Глава 7

Первое, что я узнала, когда доковыляла — отец уже дома. Как только ему доложили, что у мамы был приступ, он немедленно бросил всё и вернулся. Заодно с собой врача из столицы прихватил. Так что толика врачебного внимания досталась и мне.

Злосчастную ногу осмотрели, перевязали, сказали не напрягать без надобности и уверили, что скоро всё пройдёт, и я снова смогу «блистать на балах». Да уж! Знал бы кто, как я «блистаю». Окна лопаются.

Маме уже стало получше, хотя судя по всему, это магия зачарованных цветов Замка ледяной розы помогла, а не лекарства столичного врача. Обычные средства уже давно были бессильны.

Около шести герцог с отцом удалились в кабинет. Я видела это, перегнувшись через перила этажом выше. Но подбираться ближе и подслушивать даже я ни за что не решилась бы. Отец бы точно заметил, и я бы сгорела со стыда.

Я сидела в своей комнате, вяло наблюдала за тем, как стрелки часов ползут к семи… Ровно в восемь — ужин. А потом он уедет. Может, и не дожидаясь. К окну пересесть, что ли? Оно у меня как раз выходит на главную аллею. Хоть в спину посмотрю.

И вот я сидела, сидела, сидела, беспрестанно перебирая в голове кусочки мозаики под названием «Дорнан Морриган»… которая всё никак не складывалась, как будто кусочки были неподходящие друг другу… и в конце концов поняла.

Я просто не могу допустить, чтобы так всё и закончилось! Я должна узнать наверняка. Должна понять, что же в голове у этого странного герцога. Пусть мне будет горько, пусть больно — лучше так, чем мучаться в неизвестности.

И я знаю, кто мне поможет.

— Элли, боже! Ну это уже слишком!

Хватаю Олава за рукав, не даю уйти из моей комнаты.

— Ну пожалуйста! Ты не можешь меня так оставить. Ты обязан помочь!

Выпускаю рукав брата от неожиданности, когда из кармана сюртука у него выпрыгивает крошечная белка с золотистой шёрсткой. Машет пушистым хвостом, в два прыжка оказывается на секретере. Там, где до этого сидела пепельная кошка. Тянет носом, беспокоится.

— Что это с ней… — недоумевает Олав. И я снова пытаюсь рассказать… но даже ему, анимагу с умением понимать язык зверей, я почему-то не могу вымолвить ни слова. Магический запрет сдавливает горло тисками, и всё тут.

Олав хмурится. Ох, вот бы здорово, если б он тоже подключился к разгадыванию этой загадки! Брат у меня упорный, если ставит себе какую-то цель — ни за что с неё не свернёт. Тем более, он явно в приятельских отношениях с герцогом — этой одной сплошной ходячей загадкой. Может, с помощью брата и его тайны удастся разгадать…

— Так вот, о моей скромной просьбе… — вкрадчиво начинаю я.

— Элли, уволь меня! — стонет брат. — Ну ты что, и правда хочешь, чтобы я, вот так в лоб…

— Да!!!

— Спросил у Дорна…

— Ага!!!

— И потом передал всё тебе…

— Именно!!! Братик, я знала, что ты у меня чудо! — я чмокнула его в щёку и быстренько вытолкала вон из комнаты, пока он не нашёл каких-нибудь железных аргументов отказаться. Белка сердито протрещала что-то секретеру, а потом тоже вышмыгнула в коридор.

Уф-ф-ф…

Это было трудно.

Но если всё получится, уже до восьми вечера я буду знать, что на самом деле герцог думает обо мне. Брат должен сказать, что заметил… его интерес к сестре и спросить начистоту, как Морриган ко мне относится. Братская забота, всё такое…

Да, план глупый. Можно даже сказать, идиотский план. Но ничего лучшего в оставшееся время я не придумала. Ну не спрашивать же самой, в самом деле!

Нет, можно было, конечно, вообще ничего не делать. Да в конце концов, он мужчина! И если девушка нравится, должен сам сделать шаги навстречу… Но то, что делал герцог, напоминало не шаги, а какой-то чокнутый кордебалет пьяного одноногого танцора. Шаг вперёд, два назад, три в сторону и ещё переворот в прыжке.

Так что, если я не узнаю, в конце концов, что он на самом деле обо мне думает — просто-напросто взорвусь.

И снова гипнотизирую взглядом стрелки.

Без двадцати восемь.

Нервы на пределе.

Больше всего волнуюсь даже не за то, что Морриган откажется отвечать на вопрос. А за то, что Олав по своей деликатности не станет мне этот ответ передавать слово в слово. Смягчит, чтобы я не так расстраивалась. А мне ведь так хотелось узнать правду…

Беззвучный хлопок.

Прямо у моих ног на ковёр приземляется на все четыре лапы кошка. Смотрит на меня вопросительно.

— Не смотри так! Мне сейчас не до твоих загадок, прости. Я слишком нервничаю.

Кошка не уходит. А продолжает протирать во мне дырку бликующим взглядом.

— Ну хорошо, хорошо! Хоть ты выслушаешь молча и не станешь меня пилить за глупые чувства.

Без пятнадцати восемь. Принимаюсь нервно ходить туда-сюда, всё ещё прихрамывая. Жалуюсь кошке на свою невесёлую судьбу. Она внимательно слушает.

Без десяти восемь звенит первый гонг. Я вздрагиваю, поднимаю глаза на часы…

И в этот момент моей босой ноги касается мягкая кошачья лапа. И снова — беззвучный хлопок…

…А когда я открываю глаза, обнаруживаю себя в незнакомой комнате. Но тут же узнаю запах. Такой был у его плаща. Растерянно оглядываюсь, и замечаю новые детали. Белая рубашка, небрежно брошенная на спинку кресла. Пара массивных прямоугольных запонок на письменном столе у окна. Я уже видела такие. Во время танца.

О нет! Кошка, которая, естественно, уже испарилась с места преступления, забросила меня прямиком в комнату герцога! Истолковала по-своему моё нытьё и судя по всему, решила своеобразно помочь горю. Надо немедленно отсюда делать ноги — пока меня не застукали и не подумали невесть что! Пока…

В коридоре раздаются шаги. Двое. Я слышу звуки знакомых голосов. Совсем близко.

Я пропала! Ещё одной унизительной сцены, полной молчания и укоризненных взглядов, я просто-напросто не переживу.

Решение приходит мгновенно. Безумное, сумасшедшее совершенно — но у меня есть один-единственный шанс сделать так, чтобы никто не узнал, что я вообще была в этой комнате.

Дёргаю дверцу платяного шкафа. Ныряю внутрь и как можно бесшумнее захлопываю её за собой.

Последние мгновенья тишины режут меня без ножа.

Трачу их на то, чтобы попытаться успокоить дыхание и не выдать себя. Это единственное, о чём успеваю подумать прежде, чем двое мужчин входят в комнату.

И вот уже голоса раздаются совсем рядом, больше не приглушённые стеной.

— …я всё же надеюсь, что твой отец прислушается к моим аргументам и повлияет на короля. Это последнее, что я могу сделать, чтобы удержать безумцев от безумных поступков.

— Ты бы сам поговорил с Его величеством. Ведь вы родственники… пусть и дальние!

— Хьюго слушает только людей, которым доверяет. Я не имел чести близко общаться с ним. В последние десять лет, как ты знаешь, мне было не до того. А твой отец… о цепкости Бульдога Шеппарда и его способности решать самые невозможные дела ходят легенды. Я уеду с чувством выполненного долга. Я сделал всё, что смог.

Шаги. На секунду меня простреливает паникой, что к шкафу — но нет, показалось.

Шуршание одежды.

Стук каких-то предметов. Льётся жидкость в бокал.

— И как тебе понравилось гостить у нас дома?

Морриган медлит в ответе на этот простой вопрос.

— Это было… сложно.

Пауза.

— Приезжай ещё! Мы всегда будем…

— Не думаю, что это хорошая мысль. Скорее всего, мой визит останется первым и единственным. Прости, если прозвучало грубо. Ты хороший друг и очень мне помог. Я ценю это.

Уедет. Он всё-таки уедет и больше не вернётся… моё сердце это предчувствовало. Не зря весь вечер тревога тянет грудь.

Чуть подаюсь назад — чтобы ненароком не упасть на дверцу и не вывалиться прямо под ноги говорящим. Вот это была бы сцена!

Моего лица касается мягко какая-то ткань. Узнаю в ней серый сюртук. Тот самый, в котором герцог был вчера на балу. Его запах горькой полынью оседает на моих губах.

Ничего не могу с собой поделать— поднимаю руку, хватаю полы этого сюртука и укутываюсь ими, как любила в детстве, когда пряталась в шкафу Олава от грозы. Сегодня у меня не вышло спрятаться. Гроза нашла меня. И вспорола молнией сердце. Я ещё не знаю окончания разговора… но почему-то уже не сомневаюсь, что ничего хорошего оно мне не сулит. У герцога голос человека, который прощается надолго — быть может, навсегда.

После небольшой паузы Олав снова продолжает — в этот раз нерешительно:

— Послушай… есть ещё одна вещь, которую я хотел бы обсудить с тобой до отъезда.

Моё раненое, истекающее кровью сердце бьётся так, что, кажется, его вот-вот услышат.

— И что же это за «вещь», которую ты решил «обсудить» с таким странным лицом?

— Это… не совсем вещь… вернее, совсем не вещь… речь о моей сестре.

— И что с твоей сестрой? — спрашивает герцог с металлом в голосе.

— Дорн… видишь ли… и поверь, этот разговор доставляет мне не меньше неудобств, чем тебе…

— Этот разговор не доставляет мне ни малейших неудобств. Я всегда за то, чтобы объясняться прямо, а не тянуть недомолвки. Здорово экономит время и нервы, знаешь ли. Чего и тебе советую, — чеканно, холодным тоном отвечает Морриган. Я бы после такого ни за что в жизни не отважилась продолжать. Но брат знает, что я буду ждать ответа.

Снова пауза в разговоре. Представляю, как Олав собирается с духом… сама уже чуть в обморок не падаю.

— Что ж. Тогда скажу прямо! То, как вы танцевали… я видел, какое было лицо у Элис. И все видели! Поверь, моя сестра — не легкомысленная вертихвостка, которая теряет голову от первого же комплимента. Для неё это… не просто так. Элис серьёзная девушка, и она не заслуживает, чтобы…

— Не переживай, я на твою сестру покушаться не собираюсь. И вообще надеюсь избегать брачных кандалов так долго, как только смогу. Хотя дед наседает всё сильнее в последнее время. Но даже если придётся сдаться — Элис Шеппард… Поверь, Элис — последняя девушка, которую я стал бы рассматривать на эту роль.

Олав сконфуженно умолкает.

А в моих ушах продолжают звучать слова, сказанные холодным равнодушным голосом Дорнана Морригана. «Элис — последняя девушка…»


Я словно вся превращаюсь в тот жалкий листок бумаги, исписанной глупыми признаниями, который он так равнодушно смял и выбросил в парке.

— Что ж… наверное, и правда пора заканчивать этот разговор, — бормочет брат.

— Постой! Это ведь она тебя попросила узнать?.. Можешь не говорить, вижу по твоей виноватой физиономии.

Молчание.

— Как ты догадался?

— Твоя сестра смелая девушка. Это в её духе. — Герцог медлит, а потом добавляет. — Береги её! И в следующий раз лучше сам съезди по роже очередному её воздыхателю, если обидит.

— Эй, стоп! Ты о чём?

— Да так. Расспроси Элис при случае, откуда у неё ссадины на правой руке. И вот ещё что… когда будешь докладывать наш разговор….

— Не буду я ничего докладывать! С ума сошёл? Это её убьёт.

— Не убьёт. Ты плохо знаешь свою сестру. Уверен, она предпочтёт знать. Я попытался ей сказать сам… но она не слушает. Может, хоть так поймёт. Это для её же блага. Так вот, когда будешь ей передавать… постарайся всё же помягче.

Молчание. Опять.

А я готова волком выть от такой заботы.

Тишину снова разрывает голос Морригана — раздражённый, злой, взламывающий маску привычной невозмутимости.

— И хватит уже так на меня смотреть! Ты сам всё понимаешь.

Да. Я теперь понимаю тоже. Чего же тут не понять?

Когда-то я думала, что «разбитое сердце» — это такая метафора из книжек. А вот теперь у меня чувство, будто что-то осыпается хрупкими осколками у меня внутри.

— Дорн, но может…

— Не может! Всё, поговорили. Мне пора. Я решил ехать прямо сейчас. На ужин не останусь.

Звук уходящих шагов.

И снова хлопает дверь.

В звенящей тишине как будто до сих пор стоит эхо горьких слов.«Элис — последняя девушка, которую я стал бы рассматривать на эту роль». Эти слова намертво отпечатались у меня в памяти. Я не могу престать их слышать.

В комнате так тихо… все ушли, и надо бы выходить… но меня ноги не держат.

Оседаю в душном тесном шкафу прямо на доски, обхватываю колени.

Всё, что передумала и пережила за эти дни, все невысказанные слова и нерастраченные чувства, все мечты, которым только что переломали крылья — всё это выплескивается сейчас из меня горькими слезами.

Я пытаюсь их сдержать, но не выходит.

Каждый вдох огнём обжигает грудь. Каждое воспоминание отравленной иглой колет разум.

Если это — любовь, я всё на свете отдала бы, чтоб никогда не влюбляться.

Но когда я думала, что хуже быть уже просто не может… судьба в очередной раз ткнула меня носом в мои ошибки, как нашкодившего котёнка.

Утонувшая в собственных переживаниях, я ослышалась. Неправильно распознала звук уходящих шагов.

Оказывается, из комнаты ушёл только один человек. А второй остался.

Резкий скрип дверцы шкафа… я отрываюсь от колен, вскидываю в испуге своё зарёванное лицо…

И высоко над собой, в ослепившей меня полосе света вижу Дорна.

Мы встречаемся взглядами, переплетаемся ими намертво. Его — напряжённый, пристальный, непроницаемый… и мой — несчастный, почти слепой от слёз.

У судьбы странное чувство юмора.

Я хотела узнать правду.

Кажется, сейчас я услышу её из его собственных уст.


Загрузка...