Глава 43

Не только Ирена, но и Эстела, и ее свекровь, и Онейда заметили, что Мартика уклоняется от разговора об отце, но никому не пришло в голову отнести это на счет черствости девочки. Не сговариваясь, они решили, что Мартика ведет себя как ребенок, который не может до конца осмыслить случившееся с отцом несчастье. Но они глубоко заблуждались.

Мартика в свои десять лет вовсе не была инфантильной. Казалось бы, гораздо больше времени она проводила с матерью, ведь отец был таким занятым человеком. И тем не менее влияние Хермана на ее характер оказалось решающим.

Это он исподволь приучил ее быть сдержанной, не давать волю своим чувствам, уметь размышлять над ними, вслушиваться в саму себя. Он научил девочку переносить боль молча, быть терпеливой и мужественной. Открытый и доверчивый нрав привлекал к девочке не только ровесников, но и взрослых людей, и некоторые из них понимали, что Мартика куда глубже и умнее, чем хочет казаться, что она, в сущности, человек достаточно самостоятельный и ответственный для своего возраста, и что врожденное чувство такта не позволяет ей прилюдно выказывать эти свои качества. Вообще, она многое таила в себе, не сразу посвящала отца или мать в свои детские секреты, предпочитая сначала как следует обдумать все, что случалось с ней, а уж потом поделиться этим с другими. И всегда ее больше интересовало, как оценит те или иные события отец, нежели мать, которую она любила так же сильно.

Но если Ирену Мартика воспринимала просто как самое родное и близкое существо, то в Хермане видела не просто отца, но и человека, который в каждом своем слове и поступке был для нее образцом. Ей казалось; никто из знакомых их семьи, никто из школьных учителей не может сравниться с ним.

Он умел быть твердым, но не жестоким, добрым, но не сентиментальным, целеустремленным, но не безрассудным, сдержанным в своих эмоциях, и в то же время доверчивым как ребенок. Он был способен понять любого. С ним было легко и интересно разговаривать: отец всегда умел дать какой-то совершенно простой и в то же время неожиданный совет; в отличие от других взрослых, не говорил банальностей. Взрослые часто бывают умными, но какими-то пресными, выцветшими, точно мир вокруг них уже утратил свои первозданные краски; казалось, они не столько любили саму жизнь, сколько те удобства, которыми могли окружить себя, а Херман Гальярдо, ее отец, любил жизнь и умел заражать этой любовью окружающих.

И вот отца больше нет. Он ушел навсегда в те неведомые пространства, которые называют небытием… Мартика пыталась мысленно измерить эти пространства, но у нее ничего не получалось. И она поневоле думала: если ей не удается понять, что такое это небытие, может, его попросту не существует? Тогда где сейчас отец? У нее было чувство, что он все время где-то рядом с нею, но просто невидим. Она непрерывно вела с ним разговоры, ей даже иногда казалось — она слышит его голос…

Поэтому девочка не могла поддерживать беседу, если она каким-то образом касалась отца, ей казалось, что когда взрослые говорят о нем в прошедшем времени, то они просто клевещут на Хермана. Ей хотелось побыть в одиночестве как можно больше, ибо когда она была одна, отец находился где-то рядом, но присутствие других людей, даже мамы, насильно отдаляло его от Мартики. И Мартика пользовалась любым предлогом, чтобы остаться одной. В доме уже привыкли к тому, что она часами гуляет по саду, что, если отправить ее в булочную, то обратно Мартика придет не скоро. Поэтому в тот день никто не встревожился, когда наступили сумерки, а ее все еще не было дома… Потом послали за ней Хермансито. Хермансито дошел до булочной, и там ему сказали, что Мартика сегодня в лавку не заходила, но прошла мимо с каким-то тучным слепцом, который, очевидно, попросил девочку перевести его через дорогу…


Мартика открыла глаза и тут же, как будто следуя чуть слышно прозвучавшему возле нее приказу, снова смежила веки…

Она вспомнила слова отца: «Что бы ни произошло с тобой, в какой бы ты ни оказалась ситуации, для начала попытайся ее хорошенько обдумать, прежде чем принять решение».

Она находилась в какой-то полутемной незнакомой лачуге, где кроме нее были еще два человека: они переговаривались. Мартика приказала себе успокоиться. Прежде всего надо было выяснить, что с ней произошло и где она находится.

Пролить свет на это непонятное дело могли те люди, голоса которых доносились до нее как сквозь воду: от волнения кровь шумела у нее в ушах, и надо было дождаться, пока этот шум утихнет.

Мартика чуть повернула голову. Сквозь смеженные ресницы она увидела двух человек: мужчину и женщину.

Мужчиной был тот чернобородый слепой, который попросил перевести его через слишком оживленный перекресток за булочной. Женщину с изможденным остреньким личиком она никогда не видела прежде. Мартика снова закрыла глаза и попыталась припомнить, что случилось после того, как они вдвоем со слепцом перешли перекресток.

…Он сильно вцепился в ее руку и не отпускал ее. Мартика вежливо заметила, что опасность уже позади. Но слепой сказал: «Доведи меня вон до той машины…»

Только оказавшись рядом с машиной, Мартика вдруг сообразила, что слепой не мог видеть этой машины… Стало быть, он был не слепым, а притворялся с какой-то целью. Мартика хотела вырвать свою руку, но тут какая-то душная волна унесла ее в беспамятство.

«Слепой» подошел к топчану, на котором она лежала, и наклонился над нею.

Мартика зажмурилась и постаралась выровнять дыхание.

— Дрыхнет, — с удовлетворением произнес над нею «слепой». — Хлороформ сильно подействовал на нее… Пожалуй, связывать ее нет необходимости.

— Конечно, нет, — отозвался скрипучий женский голос, — что мы, не справимся с этой соплячкой?

При этих страшных словах дрожь охватила Мартику, но она, стиснув зубы, снова заставила себя успокоиться и слушать, что будет дальше. Она поняла одно: надо как можно дольше притворяться спящей и попытаться выиграть время.

— Справляться, если что, придется одной тебе, — пробасил бородач, — мне надо отогнать подальше украденную машину и позвонить обеим мамашам… Пусть раскошеливаются.

— Сколько ты хочешь потребовать за возврат девчонки? — спросила женщина.

— Хо-хо! Это вопрос! Столько, сколько нам хватит до конца жизни, чтобы вести весьма респектабельный образ жизни. Эстела ди Сальваторе, я заставлю тебя раскошелиться! Только надо подумать, в какое местечко они должны принести нам денежки. И крепко припугнуть их, чтобы не вздумали обращаться в полицию.

«Меня похитили», — сообразила Мартика.

«Успокойся», — снова приказал ей неведомый голос.

— Одним словом, глаз с нее не спускай, ясно?

— Чего уж яснее. Это приятное поручение. Приятно смотреть на мешок денег, лежащий у тебя на топчане, — при этих словах женщина захихикала.

— Так и есть, — согласился «слепец», — твое зрение тебя не обманывает, Ласара. Ты видишь самую суть.

— Счастливо тебе, Тоньеко… Смотри, не попадись. Владелец машины уже, наверное, обратился в полицию.

«Ласара, Тоньеко, — запоминала девочка, — надо повторять про себя: Ласара, Тоньеко».

Послышались шаги, скрипнула дверь: Тоньеко вышел.

Мартика решила, что не следует разоблачать себя. Она не шелохнулась, но чуть приоткрыв глаза, сфокусировала взгляд на Ласаре, чтобы не пропустить ни одного ее движения.

Ласара некоторое время сидела за столом, подперев ладонью подбородок. Затем подошла к Мартике и уставилась на нее. Мартика дышала ровно и спокойно, как человек, спящий глубоким сном. Пробормотав «очень хорошо», Ласара приплясывающей походкой направилась в угол лачуги и стала рыться в каком-то ящике. Мартика увидела, как она извлекла из ящика бутылку и стакан.

— Так и знала, что негодник Тоньеко прячет тебя от меня! — проворковала Ласара, обращаясь к бутылке. — Прости меня, Тоньеко! Но грех было бы не отметить поимку дойной коровки!

С этими словами Ласара наклонила бутылку над стаканом и, приговаривая: «Иди сюда, моя хорошая», наполнила его жидкостью.

Мартика поняла, что нельзя медлить ни секунды. Ласара и обернуться не успела, как она стремглав бросилась к двери, толкнула ее и исчезла в потемках…


Сообщение Хермансито о том, что Мартика примерно час назад проследовала мимо булочной в сопровождении какого-то слепца, повергла всю семью в состояние шока.

Ирена было бросилась к двери, но ее перехватил Федерико Корхес. Выражение ее лица было безумным; точно таким же оно было много лет назад, когда ослабевшая, с помутившимся умом, она шла по улице, неся на руках новорожденную Мартику.

— Да куда ты, — с досадой, скрывающей нарастающую тревогу, сказала ей Ана Роса, — ты ведь знаешь сердобольность Мартики: она, должно быть, решила довести слепого до самого его дома…

— Ана Роса права, Ирена, — принялся уговаривать ее и Федерико, — подождем немного, девочка скоро вернется.

Входная дверь скрипнула: но в следующую минуту выражение безумной надежды на лице Ирены сменилось глубоким отчаянием: это вернулась из офиса Эстела.

Ей рассказали о случившемся. Был снаряжен в булочную Даниэль: надеялись, что он узнает какие-то подробности, из которых стало бы ясно, в каком направлении проследовала Мартика со слепцом.

Даниэль возвратился с известием, что хозяйка булочной видела только, как девочка перевела слепого через перекресток: от дальнейшего наблюдения ее отвлекла покупательница.

— Как выглядел этот слепой? — спросил Корхес. Видно было, что он единственный в доме не потерял самообладания.

Даниэль и Хермансито хором ответили, что хозяйка не очень хорошо разглядела слепца: она отметила лишь черную бороду да тучность слепого, черные очки и палочку в руке.

При этих словах Корхес чуть заметно усмехнулся: он понял, о ком идет речь, и понял, что представился шанс завоевать доверие Ирены. Но, чтобы не вызвать лишних подозрений, Федерико не спешил воспользоваться этим шансом.

— Надо звонить в полицию, — обнимая рыдающую Ирену, проговорила Эстела.

— О Боже! Боже! Мартика, дочка! Нет, только не это! — Ирена била себя в грудь. Ей как будто не хватало воздуха.

Но в эту минуту зазвонил телефон. Корхес рывком схватил трубку и услышал гнусавый голос:

— Сеньору Эстелу, пожалуйста!

Федерико сделал знак Эстеле и шепнул ей:

— Это звонит похититель. Голос явно изменен.

Эстела взяла трубку.

— Девчонка у нас, — услышала она. — Не бойся, вреда ей не будет, если ты окажешься сговорчивой.

— Что вы хотите? — Эстела выговорила эти слова дрожащим от волнения голосом.

— Ясно, чего, дорогая! Денег!.. Не вздумай звонить в полицию, а то девчонке не поздоровится, поняла?

— Поняла, — с трудом пошевелила побелевшими губами Эстела, — я не буду… Но скажите…

— Скажу, все скажу, потерпи… Жди моего звонка, я скажу, где оставить деньги. Как только я их получу, девчонка вернется домой…

— Это о Мартике? — Ирена вырвала из рук Эстелы трубку, но там уже звучали гудки.

— Да. Мартику похитили. Этот человек требует денег.

— Эстела, дай ему все, что он хочет, я умоляю тебя! — голос Ирены сорвался.

— Конечно, родная моя! Но дело в том, что я пока не знаю, ни о какой сумме идет речь, ни о том, кому ее передать!

— Что он сказал? Что он сказал? — пролепетала Ирена, указывая на трубку.

— Сказал, что с Мартикой все будет в порядке. И я в это верю, — Эстела, несмотря на снедавшую ее тревогу, говорила спокойным голосом, — он должен позвонить и сообщить, куда нам следует отнести деньги…

— Какие деньги?! — возмутилась Ана Роса. — Мамочка, ты что, с ума сошла?! Немедленно звони в полицию.

Эстела в нерешительности посмотрела на Ирену и ответила:

— Нет, в полицию звонить нельзя. Этот человек предупредил, чтобы мы ни в коем случае не звонили в полицию…

— В противном случае… — догадался Даниэль, — и осекся.

— В противном случае нам не вернут Мартику, — договорила Эстела.

Загрузка...