Зари. Мне удалось убежать

7. История Анезы

Замуж за гомосексуалиста

В Афганистане свадьба символизирует зарождение новой семьи, а семья — это самая важная частичка общества, потому что когда в стране настают тяжелые времена, человек всегда может положиться на поддержку членов семьи. К примеру, где бы ни жили афганцы, они всегда помогают своим менее состоятельным родственникам, высылают им деньги или оказывают помощь в устройстве на работу. Мы считаем это долгом каждого человека. Афганские семьи довольно большие, иногда и три-четыре поколения живут под одной крышей. Часто женят двоюродных и троюродных братьев и сестер, чтобы укрепить родственные связи. Основа афганского общества — семья, потому что родственники всегда готовы прийти друг другу на выручку, а свадьба — это создание семьи. Поэтому афганцы стараются отпраздновать это событие как можно пышнее, чтобы показать всем свое богатство и влияние.

В деревнях, где люди придерживаются старых традиций, свадьба — это еще более важное событие, чем в городе. По такому случаю приглашаются сотни гостей, иногда зовут всю деревню, но женщины и мужчины празднуют отдельно, что, естественно, удваивает затраты. Родители тяжело работают, чтобы отложить деньги на свадьбу сыновьям. Всем членам семьи покупается новая одежда, коров и овец откармливают специально к этому событию, а для невесты покупаются в подарок золотые украшения. От семьи невесты требуется немного. Если ее родители не просят денег за невесту, их уважают, но часто они получают большую сумму за дочь, что некоторые афганские женщины считают знаком уважения будущих свекра и свекрови. Иногда эта сумма настолько велика, что семье жениха приходится занимать деньги и потом годами отдавать долги.

В целом свадьбы празднуются одинаково во всем Афганистане, но у разных народностей есть свои особенности. Работая над передачей «Афганский женский час», я узнала о нескольких интересных традициях. Каждый день я получаю новую информацию. Мне стало известно, что пуштуны, хазары, узбеки и таджики отмечают это событие почти одинаково, однако в некоторых областях семьи не берут денег за дочерей и празднуют свадьбу намного скромнее. Мы с журналистами решили сделать серию программ, посвященных свадебным нарядам афганцев. К примеру, в северных областях невесты одеваются в белое, а на юге, где в основном живут пуштуны, они всегда одеваются в платья красного цвета.

Однажды одна из наших журналисток в Кабуле, Сальми Сухили, предложила мне интересную идею.

— Зари, я хотела бы рассказать нашим слушателям о свадебных обычаях моей родной провинции Кундуз. Родственники пригласили меня на свадьбу, и если они позволят мне, я могу взять с собой диктофон и записать много интересной информации.

Конечно же я не могла упустить такую возможность и с радостью согласилась. Через две недели Сальми вернулась из Кундуза. Во время одной из наших планерок по телефону, когда журналисты и я обмениваемся идеями, она сказала:

— Дорогая Зари, мне хотелось бы рассказать тебе и моим коллегам о том, как я провела время в Кундузе. Я встречалась со многими женщинами и записала уйму ценного материала, но есть одна история, которой я просто не могу не поделиться.

Мы все внимательно слушали ее.

— Я встретила женщину по имени Анеза, — начала она.

Связь была не очень хорошей, но я уловила горечь в голосе Сальми.

— Это была очень красивая, добрая женщина, мать троих детей. Я просто не могу поверить, что…

Она разрыдалась.

— Сальми, дорогая, мы все внимательно слушаем тебя, — сказала я, желая успокоить ее. — Мы слышали много печальных историй. Продолжай, пожалуйста.

Сальми откашлялась.

— Я познакомилась с Анезой на свадьбе. Она знала, что я работаю на «Афганский женский час», поэтому рассказала мне свою историю и попросила помочь. Она сказала, что вышла замуж совсем юной девушкой, но потом…

Сальми судорожно вздохнула, всхлипнула и запнулась. Я поняла, что она не сможет говорить. Время планерки подходило к концу, а мне нужно было поговорить еще с несколькими журналистками, поэтому я предложила ей прислать мне эту историю в виде аудиофайла.

На следующий день я получила рассказ Анезы. Мне было интересно узнать, что такого было в нем, что заставило такую опытную журналистку, как Сальми, расплакаться во время совещания. Что могло так шокировать ее? Я загрузила файл и услышала голос одной из самых талантливых рассказчиц за всю историю нашей программы. Анеза тихим голосом поведала о том, что с ней случилось.

— Было около девяти часов утра. Я уже не спала, но продолжала лежать на кровати. Солнечные лучи пробивались сквозь темно-красные шторы моей спальни. Было уже жарко. На мне все еще были красное блестящее платье и красные шаровары. Накануне вечером большинство моих родственниц и незамужних девушек нашей деревни собрались в нашем доме, чтобы отметить самое важное событие в моей жизни. Я улыбнулась, вспомив, как моя двоюродная сестра Фареба покрывала мои ступни темно-зеленой хной. На всех девушках были яркие наряды. Они танцевали и по-доброму подшучивали, говоря о моем женихе. Это была моя «ночь хны». На мне была одежда, которую специально для этого случая пошила моя будущая свекровь. У нас, в области Кундуз, существует традиция: невесте дарят новую одежду в ночь накануне свадьбы.

Мне дарили замечательные подарки, а родные и друзья обращались со мной, словно с царевной. Это был последний мой день в родительском доме. Я не могла дождаться, когда наконец смогу увидеть своего жениха. Вот и настал день моей свадьбы! — думала я.

Я стала рассматривать кхина пайч (треугольный платок), который моя мать приготовила специально для этого дня. После нанесения хны мою руку завернули в белую хлопковую ткань, а потом в зеленый блестящий кхина пайч. Цветочный запах хны заполнил комнату. Я вытянула ноги на кровати, забыв, что ступни тоже покрыты хной.

В комнату вошла Фареба.

— Вставай, лентяйка! Невеста не может в день свадьбы нежиться в постели.

Она раздвинула шторы.

— Тетя сказала, что тебе нужно принять ванну, одеться и накраситься.

Мне не терпелось поскорее накраситься — я любила использовать косметику. Я знала, что мне повезло с семьей — мы с сестрами и братьями всегда получали в подарок новую одежду к праздникам. Мой отец был государственным чиновником, а мама подрабатывала тем, что шила одежду, поэтому они могли баловать нас.

Я сказала, что не могу сама дойти до ванны, потому что мои ноги обмотаны платком. Фареба засмеялась и спросила, неужели я хочу, чтобы она отнесла меня туда?

— Да, — ответила я. — Я же невеста и через несколько часов я покину вас навсегда, поэтому вы должны относиться ко мне, как к принцессе!

Фареба подошла к кровати, словно и впрямь собиралась нести меня, а потом поцеловала меня в щеку.

— Конечно, ты невеста. Но не я должна носить тебя на руках. Сегодня мужчина твоей мечты придет и унесет тебя.

Я засмущалась и попросила ее замолчать. Я понимала, что она шутит, но мне действительно не терпелось увидеть мужчину, о котором я столько мечтала. Я знала, что моим родителям он нравится, а во время давра-и-намзади (периода сватовства) я видела его издалека. Его семья присылала мне огромное количество подарков — одежду, обувь, украшения, хну и много блестящих шалей.

Я понимала, что теперь считаюсь взрослой и у меня появятся новые обязанности — моя мать постоянно напоминала мне об этом. Мне не терпелось стать женой, матерью и невесткой. Я погрузилась в мечты, но Фареба отвлекла меня, дернув за рукав и сказав, что мне пора вставать и идти мыться.

Все, чем я пользовалась в тот день, было новым. Мыло было только что распечатано, а шампунь еще никто не открывал. Это тоже были подарки от моих будущих свекра и свекрови. Мама оставила также холодное молоко в кастрюле. В Кундузе существует традиция — невесту в день свадьбы купают в молоке, которое символизирует ее чистоту и, по поверью, приносит удачу и процветание.

Я прикрылась полотенцем и попросила Фаребу выйти, потому что стеснялась мыться при ней. Оставшись одна, я села на табурет и выкупалась в теплой воде, которую принесла Фареба.

Когда я закончила, Фареба вошла и прочитала все необходимые молитвы. У нас в Кундузе существует поговорка, что невинные и скромные девушки получают нур (благословение) от Аллаха в день своей свадьбы. Это значит, что свет Всевышнего коснется невесты. Фареба сказала, что я очень красивая, и я надеялась, что Аллах благословил меня.

Фареба достала новый бюстгальтер и кружевные трусики и протянула мне. Все, что я надевала в тот день, тоже было новым. После этого я надела белое блестящее платье, которое пошил наш деревенский портной. У него был вырез в форме звезды, а рукава были длинными и широкими. Шаровары были пошиты из белого шелка и украшены внизу вышивкой. Я посмотрела на себя в зеркало и решила, что выгляжу взрослой.

Вскоре меня окружили двоюродные сестры и подруги, они шутили и смеялись. Одна из них стала красить мне ногти на руках, а другая — на ногах. Фареба делала мне прическу, украшая волосы разноцветными заколочками.

К тому времени гости уже прибыли и бродили по дому. Мама и старшие члены семьи готовили еду. В полдень семья жениха должна была прийти за мной, поэтому все спешили. Я отметила, что мама не сменила одежду на праздничную. По традиции мать надевает на свадьбу старую одежду, что символизирует ее скорбь — ведь ее дочь уходит жить в другой дом. Я видела, как тяжело приходится маме, — ведь ей нужно было приготовить угощение на огромное количество гостей. И еще она была немного грустной, наверное, потому, что с этого дня редко будет видеть меня. Она хотела, чтобы последний день, проведенный в родительском доме, запомнился мне на всю жизнь.

— Фареба, ты должна заботиться об Анезе. Сегодня она — наша гостья. Давай ей все, что понадобится, и позаботься о том, чтобы она была сыта.

Фареба и я выросли вместе и были близкими подругами. Поэтому она сделала даже больше, чем просила моя мать. Расчесывая меня, она дала мне один совет:

— Когда ты будешь жить с мужем, тебе нужно будет заботиться не только о нем, но и обо всех, кто живет в доме. Его родители ждут, что ты будешь оказывать им уважение. Пожалуйста, будь с ними подобрее, потому что я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Помнишь Шигуфу? Она живет, как в тюрьме.

Я спросила, почему к ней так относятся. Фареба сказала, что это произошло, потому что она заботилась только о муже и не обращала внимания на остальных членов семьи, и те обиделись и запретили ей видеться с родителями. Меня это не удивило, потому что я часто слышала о том, что родители мужа плохо обращаются с невесткой. Я сказала, что буду уважать их, ведь после свадьбы они станут моей семьей. Потом я рассмеялась и добавила, что хочу, чтобы и они уважали меня.

Фареба дернула меня за волосы и сказала, что я не должна быть такой вредной. Когда она наконец закончила делать мне прическу, я посмотрела в зеркало и увидела, что выгляжу впечатляюще. Она скопировала прическу с открытки, на которой была изображена одна из актрис Болливуда Шри Деви. Фареба и я когда-то решили, что сделаем прически и макияж друг другу на свадьбу. Мы обожали индийские фильмы и старались походить на актрис, которые в них играли, об этом знали все соседи.

Наконец Фареба взяла мою бархатную чадру и прикрепила ее к волосам так, что она напоминала фату. Затем она накинула зеленую шелковую шаль мне на плечи и помогла надеть туфли кремового цвета с невероятно высокими каблуками. Мама вынесла все украшения, которые собиралась подарить мне. Среди них был комплект — тяжелое золотое колье и серьги, а также несколько колец. На палец моей левой руки уже было надето обручальное кольцо.

— Анеза, обвешанная всеми этими украшениями, ты выглядишь, как осел с бубенчиками, — сказала одна из подруг.

Фареба отчитала ее, а потом повернулась ко мне:

— Не переживай, Анеза. Она просто завидует, потому что у нее всего этого нет. Сегодня твой особенный день, и она хотела бы оказаться на твоем месте. — Потом она добавила со слезами на глазах: — С этого дня мне придется ходить к тануру (печь во дворе) одной. Я буду печь хлеб одна — тебя со мной не будет. — Она крепко обняла меня.

— Я по-прежнему буду приходить к тануру каждый день, — сказала я. — Никто меня не остановит. Я уверена, что никто не откажет мне в праве видеться с семьей.

Фареба наложила мне на веки темно-зеленые тени, черным карандашом подвела глаза и тушью накрасила ресницы. Потом она припудрила мне щеки розовыми румянами и накрасила губы ярко-красной помадой. Фареба сказала, что красный цвет моих губ сведет с ума моего жениха, а я ответила, что стыдно говорить такие вещи при остальных девушках.

Потом она поднесла большое зеркало, чтобы я могла посмотреть на себя. Сейчас мне кажется, что я выглядела, как кукла, — на моем лице было слишком много косметики, но в то время это было последним писком моды в нашей деревне, и мне казалось, что я выгляжу просто потрясающе. Все девушки подтвердили это. Фареба сказала, что в семье моего жениха ни одна женщина не будет такой красивой, как я, и что все они станут завидовать мне.

Слушая историю Анезы, я невольно вспоминала день своей свадьбы. У меня все было абсолютно по-другому. Как бы мне хотелось, чтобы со мной была близкая подруга, такая, как Фареба, с которой я могла бы поделиться своим горем. Помню, тогда мне было все равно, как я выгляжу, и я специально не надела жемчужное ожерелье, которое мама купила мне к свадьбе. Позже она спросила меня, почему я не надела его, и я притворилась, что забыла о нем. Я злилась на нее за то, что она заставила меня выйти замуж, но мне приходилось скрывать свои чувства и страдать в одиночестве. Мне даже не хотелось смотреть на себя в зеркало в салоне красоты, после того как мне сделали прическу и макияж. Мне казалось, что я самая уродливая женщина на свете. Косметика, свадебное платье и цветы не значили для меня абсолютно ничего. Во Дворце бракосочетаний некоторые женщины говорил мне, что я замечательно выгляжу, но я не верила им. В отличии от Анезы, свадебная суматоха не радовала меня.

Тем временем я продолжала слушать рассказ Анезы.

— Мама позвала меня в комнату, которая была украшена по случаю праздника. Два деревянных стула стояли перед небольшим столиком, покрытым красной переливающейся материей. Спальные матрасы были положены вдоль стен, так что середина комнаты была пустой, не считая ковров. Фареба и еще одна моя двоюродная сестра взяли меня за руки и медленно ввели в эту комнату. За мной шли женщины и дети. Куда бы я ни пошла, везде девушки играли мне на даире (бубне) и пели традиционные свадебные песни. Теперь они исполняли песню «Ахесто Боро»:

Ахеста бур, Анеза джан. Ахеста беро.

Иди медленно, дорогая невеста.

Ступай неспешно, невеста.

Это старинная песня, которая рассказывает о том, как горюет семья невесты, когда она покидает отчий дом. Мать подошла ко мне и осыпала конфетами. Дети тут же кинулись собирать их, отталкивая друг друга. Фареба крикнула им, чтобы они прекратили толкаться, и сказала их матерям, чтобы они забрали своих детей, потому что если они не уберутся с дороги, то я споткнусь и упаду. Она была права — я едва шла на высоких каблуках.

Мама поцеловала меня в лоб.

— Анеза, дитя мое, ты прекрасна, будто луна. А твоя жизнь пусть будет теплой и ясной, как солнце.

Мы наконец дошли до стульев, и мама попросила других девушек убрать в комнате, потому что скоро придет время обеда. Семья жениха наняла повара, который помог моей матери приготовить еду. В нашей культуре родители жениха оплачивают почти все свадебные затраты. Мой отец попросил небольшую сумму за меня, несмотря на то что семья моего будущего мужа готова была заплатить больше. Он не считал правильным брать деньги за дочку, хотя у нас в Кундузе так поступают почти все.

Когда комнату убрали и закончили последние приготовления, я села на стул, предназначавшийся для невесты, а Фареба — на стул для жениха. Она сказала, что, если он не появится, она будет моим мужем. Я засмеялась и шутливо пригрозила ей, что мой жених выгонит ее и унесет меня.

Мне стало жарко, и Фареба приказала одной из девочек обмахивать меня пакой (веером). Эта девочка была счастлива побыть возле невесты.

С улицы послышалась громкая музыка — прибыл жених со своей семьей. Фареба схватила меня за руку.

— Господи, Анеза, они уже здесь!

Все женщины встали, некоторые из них подошли к окнам, но большинство вышло во двор встречать гостей. Мать знаком приказала Фаребе закрыть мое лицо шалью. Я старалась разглядеть, что происходит, через две маленькие дырочки, и увидела семью жениха. На них были яркие одежды и много золотых украшений. Затянули песню:

Ма дисмал аврдем.

Арус биадар джана ба сад назз авардем.

Мы с большой радостью

принесли платок жениха.

Две сестры моего будущего мужа танцевали перед остальными женщинами. Им, должно быть, было очень жарко, но они старались показать, как рады, что их брат женится. Мне не терпелось увидеть Джабара, моего жениха, но его увели в комнату для мужчин. Его мать подошла ко мне. Она поцеловала меня в лоб и бросила на меня несколько купюр. Дети тут же стали ловить деньги. Два маленьких мальчика ухватились за одну банкноту и стали тянуть каждый к себе, пока она не разорвалась надвое. Фареба старалась отогнать детей и попросила мою свекровь не бросать больше деньги.

Услышав это, свекровь повернулась к моей подруге.

— Какое твое дело, девочка, как я выражаю радость по поводу свадьбы сына?

Фареба не ответила, но позже наклонилась ко мне и шепотом заговорила со мной:

— Боже, ты слышала? Она ведет себя, как командир войска.

Я понимала, что она шутит, и надеялась, что на самом деле у моей свекрови хороший характер. У нас ходит много шуток и анекдотов про злую свекровь.

Свекровь подняла мой тадж (диадему и вуаль), чтобы увидеть мое лицо, и я, как и положено по традиции, опустила глаза. Затем все члены семьи моего будущего мужа по одному подходили и рассматривали меня. Я очень надеялась, что они сочтут меня симпатичной, потому что знала, что потом женщины будут обсуждать мою внешность.

Женщины что-то выкрикивали, некоторые танцевали, а другие хлопали в ладоши. Через какое-то время мне позволили сесть. Наконец в комнату вошла моя мать и сказала свекрови, что пришло время праздничного обеда. Женщины и девушки моей семьи принесли воды, чтобы гости могли помыть руки, и на полу расстелили дестерхан (большую скатерть). На нее поставили большие блюда с рисом, чипсами, шпинатом, кюфтой (мясными шариками), хурмой и свежевыпеченными лепешками — их только что достали из печи. Гостям предложили бутылки с кока-колой, фантой и минеральной водой. Девушки стояли у стены, готовые принести гостям все, что те попросят.

Моя свекровь принесла мне тарелку с едой и сказала, что я должна подкрепиться. Мне свекровь показалась доброй, и это меня обрадовало. Но когда я принялась за еду, то вдруг поняла, что я последний раз обедаю в родительском доме как член семьи, и начала переживать, гадая, какой будет моя семейная жизнь.

Фареба, должно быть, заметила это по моему лицу.

— Его родственники какие-то все страшные, — прошептала она, и мне стало еще тоскливее.

Все остальные наслаждались едой. Мать суетилась вокруг родственников жениха, стараясь угодить им. Она знала, что если они останутся довольны, то лучше примут меня.

Наверное, в мужской комнате происходило то же самое. Я представила отца, который отдает распоряжения мальчикам, следя за тем, чтобы гости ни в чем не знали отказа. Маленьким мальчикам и девочкам разрешалось заходить в обе комнаты — они могли есть либо с матерью, либо с отцом.

Моя свадьба стала большим событием для нашей деревни. Люди редко нанимали повара, но несмотря на его помощь, я видела, что моя мама тяжело трудилась, готовя все это. Когда гости поели, мои родственницы убрали грязную посуду и крошки со скатерти.

Мать и сестры жениха снова стали петь и хлопать в ладоши — приближалось время никах — свадебной церемонии. Мулла начал произносить традиционные фразы, и Фареба прошептала, что я должна помолиться. Я попросила у Всевышнего счастья для себя и своей семьи.

Мой дядя и один из двоюродных братьев пришли, чтобы спросить у меня, согласна ли я стать женой Джабара. По обычаю, они должны были задать этот вопрос три раза. Как только я ответила третий раз, что согласна, мужчины выстрелили в воздух из ружей. Фареба сказала, что теперь я законная жена Джабара.

Женщины стали подходить по одной, чтобы поцеловать меня и пожелать счастья. Когда гости вставали, мне тоже нужно было встать, а если они просили меня сесть, мне по традиции полагалось сесть. Я не привыкла к таким высоким каблукам, и скоро у меня стали болеть ноги. Я устала и сказала Фаребе, что не могу дождаться, когда все закончится. Она засмеялась и спросила: неужели мне так не терпится остаться с мужем наедине?

Наконец, в комнату ввели жениха женщины его семьи: пришло время церемонии аина мисаф — момента, когда мы увидим друг друга в первый раз, — и меня быстро накрыли шалью. Я слышала, как ему поют песню «Ахесто баро». Мое сердце бешено колотилось. Фареба сжала мою руку:

— О Господи, Анеза, он такой большой и толстый!

Я чувствовала, что кто-то стоит рядом со мной. Фареба и моя мать встали за моей спиной.

— Если они будут заставлять тебя сесть, не поддавайся, — прошептала мне мама.

По поверью, тот, кто сядет на стул последним, будет главой семьи. Я видела эту игру на свадьбах множество раз и знала, что мама и Фареба встанут за Джабаром и будут стараться усадить его на стул. Свекровь сказала, что жених и невеста могут сесть, а потом я почувствовала, как она давит мне на плечи, стараясь усадить на стул. Я не поддавалась, потому что знала, что все женщины смотрят, кто из нас победит. Наконец мы оба сели, причем одновременно, как мне показалось, и все стали петь и хлопать в ладоши.

Мне на колени положили зеркало, и моя мать сказала, что теперь я могу посмотреть на своего мужа. Первое, что я заметила, глядя в зеркало, это то, что у него большая борода, а второе — что у него круглое лицо и выпученные глаза. Я испугалась. Я посмотрела снова, и на этот раз он подмигнул мне. После этого я стеснялась смотреть в зеркало. Но я навсегда запомнила его таким, каким увидела впервые, и это было не очень приятное воспоминание. Этот толстяк не был ни молодым, ни красивым — он совсем не был похож на героя фильма. Один взгляд на Джабара разрушил мои мечты.

Мать дала нам маленький томик Корана. Читая вслух, я не смотрела на мужа. Потом Фареба налила в стаканы фанты, и мы с Джабаром напоили друг друга, при этом ни один из нас не смотрел на другого. Церемония подходила к концу, скоро я должна была уйти в новый дом. Мама сказала, что хочет спеть «Ахесто баро» для меня. Она взяла бубен и начала петь, и остальные женщины расступились, чтобы позволить ей и мне пройти.

Все шумели, смеялись и говорили, что я покидаю отчий дом и начинаю новую жизнь. Это было так трогательно! Мне было приятно чувствовать внимание стольких людей. Я тихо сказала Фарибе, что Джабар не такой, каким я себе его представляла. Она ответила, что тоже разочарована, потому что ей говорили, что мой жених симпатичный.

— Ты знаешь, Фареба, я надеялась, что мой муж будет красивым. Почему мне пришлось стать женой этого урода?

Но мы обе знали, что ничего нельзя изменить. Свадебная машина, украшенная цветами, уже ждала у дверей.

Мать закончила песню и обняла меня. Отец обратился к моему мужу:

— Джабар, сын мой, я отдаю тебе часть своего сердца, мою дочь Анезу. Прошу тебя, заботься о ней.

Я начала рыдать, мать и большинство моих родственников тоже плакали — афганские женщины всегда плачут, когда невеста покидает родительский дом. Я не услышала, что ответил Джабар отцу, скорее всего, он просто кивнул. Я села в машину с Джабаром и некоторыми из его родственников. Мой муж сидел рядом со мной, но почти ничего не говорил. Свекровь продолжала петь до тех пор, пока мы не подъехали к их дому — большому глиняному строению с садом и металлическим забором. Внезапно я поняла: меня окружают чужие люди. В тот момент я ощутила одиночество острее, чем когда-либо до этого.

Я, как и Анеза, надеялась на счастливую семейную жизнь. Ее отец не попросил за нее много денег, и свекор со свекровью из-за этого должны были относиться к ней с уважением. Я тоже надеялась на то, что мне будет хорошо с Джаведом, несмотря на то что я не хотела выходить за него замуж. Вначале я верила, что если буду послушной, как подобает афганской девушке, и поступлю так, как хотят мои родители, то мой брак будет удачным.

Вот что Анеза рассказала дальше.

— Поскольку Джабар был старшим сыном, его родители решили устроить пышную свадьбу. Когда я вошла, родственники моего мужа стояли во дворе, готовые осыпать нас конфетами и деньгами. Курицу принесли в жертву, и, по обычаю, ее кровью помазали мои туфли. Потом меня отвели в большую комнату, где праздновали женщины и девушки. Во дворе поставили шатер для мужчин, и Джабар пошел туда. Голос местного певца и звуки таблы (ударного инструмента) и гармони были слышны во всем доме.

— Не переживай, он не оставит тебя надолго, — сказала сестра Джабара. — Но он мужчина, и сегодня самый важный день в его жизни. Он хочет отпраздновать это событие.

Я ничего не ответила и села, наблюдая за веселящимися людьми. Повсюду бегали дети, и было слышно, как мужчины во дворе кричат и смеются. Женщины вели себя намного спокойнее. Думаю, они просто устали.

Через некоторое время я услышала музыку и звон колокольчиков. Я спросила сестру Джабара, что происходит.

— Ты не знаешь? Отец и брат Джабара наняли мальчиков-танцоров, чтобы те танцевали на свадьбе.

Я не понимала, почему пригласили танцевать мальчиков, и попросила ее объяснить.

— Они бача бе риш (безбородые мальчики). Им платят за то, чтобы они развлекали мужчин танцами. На лодыжках у них прикреплены колокольчики, которые звенят, когда они пляшут. — Она указала на окно. — Смотри, Анеза!

Я знала, что иногда женщинам платят за то, чтобы они танцевали для мужчин, но никогда не слышала, чтобы этим занимались мальчики. Я посмотрела в окно и увидела молодого парня шестнадцати или семнадцати лет в белой одежде. На ногах у него было несколько колокольчиков, и они звенели, когда он двигался. Он пил воду из колодца, и при лунном свете мне удалось разглядеть, что на его лицо нанесена косметика, как у женщины.

— Бедный бача бе риш! — сказала сестра Джабара. — Он много танцевал, и теперь его мучит жажда.

Меня удивило то, что я увидела, но у меня не было времени как следует подумать над этим, потому что пришла свекровь, чтобы отвести меня в спальню. Взяв за руку, она привела меня в комнату, в углу которой стояла кровать, застеленная темно-красным постельным бельем. На ней лежали цветы и конфеты, означавшие, что эту постель приготовили для невесты. Свекровь поцеловала меня в лоб и сказала, что это наша с Джабаром комната.

— Я не знаю, когда Джабар закончит праздновать, но он обязательно придет к тебе. В этом доме никогда не знаешь, как скоро мужчины вернутся. Так что ложись и отдыхай.

Я была благодарна ей, потому что у меня очень болели ноги. Я сняла туфли и легла на кровать, не сняв ни одежды, ни украшений. Мне было одиноко и страшно. Слова матери Джабара то и дело всплывали в моей памяти: «В этом доме никогда не знаешь, как скоро мужчины вернутся».

Я скучала по матери и Фаребе, мне так их не хватало! Мне хотелось спать, но мысли не давали мне покоя. Одиночество душило меня. Джабар все не появлялся. Я представляла свою первую брачную ночь совсем не такой, но что я могла сделать?

Я проснулась и посмотрела на часы — было четыре часа утра. Должно быть, меня разбудил голос муллы, созывающего верующих на утреннюю молитву. Я села на кровати. Я заснула в украшениях, которые оставили отпечатки на шее и руках. Во всем доме стояла тишина, но Джабара по-прежнему не было. Я погрузилась в свои невеселые мысли, и тут дверь открылась, и он вошел в комнату. Я испугалась.

— Почему ты не спишь? Ты ждешь меня?

Я не знала, что ответить, и не решилась спросить, почему он пришел так поздно. На нем была та же белая одежда, что и вчера, но он выглядел странно. От него не пахло алкоголем, и я подумала, что он, должно быть, принимал наркотики. Джабар сел на кровать возле меня.

— Ты знаешь, ты очень красивая женщина, но я принял дозу.

С этими словами он повалился на покрывало и уснул. Я была шокирована, мне хотелось кричать, но я боялась. Я была одна в чужом доме. Как же мне хотелось увидеть Фаребу или мать! Почему никто не пришел, чтобы забрать меня? Мне хотелось сбежать к родителям.

Жизнь повернулась ко мне своей обратной стороной, и я не знала, как себя вести. Возможно, Джабар не хотел жениться на мне? Может, из-за этого он бросил меня одну в эту ночь? Я надеялась, что он изменит свое отношение ко мне и станет нежным и заботливым мужем. Джабар храпел, он был похож на жирную овцу, я встала с кровати и села на матрас, лежавший на полу. Наконец я решила лечь и постаралась уснуть.

Я проснулась от того, что кто-то коснулся моего лица. Открыв глаза, я поняла, что это Джабар.

— Анеза, иди на кровать. Ты должна спать со мной.

Я ответила, что мне хорошо и на полу. Он рассмеялся, сказав, что я очень вежливая девушка.

— Ты должна спать со мной. Ведь ты теперь моя так называемая жена, и мы должны немного развлечься.

— Что ты имеешь в виду?

— Не задавай вопросов. Сейчас не время для разговоров. Я должен доказать твоим родителям и своей семье, что я настоящий мужчина. Мне скоро нужно будет предоставить им доказательство. Давай, нам нужно поторопиться.

Он начал снимать с меня украшения. Мне показалось, что он нервничает. Потом он взял меня за руку и потянул к кровати.

Я была словно беспомощная кукла в его руках. Он делал со мной все, что хотел, и получил то, что ему было нужно, — на белой простыне осталась капля крови, знак того, что я была девственницей. Я была шокирована и вся тряслась, как в лихорадке. Когда он закончил, я оделась и села на матрас, плача и зовя родных.

Тем ранним утром моя жизнь изменилась навсегда. Я надеялась, что попаду в хорошую семью и у меня будет любящий муж, но беззаботная жизнь, которая была у меня до этого, закончилась. Никогда больше я не буду с нетерпением ждать праздников, когда мне покупали новую одежду, и никогда я уже не посмотрю с Фаребой индийский фильм.

Потом Джабар снова заснул, а я все сидела на матрасе на полу. Вдруг я услышала стук в дверь. Я открыла, и в комнату вошла мать моего мужа. Она попросила меня разбудить Джабара, потому что ему нужно было идти на шах саламиат в дом моих родителей. Я знала об этой традиции — Джабар должен был подтвердить, что я была девственницей. В некоторых семьях муж даже приносил испачканный кровью жены платок. Семья невесты гордится тем, что жених оказывает им такую честь после первой брачной ночи. Я подошла к Джабару и сказала, что его зовет мать. Он не пошевелился, и мне пришлось потрясти его, чтобы он проснулся.

Когда Джабар ушел, моя свекровь принесла завтрак, и мы сели есть вдвоем.

— Анеза, дитя мое, — заговорила она, — с этого дня наша семья будет гордиться тобой. Позже я покажу тебе твой новый дом. Мой сын живет отдельно. Здесь поживете лишь первое время. Вы будете жить в собственном доме, и мы не будем вмешиваться в вашу жизнь.

Меня напугали ее слова. Я не хотела уходить отсюда, хотя знала, что невесте редко выпадает такое счастье, как собственный дом. Мне хотелось остаться с матерью Джабара.

Через несколько дней мы с мужем перебрались в наш маленький дом и началась наша совместная жизнь. Джабар ходил на работу каждый день и возвращался поздно, а иногда не приходил вообще. Через некоторое время я привыкла к такому порядку вещей. Я не смела спрашивать у него, где он пропадает. Он почти не обращал на меня внимания. В первый год нашей семейной жизни он был тихим и задумчивым. Я вела хозяйство, а он никогда не рассказывал о том, чем занимается. В тот год родился наш первый сын. Почти все время я проводила с ним, и почти всегда мы были дома одни. Большим плюсом было то, что мне можно было общаться со своей семьей и с семьей Джабара. Между мной и Джабаром не было любви, но он заботился обо мне и сыне. У нас всегда были и еда, и одежда.

Наверное, рождение ребенка сделало меня сильнее. Однажды я спросила мужа, почему он не проводит больше времени с сыном.

— Ах ты, змея! — крикнул он. — Откуда у тебя взялась смелость задавать мне такие вопросы? Я обеспечиваю тебя, так что заткнись и не лезь в мои дела.

Но я не могла молчать.

— Послушай, ты отец, и нам с сыном нужно проводить с тобой больше времени, — сказала я.

Но Джабару было плевать на мои слова — он продолжал делать то, что хотел, и часто не приходил домой ночевать. Прошло еще два года, и у нас родился второй сын. Я даже удивилась, что забеременела, потому что Джабар очень редко спал со мной.

Я рассказала его матери о том, что ее сын почти не бывает дома и я не знаю, чем он занимается.

— Анеза, дитя мое, помнишь, что я сказала тебе в день свадьбы? Я сказала, что женщины нашей семьи никогда не знают, как скоро мужчины вернутся домой, и не переживают из-за этого. Лучше ни о чем не спрашивай и живи, как прежде.

Она погладила меня по голове. Пожалуй, и правда, лучше не искать скелеты в шкафу.

Тогда я промолчала, но я знала, что не смогу терпеть такое отношение к себе Джабара. Однажды я пошла к печи вместе с одной из своих соседок, чтобы испечь лепешки. У нас были очень хорошие соседи, мы все дружили, и как-то я рассказала одной женщине о своей проблеме. В тот день она сообщила мне, что попросила мужа узнать, где Джабар проводит время. Мне не терпелось услышать правду. Может быть, он завел себе вторую жену? Соседка опустила глаза и сказала, что ей стыдно рассказывать. Я недоумевала: что такого он мог сделать?

— Муж сказал, что лишь женщины не знают о Джабаре. Очевидно, всем мужчинам в деревне известно, чем он занимается.

Я стала нервничать и попросила ее поскорее открыть мне правду.

— Анеза, твой муж грешит. Он преступник. Он встречается с парнем. Он куни (гомосексуалист)!

Я была так шокирована ее словами, что чуть не обожгла руку о печь. Соседка посоветовала мне быть осторожнее и указала на моих сыновей, которые сидели неподалеку:

— Анеза, тебе нужно оставаться сильной и выжить ради детей.

Я сказала, что Джабар не может быть гомосексуалистом, зачем бы он тогда женился на мне? Я разозлилась и не знала, что мне делать. Подхватив младшего сына на руки, я взяла за руку старшего и побежала домой.

Я была потрясена услышанным. Я плакала, и мои дети плакали тоже. Мне казалось невероятным, что Джабар спит с другим мужчиной. В нашей культуре это считается ужасным грехом.

Я ждала мужа всю ночь, но он так и не появился. На следующее утро я взяла детей и отправилась в дом его родителей. Свекровь вышла во двор, чтобы поприветствовать меня. Я сказала, что слышала кое-что про ее сына и хочу узнать, правда ли это. Она попросила меня успокоиться и рассказать, что произошло.

Я посмотрела ей в глаза.

— Прошу, поклянитесь жизнью моих детей, что скажете правду. Скажите, ваш сын…

Внезапно она закрыла мне рот ладонью.

— Тихо, Анеза, тихо. Ты не должна говорить о таких вещах. Об этом лучше забыть.

— Что вы имеете в виду? — закричала я. — Я знаю правду. Жители нашей деревни сказали, что мой муж — куни!

Она разозлилась.

— Я не могу тебе ничего сказать. Спроси сама у мужа.

Я схватила ее за руку.

— Вы выбрали меня для Джабара. Вы приходили в наш дом и расхваливали его. Помните, как вы однажды сказали, что я — гордость вашей семьи? Признайте: вы виноваты в том, что я страдаю.

Она начала плакать и взяла меня за руку.

— Анеза, ни одна мать не хочет, чтобы ее ребенок умер. Я надеялась, что он изменится после свадьбы. Надеялась, что ты и дети спасете его от гнева людей. Ты ведь понимаешь, что, если люди получат доказательства того, что он делает это, его убьют!

Она отпустила мою руку и, не говоря больше ни слова, ушла в дом. Теперь мне предстояло услышать правду от Джабара.

Когда я пришла домой, он уже был там. Он явно удивился, что я не ожидала его дома. Когда я вошла, он встал.

— Анеза, где ты была?

Я начала плакать и сказала, что пыталась узнать, каково его настоящее лицо, его настоящая жизнь, и добавила, что, по моему мнению, мать стыдится его.

Он с размаху ударил меня по лицу и спросил, что я имею в виду, говоря о его настоящем лице.

— У тебя нет совести! Люди в деревне говорят о том, что ты спишь с мужчиной!

Тогда он начал избивать меня. Удары градом сыпались на мое лицо и все тело. Я упала, а он все продолжал бить меня.

— То, что я делаю, тебя не касается! — кричал он. — Держи свой рот на замке!

Несмотря на испытываемую боль, я все равно хотела знать правду.

— Джабар, прошу тебя, скажи мне, это правда?

— Ты действительно хочешь знать это?

Его глаза налились кровью.

— Я люблю этого парня. Он дорог мне, и я собираюсь привести его сюда, чтобы он жил со мной. Родители заставили меня жениться на тебе, чтобы люди не убили меня. Мои родители были готовы отказаться от меня, если я не женюсь на тебе и не буду притворяться, что мне нравятся женщины.

После этих слов он ушел, оставив меня в комнате с детьми, плачущими у моих ног.

Мне больше не на что было надеяться. Мне было страшно и стыдно. Я не могла смириться с тем, что мой муж — гомосексуалист, для меня это было слишком. Мне хотелось вернуться к матери и моей дорогой Фаребе. Когда я пришла, мать стояла у колодца.

— Что случилось, Анеза? С тобой все в порядке?

— Нет, — ответила я и начала рыдать. — Я не в порядке. Моя жизнь превратилась в ад.

Я услышала, как упало ведро, и мать подошла ко мне. Она прижала меня к себе.

— Что случилось, доченька? Что-нибудь с Джабаром?

— О, у него все отлично. Не переживай о нем. Это я страдаю и не знаю, как мне дальше жить с этим позором.

Мы сели на бревно, лежавшее во дворе. И я рассказала матери о случившемся. Она заплакала и спросила, что я собираюсь делать теперь.

— Мама, я пришла к тебе. Я хочу уйти от него. Я не могу жить в доме с этим человеком. Джабар совершает страшный грех. Он идет против законов ислама, занимаясь любовью с мужчиной. Я не хочу быть женой куни.

Тогда мать рассердилась.

— Ты что, не понимаешь, что значит уйти от мужа? Талак (развод)! Ты не можешь сделать этого.

— Так что же мне делать? Жить с человеком, потерявшим всякий стыд? Ты хочешь, чтобы твои внуки росли в таком доме?

— Анеза, о некоторых вещах лучше не говорить. И не надо кричать. Моя невестка сейчас в доме, и если она услышит наш разговор, то расскажет об этом своей семье, и вскоре вся деревня будет судачить об этом. Если ты разведешься, то по закону дети останутся с мужем, и их будут называть детьми куни. О чем ты только думаешь? В нашей стране женщина должна состариться и умереть в доме мужа.

Тогда я поняла, что мое горе не интересует ни свекровь, ни даже родную мать. Я пошла к ним за помощью, потому что думала, что они, как женщины, поймут меня. Но от них я только и услышала, что должна молчать. Я забрала детей и покинула дом матери. Она бежала за мной, но я не останавливалась. Я злилась на всех них: на мать Джабара, которая использовала меня, чтобы создать иллюзию нормальной семьи, на свою мать — за то, что она ставила репутацию семьи выше моего счастья, и на самого Джабара, который предал меня. Самые близкие мне люди не посчитались со мной. У меня не было выбора — мне оставалось лишь страдать в одиночестве. Тогда я еще не понимала, что моя жизнь изменилась навсегда.

Когда я пришла домой, Джабар еще не ушел. Он засмеялся, увидев меня.

— Я же сказал, что ты должна держать рот на замке, если хочешь, чтобы с тобой и твоими детьми все было в порядке.

Меня поразило то, что он назвал наших детей моими. В то время я была беременна третьим ребенком и не знала, что делать. Я даже хотела, чтобы Аллах не дал мне родить этого ребенка. Когда я посмотрела в глаза детям, мое сердце сжалось от боли — они были еще совсем маленькими и невинными и не понимали, что происходит.

Когда Джабар наконец ушел, я стала думать о том, что мне следует предпринять. Но сколько я ни размышляла, я не могла найти выхода. Поэтому я сделала то же, что делают многие другие афганские женщины, — я оставила все на усмотрение Аллаха, рассчитывая на его милость.

Глубокой ночью я услышала, что открылась калитка. Встав с кровати, я подошла к окну. Джабар шел к дому рука об руку с каким-то мужчиной. Забыв, что мне рассказали о нем, я удивилась, когда увидела, что мой муж держит мужчину за руку и разговаривает с ним очень любезно. Казалось, что он показывает ему дом. Внезапно я поняла, что это любовник Джабара. Я выбежала в коридор и встала перед ними.

— Ради Аллаха, не оскверняйте мой дом!

Я и любовник мужа узнали друг друга — мы встречались в деревне. Я обратилась к нему:

— У тебя что, совсем нет совести? Найди себе жену. Ты спишь с моим мужем, отцом двоих детей! Ты знаешь о том, что у него двое сыновей и я беременна от него третьим ребенком? Ради моих детей, оставь его!

Мужчина посмотрел на меня, словно на умалишенную, а потом заговорил странным, тонким голосом:

— Анеза, это у тебя нет совести, потому что ты спишь с моим мужчиной!

Я остолбенела. Как мужчина может сказать такое?!

— Аллах гневается на тебя! — заявила я. — В нашей религии мужчинам запрещено спать друг с другом. Неужели ты не уважаешь свою веру и традиции?

Джабар подошел ко мне и ударил меня по лицу.

— Бабрак мой любовник. Он имеет полное право находиться в этом доме. Так что если ты хочешь, чтобы я кормил и одевал тебя и твоих детей, то научись держать язык за зубами. Я устал от двойной жизни, устал все время врать. Меня тошнит, когда я занимаюсь с тобой любовью и притворяюсь, что я твой муж. Я люблю Бабрака и хочу, чтобы он ни в чем не знал отказа. Теперь ты знаешь, как обстоят дела, — я люблю только его. Наконец-то мне больше не придется притворяться и спать с тобой!

Мне хотелось умереть. Я выбежала из дома и схватила спички и бензин, решив сжечь себя заживо. Джабар и Бабрак не обращая на меня ни малейшего внимания, пошли в гостиную. Но тут я подумала о детях, о том, какие они еще маленькие и беззащитные, и поняла, что не могу покончить с собой — я должна жить ради них. Я плакала, мечтая снова стать той наивной девочкой, какой когда-то была. Я сидела в углу коридора и вспоминала звон колокольчиков танцора, приглашенного на нашу свадьбу. Наконец я поняла, почему Джабар не пришел ко мне в первую брачную ночь и почему ему не нравилось находиться рядом со мной. Я поняла, почему его мать хотела, чтобы я осталась с ним, и почему он постоянно злился на меня.

Шли месяцы, и я перестала наведываться в родительский дом, потому что мой живот вырос и мне было тяжело ходить. Джабар приносил мясо и всякие деликатесы и заставлял меня готовить все это для него и Бабрака. Несмотря на то что я была беременна, мне давали еду только в том случае, когда Бабрак был в хорошем настроении. Мои дети постепенно становились его рабами — старший сын должен был чистить обувь любовника моего мужа и выполнять все его распоряжения. Я должна была готовить и убирать. Я никогда не думала, что со мной могут обращаться так жестоко.

Через четыре месяца после того, как Джабар привел в дом любовника, я родила девочку. Моя мать несколько дней жила со мной, помогая мне после родов, но за все это время Джабар ни разу не появился дома — дочка его совсем не интересовала. Когда мать ушла, он стал опять приходить домой со своим любовником. Они смеялись и разговаривали всю ночь, занимались любовью, издавая неприличные звуки. Я находилась в соседней комнате и все это слышала.

Я боялась, что Аллах покарает нашу семью, и молилась, прося его о помощи. Так прошло два года. Я терпела, чтобы не опозорить нашу семью. Но вскоре люди в деревне как-то узнали, что творится в нашем доме. Мои дети приходили домой в слезах, рассказывая, что никто не хочет с ними общаться и что их обзывают «дети куни». Их друзья перестали играть с ними, считая, что наша семья не чтит законов ислама. Детям говорили, что если бы талибы были у власти, то их отца немедленно казнили бы. Я знала, что даже нынешнее правительство не одобряет однополые отношения. Не только талибы, но и любое правительство такой мусульманской страны, как Афганистан, не может одобрять этого. Я чувствовала себя абсолютно беспомощной. Я ходила к родителям Джабара и умоляла отпустить меня и детей, но его отец предупредил, что, если я уйду, они заберут моих детей.

Благополучие моих детей зависело от настроения Бабрака. Если он был в хорошем расположении духа, то не трогал нас, но если он злился на детей, в особенности на моего старшего сына, который его ненавидел, то шел к Джабару, и тот избивал собственного ребенка, словно собаку. Мы часто голодали, потому что все деньги тратились на Бабрака. Джабар покупал ему новую одежду и вкусную еду. Он дарил ему дорогую обувь и оплачивал такси, если Бабраку хотелось куда-то съездить. А я и мои дети постепенно слабели. Мы ходили в лохмотьях и никогда не ели досыта. Мы получали что-то только тогда, когда Бабрак просил Джабара купить нам это. Нам не доставалось ни внимания, ни любви. Мои родители иногда покупали нам то, в чем мы нуждались. Они видели, как я страдаю, и однажды пошли к родителям Джабара, требуя справедливости. Но те сказали, что я должна остаться в доме своего мужа, чтобы защитить его от гнева жителей деревни.

— Если у людей будет доказательство того, что наш сын — куни, мулла убьет его. Пока Анеза и дети с ним, слухи так и останутся слухами.

Мои родители не стали больше ничего говорить, потому что они не хотели позора.

Когда я решила узнать о своих правах, мне рассказали, что по исламским законам, если мы разведемся, дети останутся с мужем, и эти же законы не защищали нас — Джабар продолжал игнорировать меня и детей и спать со своим любовником. Родители Джабара делали все возможное, чтобы спасти сына.

— Анеза, прошу тебя, защити его. Я умру, если они убьют моего сына, — просила мать Джабара.

Я плакала.

— Почему вы не потребуете, чтобы он изменился?

Она рассказала, что ему с детства нравились мальчики. Они решили женить его на мне, потому что он никогда не слушался их и не собирался меняться.

Я пошла в независимую Комиссию по правам человека, находящуюся в Кундузе, но там тоже ничем не могли мне помочь. По закону Джабар в случае развода стал бы опекуном детей. Я не могла пойти на такое. Я не хотела, чтобы мои дети росли в одном доме с грешниками. Мне страшно представить, что случилось бы с ними, если бы они жили наедине с двумя гомосексуалистами. И мне пришлось остаться, чтобы защитить их.

Бесчисленное количество раз я хотела покончить с собой, но мысль о том, что станет с моими детьми, останавливала меня. Иногда я думаю о том, чтобы убить и себя, и их. Я живу так уже четвертый год, и мое положение не улучшается. Каждое утро Джабар моется в хамаме (бане), а потом они с Бабраком занимаются сексом. Бабрак главный в доме — он решает, что можно и чего нельзя делать мне и моим детям. Их отец кормит его, тратит на него и его семью почти все деньги. Родные Бабрака знают о том, чем занимается их сын, но молчат, потому что Джабар обеспечивает их материально. Джабар сказал, что умрет, если любовник покинет его. Он больше не спит со мной. Я и мои дети для них всего лишь рабы, а афганские законы и традиции таковы, что нам приходится страдать.

Такой была история, шокировавшая и расстроившая Сальми. Я тоже была потрясена тем, что Анезе приходится все это терпеть и что она не может найти выхода из этой ситуации. Развод считается большим позором и негативно сказался бы на ней и ее детях. Несмотря на то, что в крайних случаях ислам разрешает людям разойтись, это все равно порицается людьми. Даже к разведенным мужчинам относятся с презрением. У нас есть поговорка, что вдовцу нужно дать невесту, а разведенному — камень. Мужчина, разведшийся с женой, считается недостойным доверия. Но для женщины последствия развода во много раз тяжелее. Мужчина сможет найти другую жену, а для женщины шанс снова выйти замуж фактически равняется нулю. Я очень хорошо понимала, чего страшится Анеза, и осознавала, что моя ситуация гораздо проще. Я не зависела в материальном плане от мужа, и у нас не было детей, я не жила в Афганистане и могла не следовать афганским традициям. Для меня в случае развода мало что изменилось бы, но Анеза потеряла бы все. Она лишилась бы уважения, и люди обсуждали бы каждый ее шаг. Если бы она стала танцевать на празднике, то все сказали бы, что она ведет себя, как шлюха, потому что у нее нет мужа; если бы она поссорилась с кем-то, то люди стали бы говорить, что она злится, потому что у нее нет мужа. Что бы она ни сделала и ни сказала, ее будут порицать и объяснять это тем, что она разведена.

Единственное, что оставалось Анезе, — это оставить все как есть и продолжать страдать. Без поддержки семьи и без денег у нее не было другого выбора.

Я пыталась понять, что так расстроило Сальми в этой истории. Сначала я подумала, что ей просто очень жаль Анезу, потому что она встречалась с ней лично и видела, в каком она состоянии. Но потом я вспомнила, что даже истории тех женщин, с которыми я не встречалась лично, сильно повлияли на меня.

Чем больше я думала об этом, тем яснее осознавала, что история о гомосексуалистах шокировала меня все же меньше, чем Сальми, возможно, потому, что я жила в Лондоне. У меня есть друзья и коллеги нетрадиционной сексуальной ориентации, и я отношусь к ним как к обычным людям. Думаю, Сальми эта история тронула гораздо больше именно из-за предпочтений Джабара, хотя мы обе были возмущены тем, что он использует Анезу.

Но Анеза жила в Афганистане, а не в Лондоне. В мусульманских странах увлечение людьми того же пола — большой грех. Гомосексуализм считается там бесстыдством и чем-то противоестественными, а гомосексуалисты не имеют тех же прав, что остальные люди, потому что они не такие, как все, и живут вразрез с заповедями ислама. К ним не относятся с уважением и часто насмехаются над ними. Конечно, в Афганистане есть гомосексуалисты, но им, как и Джабару, приходится скрывать свою ориентацию. Если они говорят о своих предпочтениях открыто, родители могут отказаться от них, а общество отнесется к ним с презрением.

Прожив в Великобритании несколько лет, я поняла, насколько отличаются наши культуры. Благодаря своим друзьям я узнала, что на Западе люди с нетрадиционной ориентацией считаются полноправными членами общества, и если людям хорошо вместе, то ни религия, ни общество не должны вмешиваться в их личную жизнь. Но в моей родной стране гомосексуализм запрещен, и мне известно, что если я признаюсь, что общаюсь с такими людьми, то меня за это осудят.

Когда история Анезы отзвучала, мне позвонила Сальми. Я сказала, что прослушала ее рассказ и согласна с тем, что жизнь Анезы невыносима, но мы не должны забывать о том, что Джабару тоже нелегко. Услышав это, Сальми рассердилась.

— Дорогая Зари, я не понимаю, почему мы должны переживать о том, хорошо ему или плохо? Он очень жестокий человек.

Согласившись с тем, что он относится к Анезе и детям несправедливо, я добавила, что он тоже является жертвой. Ему пришлось притворяться и делать вещи, которые он считал отвратительными. Сальми было сложно с этим согласиться. Она не понимала, как можно относиться с сочувствием к Джабару. Я постаралась объяснить ей, что в Лондоне я встречала мусульман нестандартной ориентации, которым не приходилось скрывать свои предпочтения.

Я спросила, слышала ли Сальми о других женатых мужчинах, которые тайно встречаются с мужчинами, и она сказала, что на свадьбе женщины рассказывали ей о том, что такие ситуации не редкость. Тогда я сказала, что в этом нет ничего ужасного, что люди с нестандартной сексуальной ориентацией живут по всему миру.

Мне пришла в голову мысль, что мы могли бы использовать историю Анезы для того, чтобы начать обсуждение проблемы гомосексуализма в Афганистане. Как я уже говорила, в моей родной стране однополые отношения осуждаются. Правильными считаются только половые отношения между женой и мужем. Однако довольно часто взрослые состоятельные мужчины занимаются сексом с мальчиками, хотя это и преследуется по закону. Эти люди используют свое богатство и влияние, чтобы нанимать мальчиков из бедных семей. Как бача бе риш, о которых рассказывала Анеза, эти мальчики танцуют для мужчин, их часто используют в качестве рабов для удовлетворения прихотей своих хозяев. Их насилуют, а общество порицает их за то, что им приходится делать. Однако мужчины, пользующиеся их услугами, избегают наказания за свои развратные действия. В то же время человек с нетрадиционной сексуальной ориентацией может быть арестован, потому что он считается в Афганистане преступником.

Мы с Сальми поняли, что это непростая тема и нам будет нелегко найти желающих говорить о гомосексуализме по радио. Однако мы решили, что просто обязаны подготовить такую передачу, и начали собирать материал. Мы разговаривали как с врачами-мужчинами, так и с женщинами, и нашли людей, которые могли кое-что рассказать. Многие говорили, что они лично знают людей нетрадиционной сексуальной ориентации, но когда мы просили их прийти и рассказать об этом в эфире, они отказывались. Один доктор из Кабула сказал, что к нему обращались несколько мужчин, которые жаловались на то, что им сложно заставить себя спать с женами и что им нравятся мужчины. Я спросила у доктора, может ли он принять участие в обсуждении этой темы в нашей программе.

— Зархуна, я уважаю вас, а вашу передачу считаю полезной, но как гражданин Афганистана, живущий в этой стране, я не могу говорить о таких вещах открыто.

Он сказал, что говорить об этом было бы небезопасно.

— В Афганистане эта тема считается запретной. У нас есть мужчины-гомосексуалисты, они спят с другими мужчинами, но об этом лучше не говорить. Несмотря на то что люди с нетрадиционной ориентацией живут и у нас, другие предпочитают об этом не знать, потому что такие отношения запрещены нашей религией и осуждаются обществом. Поэтому я не могу участвовать в вашей передаче. Прошу меня простить!

Сальми и я выслушали его и поняли, что у нас ничего не выйдет. Разве мы можем просить его рассказать слушателям о гомосексуализме, зная, что при этом он будет рисковать жизнью?

В связи со всем этим мы решили не выпускать такую программу, и история Анезы несколько лет хранилась в архиве. Я сохранила этот файл для того, чтобы записать его на бумаге и рассказать людям о судьбе этой женщины, но чтобы при этом ничто не угрожало Анезе, Сальми и мне самой.