Зари. Мне удалось убежать

3. История Насриин

Соседский мальчик

Мое детство прошло в Афганистане, а затем я переехала с семьей в Пакистан, и, как следствие, на меня оказали влияние разные культуры — афганская, персидская, индийская и арабская. Большинство книг, которые я прочитала, были на одном из двух основных языков моей родины — пушту или дари. Песни и стихи, которые я слышала, и фильмы, увиденные мной, рассказывали о любви между мужчиной и женщиной. Такие романтические истории, как рассказ о пуштунах Адаме-хане и Дурхани, передавались из поколения в поколение. Дурхани — прекрасная и умная женщина, которая полюбила красивого музыканта. Она была помолвлена с другим мужчиной, поэтому влюбленные соединились лишь после смерти. На основе некоторых популярных историй о любви в Индии даже были сняты фильмы, и я часто смотрела их.

Пожалуй, с самого детства у меня, как и у моих подруг, зародилась мечта о прекрасных чувствах между мужчиной и женщиной, в основном благодаря этим фильмам. Но за свою жизнь я успела понять, что красивые сказки не совпадают с реальностью. В книгах старшие помогают влюбленным преодолеть все преграды на пути к счастью. В этих историях любовь воспевается как прекрасное чувство.

Как и во многих подобных случаях, история Насриин случилась благодаря соседскому мальчику. Они жили в одном доме — афганцы часто делят жилье еще с одной семьей. Одна из наших журналисток встретила Насриин в Кабуле, но та не хотела говорить ни с кем, кроме меня, поэтому я взяла у нее интервью по телефону, сидя в нашей лондонской студии. Она воспользовалась мобильным телефоном журналистки, чтобы поговорить со мной.

— Меня зовут Насриин и я живу в Кабуле. Мне около сорока лет, и большую часть своей жизни я провела в слезах — так много выпало на мою долю страданий. И сейчас я расскажу почему. Вы когда-нибудь задумывались над тем, как живут женщины, вышедшие замуж за нелюбимого человека, который абсолютно не подходит им?

Когда она задала этот вопрос, я замешкалась. У меня было искушение крикнуть в ответ:

— Да, я знаю, каково это!

Я понимала ее, ведь мне самой, когда муж возвращался домой, часто приходилось притворяться спящей, чтобы не разговаривать с ним.

— Моему мужу шестьдесят лет, и я уже давно не видела своих родителей. До тринадцати лет я жила с родителями в Кабуле. Мы делили дом с другой семьей, и несмотря на то что они были таджиками, а мы пуштунами, наши семьи очень сблизились. Я тоже полюбила этих людей. Их сыну было около восемнадцати лет, а с их дочерьми я иногда играла. Мне было очень хорошо тогда. Сейчас, оглядываясь на прожитые годы, я понимаю, что это был самый счастливый период в моей жизни. Я частенько заходила к матери этого юноши, и она всегда была мне рада. Ее сына звали Абдулла, и он полюбил меня. Я нередко заигрывала с ним. Мы оба были еще очень юными. Мое сердце начинало биться чаще, когда я слышала его голос, и я постоянно старалась найти предлог, чтобы зайти в его комнату. В него легко было влюбиться — ведь он был красивым и добрым, к тому же мы проводили много времени вместе.

Полдень был для нас любимым временем, потому что большинство жителей Кабула, особенно старшего поколения, предпочитают, помолившись, вздремнуть в это время. Я притворялась, что тоже ложусь спать, но как только мать начинала храпеть, сразу же вставала и шла на свидание с Абдуллой. Мы встречались под деревом, и когда он приходил, мы садились, опершись спинами о ствол, и разговаривали. Наша любовь была чистой.

Знаешь, Зархуна, Абдулла тратил все свои карманные деньги на меня. Ему нравилось видеть на мне яркие стеклянные браслеты, и он часто покупал их для меня. Я так радовалась этим подаркам! Они были для меня символом нашей любви, и я обращалась с ними очень аккуратно.

Насриин запнулась, а потом начала плакать.

— Зархуна, наша любовь была такой невинной! Нам стоило лишь посмотреть друг другу в глаза, и каждый без слов понимал, как много значит для другого. Он уже сказал своей матери, что, когда придет время, женится только на мне, потому что любит меня. Его мать дала свое согласие, и именно поэтому она так хорошо относилась ко мне — ведь для нее я была будущей невесткой. Она легко это приняла.

Я не поняла, что она имеет в виду.

— Для нее было легко принять выбор сына именно потому, что это был сын, а не дочка. Мать радуется, когда ее сын влюбляется в кого-то, ведь это значит, что он превратился из мальчика в мужчину. Я тоже была счастлива. Мне казалось, что я вот-вот взлечу, словно птица — так велика была моя радость при мысли, что Абдулла будет моим мужем.

Мы встречались каждый день, кроме пятницы, потому что тогда у моего отца был выходной, а он не ложился спать днем, в отличие от остальных. Наши встречи продолжались до тех пор, пока однажды нас не увидел сын наших соседей Гулам. Он видел, как мы с Абдуллой разговариваем под деревом, и позавидовал нашей близости. Гулам начал распускать сплетни о нас и рассказал моему брату о том, что видел нас с Абдуллой вместе и что мы делали нехорошие вещи. Брат запретил мне встречаться с Абдуллой, несмотря на то что я рассказала ему правду. Он также сказал моей матери, что если еще раз увидит нас вместе, то убьет меня. Мой брат решил, что мое поведение может его опозорить, ведь если бы его сестра стала любовницей мужчины, над ним бы смеялись и считали слабаком. Шли дни. Мы не могли встречаться под деревом, но иногда я видела Абдуллу в доме. Нам было необходимо хотя бы иногда смотреть друг на друга.

Каждый раз, когда Насриин упоминала имя Абдуллы, я улавливала боль в ее голосе и чувствовала, что она до сих пор тоскует по нему.

— Я все равно была счастлива, так как не сомневалась, что мать Абдуллы все еще хочет, чтобы мы с ним поженились. Я ждала того дня, когда она зайдет к нам, чтобы попросить моих родителей отдать меня Абдулле в жены. И вот однажды мое ожидание оправдалось. Это был чудесный день. Было тепло, дул легкий ветерок. Небо было пронзительно-голубого цвета, и птицы пели, не переставая.

Я спросила Насриин, встретилась ли она с Абдуллой под деревом в тот день, но она сказала, что этого не случилось. Оказалось, что его мать пришла к ним, чтобы просить ее руки.

— Моя мать не была слепой и прекрасно понимала, что мне небезразличен Абдулла, но она обычно находила причину, чтобы не дать мне посещать комнаты его семьи.

— Послушай, дочка, хоть ты еще совсем юная, но уже почти женщина, — говорила она. — Тебе нельзя так смотреть на Абдуллу. Это недопустимо, понимаешь?

Однажды я призналась ей, что он небезразличен мне, и спросила, почему я не могу любить того, кого захочу. В ответ она сильно ударила меня по лицу и сказала, что у меня нет совести и что женщины должны обуздывать свои чувства. После этого она запретила мне видеться с ним. «Он мальчик, — сказала она, — поэтому никто не станет осуждать его, что бы он ни делал, но ты девочка и должна думать о том, что такое поведение позорит нашу семью».

Я плакала и мечтала увидеть Абдуллу хотя бы на мгновение, но знала, что это невозможно, потому что мать боялась навлечь на нас гнев моего отца. Она сказала, что если мой отец узнает о нашей любви, то убьет меня.

Слова Насриин не удивили меня. Я слышала о нескольких случаях, когда девушек убивали за то, что они полюбили не того мужчину, которого для них выбрали родители. Люди иногда склонны преувеличивать, и сплетни постепенно обрастают множеством выдуманных подробностей, но мужчины из семьи девушки зачастую не понимают этого и решают защитить честь семьи, убив ее. Были случаи, когда мужчин убивали за то, что они тайком встречались с какой-нибудь женщиной, но обычно в таких ситуациях винят женщину.

— Когда мать Абдуллы попросила мою мать выдать меня за Абдуллу, я начала переживать, что что-то может пойти не так, как мне хотелось. Но моя мать, напротив, успокоилась и даже обрадовалась. Именно так и устраиваются свадьбы в Афганистане. Родственники парня приходят к родственникам девушки и просят их отдать дочь парню в жены. У моей матери было доброе сердце, и она знала, что я люблю Абдуллу, поэтому была рада, что все так обернулось. Она рассказала об этом моему отцу, когда он пришел с работы, но ему это совсем не понравилось. Когда мама постаралась переубедить его, говоря, что семью Абдуллы все уважают и мы с ним хорошо знаем друг друга, он пришел в бешенство.

— И как именно моя дочь знает этого мерзавца?

Голос моей матери дрожал, когда она говорила ему, что, хотя я и Абдулла живем в одном доме, мы не общаемся. Но мой отец был непреклонен.

— Женщина, ты что, не понимаешь, что они таджики, а мы пуштуны? Наши дети не могут быть вместе, так что забудь об этом.

Моя мать стала убеждать его, что этот брак сделает меня счастливой, а мое счастье важно для нее.

— Может, для тебя это и важно, но люди будут говорить, что моя дочь вышла замуж за соседа, а значит, у них, скорее всего, был роман до этого. Я не хочу, чтобы честь моей семьи была опорочена, глупая женщина!

Чем больше настаивала на своем мать, тем больше злился отец, в конце концов он ударил ее. Я сразу же прибежала из соседней комнаты и обняла ее. Мама плакала, и я возненавидела отца — он поднял на нее руку только за то, что она защищала меня.

Шли дни, но моя любовь к Абдулле становилась лишь крепче. Примерно через неделю мужчины из его семьи пришли к моим родителям, чтобы просить моей руки. Мой отец не хотел говорить с ними, но он не хотел и напрямую отказывать им. Он позвал своего брата, чтобы тот помог ему в переговорах, и вдвоем они решили потребовать такую огромную сумму выкупа за меня, какую семья Абдуллы ни за что не смогла бы заплатить. Они не могли допустить, чтобы их дочь и племянница сама выбрала себе жениха. Они считали, что я совершила чуть ли не преступление. Семья Абдуллы была небогатой, и мужчины, которые пришли к нам, сказали, что им нужно обдумать это предложение. Но через несколько дней они вернулись и заявили, что готовы заплатить эти деньги, потому что счастье Абдуллы для них важнее.

Насриин плакала, рассказывая мне свою историю, и когда она говорила о своей любви к Абдулле, я чувствовала ее боль как свою собственную. Она сказала мне, что ему повезло с семьей, потому что родные уважали его выбор и были готовы отдать все свои деньги, лишь бы ему было хорошо.

Но моим родственникам было наплевать на меня и на мои чувства. Мне не от кого было ждать помощи, потому что даже мама была не в силах что-то изменить. Ее винили в том, что она вырастила бесстыжую дочку, которая посмела полюбить мужчину. Отец продолжал выискивать причины, чтобы не отдать меня в жены Абдулле. Если бы он согласился, это значило бы, что он согласен и с нашей любовью, а этого он не мог допустить. Он говорил родственникам Абдуллы, что причина его несогласия в том, что они не пуштуны, и я, наконец не выдержав, напрямую спросила его, почему он ведет себя так. С отцом чуть не случился припадок: его четырнадцатилетняя дочь посмела так говорить с ним! Он начал бить меня, называя меня проституткой, и кричал, чтобы я не смела любить «этого мальчишку». Он избил меня так сильно, что все мое лицо было в синяках, а губы кровоточили. Все мое тело болело после его побоев.

— Ты девочка и не имеешь права не признавать авторитет своего отца. Я заставлю тебя страдать за твою наглость.

Семейство Абдуллы, наверное, слышало мои крики, когда отец жестоко избивал меня. Мама плакала и умоляла отца не делать мне больно, но он стал кричать на нее, обвиняя в том, что она неправильно воспитала свою дочь.

Всхлипывая, Насриин сказала, что в нашей культуре принято хвалить отцов за хорошее поведение их детей, но если ребенок делает что-то плохое, то винят мать. Я и сама чуть не плакала, слушая ее рассказ. Я надеялась на счастливый конец, надеялась, что Абдулла сумел увезти Насриин куда-то, где они могли бы жить счастливо. А тем временем она рассказывала мне, как ей было плохо после побоев. Все ее тело было покрыто ссадинами и синяками. Она слышала, как Абдулла и его мать плакали за стенкой.

— На следующий день отец сообщил нам, что мы переезжаем в другой дом. Тогда я еще не понимала, что он обсудил это с моим дядей, что они начали строить планы за моей спиной. На следующее утро родители принялись собирать вещи, а Абдулла и его родня наблюдали за происходящим и плакали из-за жестокости моего отца. Признаюсь тебе, Зархуна, я никогда не прощу моего отца за то, что он сделал. Мне все равно, как идут у него дела, и я даже не знаю, где он сейчас живет. Мы переехали в другой дом, но лишь спустя некоторое время я поняла, что он сделал это для того, чтобы я не могла видеть Абдуллу. Я была такой наивной! Теперь я знаю, что мой дядя посоветовал отцу немедленно сменить жилье. После переезда, сказал он, можно будет подумать о моем будущем.

Мой отец ухватился за эту мысль, а мнения матери он не спрашивал. К тому моменту она уже поняла, что не сможет ничего сделать, и не говорила мне о том, что задумал отец. Но я не виню ее за это, ведь ее положение тоже было ужасным. Место, куда мы переехали, находилось далеко от дома, где мы жили раньше. Я безумно скучала по Абдулле и каждый день доставала украшения, которые он подарил мне, и рассматривала их на свету. Все эти безделушки хранили частичку его тепла и любви, и в такие моменты мне казалось, что он рядом.

Через несколько дней после переезда я заметила, что наш дом начали посещать какие-то чужие люди, но мне было все равно. Я проводила все свободное время, молясь о том, чтобы Абдулла пришел и забрал меня. Я надеялась, что мой отец больше не гневается на меня и позволит нам быть вместе. Но я и понятия не имела, какую ужасную месть придумал он. Отец считал, что я совершила преступление, и решил наказать меня. Я должна была догадаться, что он замышляет что-то ужасное, потому что в те дни он вообще не разговаривал со мной по-доброму, так, как отцы должны разговаривать с детьми. Он ругал меня, хоть я старалась вести себя хорошо, и обращался со мной хуже, чем с собакой. Я не понимаю, как Аллах допускает, чтобы у таких мужчин были семьи. Наверное, отец относился плохо даже к собственной матери, потому что он жестоко обращался со всеми женщинами без исключения.

Наконец я спросила у матери, что за люди приходят в наш дом.

— Я не знаю, — ответила она.

— Но я уверена, что это не к добру. У меня такое впечатление, что нас накрыла густая тень, и это пугает меня.

На следующий день отец сказал матери, что она должна приготовить еду для особых гостей. Казалось, что моя мать знала, кто они, но не говорила мне. Это единственное, чего я не могу простить ей. Она могла бы, по крайней мере, сообщить мне по секрету, что происходит. Наконец пришли гости — пожилые пуштуны, и я слышала, как они обсуждают чью-то свадьбу. Когда они наконец ушли, мама попросила меня помочь ей вымыть посуду, и я охотно согласилась, потому что у меня не было других дел. С того самого дня, как отец узнал о моей любви к Абдулле, он запретил мне посещать школу и даже выходить из дому, так что я находилась под домашним арестом. Все это время я мечтала об Абдулле. Конечно же, он не мог послать мне весточку — это было слишком опасно для нас обоих. Узнав об этом, мои родственники убили бы и его, и меня.

Я еще мыла посуду, когда мать заговорила со мной.

— Поспеши, мне еще нужно будет нанести рисунок хной на твои руки.

Я удивилась, потому что в ближайшее время не намечалось никакого праздника, и спросила, зачем это делать.

— Затем, что завтра ты выходишь замуж, — ответила она. — С завтрашнего дня ты будешь жить в другом доме.

В первое мгновение я решила, что буду жить с любимым.

— Он таки женится на мне? — спросила я.

Мать начала кричать на меня:

— У тебя что, совсем нет совести? Разве я не говорила, чтобы ты забыла об Абдулле? Никогда не упоминай его имя в доме своего будущего мужа, иначе твоя жизнь превратиться в сущий ад!

Я начала плакать.

— Я не хочу выходить за чужого мужчину! Кто он? Отец не может поступить со мной так!

— Может, и твои желания его не волнуют. Семья твоего будущего мужа уже заплатила ему большие деньги за тебя.

Я умоляла мать помочь мне сбежать, но она только плакала и повторяла, что я согрешила и должна понести наказание. Я говорила, что не совершила ничего противозаконного, что я просто хочу быть с Абдуллой. Как только я упомянула его имя, она ударила меня и назвала бесстыдницей.

— Ты должна благодарить Аллаха за то, что отец сохранил тебе жизнь! Согласно традициям он мог отречься от тебя. Я думаю, он поступил с тобой справедливо.

Я стала кричать, что скорее умру, чем стану женой другого мужчины, что хочу быть с любимым человеком и знаю, что он ждет меня. Мать разозлилась еще больше и заявила, что любовь — это чушь и афганские девушки не могут любить и не имеют права выходить замуж за кого захотят.

Я проплакала всю ночь напролет и не позволила матери разрисовать мои руки хной. Наверно, я была самой несчастной невестой на свете. В полдень мой дядя и один из братьев пришли за мной. В общем, свадьбы у меня не было, не было даже нового платья, которое обычно покупают невестам. Мне не дарили свадебных подарков. Я не могла смириться с мыслью, что ни один из членов моей семьи не хочет помочь мне. Я вцепилась в дверную ручку, но дядя схватил меня и силой запихнул в машину. Там меня ждал мой будущий супруг, сорокалетний наркоман. Я плакала и умоляла его отпустить меня.

— Дядечка, пожалуйста, скажите им, пусть они позволят мне вернуться домой!

Но он лишь рассмеялся и сказал, что я, наверно, первая, кто назвал своего мужа «дядечка». А потом он схватил меня за руку и сжал ее.

— Закрой рот. Теперь я твой муж, и я заплатил за тебя кучу денег.

Он снова и снова повторял, что теперь я принадлежу ему, а потом улыбнулся, и я увидела его желтые зубы. Он смеялся, радуясь, что вскоре сможет переспать с четырнадцатилетней девственницей. В тот момент у меня внутри что-то умерло. Моя семья перестала существовать для меня. Я больше не считала их близкими и дорогими моему сердцу людьми.

Хоть я и не могла видеть лица Насриин, я знала, что когда-то она была красивой, но тяжелая жизнь наложила на нее свой отпечаток. Я почувствовала, как между нами возникла невидимая связь.

— Зари, дорогая, с той минуты я не знала счастья. Я больше не могла видеться с матерью, а украшения, которые Абдулла дарил мне, остались в родительском доме. У меня даже не было с собой запасной одежды. В тот день моя душа погибла, но я все еще любила Абдуллу, несмотря ни на что, и боль из-за разлуки с ним была просто невыносимой. Так началась моя новая жизнь, которая не принесла мне ничего, кроме горя и страданий.

Я спросила Насриин, видела ли она Абдуллу после этого и встречалась ли со своими родителями.

— Мои родственники считали меня плохой, потому что я полюбила мужчину. Я до сих пор люблю его, и если они услышат это интервью по радио, я хочу, чтобы они знали, что мои чувства остались прежними, несмотря на разлуку с любимым. Я до сих пор помню его улыбку.

Затем она продолжила рассказывать о своем браке:

— Меня привезли в дом этого мужчины — темную хибару на окраине Кабула, и я оказалась вдали от всех, кто был мне дорог. Этот мужчина, так называемый муж, изнасиловал меня той ночью. Но к тому моменту я уже перестала что-либо чувствовать, мое сердце будто окаменело. Но я никогда не забуду Абдуллу и надеюсь, что он женился на хорошей женщине и прожил счастливую жизнь.

В новой семье я стала рабыней. Я готовила мужу еду, а сама получала лишь объедки. Я должна была приносить ему гашиш. Время от времени он зверски избивал меня, если я не успевала вовремя подать ему чай или наркотики. Я мечтала лишь об одном: поскорее умереть. Но сейчас я уже постарела. Моя жизнь бессмысленна, и я просто жду, когда она закончится. Это конец моей истории.

Я выключила диктофон, размышляя о Насриин и ее исковерканной жизни. Я представляла ее четырнадцатилетней девочкой, счастливой и наивной, и думала над тем, как мне лучше подать эту историю. Когда рассказ Насриин наконец вышел в эфир, многие из моих коллег-афганцев стали делать язвительные замечания относительно него. Один из них сказал, что нет ничего удивительного в том, что случилось с этой женщиной, ведь она влюбилась в столь юном возрасте. Я не знала, что ответить. Мне Насриин казалась обычной девочкой, которая полюбила мальчика. Со многими в ее возрасте такое случается. Ее любовь была невинной, и я полагаю, что Насриин не сделала ничего плохого, вняв зову сердца, но цена, которую она заплатила за это, была слишком высока.

В большинстве стран женщин не обвиняют в том, что они испытывают к кому-то нежные чувства. На отношения между мужчиной и женщиной не накладываются какие-либо ограничения, и спустя какое-то время они понимают, хотят они создать семью или нет. Их дети по примеру своих родителей стараются выбрать хорошего человека для совместной жизни. Но даже живя в Великобритании, мне приходилось выслушивать насмешки моих коллег-афганцев. Я ничего не отвечала им, предпочитая промолчать. Хоть я и переехала в демократическую страну, я работала вместе с мужчинами-афганцами, поэтому не могла защитить Насриин, иначе они решили бы, что я использую радио для того, чтобы призывать женщин вести себя неприлично. Все, что я могла, — это молиться, чтобы Насриин стала последней девушкой, с которой поступили так жестоко.

Ее история научила меня тому, что, где бы ни жила афганская женщина, она не может открыто говорить о своей любви к мужчине. Такой поступок покрыл бы всю семью несмываемым позором. А если афганка будет встречаться с человеком, за которого собирается выйти замуж, ей придется выслушивать нескончаемые упреки. И даже будучи достойной женщиной, для афганцев она все равно будет развратницей, шлюхой.

За последние годы я познакомилась с несколькими афганскими женщинами, которые встречались с мужчинами, но об их отношениях знали лишь самые близкие друзья, большинство из которых не были афганцами. Эти женщины живут двойной жизнью — когда они находятся далеко от дома, они ведут себя как жительницы стран с более развитой демократией, но дома они становятся обычными афганскими женщинами, которые не разговаривают о мужчинах, не гуляют с друзьями и не пытаются связать свою судьбу с любимым человеком. Лично я считаю Насриин очень храброй, потому что ей хватило смелости рассказать матери о своих чувствах. Даже мне сложно говорить о том, что я чувствую, хотя я не завишу от своих родителей материально и живу в Великобритании, а не в Афганистане. Я восхищаюсь ее поступком, ведь она жила в очень консервативном обществе, в отличие от меня.

Меня расстраивает поведение многих афганцев, живущих в Великобритании. Некоторые из них живут здесь уже более десяти лет, но строго соблюдают традиции своего народа. Во время своих визитов в Афганистан я встречалась со многими людьми и заметила, что взгляды на жизнь некоторых из тех, кто не покидал родную страну все это время, стали более демократичными. Они спокойно относятся к тому, что еще двадцать лет назад считалось постыдным и покрыло бы их семьи позором. К примеру, в некоторых семьях родители стали разрешать своим детям съездить за границу, чтобы получить там высшее образование. Но здесь, в Лондоне, я встречалась с родителями-афганцами, которые не хотят даже слышать о том, что их дети будут жить в общежитии, считая, что этим они опорочат честь семьи. Честь семьи и доброе имя значат для них много. И если дочь выходит замуж за того, кого выбирают ее родители, ее уважают и ставят в пример тем девушкам, которые мечтают выйти замуж по любви. Это проблема, с которой приходится сталкиваться всем молодым афганцам.