, она бы упала, потому, как ноги стали словно ватными. «Смерть? Шесть? Все они?» – лихорадочно метались в голове мысли, уж очень свежи были воспоминания о злой участи отца и матери. Но как она объяснит Ульрику, почему кинулась вслед за ним? Как бы ни были они близки, суеверия и предчувствия ее тетки оставались камнем преткновения.

– Мириам!

– Что угодно, миледи?

– Прикажи конюхам немедленно оседлать Макшейна и позови Бланкарда. Мне нужно поговорить с ним.

Если это западня, то не придется что-либо, объяснять. Если же нет, то вреда не будет оттого, что в отряде Ульрика окажется подкрепление – люди, которых она приведет с собой.

Бронуин поднялась и подозвала к себе тетку.

– Мне нужно сказать тебе кое-что по секрету, тетя Агнес. Леди Мария, умоляю вас извинить нас. – Слуги знают, наш замок – ваш тоже. Не стесняйтесь попросить у них, что пожелаете.

Леди с глубоким сочувствием опустила руку Бронуин на плечо.

– Наши мужья – опытные воины, миледи. Почему бы вам не выполнить пожелание супруга и не остаться в замке ради вашей же безопасности?

– Потому что, миледи, боюсь, им устроена западня. Тетя Агнес! – властно позвала Бронуин, прежде чем повернуться и выйти вслед за Мириам.

– Твой муж, я думаю, останется, жив, девочка, – заверила Агнес племянницу, когда они вошли в комнату лорда: Бронуин собиралась потеплее одеться. – Я настояла, чтобы он заколол плащ железной пряжкой.

– Той, что сделана в форме ворона?

Агнес кивнула.

– Той самой.

Отец отказывался взять подарок свояченицы, отправляясь в Лондон. Только золото и серебро должны были украшать лорда. Он умиротворил Агнес тем, что носил пряжку во время восстания, но не собирался носить столь скромное украшение на глазах короля. Бронуин удивилась, что Ульрик согласился заколоть плащ этой пряжкой, ведь он так пренебрежительно относился к ее чудачествам!

– Ты считаешь, что мне не нужно предупреждать Ульрика?

Ей хотелось, чтобы тетка высказалась более определенно, но тогда бы это была не тетя Агнес! Судя по выражению лица, ей самой не хватало ясности в этом деле.

– Не знаю, девочка. Там, в башне…

Бронуин надела еще одно платье поверх того, что уже было на ней.

– Что там в башне?

– Одна из этих проклятых овчарок пробралась в башню по ступенькам из зала и спугнула воронов таким жутким лаем, словно то выл сам дьявол в преисподней! Бедные мои косточки, я думала, что оглохну от одного только отголоска этого лая, а сердце у меня до сих пор колотится как сумасшедшее!

Закрепляя пояс с кинжалом в ножнах, Бронуин подняла на нее глаза.

– Думаю, что нельзя доверять ни одной из этих проклятых собак!

– Они бегают по замку больше меня, – ворчливо согласилась Агнес. – Гвендолин никогда бы этого не одобрила. Кстати, ты не видела мою куклу? Куда я ее засунула?

Немного поколебавшись при виде озабоченной тетки, упорно возвращавшейся мыслями к злополучной кукле, Бронуин застегнула на плече тяжелый плащ.

– Я уверена, ты найдешь куклу. Наверное, кто-то из детей схватил ее.

Лицо Агнес прояснилось.

– Бьюсь об заклад, в этом все и дело?

Бронуин вышла из комнаты вслед за теткой и по ступенькам спустилась в большой зал, где уже накрывали к ужину столы. В зале будет пустынно без Ульрика и его рыцарей, подумала она, но для компании с леди Марией остается в замке Агнес, а также управляющий. Они возьмут на себя часть вины хозяйки замка за то, что она покидает гостью. Как тетя ни рассеянна, а беседу поддержать сможет.

Муж, конечно, придет в ярость от поступка своей молодой жены: во-первых, за то, что она оставила замок, во-вторых, за то, что прислушалась к предчувствиям тетки. Может, поэтому он и надел пряжку – чтобы успокоить обеих? В поведении мужа еще так много непонятного ей, отчаивалась Бронуин. Однако она не собирается упускать возможность провести с ним всю жизнь и узнать до конца этого человека.

Решительно возразив намерению Бронуин самой вести мужчин в аббатство на помощь мужу, Бланкард, тем не менее, согласился собрать как можно больше людей на случай, если лорд Ульрик действительно в ловушке. Весть о том, что новому лорду Карадока грозит опасность, распространилась по замку с невероятной скоростью, и множество людей выразили готовность отправиться на его спасение. Бронуин была тронута столь единодушным порывом и стремлением прийти на помощь. Ульрик завоевал сердце уэльского народа, как и ее собственное сердце.

Хотя Бланкард и потребовал, чтобы Бронуин ехала позади и позволила ему возглавлять отряд крестьян и ремесленников, все же, когда отряд двинулся в путь, Бронуин на Макшейне оказалась впереди – рядом с управляющим, не захотевшим остаться в замке. Большинство бойцов отряда были вооружены тем, что не взяли с собой рыцари Ульрика, а остальные – вилами, косами и палками – орудиями их труда.

Оглядываясь на людей через плечо, Бронуин думала, что никогда еще не видела более забавного и в то же время благородного отряда. Позади сверкали в лучах послеполуденного солнца новые стены Карадока, старая башня серела на фоне зимнего неба. Там, у парапета, виднелась сгорбленная фигура женщины в серо-голубом одеянии, наблюдавшей за их отправлением. Хотя Бронуин и помахала рукой, тетка не ответила подобным же жестом. Бедняжка, зрение, должно быть, не позволило ей разглядеть племянницу. Стоя тихо и торжественно, она напоминала Бронуин изображение Девы Марии на каменном барельефе. В конце концов, Бронуин отвела взгляд от фигуры на башне и устремила взгляд вперед.

Пока процессия не исчезла из виду, скрывшись в лесу, женщина на башне не шелохнулась. Только потом она повернулась лицом к востоку и подняла руки вверх, словно тянулась к сумрачному горизонту. Ее голос был ровным и мелодичным, присущим юности, даруемой богиней, которой она служила как верховная жрица.

– Теперь, великая богиня, – почтительно воззвала женщина, – все они – твои!

Затянутое тучами небо было обычным явлением для морского побережья, на котором более двухсот лет тому назад было построено Биконовское аббатство. Но в эту ночь луна, казалось, разогнала облака тумана своими золотыми пальцами, обеспечив отличную видимость, «… и затруднив намерение застать разбойников врасплох», – размышлял Ульрик, оглядывая ровную местность с редкими вкраплениями скал. Земля простиралась к востоку в спокойном ожидании лета, когда она сможет отблагодарить трудолюбивых монахов за их неустанные труды, принеся обильный урожай. В прежние времена аббатство страдало от набегов даннов, но до сих пор не было нужды в защите южной границы, огражденной лесами, откуда легко было совершить набег.

Ульрику трудно было убедить настоятеля. «Презреннейший из смертных, и тот побоится напасть на церковь», – говорил настоятель. Кроме того, запасы зерна и прочие припасы, предназначенные для пропитания монахов и подания нищим, едва ли кому-либо могли показаться соблазнительной приманкой. Однако когда Ульрик рассказал о святотатственном разрушении надгробий в склепе Карадока и бессмысленном сожжении деревень, святой отец позволил ему укрыть отряд в стенах аббатства.

Оставалось только ждать, а ждать Ульрик терпеть не мог. Половина его соратников встала на стражу, другие же под предводительством лорда Жиля скрылись в лесу, откуда они могли б напасть на разбойников после их первой атаки. Разделение отряда, скорее всего, не было столь уж большой необходимостью, но здравый смысл подсказывал лорду Карадока, что следует подготовиться к неожиданностям.

Когда сэр Хаммонд уезжал с Дэвидом Эльвайдским, Ульрик дал другу свою печать. Ее следовало прикладывать так, чтобы хвост волка устремлялся вверх, как стрелка в двенадцать часов. Воск, которым был заклеен пергамент с Англси, был припечатан по всем правилам, но хвост волка показывал на три часа, а не на двенадцать.

Ульрик расстроенно ударил кулаком о ладонь. Его друг мертв. Он предупреждал Хаммонда остерегаться Дэвида по той причине, что сам никак не мог поладить с уэльсцем. До сих пор свою неприязнь Ульрик приписывал ревности. Дэвид Эльвайдский не стремился скрыть свою страсть к Бронуин и ее землям. Он даже признался в этом в присутствии Ульрика и потом, не переводя дыхания, поклялся в верности новому лорду, разыгрывая из себя благородного человека.

«Надо было бы еще кого-нибудь послать с ними», – мучился Ульрик. Но Дэвид здраво рассудил, что, чем больше англичан его сопровождает, тем подозрительнее это покажется жителям острова, и те не захотят говорить с ними. Хотя могло получиться все и иначе. Может, Дэвид тоже погиб. Если же нет, то он пожалеет, что не умер!

Будь то духи или сам Сатана, лорд Карадока станет сражаться до последнего вздоха, чтобы избавить свою жену от грядущих несчастий. Чувство беспомощности усилилось, когда вчера поздно вечером он вошел в свою спальню, надеясь увидеть супругу мирно спящей, но обнаружил, что она упражняется в метании кинжала. Да, Бронуин с радостью принимала его любовь и заботу, однако чувствовала, что должна уметь защитить себя сама, раз муж сделать это не в силах.

Сегодня вечером, с Божьей помощью, он покончит с этим раз и навсегда. Ни один из разбойников не должен ускользнуть, даже если им всем суждено тоже погибнуть. Таков был его приказ своим людям. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы думать иначе. Следовало показать злоумышленникам, где раки зимуют, уже только за то, что пришлось пережить бедным жителям деревни, не говоря уже о страданиях Бронуин. Негодяи заслуживали наказания худшего, чем смерть, но на все оставалась воля Всевышнего.

«Не устрашимся ни железа, ни злобного духа», – мрачно думал Ульрик, дотрагиваясь до массивной железной пряжки, скреплявшей плащ на плече. Уголок его рта приподнялся в улыбке. Странное создание – тетушка его жены, настолько же преданная и любящая, насколько чудаковатая и суеверная. Он сльшгал, как она молилась в часовне о его небесной защите и об успехе правого дела. Как же мог он отказаться от ее подарка, без сомнения, преподнесенного от чистого сердца? «Любовь вмешивается в образ мыслей мужчины», – решил Ульрик. Тетка Бронуин начинала ему нравиться.

– Милорд! – позвал один из воинов, стоявших на часах, прерывая его размышления. – Через поле скачут всадники с факелами.

Ульрик насторожился.

– Сколько?

– Не меньше дюжины, сэр!

Всего лишь дюжины? Ответ отозвался в его сознании предостережением. Той ночью в деревне они насчитали разбойников на десяток больше, и это после того, как некоторые уже ускакали!

– Открывайте ворота, – крикнул он, сжимая ногами бока Пендрагона. – Мы встретим их и зададим им жару!

Когда открылись узкие ворота, рыцари выстроились в одну линию с копьями наперевес. По команде «лучники!» из монастыря высыпали пешие воины и образовали три ряда перед рыцарями.

– Стреляй!

Стрелы, пущенные первым рядом лучников, упали прямо к ногам резко остановившихся разбойников. Они быстро развернулись и бросились прочь.

– Лучники, назад! В погоню, храбрые рыцари! – крикнул Ульрик. Но что-то здесь было не так. Их было слишком мало. «Конечно, – прикинул он, вкладывая копье в кожаную петлю, – вилланы не очень хорошие бойцы и охотно поворачивают назад, обращаясь в бегство, но…»

Достигнув края широкого поля, разбойники вновь повернули коней – навстречу угрожающему натиску вооруженных рыцарей. Ульрик непроизвольно поднял копье, давая отряду знак замедлить продвижение. В самом деле, происходило что-то странное. Трусы, убегая, не поворачиваются внезапно лицом к неприятелю, если их не загнали в угол, а этих впереди ждал лес, где они могли бы укрыться.

– Милорд, аббатство!

Ульрик развернулся в седле и увидел лавину конных бандитов, число которых превышало все его ожидания. Они хлынули из того самого леса, где занял позиции лорд Жиль. «Так вот оно что! – понял Ульрик. – Западня! Засада, подстроенная, вне всякого сомнения, Дэвидом Эльвайдским!»

Всадники ринулись между лучниками и рыцарями, затрудняя лучникам стрельбу: теперь они могли попасть и в рыцарей Ульрика.

– Повернуть коней! – приказал он и, подавая пример, развернул Пендрагона, отступая.

Всадники с мечами едва ли представляли большую опасность для его опытных воинов, умеющих хорошо обращаться с копьем, но число иной раз превосходит умение.

«Где же, черт побери, Жиль?» – тревожился Ульрик, наблюдая, как сокращается расстояние между его рыцарями и противником. Лязг металла и крики раздались в ночи, когда сошлись враги. Сбросив двоих всадников, прежде чем потерять копье, Ульрик вытащил меч из ножен. Разбойники дрались, как демоны, вскрикивая и испуская вопли то ли победы, то ли поражения. Проложив себе путь среди их лошадей в разрисованных попонах, Ульрик пустил Пендрагона в обход и только теперь понял причину странного отсутствия отряда лорда Жиля: наступая на пятки разбойникам, английские рыцари, рассчитывая поразить противника внезапностью, мстительно обрушились на них. Сейчас на стороне его отрада было не только умение, но и численность воинов. Испустив громкий боевой клич, с огнем в крови, Ульрик пришпорил Пендрагона и снова ринулся в схватку.

Сидя на спинах боевых коней, рыцари были непобедимы, и разбойникам стоило большого труда сбросить их на землю, но, оказавшись на земле, они становились неповоротливыми в своих латах и менее подвижными, чем злоумышленники. Незащищенный доспехами враг мог зайти со спины и вонзать клинок или копье в щели между латами, отыскав уязвимое место в броне.

Заметив, что рыцарь, в котором Ульрик узнал Гайлорда Рисдельского, сражается пешим, оказавшись вышибленным из седла раненого коня, он поспешил ему на помощь и яростно обрушился на подступивших к рыцарю негодяев, быстро разбежавшихся от его могучих ударов. Некоторые из них так и остались лежать на земле. Гайлорд смог вытащить из ножен свой меч.

– Благодарю, милорд! – крикнул он, прежде чем скрестить оружие с одним из разбойников, рискнувших вернуться.

– Карадок! Берегись! За спиной! – предупредил кто-то.

По знаку Ульрика Пендрагон ударил копытами, но человек, вспрыгнувший на спину коня позади лорда, оказался проворнее. От толчка Ульрик наклонился вперед, но его сразу же дернули назад – нападавший стал душить плащом. Ожидая в любое мгновение жгучий удар смертоносного клинка, Ульрик поступил, как опытный боец, закаленный в боях на многих полях сражений. В столь ближнем бое меч был бесполезен, и потому одной рукой лорд Карадока закрепил его у себя под ногой, а другой оттянул плащ, чтобы глотнуть воздуха и в то же время суметь отыскать рукоять кинжала, спрятанного в седле.

Резко повернувшись, он вонзил клинок, направив его вверх, между ребрами противника. С криком, полным мучительной боли, человек ослабил хватку и упал с крупа Пендрагона на твердую землю. Не вытирая кровь с кинжала, Ульрик спрятал оружие в потайные ножны и снова взял в руки меч.

Быстрый взгляд убедил его, что схватка, считай, выиграна. Поле, частично освещенное кустарником, загоревшимся от брошенных факелов, которыми разбойники намеревались поджечь аббатство, было усеяно телами. Лошади бродили без седоков. Некоторые из рыцарей помогали подняться товарищам, другие ставили на колени немногих из оставшихся разбойников.

– Лорд Карадок!

Ульрик повернулся, оглянувшись через плечо, и в тот же самый миг увидел одинокого лучника, стоявшего в тени, отбрасываемой его конем. Длинная стрела была уже направлена и нацелена ему в грудь. Ульрик моментально развернул Пендрагона, чтобы лучнику труднее было целиться, но стрела уже свистела в полете. Он почувствовал толчок от удара и бесконечно долгое время ждал, когда же стрела пробьет доспехи и вонзится в его плоть.

Но ничего подобного не произошло. Ошеломленный рыцарь медленно распрямился и взглянул на плечо в поисках раны, он был уверен: стрела попала в него. Черт побери, было, такое ощущение, словно он получил удар кулаком, способный вышибить дух, но недостаточно острый, чтобы пробить доспехи.

– Сегодня ты умрешь, Ульрик!

Только хорошо развитое чувство опасности спасло лорда от смертоносного копья, вдруг обрушившегося на него. Рыцарь поднял руку, чтобы отразить удар, заставив напавшего выложить для удара все силы, но сам потерял при этом равновесие и выронил меч. Подъехав ближе, он завладел копьем, воткнувшимся в землю. Его противник подступил еще ближе, но Ульрик уже держал наизготове копье. От одного единственного удара по клинку врага наконечник копья сломался, но оно оставалось достаточно длинным, чтобы сбить противника с ног ударом в защищенную кольчугой грудь. Копье хрустнуло, расколовшись от удара о металл, однако враг был отброшен назад и отступил.

Пендрагон был готов затоптать поверженного, но Ульрик, натянув поводья, ждал с мечом в руке – один из его товарищей успел подать ему меч. Когда противник поднялся, Ульрик пришпорил коня, и скакун, фыркая, рванулся вперед, собираясь догнать убегавшего. У его хозяина, однако, были другие намерения. Настигнув врага, Ульрик отклонился, чтобы избежать удара. Искры брызнули во все стороны, когда скрестились два меча, скользя по клинкам до самых рукоятей.

Лорду не оставалось ничего другого, кроме как или выпустить из руки оружие, или упасть с коня, ослабив хватку. Пендрагон остановился, и рыцарь неожиданно кинулся на противника, придавив его к земле всей тяжестью. На этот раз он ощутил боль, сильную, пронизывающую. Заставив себя откатиться, Ульрик обнаружил причину: в щели доспехов между рукой и плечом меч проложил себе дорогу.

Стиснув зубы, извлек Ульрик кинжал и занес его над своим более легким и подвижным противником. Снова ему удалось отбить удар и отступить. Однако на ноги он поднимался слишком медленно. Перед его помутившимся взором мелькнул Гайлорд, бросившийся наперерез боевому коню, устремившемуся на лорда.

Опираясь на меч, Ульрик, шатаясь, встал на ноги.

– Этот враг – мой, доблестный рыцарь! – крикнул он.

Холодный, как ночь, пот застилал глаза, когда лорд Карадока приготовился к нападению воина, имевшего вид, внушавший омерзение, – лицо было разрисовано кроваво-красными молниями, кожа начернена, глаза окружены большими белыми кругами. Однако этого было достаточно, чтобы засомневаться в действительности происходящего. В глазах разбойника, очерченных белыми кругами, отражался огонь горевшего вокруг кустарника.

– Ну что же ты, негодяй? Будешь сражаться, как мужчина, или убежишь, словно скулящий щенок? Так ты говоришь, я умру сегодня? Но могу обещать, что не стану заставлять тебя сдерживать слово. Докажи мне твердость твоих обещаний, если хватит смелости!

Человек явно разволновался при виде златовласого лорда с поднятым мечом. Он продолжал кружить вокруг Ульрика, но не делал попыток ответить или напасть.

– Нет ли у тебя желтой краски, чтобы нарисовать еще и на спину полоску для большей красоты?

Ульрик держался лицом к противнику. Он чувствовал, как запекается кровь под доспехами. Рана причиняла боль при каждом движении. Усилием воли он прогонял головокружение, захлестывавшее ежеминутно.

– Черт побери, это битва или танец?

Надо бы поскорее покончить с этим, иначе кровоточащая жгучая рана одержит над ним верх – но не противник! Прерывая монотонное кружение, Ульрик ринулся на врага, тщательно выверив бросок. Роковой может стать ошибка, если нанести удар, не ступив двумя ногами на землю или же повернув меч не под тем углом. Однако все было ни к чему – разбойник в первое же мгновение броска рыцаря повернулся и попытался пробиться сквозь кольцо окруживших его людей.

– Я хочу знать, кто этот трус, – крикнул Ульрик тем, кто разоружил бежавшего, задержав его. – Он не разбойник! На нем кольчуга, и ведет он себя так, словно обучен военному искусству, но боится показать это!

Во рту лорда пересохло – так пересохло, что, казалось, даже слова царапают язык. Хотя пот заливал брови, и болезненно горело плечо, его бил озноб. Он пошатнулся и оперся на меч.

– Милорд!

Гайлорд и Жиль оказались рядом и поддержали под локти. У рыцаря не было сил даже оттолкнуть их, отказываясь от помощи, однако он не сдался тьме, застилавшей взор.

– Кто это? – упрямо спросил он.

– Это Дэвид Эльвайдский!

Дэвид. В ответном «а!» Ульрика не слышалось удивления. Он давно уже заподозрил в измене этого уэльсца. Но если здесь перед ним стоит Дэвид, то кто же вынашивает еще более гнусные замыслы в замке Карадока, размышлял верховный лорд в болезненном смятении. Кто? Вопрос отозвался эхом в глубинах темной пропасти, которая открылась перед ним и поглотила.