Земля заката

Глава 2. Руиненштрассе

Постепенно, пока Александр шёл на восток, улица за улицей картина менялась, будто он спускался по кругам от рая до чистилища. Адом это нельзя было назвать. Дома оставались целыми и крепкими, из кирпича, но теперь выглядели менее ухоженными. Толпа превратилась в отдельных прохожих, иногда бедно одетых, как в порту и на рыночных улицах. Попадалась рванина, обноски не по размеру, о стиле или эпатаже тут уже не думали.

А детей здесь было больше. Но пока обеспеченные сверстники учились письму, дети из семей скромного достатка (совсем беднотой назвать их всё же трудно) играли в подвижные игры и дрались. Пару раз Младшего чуть не сбили с ног. Кто-то из малышни зарабатывал на жизнь – в основном мелкой торговлей, чисткой обуви (сидели до темноты), но наверняка могли быть и нечестные способы. Надо бы следить за своими вещами и карманами. Чтобы не украли то, что осталось.

Когда Саша прислушивался к считалкам, где-то на генном уровне всплывали отнюдь не детские песни. Сколько пройдет времени, прежде чем этот эффект исчезнет? Наверное, надо меньше смотреть фильмы.

Думая сократить дорогу, Данилов свернул с широкой штрассе в переулки. А вот таблички с названиями улиц могли бы и почаще вешать.

И тут он понял, что заунывное пение, которое уже какое-то время доносится до его ушей – это голос муэдзина. Публика стала темнее, и дело не в сгущавшейся темноте. Будто сдвинули ручку настройки. Появилось больше людей с бородами, которые у стариков были белыми и длинными, как у сказочных джиннов. Макушки мужчин прикрывали круглые шапочки. Где-то истошно блеял баран. Его не резали, но, наверное, он был заперт в узкую клетушку и ему там не нравилось. Видимо, знал свою судьбу.

Дальше снова пошёл европейский квартал, ещё беднее. Около мусорных баков копошились крысы, жрали гнилые фрукты. Несколько подростков, похожих на панков, катались на скейтах, высоко подлетая с пандуса, служившего трамплином. Один из них упал и ударился головой, Данилов подумал, что парень убился без шлема, но видимо гребень предохранил голову катальщика от сильной травмы. Тот отряхнулся, вытер кровь и закурил пахучую сигарету, достав зажигалку из карманчика кожаных штанов.

Младший заспешил пройти побыстрее, чтобы не переехали и вскоре снова вышел на большую штрассе.

Светило огнями казино – лампочки в латинской букве “C” в слове “Casino” не горели, в итоге давая непонятное слово. Мелькнула дикая мысль – не зайти ли сыграть в автоматы, хотя в Питере он смеялся над наивными игроманами, которые просаживали целые состояния и последнюю одежду.

Но нет. Получив от жизни большую порцию бед и неудач, Саша теперь старался понапрасну не рисковать. Если его судьба и особая, это не значит, что она будет помогать в мелочах. Да и ставить на кон или кидать в прорезь почти нечего.

Миновав казино, он увидел ещё несколько мрачных слабоосвещённых многоквартирных домов, а за ними невысокую стену из металлической решётки. Это она, граница цивилизованного города. А за ней уже Руины. Это и по здешней публике видно. Нет, не все тут бомжи, шлюхи и панки, но даже у тех, кто выглядит нормально, на лицах знакомая Младшему лёгкая печать деклассированности. Вроде бы так это зовётся. Маргинальности.

«На себя посмотри...»

А вот и последнее здание. Похоже на отель.

Идти пришлось далеко, но он нашел это заведение. Да, конечно, не апартаменты премиум-класса. Здание выглядело снаружи неухоженным, мрачноватым. Обычный многоэтажный дом, типовой, без изысков.

Вывеска: «Хостел «Марио».

И человечек из игры про водопроводчика. В детстве Саша играл в неё на приставке. Но ассоциации появились другие, странные.

У входа Младший столкнулся нос к носу со здоровенным чернокожим, самым большим, какого он видел, больше чем тусовщик с колонкой. Одетый в комбинезон, тот выносил гремящие железные бачки.

Похоже, грузчик или дворник. А может, заодно играл роль охранника и вышибалы – взгляд цепкий и совсем не расслабленный. Да и мышцы ого-го. Этот вышибет сразу и навсегда. Младший насмотрелся на такую публику. Если место не очень безопасное – хозяевам без подобного работника не обойтись.

Он поймал себя на том, что никогда не видел настолько чёрных людей. По сравнению с этим те, которых он встречал в порту и по дороге, не говоря уже о мулатах типа венесуэльца из Питера – казались просто «снежинками».

Перехватив Сашин взгляд, чёрный как ночь человек что-то буркнул на немецком, из фразы парень понял только одно слово «шварц».

Под испытующим взглядом чёрного «Шварца» Младший вошёл в заведение. И сразу оказался в баре, который занимал половину первого этажа. Публика была разная.

Ещё в переулках, недалеко от панков, он прошёл мимо двух держащихся за руки дам, сидящих на лавочке. Это бы ещё ладно… кхм, экзотично, но допустимо… Может, просто хорошие подруги.

Но когда в баре увидел двух мужиков с пивом, Александр поморщился. Нет, ничего такого, просто сидели рядышком. Но в том, как они смотрели друг на друга, в body language, считываемом подкоркой мозга, ему почудилось что-то неправильное. Младший вспомнил фразу монаха с Жигулевского острова: «Святые угодники, обороните».

В Петербурге жили несколько человек, про которых говорили, что они не совсем традиционалисты. Но даже в Питере не афишировали такие наклонности. А в русских деревнях за такое изгоняли на мороз или просто топили как котят, в мешке: «Ибо нефиг».

А здесь, наверное, странным людям нет нужды скрываться. У Младшего возникло чувство нарушения естественного порядка вещей. Это примерно, как увидеть горящий снег или говорящий куст.

«Пробитые», – как сказали бы люди бригадира Кирпича, живущие по Понятиям. Монах же из Жигулевской Обители говаривал: «Бог создал козла и козу, а не двух козлов. Но люди посчитали себя умнее Его и возвели Содомскую и Гоморрскую башни, где предавались мерзостям. Что с ними стало, угадай? А всё потому, что нельзя предавать естество своё. Мужчине надлежит любить женщину, как реке – от истока течь в низовья».

Младший прошёл мимо, хмыкнув. Господь и угодники, не иначе, наблюдают с неба за каждой букашкой. Собаки вон как блудят, и любые твари, барашки, кролики. Понятно, что «надлежит». Не богами, а инстинктами. Надо как-то заново заселять Землю, ведь люди и сейчас мрут, как мухи. А вот такие кадры… отлынивают.

Впрочем, его это не касается. Тут чужой монастырь.

И ему вполне могло показаться… Поэтому – пофиг.

Чтобы пройти до лестницы, ведущей наверх, надо было пересечь зал, служивший пивной, ободранный и кое-как освещённый мигающими лампами.

Подозрительная пара была в баре всего одна (да и то, он мог ошибиться), а вот обычных – много, и никого не смущало соседство других людей. Похоже, местные отрывались после тяжёлой недели. Они не просто выпивали – они напивались, Саша не видел таких больших пивных кружек в России. И столько бутылок не опорожняли даже наёмники «бойцовые коты». Но почему-то только русских зовут пьяницами. Снова поклёп!

Немцы позволяли себе многое. Обнимались со своими дамами (хотя какие тут дамы, все явно из пролетариев), целовались взасос и сидели, развалившись во фривольных позах, например, посадив фройлян к себе на колени. Гоготали и шумно переговаривались. Видимо, в подобных местах только так и нужно. По телевизору с трещиной во весь экран транслировали фильм с выключенным звуком, хотя звук там был не особенно и нужен.

Нет, не порнуха, что-то помягче, про отношения, комедия, но тоже достаточно фривольная.

Почему-то захотелось уйти. Младший давно замечал за собой всё большую брезгливость к физическим контактам. Её не было, когда он жил вдали от людей. Но среди них – в казарме, на корабле – появлялась.

Ладно, пусть с кем угодно целуются, лишь бы к нему не лезли.

Какая же падла утащила кошелёк? И теперь он один в огромном чужом городе, где никого не знает. Без денег. Без крыши над головой. Без «крыши». И не факт, что его возьмут на нормальную работу. Вон сколько бездельников слоняется. Вернуться на корабль? Ну, нет.

Что-то подсказало ему, что выживать тут чужаку, может, и полегче, чем в ледяной пустыне, но специфические сложности могут сильно осложнить жизнь или даже погубить незнающего. А ведь ему надо ещё накопить на дорогу и снаряжение.

Но он должен справиться.

Александр буквально заставил себя пересечь зал, на него неприкрыто таращились, хотя разговоры не прекращались, и никто к нему не лез.

Подошёл к человеку за стойкой. Узнал цену. Расплатился. Получил ключ. Уложился в две минуты. Шестой этаж. Там дешевле.

Ночлежка напомнила социальное дно викторианского Лондона из книг Диккенса.

По лестнице, слабо освещённой несколькими тусклыми лампочками, он начал подниматься, перешагивая через мусор и лужицы воды. Стены были разрисованы похабными картинками. Да, тут грязнее, чем в караван-сарае при чайхане Рината.

Между вторым и третьим на площадке сидел парень. На его подбородке висела нитка слюны. Глаза были стеклянные. Он чуть покачивался, примерно как уральский убыр. Младший не удивился бы, увидев на полу несколько шприцев. Но шприцев не было, зато валялся полупустой пакетик с какой-то дрянью, Наверное, её не колют, а по-другому принимают. Человеку явно было нехорошо, но Младший не знал, чем ему помочь. Тот был в своем мире, и вряд ли до него можно сейчас докричаться. По опыту Питера он знал, что тревожить таких не стоит.

- Viel Gluck... – пробормотал немец.

«Вот уж точно, – подумал Младший. – Много глюков».

Только бы в пролёт не прыгнул. Он же ничего перед собой не видит.

Александр знал, что по-немецки это слово означает «счастье», и к галлюцинациям отношения не имеет. Но человек явно ловил виртуальных покемонов в своей собственной дополненной реальности. Младший читал про подобные миры и терпеть не мог тех, кто отравляет свой мозг.

Поднимаемся выше.

Выбирая, куда поставить ногу, потому что на ступеньках что только ни валялось, он вспомнил про древнеримские «небоскребы» – инсулы, где не было канализации и содержимое ночных горшков выливали из окон.

Здесь тоже с каждым этажом становилось темнее и грязнее.

На следующей площадке тёмные фигуры в капюшонах что-то разогревали прямо на подоконнике, едкий запах дыма не давал определить, еда это или что-то иное.

Лестница казалась бесконечной. Он был рад, что больше никого не встретил. Не хотелось ему на захламленной лестнице столкнуться с кем-то нос к носу. Не из страха, но из-за какого-то чувства отторжения.

Главное, чтобы в комнате было тепло. Коридоры со стенами, зашитыми разрисованным надписями пластиком, были холодными, гуляли сквозняки.

Наконец, Саша оказался перед дверью своего номера.

Войдя, огляделся и вздохнул. Хотя, чего он ожидал за такую цену? Комната скорее напоминала пенал. Очевидно, когда-то она была больше, но её разделили перегородками. Раскинув руки, парень легко мог коснуться одновременно левой, за которой было тихо, и правой, откуда доносился игривый шёпот.

Узкая девичья кровать с засаленным матрасом, постельного белья нет, одеяло похоже на тряпку (хорошо, что есть своё походное). От стандартного когда-то окна ему досталась половина. Надо же было так искусно поставить перегородку… За отопление в его номере отвечал огрызок радиатора, жалкие три секции, расположенные под его частью подоконника. Зато под потолком висел кондиционер, явно неработающий, с затянутой паутиной решёткой. Скорее всего, кому-то просто лень тратиться на демонтаж и вынос тяжёлого ящика.

От окна сильно тянуло холодом. С одной стороны удобно – можно не проветривать. С другой – он тут околеет за ночь. Младший свернул гостиничное псевдоодеяло в рулон и пристроил его на подоконник, закрыв самые большие щели. Потом натянул на себя второй свитер, улёгся, завернулся в серебристое армейское термоодеяло. Почему-то вспомнил сказку «Незнайка на Луне».

Несмотря на сквозняк, в номере стойко держался неприятный душок, но постепенно Саша принюхался и перестал его ощущать. Против воли начал прислушиваться к соседям.

За правой стенкой фривольный разговор закончился и сменился активными действиями.

Нет, вряд ли некий мужчина занят там с проституткой. Скорее, по любви. Но по любви, не освящённой семейными узами, иначе зачем было забираться в притон? А с проституткой так не стараются. Хотя леший его знает, Сашин опыт скуден, к сожалению (а может, к счастью).

Кусачие насекомые, вечные спутники любых бродяг – здесь тоже присутствовали. Судя по всему, это были клопы. Нужна была сила воли, чтобы не чесать укусы. Тогда зуд скорее пройдет. Хорошо, что он полностью одет, открытых участков тела немного – лицо, кисти рук.

Во времена своей бродячей жизни он не раз сталкивался с кровососущими паразитами. Были они и на корабле, и в казарме в Питере. Но там их морили время от времени.

Вши и блохи хуже. Клопов хотя бы легче находить и давить. Да и, похоже, Саша не по вкусу им пришёлся. Видимо, кровососы сочли его жёстким. А вот если им понравишься, то хоть плачь. Будешь весь в волдырях и расчёсах. И даже если днём держишь себя в руках и не чешешься, то ночью всё равно до крови можешь укусы разодрать. И мытьё и обработка не всегда помогает.

Конечно, в России-матушке это его не удивляло, привык. И прожарка одежды от кровососов была прибыльным бизнесом в более-менее крупных городах, «жареная» рубаха продавалась дороже. Но тут всё-таки Европа…

Поправка. Дно Европы. Чего ещё ждать от дна? На дне России было не лучше.

И он не ради колбасы или чистых простыней сюда приехал.

К трём ночи Александр понял, что не уснёт. Слишком чужое место, слишком многое нарушает покой.

Надо было сразу догадаться, что это – не совсем гостиница. Может, и не настоящий бордель, но некоторые постояльцы явно сюда пришли не для того, чтобы спокойно переночевать. Гипсокартоновые или фанерные перегородки не спасали. Закончили за правой стенкой, возня там затихла, сменилась богатырским храпом. Но уже за левой начали кого-то шпилить (от глагола zuspielen, играться»), да с такими звуками, будто снимали жанровый фильм. И хотя сюжет явно гетеросексуальный, но пыхтение, вскрики и даже похрюкивание под аккомпанемент скрипа мебели, стука кроватных ножек об пол, возгласы “meine Kleine…” и ещё что-то тевтонское, вызывали раздражение, если не гадливость.

Хорошо хоть, его отделяет фанера, а не шторка. Нет, всё это естественно, а он не ханжа… но пусть бы это естественное происходило подальше!

Окей. Если быть честным, кроме брезгливости, было и немного… того же самого чувства, что у стенда с журналами. Инстинкты никуда не денешь.

До чего он докатился… Остаётся только напиться в дым и закурить косяк. Не хотелось ни того, ни другого, да и не на что. Хотелось заснуть, но мешали. Приходилось слушать, хотя бы для разговорной практики. Накрылся с головой, чувствуя близость чужих людей, их близость в другом смысле. У них было чем заняться. Им лучше и проще. А он – обворованный, заблудившийся, с полным крушением всего, что в жизни могло рухнуть. Не до конца понимающий, куда идёт и зачем. У них-то, наверное, не было внутреннего диалога. И даже внутреннего монолога. Только пустота.

Где-то играла музыка. Рэп или рэйв. Она казалась ритмичным саунд-треком ко всему происходящему.

В комнатушке из стены торчал водопроводный кран без раковины. Под ним стояло грязное пластиковое ведро. Рядом подобие ширмы отгораживало унитаз. Вот и все удобства, но это лучше, чем туалет в конце коридора. В такой клоаке идти туда ночью просто страшно. Хотя и отхожее место в номере было то ещё: по сравнению с ним корабельный гальюн был ванной комнатой из отеля «Хилтон». Точно, загнивающие.

В Питере такие грязные притоны тоже имелись, он старался их избегать, хотя несколько раз пришлось побывать там по делам. Александр давно понял, насколько ему неприятно всё, что связано с микробами и физиологией. Во время вынужденного визита в подобные заведения хотелось надеть перчатки и по возможности не хвататься за дверные ручки и вообще за любые предметы. В сравнении с такими местами пустоши казались чистыми и неиспорченными.

Кроме клопов в хостеле жили тараканы. Ничего, он слышал, что тараканы не водятся там, где плохо с экологией. Хуже с «тараканами» внутри. Их тапком не прихлопнешь.

А всё-таки в комнатушке зверски холодно. Тянуло от внешней стены и от вентиляционного отверстия, которое при этом никак не помогало против духоты и неприятного запаха.

Впрочем, видели глазки, что выбирали. Нашёл самое дешманское (как говаривал Вася) пристанище, и ещё недоволен. Тут тебе не пустошь. Тут цивилизация. За комфорт и приватность платить надо. На Васильевском Острове было полно гадюшников для обитателей дна России, где в квартирах, рассчитанных на одну семью, жили двадцать человек. Иногда всю жизнь. Так дешевле уголь и дрова выходят. На Острове он ещё сравнительно обеспеченным был.

Питер вспоминал без ностальгии, но неуютно стало от мысли, что мосты всегда сгорали за спиной, оставляя только одну дорогу. И никто ни разу не спросил, надо ли ему это. Дотерпеть до утра и прочь из этого гнезда порока. Конечно, в более дорогих местах порядка больше, лучше вентиляция, наверняка есть хорошее отопление, нет насекомых. Надо заработать на более пристойное заведение.

Решив немного пройтись вокруг этого клоповника, Саша надел куртку и шапку, обулся. Может, тогда пройдет эта экзистенциальная тошнота и получится заснуть.

Хозяин (или портье) неправильно понял причину его желания выйти.

– Ты здесь первой? – заговорил он по-русски с акцентом. Похоже, славянин, то ли южный, то ли западный, – Дурь не нужен? Можно пыхнуть, можно кольнуть. Первый раз – полцены.

– Нет, спасибо. Я просто прогуляться.

– Ключ сдай. С клЮчом нельзя.

Пожав плечами, Младший положил на стойку ключ, расписался, не глядя, в подсунутой бумаге и решительно направился к выходу.

– Эй, рус. В заброшках дешевле, – бросил ему портье вслед. – Но от той дряни ты отъедешь. Не ходи в Руины. Тебя там привалит. Или завалят.

После душной ночлежки выйти на свежий воздух было блаженством.

Светили звезды. Созвездия знакомые, такие же, как дома. Младший стоял под навесом и смотрел на пустую улицу. Никого… Но разве это плохо?

Через полчаса, вдоволь надышавшись и продрогнув, Младший толкнул входную дверь.

Бар был пуст, только телевизор, который забыли выключить, показывал рябь.

Он собирался получить обратно свой ключ и подняться в номер, но портье внезапно сделал запрещающий жест. Младший сначала не понял фразы, брошенной скороговоркой через губу.

Потом разобрал: “You have already checked out”. И его пронзила смесь злости и досады от понимания. «Вы уже выписались. Платите за новый день».

Ещё не веря, что такое возможно, он попытался объясниться – мол, выходил только воздухом подышать, ненадолго. Но портье, резко позабыв все русские слова и растеряв свою любезность, сунул Саше под нос заполненный бланк с его, Сашиной подписью. Взгляд выхватил несколько знакомых немецких слов – «отель, заезд, комната, расчёт, выезд, претензий не имею…»

Да уж. Сам виноват, конечно. Читать надо, что подписываешь. Но портье – вот ведь жучара какой оказался! Сжав кулаки, Саша недобро глянул на него, словно прикидывая, куда врезать – в нос или по зубам. Хотя не факт, что решился бы. Но портье моментально считал его намерения и громко крикнул:

– Отто!

Отворилась дверь за стойкой и появился тот самый гориллоподобный детина в комбинезоне, которого Саша видел при заселении. В руке грузчик-дворник-охранник держал дубинку.

– Erklär, Otto!

– Да понял я всё, – буркнул Саша. – Вещи дайте забрать.

– Ждать там, – кивнул портье в сторону выхода.

Саша вышел на улицу, удержавшись от того, чтобы не хлобыстнуть со всей силы дверью. А смысл? Что-то он этим докажет?

Сказать, что он расстроился – это ничего не сказать.

Да что же ему не везёт так сегодня?!

«Это потому, что я выгляжу как простак? Или неправильной национальности? Потому что я русский?!».

И то, и другое было обидно, но первое – ранило больнее. На чужбине у оскорблений особенный привкус. Спасало то, что с детства Александр никогда не внушал себе, что в далёких краях может быть лучше, чем в его родной деревне, в его Прокопе. Поэтому и разочаровываться не приходилось. Даже пронеслась мыслишка, что вот был бы здесь кто-то могучий и наш, он смог бы поставить на место этого гадёныша, который русских людей ни за что ни про что обижает.

Но Младший её прихлопнул, как постельного клопа. Кто защитит? Уполномоченный Виктор Иванов? Или бригадир Кирпич? То-то и оно.

Минут через десять дверь приоткрылась, на крыльцо вылетел Сашин рюкзак.

Чужак в чужой стране. Замёрзший, уставший. В кармане дырка – в прямом смысле. Желудок опять пустой, ноги гудят. Денег нет. Есть три единицы антиквариата. Не золото, конечно, а редкие книги, такие, что не каждый возьмёт. Нужно перекантоваться где-то до утра, а потом пытаться сбыть их. И попробовать продать что-то из вещичек. И табак. Хотя пистолет, ружьё и нож, а также инструменты он точно не станет продавать. Так же как свитеры и чай.

И в эту дыру – больше ни ногой, даже когда разживётся лавэ, как некоторые на далёкой родине называли деньги.

Что ж, опять бомжевать. А в ордынской тюрьме сейчас тюрю дают. А на ярмарках – даже блинами кормят. И репой сладкой, печёной. Эх.

Сначала Данилов сунулся в метро, но там обитали оборванные и немытые то ли хиппи, то ли яппи, которые выглядели дико даже на фоне жителей бедных кварталов и которых считали странными, потому что они против войны и за мир во всём мире. Несмотря на эту «безобидность», спать среди них не хотелось, кто их знает, вдруг зарежут спросонья за то, что он с ружьём.

Из-под чугунного люка в асфальте выбивались струйки пара. Вряд ли это канализация так парит. Видимо, там проложены трубы отопления.

На люке лежали несколько котов, сытых, но неопрятных. Им жилось тут неплохо: бродячих собак на улицах не наблюдалось. Лишь бы китайцы и швейцарцы не добрались.

И в этот момент коты бросились врассыпную. Медленно приподнялся тяжёлый люк, из колодца высунулся тощий субъект в красной вязаной шапке и замусоленной куртке неопределённого цвета, на которой ещё можно было прочитать «…Cola». В руке в перчатке с отодранными «пальцами» зажата острая спица, на которую нанизана связка крыс. Один грызун ещё слабо дергался.

– Hallo! Willst Du eine Ratte, Herr? – произнёс с диковинным шепелявым выговором человек, сам похожий на грызуна из-за выступающих передних зубов, и расхохотался. Должно быть, ему тоже не спалось. А может, он работал дератизатором. Но говорил человек тоном дворецкого, предлагающего лорду тарелку овсянки.

– Nein. Danke. Ауфидерзейн, херр, – даже бесплатно Младший не стал бы жрать крыс из коллектора обитаемого города.

Да, в колодцах тепло и, наверное, там можно переночевать. Но он туда точно не полезет. Что-то Саша слышал про крокодилов в канализации. Или ещё про каких-то тварей. Скорее всего, это враки. Но вот что там могут жить люди, и не самые дружелюбные, это точно. Поэтому он пошел спать в руины. Это было даже привычно.

И вот перед ним пропускной пункт из Внешнего города в Руины. Die Ruinen. Слоёное устройство городов ему уже знакомо, но он первый раз был в трёхступенчатом.

Шлагбаум закрыт. На посту никого не видно, в будке часовых светилось окно. Где-то гавкнула собака. Казалось, что тоже по-немецки.

Судя по табличке, откроются ворота в восемь ноль-ноль.

Но зачем ждать, если забор тянется только метров на тридцать в каждую сторону?

Огородить весь Внешний город никому не под силу, поэтому он легко пересек границу, которая была обозначена только редкими столбиками с табличками «Внимание! Зона Руин не охраняется полицией!». Вроде предупреждают, что дальше идти можно, но на свой страх и риск.

То же самое предупреждение было нанесено по трафарету на асфальт и на бетонные стены зданий. Кое-где виднелся сильно выцветший жёлтый знак, похожий на разлапистого жука. Биологическая опасность.

Чем ближе к Руинам, тем меньше исправных уличных фонарей. А за периметром расстилалась тьма. Хотя, кое-где темноту освещали редкие оранжевые огни. Наверное, костры.

Окна домов этой части города были черны, но он точно слышал голоса, пьяный смех, крики.

Трущобы.

Прошёл под эстакадой, на которой застыл поезд.

U-bahn, вспомнил он. Или S-bahn. Здесь много линий метро, находящихся выше уровня земли.

Во Внутреннем городе даже в переулках было сухо, а тут под снегом стояли лужи, в которых можно утонуть. Видимо, немного потеплело. Снег стал рыхлым. Несколько человек грели руки над костром, разожжённым в старой металлической бочке. Дырявый рекламный баннер, обещавший круиз в рай, растянутый на металлических стойках, служил им палаткой. Взгляды в Сашину сторону не были ни злыми, ни подозрительными. Можно подойти и попроситься к огню, погреться…

Но нет, он ещё пройдёт, оглядится.

Немного отойдя, заметил два силуэта, которые быстро и бесшумно двигались за ним.

Он уже давно вынужденно стал осторожным и подозрительным. И надеялся, что у него есть чутьё, что он физически ощущает каждый взгляд. Только гигантская толпа в порту и на рынке могла перегрузить его «сенсоры». Но уж в таких местах как это, его нюх должен быть начеку.

Тем не менее, двоицу он заметил поздно. Напрягся. Никакая сволочь не оставит его ещё и без вещей. Он и так потерял многое из того, что стоило каторжного труда и мозолей. Хорошо хоть рюкзак всё ещё с ним.

– Салам, – дружелюбно сказал один, поравнявшись. Оба были бородаты, в необычных шапочках, похожих на оладушки, из-под курток выглядывали подолы длинных, ниже колен, рубах. «Афганцы», почему-то промелькнуло в голове.

– И вам Саддам, – стиснув зубы, оговорился Саша и сунул руку за пазуху, нащупав кобуру.

Вспомнилось, как поучал их Борис Николаевич.

«Немцы – не слабаки и не дураки. Могут показаться рохлями… пока не услышат барабан и ласковый, как у мамы, голос фельдфебеля. Тяга к порядку у них внутри. И даже век либерализма её не убил. Все плюсы и минусы связаны с этим. Мне их иногда трудно выносить. Они не злые, но мелочные, широкую душу не понимают. Если достанут, можешь называть свиньями или засранцами. Ничего не будет. Разве что в ответ обзовут. А у мусульман другой менталитет. Вроде с виду сдержанные, но вместо слов сразу за нож хватаются. Смотри, не назови их именами харамных животных. Например, собакой или свиньей. Эти ребята порядочные… пока в своей общине. За её пределами – как повезёт. Если ты для них чужой, всего можно ожидать. Главное, сразу показать, что не прогнёшься, но и не спровоцировать. Будут быковать, скажи скороговоркой «Rechtsschutzversicherungsgesellschaften». Сразу отстанут.

Младший не знал, что это означает. И не смог бы выговорить, а тем более запомнить. Но предостережение не понадобилось.

Первый покрутил было пальцем у виска, но второй ему что-то шепнул, тот присвистнул и оба загомонили: «Eristrussisch. Russisch!».

Младшему почудилось в их словах что-то, похожее на уважение. Будто родственную душу увидели.

Оба ускорили шаг и растворились в ночи, а ему стало малость стыдно, что посчитал обычных прохожих грабителями. Может, они хотели прикурить или вроде того. А может, узнать, кто теперь у русских президент и как им живётся на широких просторах, продают ли они по-прежнему газ и что там ещё раньше продавали… Ему самому стало смешно. «Скажи ещё, что они хотели узнать, как пройти в библиотеку».

Скаро был махровый ксенофоб и в своё время наговорил Саше всякого про разные нации. Смысл был простой – не доверяй никому. А бережёного Бог бережет.

Александр снова брёл по разрушенным улицам, похожим на те, что он видел во всех брошенных городах. Контраст с центром был разительный. Окна без стёкол, провалившиеся крыши, ржавые авто, которые всё-таки оттащили с дорог и утрамбовали в огромные кучи. Но некоторые так и стояли по обочинам. За ними было легко спрятаться, и это напрягало.

Младший оставил цивилизованную часть города далеко позади, но люди жили и здесь, в Руинах.

Своеобразные люди. Тут было много полуночников, и его уже третий раз спрашивали: «Браухст ду медицин?» и один раз на ломанном английском: “Need drugs?”. Как будто переживали, не заболел ли он, не нужны ли лекарства. Но парень конечно понимал, что речь не о медицине, а о наркоте. Он не представлял, что тут употребляют, но ему ничего этого не требовалось. До рассвета ещё далеко.

Ружье доставать из чехла пока не стал, чтобы не провоцировать. Требования города на это место, похоже, не распространялись, но это не означало, что открытое ношение «ствола» никого не будет «агрить». Людей со стволами на виду он тут пока не видел. Может, огнестрел местным не по карману? А может, тут «мода» на какое-то другое оружие? На крайний случай пистолет можно достать быстро, а заодно имеется нож. Кроме этого, нужна уверенность в себе и демонстрация готовности защититься.

Возле здания, где раньше был то ли магазин, то ли кафе, он поравнялся с компанией. Несколько человек шли, освещая себе путь фонарём и весело переговариваясь. И снова полный интернационал – белый мужчина, черный мужчина, здоровый парень с ирокезом непонятно какой расы и две белых женщины. Младший знал этот типаж. Они дарили продажную – а может, не только – любовь желающим.

Гуляки (а как их ещё назвать?) помахали ему. Он кивнул в ответ.

Вся компания с хохотом свернула к заброшенному кафе и скрылась в дверях.

Саша уже основательно замёрз. Слабый ветерок холодил кожу, хотя на градуснике у входа в ночлежку было всего минус три. Морской климат может быть неприятным. Сколько он ещё может тут ходить? Ему срочно надо в тепло.

Снова голоса. Навстречу шла группа каких-то бомжей или гопников, совершая променад по этой мертвой «руиненштрассе» и их маршрут должен был пересечься с его маршрутом. Первым побуждением было чуть свернуть, будто заинтересовавшись зданием с заколоченными окнами. Но он знал, что так делать нельзя. Как и с бродячими собаками, надо не просто не показывать страх, но излучать уверенность.

Саша шёл, как ни в чём не бывало, будто жил тут всю жизнь и это его город, хотя внутри словно пружина сжалась. Они прошли мимо, этот парень был им не интересен. Просто ещё один бомж (и в его случае это не было ошибкой).

Обитатели Руин жили, как оказалось, не только в старых многоэтажках, но и в хибарах, как попало построенных на пустырях. Хибары совсем не похожи были на дома даже небогатых жителей Внешнего города и выглядели так, будто люди соревновались, как сделать их более безумными и корявыми. Какие-то развалюхи из обломков мебели, досок, ящиков и даже картона. Или просто палатки из брезента. Как можно жить в этом зимой? И всё же из труб, торчащих из подобия окон и крыш, шёл дымок. Здесь жили. И, похоже, жили со вкусом. Несмотря на ночное время, из некоторых жилищ слышались голоса, смех и даже зажигательная музыка: то ли индийская, то ли южноамериканская.

Возле одной палатки что-то варилось в котелке на костре.

А на всё это с фасада высокого здания смотрело лицо – ветер и дожди не смогли полностью уничтожить его, потому что рекламный баннер был сделан из чего-то более прочного, чем ткань. Саша не знал, что это за материал, и как такое возможно, но гигантский плакат слабо светился в ничтожном свете костров (или звёзд?). Казалось, что лицо плывёт над Руинами. Неясно было, что именно рекламировал когда-то этот человек, но явно что-то очень нужное. В старом мире.

Нищета везде одинакова. Разве что в более холодном климате она не смогла бы выжить в таких жилищах, там нужен нормальный рубленый или кирпичный дом с толстыми стенами. Хотя, кто знает, что будет тут дальше? Если похолодание действительно идёт.

В одной из высоток слабо светились несколько окон высоко над землей. Это, конечно, не электричество, больше похоже на свечи. «Лучше бы покупали у нас газ и не выёживались. А сейчас хоть лучиной пусть греются», – говаривал со злобным смешком боцман.

У подножья горели ровным огнем несколько бочек. Рядом кучковались люди, которым подходило определение – маргиналы. Ничего оскорбительного. Просто «люди грани». Очень точное. Правда, и к нему подходит.

Прошёл мимо, но при свете бочек успел рассмотреть граффити на стенах. Здесь их было особенно много, причём из разных эпох. Древние граффити полустерты, но почти красивы, а вот современные рисунки отличались пещерным примитивизмом. И их скорее выцарапывали, чем наносили краской.

Возле импровизированного фонаря – наверное, масляного, Младший увидел дикую сцену.

Мимо проходила толстая фрау в накидке вроде пончо из чего-то, похожего на старый половик. Она катила пустую тележку. Откуда-то выскочил, пританцовывая, странный тип в плаще и шляпе, заступил ей дорогу. Он достал руку из кармана, и Младший сначала не понял, что в ней – бутылка или дубинка. Нет. Вместо руки было… нечто. Ниже локтя рука напоминала гибкое щупальце, изгибаясь в любых направлениях. Мутант выписывал в воздухе восьмёрки своей уродливой конечностью, будто гипнотизируя. И напевал что-то вроде “lieber Augustin”.

Фрау подпрыгнула, ускорила шаг. Тип захохотал и попытался схватить её за плечо здоровой рукой. Но, увидев, что от бочки отделились две тени – изобразил улыбку до ушей, поклонился, приподнимая шляпу, и ушёл в темноту, всё так же напевая и приплясывая. Рука-тентакля явно не годилась для драки. Саша видел такую штуку в одном китайском мультике, но в жизни встретилось впервые. Хотя менее экзотичных мутаций он насмотрелся. Тяжело, наверное, с такой конечностью жить… Нужен хороший хирург, чтобы отрезал и зашил, сделал культю. А отрежешь сам – не факт, что выживешь. Хотя жалко терять кисть, даже такую… Наверное, там сросшиеся пальцы и лишняя кожа. Может, раньше их смогли бы разделить и что-то сделать с суставами.

Вот это и есть «сталкер». А то, что он сейчас проделывал – называется словом харрасмент. «Когда-нибудь бедолагу пристрелят за такое поведение, – с жалостью подумал Саша. – А ему ведь просто не хватает человеческой теплоты».

Младший всё ещё искал место для ночлега, ему очень хотелось согреться, поесть и поспать. Снова почувствовал, что за ним кто-то идёт. Парень не ускорился, не стал менять планов, сворачивать. Уже был научен.

Не стал даже оглядываться. Был уверен, что субъект отстанет. Но вышло по-другому. Через пару минут услышал за спиной зловещий шепот:

– Geld! Gibt mir dein Geld… Bitte.

Младший спокойно и не спеша повернулся. Испуга не было. Удивление. Уж очень последнее слово не к месту.

– Give me money, son of a bitch! Ineed! Please! – повторил незнакомец. Теперь Саша смог разглядеть его. Куртка расстегнута, будто этому странному субъекту жарко. Лицо под капюшоном рваного худи – как у клоуна – белое с чёрными подглазьями. А сами глаза красные, злые, как у одного создания из ужастиков, жившего в канализации.

Почему-то совсем не было страшно. Хотя у «клоуна» в руке был нож-выкидуха и он потрясал им, как брелоком, то открывая, то закрывая. Лезвие слегка дребезжало. Но ближе он пока не подходил.

Ярость охватила Младшего – такая сильная, что легко перевесила тревогу от непривычного места и дикой ситуации. Он даже не стал доставать пистолет, а просто сунул руку в карман и прошипел:

– Урою, сука-бля. А ну, пошёл!

Думал, что придётся драться, но грабитель, а может, побирушка, сразу сдулся и сник. Сначала застыл, а потом попятился. Спрятал нож, будто просто игрался с ним. Отошёл на несколько шагов, и уже издалека бросил:

– Arschloch…Russisch Arschloch.

«Мудак. Русский засранец».

Казалось, что он разочарован в лучших чувствах. А потом клошар поплёлся, куда глаза глядят, еле переставляя ноги, как зомби. И исчез за старыми мусорными баками. Наверное, искать более легкую добычу. Или щедрую. Добычу, которая не прошла огонь и медные трубы, и которую можно напугать видом дешёвого тупого китайского ножика, детской игрушки. Добычу, которая не пришла из мифической страны медведей, которую тут многие считали необитаемой. И у которой был нож побольше, пистолет и ружье.

Говорят, что «жизнь в обмен на кошелёк» на ночной улице или лесной дороге – не грабёж, а выгодная сделка, хоть и с применением давления.

Но это нельзя назвать даже попыткой разбоя. Так, забулдыга решил срубить мелочи на опохмелку. Или, скорее, на порцию дури.

Тип назвал его засранцем. Но не гнаться же за ним, чтобы доказать, кто тут «лох».

Если бы он, Александр, выглядел внушительным, сильным, а не дрищеобразным, то этот укурок даже не рыпнулся бы. Пару раз подобные встречи – ещё в скитаниях по России-матушке – заканчивались расквашенным носом, одеждой в грязи от внезапного падения на асфальт. И потерей некоторых ценностей. Но там всё-таки были «свои», поэтому не добивали и даже не всё отбирали.

Его честно предупреждали – не соваться в этот район. Но странник подумал, что после Урала, Орды и Питера ему всё нипочём. И оказался почти прав. Даже в гоп-стоп здесь не умеют.

Как по заказу пошёл холодный дождь, и «руиненштрассе» опустела совсем. Хватит искушать судьбу, срочно надо уже найти пристанище. Этот тощий недоносок – просто котейка по сравнению с теми, с кем Младший сталкивался раньше. Но тем обиднее было бы получить нож в живот от такой перхоти. Или просто заработать грязный рваный порез на лице. А ведь бывает сплошь и рядом, когда даже сильного бойца убивает пьяный мудак. Смерть не знает слов лепо и нелепо.

Так что вроде бы нечего стыдиться.

Младший вспомнил стенд с портретами разыскиваемых преступников в порту. За помощь в их поимке магистрат Гамбурга платил неплохие деньги. Ниже мелким шрифтом было написано, что злодей должен предстать перед судом живым, иначе премия не выплачивалась. Видимо, чтобы не тащили в Ратушу отрезанные головы или скальпы не пойми кого.

Впрочем, это шкура неубитого медведя. Охотником за головами ему точно не быть. И наверняка речь идёт о серьезных грабителях с послужным списком, а не о жалком наркоше в ломке.

Ну и денёк. Сначала обворовали, потом обманули, теперь попытались ограбить.

Хотя чем он недоволен? Сам виноват. Забрался в задницу и удивяется, что манеры тут недостаточно хороши…. Да мироздание уже не намекает, оно просто вопит – «Хватит тут ошиваться, иди, спрячься в норку и поспи»!

Он прошёл мимо панельных домов, которые окрестил «хрущёвками», хотя выглядели они поаккуратнее, чем их российские собратья, несмотря на разрушения. Ни единого огонька, но пойти поискать там ночлег Саша не решился. Ему казалось, что в таких домах есть риск столкнуться с аборигенами. Дождь сменился снегом, воздух уже давно не холодил лицо, а морозил.

Улица была абсолютно пуста. И ландшафт изменился.

Саша почувствовал близость воды. Он понял, что сделал круг и снова находится недалеко от реки – с одной стороны вместо неровной линии зданий фонарик обнаруживал лишь бесконечную матовую черноту и отблески света на ней. Надо быть внимательнее, чтобы не свалиться.

Отсюда хорошо было видно освещённое пятно обитаемой части города, от которой его отделял только «пролив». Младший находился на полуострове, полностью застроенном и закатанном в асфальт и бетон.

На набережной стояли здания, которые наиболее подходили под определение «небоскреб». Вот тут, наверное, можно устраиваться. Похоже, что когда-то это был деловой район. Теперь дела тут могли быть разве что у таких же горемык как он, изгоев и отщепенцев. Мародёрам и разбойникам, да и обычным местным жителям делать здесь нечего.

Здесь он тоже увидел граффити, но все очень старые. Почти ничего не разглядеть.

Огни Внутреннего и Внешнего города светили вдали, ярче, чем костры и бочки. Но были недосягаемы. И он для них.

Перевел дух. Успокоился.

Как и в Питере, и в других виденных Сашей городах, необитаемый сектор Большого Гамбурга оказался в несколько раз больше, чем заселённый.

Никаких следов того, что тут, в деловом когда-то районе, бывают люди. Хотя Саша не совсем понимал, какие именно это могут быть следы? Кучки окаменелого дерьма? Старое кострище? Обглоданные кости мелких животных? Ничего такого не было и в помине, но оно прекрасно могло находиться внутри зданий. «Соберись уже и сделай это», – мысленно прикрикнул он на себя, не понимая причины своей нерешительности. «Наверное, расслабился, пока в относительной безопасности жил на корабле», – предположил Саша и решительно посмотрел на ближайшие дома-башни.

Ему приглянулась крайняя высотка. Наверное, днём с верхних этажей будет открываться неплохой вид на Эльбу. Сейчас же он не видел противоположного берега. Только какое-то судно на вечном приколе.

Высокая и тёмная башня. Луч фонаря не добивает до крыши., Этажей двадцать, должно быть.

Соседнее здание тоже немаленькое, но верхняя половина сильно разрушена. На фасаде выпуклые буквы X-spa… Похоже, офис какой-то компании. Вряд ли центр, где делали спа. Младший читал о такой косметической процедуре. Возможно, spa… – это space Тогда здание могло быть как-то связано с космосом.

Когда-то людям было рукой подать до неба. А сегодня там, на полуобвалившихся этажах ничего, кроме тлена.

Как называлась высотка, куда он сейчас заходит, парень не знал. Но она точно сохранилась лучше всех других поблизости. И она что-то ему напоминала. Напрягся, пытаясь вспомнить, и вдруг его словно дубинкой по голове шарахнуло. Город из старого сна, где они были вместе с дедом и лайкой Арни! Сна, увиденного накануне первой встречи с убийцами и подонками из войска Уполномоченного.

Там тоже была набережная и квартал небоскребов, которые будто бы вырастали из воды. Ему уже встречалось подобное. И в Питере, и в Польше. Но ни одно из тех мест не выглядело так похоже.

Нет, это фантазии. Вещество сна принимает такую форму, в какую мы его помещаем сразу после пробуждения. Никакой мистики. А скитания по тёмным городам – один из самых «популярных» сюжетов, куда он попадал, засыпая по Дороге.

Ограждающие знаки виднелись даже здесь. На аккуратных табличках у каждого из входов в небоскреб и на вбитых в асфальт столбиках по периметру.

Einsturzgefahr .

Betreten verboten !

Видимо это значило: «Опасность обрушения. Вход воспрещен!».

И схематично нарисованное здание, готовое обрушиться на голову схематичного человечка.

Нигде в других краях Александр не видел такой заботы о бродягах и отщепенцах.

А кто ещё сюда полезет?

У входа пристёгнуты ржавыми цепочками ржавые велосипеды, целый ряд.

Двери, когда-то раздвижные, перекошены и заблокированы в закрытом состоянии. Но стекло – многослойное, прочное – почти полностью выбито, и можно спокойно пролезть в этот пролом.

Он проник в вестибюль, посветил по углам и стенам. Будка охранника. Что-то, похожее на карусель, загораживало проход. Вспомнил название – турникет! Хотел перелезть, но потом попробовал толкнуть, и турникет, хоть и очень туго, будто со скрипом, немного повернулся, давая Саше возможность протиснуться.

А вот и название – объёмные большие буквы на противоположной от входа стене. Когда-то здесь была штаб-квартира корпорации или государственной конторы. Александр разобрал слова «European…» и «Agency…». Остальное обвалилось.

Вряд ли это учреждение имело отношение к войне и секретам, подумал он. Слишком слабые меры безопасности. Хотя… здесь не Россия. Тут не знали, что надо тремя заборами всё обнести и тогда диверсанты не пройдут.

Обойдя все помещения первого этажа, решил улечься в небольшой каморке без окон. Похоже, когда-то тут была комната отдыха для персонала или охраны. Синтетическое покрытие на диванчике почернело, стало ломким и твердым. Был пожар? Спать на нём нельзя.

Зато тут сухо, и это важно. В других помещениях кое-где по стенам потёки и запах сырости. Вода – дождевая, разумеется, ни о каком водопроводе и речи быть не может.

В комнатке была вторая дверь, за ней находился санузел с унитазом и раскуроченной вандалами душевой кабиной.

Из стены торчали трубы там, где когда-то была раковина. Разбитая раковина валялась поодаль. Тут кто-то ночевал, но очень давно.

Зато дверь в коридор можно закрыть, повернув защёлку на ручке. Конечно, выбить её – пластиковую – не составит труда, но это даст ему хотя бы время проснуться и схватить оружие. На всякий случай дверь изнутри Саша подпёр небольшим компьютерным столом, а снаружи поставил перед ней коробку, набитую глянцевыми журналами так, словно она всегда тут стояла.

Но сначала он притащил из вестибюля четыре стула, на которых ещё оставалась мягкая обивка, составил их вместе. Достал из рюкзака термоодеяло, сложил запасной свитер вчетверо – под голову вместо подушки. Придирчиво осмотрел своё ложе – пойдёт, он и не в таких условиях ночевал.

Ещё раз зашёл в туалет, ему хотелось рассмотреть получше расписанные кафельные стены.

Среди потока англо – и германоязычной похабщины, нескольких верениц арабской вязи и фраз на совсем диковинных неизвестных ему языках, Саша заметил и несколько русских слов.

Они могли бы пробуждать ностальгию, но заставили задуматься.

Кроме мата, там было одно: «Повторили».

Рядом кто-то вывел слова “Burninhell, dogs!” А вот нарисована свинья на вертеле, над которой поднимался парок.

«Gutes russisches Schwein». Другим почерком.

А над всем этим выцарапан то ли ядерный гриб, то ли интернациональный dick с яйцами.

Младший фыркнул, вернулся в «спальню». Он давно поднаторел в обогреве подобных помещений. Поэтому развёл костерок именно такого размера, чтобы не угореть, но и не очень мёрзнуть. Всё имеющееся оружие привычно положил поближе, пистолет и нож – под «подушку», ружьё – на расстоянии вытянутой руки. Жаль, теплого спального мешка нет. Но зато вряд ли здесь есть клопы.

Давно заброшенное помещение обладало аурой пещеры, а не построенного людьми небоскрёба. На потолке в углу висела огромная паутина, правда без паука. Замёрз, бедняга.

Где-то в простенках слышны шорохи. Раз или два ему показалось, что пищат и суетятся мыши. Но Младший не боялся ни мышей, ни крыс, только подвесил рюкзак повыше, зная повадки грызунов. Потом улёгся на импровизированную кровать и моментально вырубился.

Сначала был калейдоскоп картинок.

Потом он увидел себя в том же разбитом туалете, у раковины. Во сне та была на месте. Он поворачивает рукоятку крана. Руки чёрные, липкие, то ли в мазуте, то ли в рыбьих внутренностях, то ли ещё в какой-то дряни.

Пытается их отмыть, но мыла нет, а вода течёт тонкой струйкой.

«Не трогай. Запачкаешься», – говорит он женщине, стоящей позади.

«Ты изменился», – будто бы отвечает она. Но не подходит близко.

Он что-то отвечает, пытается открыть кран сильней. Рука соскальзывает. Наконец, ломается вентиль. И вода идёт широкой струей, быстро переполняет раковину, водопадом стекает на пол. И становится густой и черной. Липнет, а не отмывает.

Проснулся.

Холодно. Через щель под дверью видно, что в коридоре уже светло.

– Снаружи, – ответил он сам себе. – Это только снаружи. Никто не меняется.

Вот так игра воображения. Ничего она такого не говорила. И не было в её голосе осуждения. Да и её самой не было, даже во сне. Просто набор образов и картинок. Плюс попытка интерпретации разумом океана своего бессознательного.

Зубы стучат. На душе… почему-то такая же чёрная дрянь и слизь.

Это пройдет.

Может, воспринимать всё, как одну из тех игр, в которые играл в детстве?

Нет, так можно тронуться. Всерьёз.

Данилов-младший не верил в сны и знаки, о которых говорила его бабушка. Верил в разум и науку.

Провел по лицу. Щетина.

Надо не забывать бриться. Иначе будешь выглядеть не брутально, а как бродяга-доходяга.

И привести себя в порядок. В цивилизованном месте нельзя выглядеть как клошар, могут не пустить в центр города. Если задержится тут надолго, придётся поискать цирюльника. Подстричься сам он не сможет. И, раз его напрягает ходить в общественные бани, то нужно выбирать для жилья место, где есть душ в конце коридора. Или хотя бы снег топить и обтираться. Чистотой нельзя пренебрегать, если живёшь не в лесу.

Вместо физзарядки решил пробежаться по этажам. И в этом было не только стремление к барышу, но и привычный азарт охотника или грибника. Судя по первому этажу, вандалы и мародёры тут побывали. Но ещё один внимательный осмотр этому зданию не повредит. Ведь даже за степлер и другую канцелярскую мелочевку можно выручить немного медяков. Да и крепёж, где получится, надо повыкручивать. Вряд ли местные до этого додумались.

Створки дверей одного из лифтов в вестибюле были наполовину открыты и перекошены. Осторожно заглянув в колодец, Саша совсем близко увидел крышу кабины с откинутым люком. Он даже не стал гадать, что тут произошло. Может, кто-то спасал застрявших в лифте людей в тот самый страшный первый день. А может, много лет спустя, какой-нибудь старатель пытался через шахту лифта проникнуть в подвал, поискать там «сокровища». Да мало ли, что ещё могло случиться.

Он потратил около часа на осмотр и полностью забил свой «инвентарь», не обойдя даже четверти здания. Целый мешок хабара. Это вселяло оптимизм. Правда, в основном сегодняшняя добыча сгодится только старьевщикам.

Вернулся в свою каморку. Вскипятил воду, опробовав новую складную «щепочницу», которую приобрёл на корабле у одного рукастого умельца, мастерившего разные полезные в хозяйстве вещи. Доел остатки сухарей, попил чаю.

Снова ненадолго улегся на своё ложе, немного отдохнуть, подумать и переварить увиденное. Среди разрухи, тлена и плесени на пятом этаже ему попалась надпись в одном из офисов, на столе: «We’ll take back our future».

Неясно, почему, но это тоже чуть прибавило оптимизма.

За окнами уже вступал в свои права день, и надо было уходить.

Он обнаружил во время утреннего обхода, что здание изредка посещается, и этих визитёров нельзя назвать успешными и счастливыми. Скорее уж – обездоленными горемыками. Видел кое-где полузасохшие фекалии по углам, видел шприцы, и закопчённые пластиковые бутылки. И стеклянные тоже.

Но видел и признаки того, что бывали здесь посетители иного рода. В одном офисе он обнаружил на стене тщательно вырисованную эмблему Церкви экуменистов. Свеча, прогоняющая тьму ( вспомнил, что у одного парня в порту был такой знак на куртке).

И надпись. «Посетите наше представительство на …штрассе». Вот только самое важное слово стёрлось, смазалось от потека воды. А ниже значилось: «Ищи мир и обретёшь спасение. Ищи знание и обретёшь силу. Ищи истину и обретёшь вечность».

Ей богу, ну просто секта. Он не переваривал секты. Сразу вспомнил духоверов и земледельцев в белых рубахах со своим мордатым духовным отцом. Кто придумал этот бред? Им точно нужен новый текст-райтер. А то похоже на «Звёздные войны». Но прежде чем развернуться и уходить, стоит поглядеть на них собственными глазами.