Завязать след. Часть 2

10

СКАЙЛАР

Я больна.

Сначала я думаю, что это из-за того, что содержится в еде, которую мне дает Джон, но дело не только в этом.

Это абстинентный синдром отмены.¹

Я испытала это только однажды — когда поехала с Тэмми и Эйприл в Мексику и забыла взять с собой таблетки.

Я подумала, что было бы неплохо прожить неделю без них, пока не начались озноб и ночная потливость.

Эйприл чуть не влепила мне подзатыльник и не потащила в аптеку.

Но на этот раз все по-другому.

Это ударяет сильнее.

Я уверена, что у меня жар. Моя спина взмокла от пота, но я замерзаю.

Насколько я знаю, вы не можете умереть от отмены подавляющих препаратов.

Но лихорадка определенно может убить меня.

Я теряю всякое представление о времени.

Когда Джон заходит в ванную, он с грохотом ставит поднос с едой на столешницу и практически падает на колени, чтобы посмотреть на меня.

Но я не хочу видеть его лицо. Я не хочу, чтобы на меня смотрели эти безумные, расширенные зрачки.

— Что случилось? — спрашивает он, приподнимая мой подбородок.

Я закрываю глаза.

Нет смысла говорить ему. Он не даст мне подавляющих средств.

Моя кровь, очевидно, слишком ценна без нее, и если он зависим от O , как я думаю, он не посмеет повлиять на эффективность формулы.

Тогда, похоже, я умру от лихорадки.

Тогда он больше не получит свой драгоценный наркотик.

Я хихикаю.

— Хэй. — Легкий шлепок по моему лицу, и я открываю глаза. — Эй, эй, просыпайся. Не засыпай.

Я тяжело сглатываю. — Я не сплю, — выпаливаю я. — У меня болит голова.

Его рука касается моего лба, и я вздрагиваю от прикосновения. — О, черт. О черт, — шепчет он. — Что тебе нужно? Что я могу сделать?

Я заливаюсь смехом и переворачиваюсь на бок. — Идиот, ты мог бы отвезти меня в больницу, — шиплю я. — И сдаться полиции.

Он долгое время молчит, и я готовлюсь к его возмездию.

Вместо этого он выбегает из комнаты.

Я издаю стон, услышав, как он хлопает дверью в спальню.

У меня болит голова.

Мне холодно.

Я уже наполовину засыпаю, когда он переворачивает меня на спину и заставляет сесть. Он сует мне в руку таблетку.

— Возьми это, — приказывает он, и я, моргая, смотрю на это.

Аспирин.

Не подавляющие средства.

Но я кладу его в рот, а он протягивает мне чашку с водой, и я проглатываю все это целиком.

— Тебе нужно гнездышко, — заявляет он, когда я ставлю чашку на стол.

Я недоверчиво смотрю на него. — Что? — Спрашиваю я, неуверенная, правильно ли я его расслышала.

— Гнездышко. Я могу тебе его соорудить. И тогда ты почувствуешь себя лучше. — Он звучит таким уверенным в себе, довольным, что понял, что со мной не так.

Есть миллион вопросов к тому, что он сказал, но я не могу подобрать слов, и у меня отвисает челюсть.

Он продолжает, прислоняясь к раковине. — Я могу принести тебе одеяла и свою грязную одежду, потому что они пахнут мной. Я могу приготовить тебе одеяло, и с тобой все будет в порядке.

— Я… — последнее, что мне сейчас нужно, — это гнездо. У меня нет ни малейшего желания иметь его.

Также…

Ты не Альфа! Мне хочется кричать. Насколько он бредовый? Поддельный одеколон с феромонами мне ничего не даст.

Но у меня раскалывается голова, и мне так, так холодно.

— Никакого гнезда, — стону я. — Одеяла, пожалуйста.

— Но я могу устроить отличное гнездышко, — настаивает он. — Я могу устроить для тебя самое лучшее гнездышко, обещаю. Я могу…

Я быстро проползаю несколько футов до туалета и вытираюсь насухо, сплевывая желчь.

По крайней мере, это заставляет его замолчать. Он выбегает из комнаты, пока меня тошнит от того, что еще осталось в моем желудке.

И когда я лежу на полу, прижимаясь лбом к прохладному кафелю, я знаю, что добром это не кончится.

Аспирин не помогает.

Ничего не помогает.

Джон превратил потрепанный матрас в то, что он называет “гнездышком” — простыню и одеяло, покрытые заплесневелым серым стеганым одеялом и кучей своих белых нижних рубашек. Они пропитаны его одеколоном с феромонами.

Он даже добавил подушку.

Я даже не спорю, когда он поднимает меня на руки, цепь гремит, когда он кладет меня на матрас и укрывает одеялом, доказательство моего заточения торчит из-под одеял и соединяется с шестом в углу комнаты.

Я чувствую, как он тянет за цепочку, когда закрываю глаза, затем его большой палец поглаживает мою лодыжку.

— Не надо, — бормочу я, но это больше похоже на ворчание.

Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне.

— Тебе это больше не нужно, — бормочет он виноватым тоном. Как будто он начинает понимать, насколько он жесток. — Дверь была заперта все это время. И не похоже, что ты сможешь меня одолеть, — тихо добавляет он, разговаривая сам с собой.

Он пытается убедить себя снять наручники.

Я напеваю в ответ.

К сожалению, он прав.

У меня нет сил драться с ним. Он чрезвычайно подтянутый, с таким мощным телом, что при первой встрече я приняла его за Альфу.

— Я должен взять у тебя кровь позже сегодня, — быстро добавляет он. — Но я возьму ее здесь, в твоем гнезде. Тебе даже не обязательно бодрствовать.

Как великодушно с твоей стороны, думаю я про себя.

— Возможно, я принял слишком много, — бормочет он. Мои глаза наполняются слезами, когда он закрывает дверь, и я слышу щелчок замка.

Он собирается убить меня.

Я больше никогда не смогу увидеть Эйприл.

Я никогда не узнаю, нашли ли ее Лэндон и Ривер.

Лэндон и Ривер…

Я так по ним скучаю.

Спокойное, властное поведение Лэндона и его милая улыбка. Ривер и его уязвимость, но за ней столько силы.

Они противоположны, но все же идеально подходят мне.

Но я выгнала их из своего дома.

Я сказала им уйти. Я сказала им, что они мне больше не нужны.

И, судя по выражению их лиц, они мне поверили.

И все же моя внутренняя Омега зовет их.

Я бы хотела, чтобы это был Лэндон, приглаживающий мои волосы назад и укладывающий меня в постель.

Я бы хотела, чтобы меня окружали рубашки Ривера, его пряный аромат окутывал меня.

Они были лучшими Альфами, которые у меня когда-либо были, и я потеряла их навсегда.

Я поддаюсь своему горю и болезни, существуя в пространстве между сознанием и бессознательностью.