Выступили, идем по длинной насыпной дамбе по мелкому озеру Тескоко. Озеро это бессточное и будет со временем только мелеть. В середине 19 века это озеро станут пересекать на лошадях, "по воде аки по суху". Сейчас глубина данного озера от одного метра до полутора, для индейских пирог этого вполне хватает, особенно если использовать для движения длинные шесты. По правую руку от нас воды озера пресные, подпитываемые ручьями и реками с высоких восточных снеговых гор, а по левую руку воды соленые. На севере воды озера размывает залежи природной соли. Глупые ацтеки, не знающие мостов, перегородив озеро насыпной дамбой, получили большие проблемы по снабжению своей столицы питьевой водой, что сказалось при осаде города испанцами.
Первый километр вода в озере оставалась мелкой, как молоко в чашке, несмотря на мутную воду, кое-где виднеется илистое дно. Наш отряд слишком уж растянулся гуськом по узкой дамбе, хотя мы идем налегке, и довольно быстро, но командиры постоянно подгоняют моих людей и индейцев: "Анда, анда" (вперед, вперед)! С северного края озера оставался над водой утренний туман, скрывавший линию горизонта. Раздавалось множество криков водных птиц; испуганные внезапным утренним появлением незваных гостей, птицы стаями летали у нас над головой. Скоро наш отряд растянулся длинной цепочкой на всю дамбу, передние были уже почти на середине озера, а задние еще пока не ступили на дамбу, потому что озеро в длину достигает 16 километров (в этом месте всего четыре из-за длинного выступающего полуострова), а нас было почти 500 человек. Через час с чем-то нашего движения, я удовлетворенно заметил, что озеро начинает снова мелеть, кочки на северном стороне все были в белых налетах соли, словно в инеи. Данный иней на ярком солнце сверкал словно бриллианты. Еще через полчаса мы опять ступили на твердую почву и двинулись старой индейской дорогой по полуострову к городу Истапалапу. Там по плану нас ждал уже подготовленный горячий обед.
В первый день мы почти прошли 30 километров, двигаясь во второй половине дня по плодородной местности среди полей маиса и плантаций агавы. Хлопок в долине Мехико не растет, слишком высоко, но вот различные фрукты и плоды в изобилии росли повсюду, и воздух благоухал их смешанными ароматами…Огромные початки кукурузы, которые индейцы уже кое-где начинали убирать были невиданных мною раньше размеров. То здесь, то там на полях высились конической формы глинобитные хранилища для семян и плодов. Заночевали мы в подготовленном для нас касиком Тескоко временном лагере, где нас уже ждали костры и сытный ужин, доставленный индейцами из этого союзного нам города.
Таким вот благоприятным образом мы быстро продвигались еще три дня по плодородной и населенной местности. Утро пятого дня застало нас на границе земель также союзного нам племени отоми. Слово "отоми" – сокращенное название на редкость труднопроизносимого имени этого северного народа, обозначающего что-то вроде "люди, стрелы которых бьют птицу на лету", хотя, с тех пор, как их главным занятием была охота, прошло уже очень много времени. Ныне отоми превратились в земледельцев, выращивающих кукурузу, собирающих фрукты и плоды и добывающих сладкий сок кактусов магуэй. Их поля и сады невелики, но настолько плодородны, что отоми не только обеспечивают этими плодами себя, но и в избытке поставляют их на рынки Теночтитлана и других городов долины Мехико. Ацтеки, прозвали их страну Атоктли, Плодородный Край, однако о самих ее жителях придерживались весьма невысокого мнения. Знаете, как у них подразделяется бражка из агавы "октли" в зависимости от вкуса? "Лучший", "обычный" и "для отоми".
Названия поселений этого народа зачастую произнести почти невозможно. Взять хотя бы крупнейшую их деревню Нт Тахи, которую испанцы теперь просто называли Целлала. Мужчины отоми, как правило, низкорослые, приземистые и коренастые; подобно большинству индейцев земледельцев, они отличаются нелюдимостью и грубым нравом. Тамошние женщины тоже невысоки ростом, но стройны и отмечены куда большей живостью нрава, чем их угрюмые мужья. У них выразительные лица, неплохо слепленные плечи, руки, грудь, запястья, бедра, ягодицы и ляжки, но вот с икрами – прямо беда. Они такие прямые и тощие, ну просто караул! Мало того, они еще и сужаются вниз, по направлению к крохотным ступням, придавая женщинам вид головастиков, балансирующих на хвостах.
Еще одна любопытная особенность отоми состоит в том, что они улучшают (как им кажется) свою внешность окрашивая себя различными стойкими красителями. Зубы у них обычно красные или черные (день такие, день другие), а тела расписаны синими узорами. Причем краска не наносится кисточкой, а вкалывается под кожу острыми колючками, так что эти вытатуированные узоры сохраняются у них на всю жизнь. Процедура эта весьма болезненна, в связи с чем, некоторые отоми ограничиваются лишь нанесением небольших рисунков на лоб или щеки, но многие, невзирая на боль, разукрашивают все тело, в результате чего выглядят так, как будто на них налипла какая-то необычная синяя паутина гигантского паука.
После полудня мы прибыли в главное поселение Целлала, где немного отдохнули и пополнили свои запасы согласно ранее утвержденного плана. Я же принимал почести от касиков отоми и раздавал им подарки, проводя свою линию, мне в их краях очень нужно серебро и опалы, и все места где их добывают и просто находят, их я у них арендую за хорошую плату. Еще мне понадобятся работники, продовольствие и так далее. Главным из местных касиков был крупный детина по имени Днтадо Дехе (Быстрая вода) он мне надавал множество обещаний, особенно, после того как несколько раз выпил крепленый моим самогоном октли.
В прежней реальности, в первые годы после Конкисты на рудниках работали одни лишь индейцы, но непосильный рабский труд и болезни губили их в таких количествах, что это привлекло внимание властей. Там умирало девяносто пять человек из каждой сотни, так что король Испании лично повелел положить этому конец. Конечно, нельзя сказать, чтобы его указ так уж особо изменил положение вещей: десятки тысяч людей по-прежнему умирали в подземных штольнях, в карьерах и у плавильных печей, не говоря уж о несчастных, надрывавшихся на тростниковых плантациях и сахарных мельницах. Только к тому времени индейцев разбавили негры, мулаты и метисы. Но я ведь парень добрый, по крайней мере, пока.
Особенно мне нужны были проводники, купцы и переводчики, так как скоро я покидал область, где еще можно было с горем пополам объясниться на смеси ломаном слов науатль и, углублялся в землю, в которой жили исключительно отоми, не знавшие иного языка, кроме отомит. А на каком языке говорят эти бродячие индейцы чичимеки, я вообще представления не имел. Но я же теперь большой начальник, прикажу и все сделают. А как, уже не моя забота, специалисты найдутся.
Навьючив людей, и пополнив свой караван четырьмя десятками отоми, (пару местных купцов добровольно решили проделать часть пути на север под нашей защитой), мы покинули плодородную долину Мехико и двинулись дальше в горную страну. Пейзаж впереди открывался довольно живописный: синие дали, строгая графика гор, зеленые кроны деревьев, настоящий райский уголок. Двухжильных индейцев-носильщиков мы теперь загрузили по полной, словно верблюдов, каждый из них нес тяжелый груз в 25 килограмм.
Путь наш теперь не пролегал строго по прямой, так как в этом случае нам бы пришлось бы карабкаться по холмам, штурмовать неприступные утесы и продираться сквозь густые заросли кактусов. Мы предпочитали идти по дорогам, а где таковых не было, по людским и звериным тропам или уж, в крайнем случае, просто по ровной местности. Чтобы выбрать удобную дорогу, нам приходилось петлять, однако в целом мы так и так продвигался в северном направлении. Теперь мы находились на высоком плато между могучими горными кряжами, незримо возвышавшимися далеко к востоку и западу.
В этой глуши совершенно не имелось постоялых дворов, а деревни, куда можно было бы напроситься на ночлег, располагались так далеко друг от друга, что за один день покрыть это расстояние было просто физически невозможно. Пока что мы еще не покинули место обитания отоми, только теперь это были горные отоми, а не их цивилизованные братья, жившие с северного края плодородной долины Мехико. Благодаря малой населенности, этот край просто изобиловал непуганым зверьем. Кролики и земляные белки бесстрашно таращились на нас из придорожной травы, птица-скороход, бывало, пристраивалась к нам в попутчики, а ночами к нашим кострам запросто могли подойти любопытный броненосец или опоссум.
Разнообразить нашу пищу позволяло также множество дикорастущих плодов, как раз поспевших. Вообще, сезон дождей закончился, а было еще достаточно еще по-летнему тепло, так что для путешествия в горах это было самое лучшее время. Но, не взирая на такую идиллию все же я свою собаку, Стрелку, далеко отпускать опасался, в горах обитают разнообразные свирепые хищники: ягуары, пума, прозванная горным львом, красные мексиканские луговые волки и серые медведи. Здесь, конечно, еще слишком близко до населенных мест, но береженного бог бережет.
Скоро мы пересекли Рдонте Шмбои, то есть Сланцевую реку, ручеек в пару ладоней глубиной, который ничего не стоило перепрыгнуть. Вокруг реки зеленела трава, и пестрел цветочный ковер. Однако спустя два дня Сланцевая река повернула на запад к Тихому океану (а нам надо было в другую сторону) и вместе с водой унесла прочь и всю освежающую зелень. Местность начинала постепенно понижаться. Теперь, мы еще время от времени встречали серо-зеленые деревья мицкуитин, серебристо-зеленоватые заросли колючей юкки и плотный подлесок из разнообразных пыльно-зеленых кустарников, но по мере нашего движения дальше растительность стала постоянно редеть, пока не уступила место открытой, почти голой каменистой пустыне, плавящейся от беспощадного солнца.
Теперь мы зашагал на север – в пустые, сожженные земли, в край мертвых костей, где обитали бродячие чичемеки, люди-псы. Солнце здесь угрюмо высасывало из земли дыхание и соки, прожигая себе путь, через иссушенное пустое небо, так же медленно и с таким же трудом, как наш караван тащился внизу по раскаленным камням. Животным в этой знойной, суровой, засушливой местности делать было особо нечего. Конечно, случалось, нам видеть или слышать койота; этот зверь способен раздобыть себе пропитание и выжить где угодно. Попадались и кролики, – видимо, они поселились в этой пустыне исключительно ради благотворительности, заключающейся в прокормлении койотов. Встречались здесь и птицы, которые обитали в дуплах кактусов, и все время, пока двигался наш караван, высоко в небе над нами описывал круги стервятник. Но большинство обитателей этой пустыни, принадлежал к различным гадам, жившим под землей и под камнями: ядовитые змеи с погремушками на хвостах, ящерицы с хвостами, напоминающими кнуты, другие ящерицы – рогатые и все в бородавках, длинные скорпионы.
Дни теперь походили один на другой как близнецы: зной, пыль, камни, безлюдье, потная спина, короткие привалы, глоток теплой воды, тупая боль в голове, скупые фразы, белесое небо над головой, чувство гнетущей безысходности и дорога, и еще раз дорога.
Через несколько дней пути, наши проводники вывели нас к дозору чичимеков. Я насчитал десять сердито хмурившихся воинов, все одеяние которых ограничивалось замызганными набедренными повязками из изрядно потертой кожи, грязной коростой на теле и несколькими перьями в длинных прямых жирных волосах. Они возникли перед нами столь бесшумно, что наших разведчиков ничто не насторожило. Хотя, по правде сказать, их издалека выдавала вонь, так как вдесятером эти воины смердели как хорошо выдержанные трупы. Смешно было представить, что эти чичимеки смогут напасть на караван из полутысячи человек, но нам нужно решить все дело миром и получить необходимую информацию.
Ацтеки всегда произносили название этого народа с пренебрежением, словно испанцы говорящие "варвары" или "дикари", да и образовали они его от слова "чичин" означающего собаку. Так что, говоря о чичимеках – людях-псах, ацтеки, имели в виду вообще все дикие, грязные, отсталые бродячие племена, обитающие в пустынных землях к северу от страны отоми. Презрение к обитавшим на ближнем севере "псам" соседствовало у ацтеков, с убеждением, что еще дальше обитают племена гораздо более дикие. Этих свирепых дикарей они именовали уже теочичимеками, что можно перевести как "дикие псы", а где-то в совсем уж неизведанных северных дебрях таились наводящие ужас цакачичимеки, то есть "бешеные псы". Это еще что, где-то к северу сейчас бредут на юг апачи, вот они по настоящему дадут жару местным индейцам.
Мы выдали прибывшим индейцам небольшие, припасенные для подобной встречи подарки, и они проводили нас к своему кочевому стойбищу. У них не было домов, только маленькие шалаши и вигвамы, они не знали ремесел или искусств, потому что этим людям все время приходилось рыскать в поисках того скудного пропитания, которое можно было добыть в пустыне. Несмотря на это племена чичимеков, говорили на вполне понятных диалектах науатль, подобно ацтекам, так что наши индейцы понимали их без всякого труда. Естественно, что никакой письменности они не имели, а некоторые из их обычаев и привычек были поистине отвратительными. Хотя знакомство с их нравами и повергло бы в ужас цивилизованное общество, нельзя не признать, что к жизни в безжалостной пустыне эти дикари приспособились превосходно, что удалось бы лишь очень немногим из "образованных людей".
На мысль о том, что здесь кто-то живет, на стоянке, наводили разве что костры, на которых готовили пищу менее двух десятков составлявших этот клан семей. Утварь была самая примитивная, никакой мебели не имелось вовсе. Рядом с каждым костром были сложены боевое и охотничье оружие, а также принадлежавшие семье орудия и инструменты: лук и стрелы, дротики, нож для снятия шкур, топорик для рубки мяса и тому подобное. Лишь немногие из этих предметов оказались снабжены лезвиями из камня или вулканического стекла, бо?льшая же часть оружия изготовлялась из твердого, дерева куаукселолони: чичимеки заостряли его древесину и придавали ей нужную форму с помощью огня.
Летом все члены племени презирали всякий кров. Мужчины, женщины и даже самые малые дети спали, на земле, подстилая грязные потертые оленьи шкуры. Из таких же шкур изготовлялась и их примитивная одежда: мужчины носили набедренные повязки, женщины – мешковатые, по колено длиной, блузы без рукавов, а дети, причем не только совсем маленькие, и вовсе бегали нагишом. Но хуже всего в этом лагере был смрад: он не мог рассеяться даже по огромному пространству окружающей пустыни, ибо исходил от множества людей, каждый из которых был куда грязнее любого пса. В волосах у них копошились блохи и вши, а кожаные лохмотья, как и собственная кожа, засалились и пропитались вечным дымом костров, засохшей кровью и прогорклыми животными жирами.
Но мы тут по делу. О сверкающих скалах кто-то что-то слышал. Проводить нас никто не вызвался, у них у всех важные дела. Подарки тут тоже особо не привлекали, пришлось дать попробовать индейцам крепкий октли, с обещанием дать еще, как только проводят нас до соседей. После дегустации нужный нам доброволец сразу же нашелся. Так чего же время терять, серебро себя само не нарубит, пошли.
Двинулись дальше, в страну классических краснокожих Виннету. Шли долго, переночевали в ночной каменистой пустыне, где звезды были особенно яркие, тут создается яркое впечатление, будто они парят совсем низко, лишь чуть-чуть за пределами нашей досягаемости. Хотя мы сейчас на плоскогорье и это действительно в некотором роде так.
Продолжаем наше путешествие. Немного это смахивает на кладоискательство. Нас передавали от одной бродячей шайки чичимеков к другой (под названиями: тобоко, иритила, марими) и мы упорно приближаемся к своей цели. Крепленый октли оказался действенной валютой в этих краях.