Застенец 3

Глава 7

— Вот здесь я и занимаюсь, — с гордостью произнес Протопопов, когда мы оказались в его мастерской.

Мастерской, конечно, называть этот скособоченный сарай можно было с большой натяжкой. Помещение носило гордое имя Неуловимого Джо. По вполне понятной причине — никому нафиг оно не было нужно. Ну вот, Протопопов и обустроил его, как мог.

Верстак обычный, плотницкий, Макар приспособил под работу с артефактами, собрал множество инструментов, пусть и откровенно дешевых или старых (явно выброшенных) и несколько камней, обычно используемых в фонарях. Здесь камни висели на нитках, на манер светильников.

— И сколько ты фонарей разбомбил, чтобы чудо этого осветительного искусства придумать? — с легкой улыбкой поинтересовался я.

— Ни одного, — пожал плечами Макар. — Их все равно каждую неделю проверяют. Если какие слабо светят, камни меняют. Это же самый простой артефакт для изготовления.

— Чего ж сам не сделал?

— А кто мне сульфар даст. Да, из десятка «светлячков» можно хоть один самый плохонький и маленький собрать, но все равно.

Меня покоробил прагматичный подход Протопопова и одновременно восхитила его находчивость. С одной стороны, воровство — оно и в Африке воровство. Можно, конечно, с криками «Грабь награбленное» вершить «справедливость». Только ничем хорошим это не кончится. Проходили.

С другой — применение «светлячков» в мастерской гениально и просто. Камни когда работают? Когда чувствуют хотя бы слабое проявление силы. К примеру, идешь ты по улице, и только захотел, чтоб было посветлее — если фонари в округе есть, так и произойдет. А при работе артефактора выделение силы — явление естественное.

— Мне бы сюда еще горн поставить, наковальню хоть самую маленькую, ручник, — хвастался своими планами Протопопов. — Ну да ладно, это дело наживное. Всегда можно тайком в лицее что-нибудь начерно делать, а тут дорабатывать. Все равно пока сульфаров нет.

— Давай к делу, — поглядел я, куда можно приземлиться. К единственному табурету подошел Макар, поэтому я плюхнулся на низенький пустой ящик, поставленный набок. — Что мне не должно понравится?

— Вот смотри, — подскочил мой товарищ к верстаку, который в нынешнее время служил еще и письменным столом. Здесь он взял желтоватую бумагу с собственным чертежом. — Гляди, это стандартный артефакт. У него, как правило, один контур, вот здесь, — указал он на крохотный элемент, где сходились все линии. — Сюда и заключается сульфар. Работает для всего — амулетов с драгоценными камнями, кольцами, броней, оружием.

— Погоди, ты откуда этого понахватался? — удивился я. — Мы же в лицее такое не проходили.

— Ну да, это программа старших курсов, — согласился Протопопов. — Просто, я когда артефакторикой заинтересовался, сходил в лицейскую библиотеку, там нашел кучу всяких книг, взял парочку, теперь изучаю.

— Погоди, что ты сделал?

Я ожидал, что именно в эту секунду на нас обрушится огромный метеорит, который сотрет все сущее на планете. Или Земля налетит на небесную ось. Или, на худой конец, рядом разверзнется Разлом и сюда пачками притопают Павшие. Потому что сказанное выходило за пределы моего понимания. Вечный троечник Протопопов, который списывает домашнее задание на переменах и читает по слогам, пошел САМ в библиотеку и взял книги.

— Так там интересно, — пожал плечами товарищ. — Ты, это, только никому не говори.

— Что хулиганистый простолюдин Макар взялся за ум и стал ботаном? — усмехнулся я.

— Кем стал? — не понял товарищ.

— В голову не бери, это так, фантомные боли из прошлой жизни. Я, конечно, не скажу, но запомни, тебе стыдиться нечего. Ты проделал большую работу. Над собой и вообще. И это, напротив, повод для гордости. Блин, Макар, я честно тобой горжусь.

Тетя всегда говорила, что доброе слово, оно и кошке приятно. Мне почему-то думалось, что простолюдинам тоже. Пусть они от кошек немного и отличаются по физиологии. В любом случае, Протопопов зарделся как маков цвет и смог выдавить из себя лишь тихое: «Спасибо».

— Ладно, разобрались, что в каждом артефакте есть один контур, так? — продолжил я, чтобы не смущать Макара.

— Как минимум один контур, — поправил меня товарищ. — Это самый привычный метод создания артефактов. Но бывают и такие, когда контуров, к примеру, два. Или три. Утерянный крест Михаила Тверского содержал целых четыре контура.

— Михаил Тверской? Это который «Владимирский централ» пел? — не удержался я.

— Нет, Тверской митрополит, — не понял шутки Протопопов. — Кстати, весьма искусный артефактор. Я, вот, его дневник читал…

— Макар, не добивай меня еще больше. Я могу не вынести. Хорошо, артефакты содержат контуры. Это я понял. От одного до четырех, что дальше?

— А дальше вот что, — он вытащил Перчатку, завернутую в ветошь. — Я долго изучал ее, сначала думал, может, ошибся. Но нет, здесь двадцать один контур.

— Сколько?

— Двадцать один. И это еще не все.

Протопопов порылся на верстаке и достал другой листок. На нем была изображена обычная пирамида.

— В множественно-контурных артефактах, то есть там, где их больше одного, существует негласное правило — обязательно существует основной. Другими словами, есть главный контур и…

— И не очень главный. Это понятно.

— Скорее, подпитываемый. Весь удар при мощном выбросе силы, которые бывают при активации, всегда в первую очередь приходит на второстепенные, а только уже потом на основной. Это помогает сберечь артефакт от разрушения и при необходимости зарядить его снова.

— Пока все вроде бы даже понятно, — отозвался я.

— Так вот, у Перчатки все контуры… второстепенные, что ли, — словно удивился собственному выводу Макар. — Нет основного. Оттого я не понимаю, какой именно контур нужно заряжать в первую очередь. Энергия сразу будет расходиться на все одновременно, а это… очень много.

— Иными словами, мы его не сможем зарядить?

— Вообще, это возможно, ну, как это… технически, что ли, — подобрал он нужное слово. — Смотри, процесс зарядки обычного артефакта занимает много времени по одной простой причине — извлекать энергию из сульфара без риска его разрушения очень долго. Быстрее — поместить новый сульфар вместо предыдущего. Но с артефактами редкой и искусной работы такой фокус не пройдет, значит, вариант один — подзарядка…

Я смотрел на Макара и не мог отделаться от ощущения нереальности. У меня так было, когда ушли из жизни родители. Я хоть и мелкий был, но помню, что думал — это все игра, со мной шутят, говорят невзаправду. Мозг отказывался верить, что ни мать, ни отца я больше никогда не увижу.

Наверное, нельзя это сравнивать. Но сейчас былой Протопопов, ленивый балбес, который желал поесть получше, разбогатеть по мановению волшебной палочки и ничего не делать, умер. А на его месте возник парень с той же беспорядочной шевелюрой, квадратным рабоче-крестьянским лицом, вот только взгляд изменился. Стал заинтересованный, живой. Глаза загорелись странным огнем, природу которого я не мог объяснить. Макар по-настоящему начал жить, а не существовать.

— Сразу заряжается основной контур. А уже после, от него, все остальные. Но на какую бы часть ты ни зарядил, энергия в основном контуре сохраняется, даже если прочие ее потеряют. Ясно?

Я кивнул. Удивительно, но да, все было предельно понятно. Видимо, чтение книг благоприятно сказывалось на словарном запасе Макара. Главный контур — нечто вроде точки сохранения в видеоигре.

— С Перчаткой такое не пройдет. Будь у тебя самый большой сульфар в мире, зарядить ее возможно лишь при стремительном выбросе силы. Когда все второстепенные контуры заполнятся разом. Если честно, не понимаю, кому и для чего понадобилось делать настолько сложный артефакт.

— Чтобы никто кроме обладателя не мог им воспользоваться? — негромко предположил я.

— Чего? — не услышал моей фразы Протопопов.

— Я говорю, что ты проделал большую работу. Смастерил подделку, изучил Перчатку. Макар, ты молодец.

— Да ладно, чего там, все равно интересно было, — улыбнулся он.

— Это еще не все. Таланты надо поощрять, тиктокеры пробьются сами. Держи.

Помимо денег я носил с собой в кармане пару сульфаров. Тех самых, которые нам дали за победу над Медузами. На случай, если вдруг рубли закончатся и придется в срочном порядке расплачиваться тем, что есть. Как оказалось, не зря.

— Это же, ешкин дрын… и здоровые какие… Чтоб меня удар хватил…

Фуф, даже от сердца отлегло. Значит, никакие инопланетяне Макара не подменили. Все нормально, он и вправду, просто книжек начитался и нашел то, что его искренне заинтересовало. Явление довольно редкое.

— Все, давай, большое спасибо тебе еще раз за все, я поеду, — сказал я, заматывая перчатку обратно.

— Это тебе спасибо, Коля. В смысле, Николай.

— Ага, еще Федорович забыл. И поклониться. Ладно, до завтра, в лицее встретимся.

По дороге домой я пребывал в глубоких размышлениях. Вроде бы все складывалось как нельзя лучше. Бабичев искренне считал, что завоевал трофей и настоящая рука у него. Перчаткой могу воспользоваться только я, потому что известными способами ее зарядить практически невозможно. Это значит что? Надо дождаться выздоровления Лады, забрать кристалл и рвануть в… Подумал, а самому страшно стало.

Что я там найду, и нужно ли вообще что-то искать? Не лучше ль остаться здесь и немного подождать? Вот только — чего? Прихода Падших? Что-то мне кажется, что вряд ли они мне понравятся.

Во-первых, надо переместить сульфар Падшего в изначальный мир магов, чтобы сбить хоть ненадолго след. Пусть тот Петербург завоевывают, пусть и без Васильевского острова, а не эту нынешнюю Самару. Она мне как-то дороже.

Во-вторых, хорошо бы узнать, зачем Ирмер таскался в тот самый «нулевой мир» (для меня нулевой, само собой) и что стало с его учеником. Хотя бы в общих чертах.

В-третьих, у меня были сугубо меркантильные цели. Мне почему-то казалось, что после Разломов в домах знати осталось много всяких ценностей. Конечно, в развитых странах это называется мародерство. У меня в голове звучало, что это продвинутое вступление в права наследования. Потому что искать драгоценности я намеревался в многочисленных домах Ирмера. А что? Илларион мне про все рассказал, включая три тайника в имении. По картам я сопоставил, надо лишь зайти, найти и выйти. Приключение, что называется, на пять минут.

Только к чему я был не готов — это к такому скорому развитию событий. Казалось, будто мой ангел-хранитель на небесах вытащил счастливый билет и теперь сверху мне разные плюшки сыпались без всякой очереди. Хотя, поначалу мне так не показалось.

Все началось с того, что на пороге меня встретила нимфа. Ну, если бы в лесу год оказался невероятно урожайный и нимфу раскормили. Нет, не сказать, что девушка была толстая, скорее, излишне крупная. К тому же, испугал немного ее взгляд — в глазах плясал бесовский огонек, а рот блестел от жира, словно она только что оторвалась от поедания жареного поросенка.

— Здрасьте, — как-то тихо пролепетал я.

— О, барин, — почему-то невероятно обрадовалась нимфа. — А я все жду, стало быть, когда придешь.

— Зачем? — я не торопился закрывать за собой дверь, чтобы не лишать себя единственного пути отступления.

— Стало быть, этого самого, отблагодарить. Мне дядька все рассказал. Я это, того, Лада, в общем.

Впрочем, я уже и сам догадался, кто эта гостья. Меня смутила корпулентность девушки. При последней нашей встрече, когда, хвала Аллаху, Лада была без сознания, она выглядела более хрупкой. Неужели отъелась, пока в госпитале лежала? Хотя способность женщин набирать килограммы, ничего не делая — это особая магия. Тетя на нее все время жаловалась.

— Понимаю, барин, что даже схватиться не за че, — похлопала она себя по бокам. — Отощала в больницах, но я ж услужливая. Умею всякое.

— Может, не надо? — шагнул я назад.

— Да я ж с пониманием, чай, не дура, — успокоила меня Лада. — Вижу, барин устал, не до утех ему.

— Каких утех? Илларион говорил, что ты целомудренная и все такое.

— Да, дядька у меня такой забавный, — махнула рукой девушка. — Все о чистой любви говорит. Мол, потому и не женился. Я же попроще. Влюбчивая я, барин. Значит, нет настроения у тебя сегодня?

— Да, что-то как-то не особо, — поспешил согласиться я. И вообще подумал, что о смене ориентации парни начинают думать не во время парадов, а из-за таких внезапных встреч.

— Дело поправимое, — успокоила меня Лада. — Все ж под одной крышей жить будем.

— Это как? — я сейчас ощущал себя хлоридом бария, в который добавили сульфат натрия. Иными словами, выпал в осадок.

— Так дядька сказал. Дядь!

От звука ее могучего голоса в гостинной задрожала ваза. Вот так, без всякой магии. И еще мне показалось, что где-то в доме ойкнул соседушко. Послышался топот сапог, и в гостиной появился Илларион.

— Барин приехал, — указала на меня пальцем Лада.

— Не барин, а господин, — поправил ее слуга. — И я тебе где сказал быть? Вот там и сиди, а не шляйся по дому.

— Я ж только посмотреть захотела, шо такого?

— Иди уже, иди… Как съездили, господин, все ли хорошо?

— Илларион, потрудись объяснить, что здесь происходит?

— Ну, это, врач, который старшой у них, позавчера, значит, Ладу в сознание привел. Я Вам и сказать толком не смог, все время разминаемся. То Вы в лицее до вечера, то я в больницу, прихожу — спите уже. А сегодня говорит, мол, здорова, выписываем. Я ему, как же здорова, столько месяцев бревном пролежала. А он злой как черт, твердит, здорова, ходит, пить-есть может, забирайте. Нечего, говорит, мне персонал смущать. Вот тут я совсем не понял. Каким лядом она кого смущала?

Зато я понял все прекрасно. Влюбчивая Лада придя в сознание первым делом почувствовала вкус к жизни. Со всеми вытекающими.

— Я и привез ее сюда, — заключил Илларион. — Больше некуда, господин. Разве можно невинную девку на постоялый двор куда определять, или в комнаты меблированные? Это ж позор. Ее потом замуж никто не возьмет.

— Согласен, невинную нельзя, — отозвался я. — Значит, решил сюда?

— Она в подвале поживет, где кладовая была. Я там ей постель соберу. Девка она к трудностям привыкшая. Будет жить, как мышка, Вы ее даже не заметите. А после уж и решим что-нибудь.

По поводу мышки — я что-то очень засомневался. Но Илларион смотрел таким жалобным взглядом, что кот из «Шрека» нервно курил в углу.

— Что на обед? — спросил я, чтобы сменить тему.

— О, там Мария Семеновна пироги печет. Я же пока до Ладочки сбегаю. А то она будто бы заблудилась, не туда пошла.

Угу, а я почему-то даже не удивился. Положил Перчатку на тумбу и зашел в кухню. Пахло восхитительно.

— Привет кухонным рабочим.

— Колюсик, ты пришел, а у меня еще один пирог подходит. Твой любимый.

— Рыба и рис, — догадался по запаху я.

— Да, Иля тут горбушу принес с рынка. Успел до того, как в госпиталь уехать.

— Иля? — удивился я.

— Да уж больно вычурно вот это — Илларион. И длинно. А Иля — коротко и понятно.

— К имени Иля нужно добавлять фамилию Шниперсон. Или нечто подобное, — фыркнул я, наливая чай.

— Скажешь тоже.

— Хорошо, а как тебе пополнение?

— Лада? Своеобразная девочка, — дипломатично ответила тетя. — Может, излишне простая, прямолинейная…

— Это ты в точку, — хохотнул я.

— Зато трудолюбивая. Полы все помыла, пока я кушать готовила. Аппетит, опять же, хороший.

— Одни плюсы, — саркастически заметил я. — Хоть сейчас женись.

— Ничего, одним ртом больше, одним меньше. Пал Палыч скромнее питаться будет, — подытожила тетя.

Откуда-то сверху донеслось недовольное сопение. Хранитель нашего дома категорически не соглашался с подобной постановкой вопроса.

— Коля, ты помнишь, как я тебе Экзюпери читала? — серьезно спросила тетя. Даже выпрямилась на мгновение, уперев руки в бока.

— Ты много читала, — попытался уклониться я.

— Мы в ответе за тех, кого приручили. И коли уж ты имеешь отношение к спасению этой девоч… девушки, то ответственен за нее.

— Коли уж… Стала говорить как местные. Ладно, давай пироги есть. Пал Палыч, ты тоже присоединяйся, будет сопеть из угла.

Уже вечером, лежа в своей кровати, я думал, что несмотря на появление в моем доме Лады, все складывается как нельзя лучше. Теперь нужно лишь достать сульфар и зарядить перчатку. Будто сама Вселенная захотела, чтобы я поскорее посетил тот, настоящий Петербург.

Правда, грезя о чужих мирах нельзя забывать о своем. Так, к примеру, я впервые за долгое время закрыл спальню на ключ, когда ложился на боковую. И судя по тому, как в полночь несколько раз дернулась ручка, сделал это совершенно не зря. Сегодня моя юношеская честь точно не пострадает.