Самой трудоёмкой оказалась работа не по засолке рыбы, а по её сортировке и переносу.
Но случались и наряды в помощь механику, которому собственной службы из трех человек не хватало. Помощь неквалифицированная, типа «принеси-подай-уйди на хрен-не мешай». Корабль был старым и сошел со стапелей задолго до начала Войны. С виду он ещё крепок, но энтропия брала верх, и всё понемногу разваливалось на ходу.
Поэтому постоянно требовался ремонт, который выполнялся практически на коленке. Некоторые детали снимали со старых кораблей или находили в брошенных портах.
Поговаривали, что зайдут на зиму в шведский порт на капитальный ремонт. Хоть это и очень дорого.
Узнав, что Данилов немного разбирается в компах, штурман пригласил его посмотреть программу в навигационном оборудовании. Младшему пришлось признать, что он полный валенок в таких вещах. Но может посмотреть обычный компьютер.
Разговаривали на английском. Саша уже довольно сносно прокачал свои языковые навыки и неплохо понимал речь, если собеседник не частил и не проглатывал слова. Вот что значит практика!
– Жаль, жаль. Нам соглашались починить его в Гамбурге, но заломили такую цену, что этот корабль столько не стоит. А больше нигде не берутся. Ладно, посмотри мой комп. У нас есть двое парней, которые соображают, но у них не вышло. Правда, они не русские. Вдруг у тебя получится?
Младший сделал себе пометку. Гамбург. Что там говорил Денисов? Высокие технологии и компьютеры? Микрочипы? Надо думать. Может, это и есть тот ключ.
Александр долго копался в недрах системного блока под пристальным взглядом развалившегося в кресле с трубкой Свенсона.
Как он и подозревал, дело было не в софте, а в харде. Не грузился винчестер, хотя проблема не обязательно в нем. На «Короле Харальде» имелись и схемы в распечатках, и разные мануалы, и кое-какие детали. Но Саша больше следовал наитию, чем логике. Он перебрал компьютер полностью, почистил от пыли, поставил новый блок питания, подходящий по размеру, пошаманил над материнской платой для вида, подключил все шлейфы и, скрестив пальцы, закрыл корпус.
– Ну, – сказал он, завинчивая крышку. – Я сделал все, что мог. Научный метод.
И нажал кнопку.
Экран монитора засветился. Через секунду пошла загрузка BIOS, затем нашелся жесткий диск, а еще через двадцать секунд начала грузиться седьмая «Винда».
– Я знал, – в голосе шведа было уважение.
Штурман Свенсон был похож на школьного учителя, какими их представлял себе Саша – невысокий, худощавый, лысеющий, в очках с облезшей оправой. Почему-то вспомнился фильм, где такой учитель оказался серийным маньяком. Швед сразу признался, что его дед воевал в великую Войну. То есть служил в армии хоть и не НАТОвской, но союзной блоку Швеции, которая в НАТО собиралась вступить, но не успела.
Капитаном корабля был то ли на эсминце, то ли на патрульном катере. В рейды не ходил, охранял побережье. Никого не потопил, не застрелил. А когда всё накрылось, Свенсону-старшему удалось как-то выжить в бурях послевоенных лет.
Вроде бы Саша должен ненавидеть его внука… Но он никому ничего не должен.
Штурман ещё попросил помочь навести порядок в рубке. Передвинуть шкафы и столы, вытереть пыль, помыть пол.
А пока Саша все этот делал, он прокладывал курс по старинке, используя карандаш и угольник. Ну, и трепался. Хотя раньше, когда Саше приходилось его видеть, тот был всегда молчалив.
– Айсберги, айсберги, – ворчал штурман, рассматривая в бинокль горизонт. – Это ещё маленькие детки. Вот ближе к северу – там их родители. Полярная шапка сильно выросла за годы Зимы. Клянусь Мальстремом… В прошлом году у Фарерских островов… если бы я не знал, что мы на севере, то подумал бы: рядом ледяная стена Антарктиды. Знаешь такую штуку? Она огораживает наш плоский мир.
Младший не смог сдержать смешка.
– Простите. Но за каким дьяволом там стена? Чтоб пингвины не разбежались? Или она сдерживает рептилоидов-нацистов? – реплика вырвалась у Младшего раньше, чем он успел подумать.
– Рептилоидов на Земле нет, лишь их гибриды. Hybrid… Hebrew. А нацисты… в общем, не всё в мире так просто… – непонятно было, с какой эмоцией штурман это произнес.
– В школе мне говорили, что Земля – круглая и вращается вокруг Солнца. А Антарктида – обычный материк, только ледяной.
– Не умничай. И не ври, что в школе учился. Ты сам это глазами видел? А что, если Земля – не шар, а гончарный круг богов? С центром в северном полюсе и ледяной стеной на месте южного. А звезды – это искры вечного льда на ее куполе?
– Но вы же занимаетесь навигацией. Разве это не подразумевает, что надо пользоваться наукой астрономией?
– Нет, если она ложна. Но по правде… плоская Земля совсем не противоречит картам. Проведи опрос команды. И увидишь, что вы, верующие в шарик, в меньшинстве. Почти все давно отбросили эту сказку.
Саша задумался. А многие ли из тех, с кем он общался, знали, что земля шарообразная? Просто он не спрашивал. Ему в голову не приходило поговорить на эту тему. Но это незнание совсем не мешает жить. Скорее, люди об этом даже не задумывались!
– Ты сам видел свой космос? – продолжал штурман. – Фотографии… фальшивка. А астронавты были подкуплены коммуно-сионистами. Подбрось камень вертикально. Где он упадет? Примерно там, где стоишь. Может, на твою глупую наивную голову. Но если бы Земля была шариком и вертелась как ненормальная – камень упал бы за много метров в стороне, противоположной направлению вращения. Чистая физика! А вертолет? Его должно сносить на километры за минуту. А они могли неподвижно висеть часами, я сам на видео видел. Шах и мат, верующие в дурацкий шарик.
На это Младший уже ничего не мог ответить. Гуманитарный склад ума, цифры и формулы – не его стихия. Только порадовался привычке включать диктофон. Можно будет переписать в путевые заметки, сохранить для истории.
– А черепаха и эти… слоны, они тоже где-то там, как вы считаете?
На мгновение показалось, что штурман почует издёвку… но тот лишь рассмеялся.
– За кого ты меня считаешь, щенок? Нет никаких черепах. Есть мировое древо Иггдрасиль, корни которого уходят в подземный мир. Оно куда более реально, чем твоя «гравитация». Избранные видят. Значит, ты – не из их числа. Но есть сотни свидетелей.
На это Данилов тем более не знал, что возразить. Его молчание штурман принял за признание поражения.
– Мир – сложная штука. Но ты умный парень. То, что ты русский… не беда. Не бывает людей без недостатков, – миролюбиво произнес Свенсон. – В Польше и Прибалтике есть те, кто на вас дуется. Мы не такие. В Трондхейме принимают в Легион любых белых, кроме полярных медведей. А в Треллеборге принимают вообще всех, кроме… пары категорий.
– А если у меня монголоиды были в роду? – непонятно для чего спросил Саша.
– Тоже не страшно. Чингисхан классный чувак.. И черные, хамиты… тоже не беда. Главное, чтоб не было… – штурман закашлялся и выпил воды. – Ну, ты понял.
Он заговорщически усмехнулся.
– Я ничего не имею против русских. Совсем. Вы – крутые парни и всегда ими были. Какие еще старые обиды? Ваш президент был мужик. Куда там европейским обабившимся неженкам… Да, иногда вас заносило... Но войну развязали масоны. Как и прошлую мировую, и позапрошлую. Только в этот раз перестарались. Мы с вами братья индоевропейцы, потомки ариев-пахарей, которые покорили половину Евразии на своих колесницах. Мы должны быть вместе. Против них. Они ведь не совсем сдохли, а затаились. Эти. В чешуе. С вертикальным зрачком.
И снова улыбнулся конспирологической улыбкой, показав пальцами, как выглядит глаз рептилии.
– В общем, Северный Легион – надежда этих земель. Только он защитит нас от плутократов, сарацинов и холоднокровных. Если меня уволят, пойду к ним. И ты подумай, Алекс. Русских там полно. Лучше умереть за Одина, чем жить рабом ящериц и попасть в Нифльхейм. В Вальхалле отличный сервис. Как в пятизвездочном борделе.
– Слышал. Гурии там. Вечно юные… – рассеянно ответил Александр.
– Вечнодевственные, – поправил его штурман.
Данилова всегда смешили эти представления о рае. Такой разгул через неделю надоест до тошноты. Даже книжку не почитать.
Хотя. Неделю он был бы не прочь.
– А если Земля плоский диск, то как летали межконтинентальные ракеты? – не удержался Младший. – Они же и через полюса летали. А по-вашему южного полюса нет...
И еще не договорив, он понял, что и на это Свенсон найдет ответ.
– Летали по темной стороне диска. Ледяная стена не очень высокая. И в ней наверняка есть окошки, чтоб была циркуляция воздушных масс. А если бы Земля была сферой и кружилась вокруг Солнца, ракеты бы сбивались с курса. У древних не хватило бы ума на такие расчеты. Особенно у китайцев.
Младший не знал, что ответить. Штурман не любил еще и китайцев.
– Подумай хорошо, – не унимался швед. – Разве твоя теория не более безумна? Я слышал, ты считаешь, что человечество через тысячу лет замерзнет. Если так, то это и есть Рагнарёк. Но сильные души, рыцари крови и почвы смогут его предотвратить. Твой ум и твоя стойкость… нужны Северу и древним богам.
Данилов понял, на что он намекает. И, скорее всего, нынешний разговор не случаен. Этот тип не просто симпатизирует Легиону, а имеет там подвязки.
Но всё это для него звучало, как плохое фэнтези. И эта фракция ему определенно не нравилась.
– Если я лишусь работы, то подумаю об этом, – дипломатично ответил Младший. Хотя на самом деле, в гробу он видал такие предложения.
«Умереть или убивать за Одина? Лучше уж за Макаронного Монстра, у него хоть тефтельки есть. Так же глупо, как и за Уполномоченного». Если когда-то снова придется воевать, то уж точно не за деньги и не за псевдоисторический бред.
Если Свенсон их вербовщик, то действует он грубо. А если агент, разведчик Легиона, то он просто глупец. Либо слишком недооценивает Младшего и считает его наивным дурачком.
Младший не собирался никому рассказывать об этом разговоре. Кто знает, сколько еще «легионеров» в команде?
Закончив дела, он пошел к выходу.
– Алекс, подожди.
– Что еще?
– Запомни, мальчик мой. Нордический Легион – не фашисты. Даже если некоторые из них набивали себе индоевропейский знак на кожу, чтоб от пуль защищали. Нет. Они хотят восстановить старую добрую традиционную Европу, какой она была в золотые годы. Без либералов, коммуняк, «радужных» и прочей плесени! Цветные люди пусть будут. Нам неважно, какого цвета человек, если ведет себя как нормальный белый. А знаешь, кто во всем виноват? Иллюминаты. Они развязывали войны. Они придумали климат. И всякие бактерии и вирусы тоже создали они. Не удивлюсь, если они и динозавров хотели клонировать, чтоб те нормальных людей сожрали.
Младший был поражен этой кашей. Когда он слышал что-то, продвигаемое с таким жаром, то начинал волноваться – «вдруг я чего-то не знаю?».
Ни в каких иллюминатов Саша не верил, они у него ассоциировались с окошками на корабле. А о прошлом хоть и не так много знал, но из книг и фильмов ему было известно и про рабство, и про крепостное право, и про детский труд на фабриках. Кроме короткого периода в конце ХХ – начале XXIвеков никогда на Земле люди хорошо не жили. И уже накануне Войны всё начало сыпаться.
– Я ничего не имею против Легиона, – произнес Данилов, лишь бы от него отстали. – Просто не хочу воинской дисциплины и промывания мозгов.
– Окей, – вздохнул Свенсон, с явным разочарованием. – Я слышал, ты собираешь фольклор. Подкину тебе для вдохновения.
Он полез в ящик стола, где долго рылся, а потом извлек на свет книгу.
– Поэзия скальдов. В оригинале и в переводе на английский. Нашел на Исландии. Редкая книжка, – и он протянул её Младшему. Переплёт был обтрёпан и как будто обожжен, а страницы потерты.
– Спасибо.
– И один совет. Если уж решил идти дорогой свободного скальда, не вставай на пути конунгов. Иначе они покажут тебе, как Снорри Стурлусону, автору «Младшей Эдды», что топор сильнее самого меткого слова. А если решил искать клады… ищи золото, но не ищи кольцо Нибелунгов, дающее власть. Потому что там, где власть, там кровь, мальчик.
Глаза Свенсона были слегка неадекватными, будто он накурился, и не табаку. Трубка лежала рядом на подносе.
Хмыкнув, Младший пожелал доброго вечера, вышел и закрыл за собой дверь.
Александр даже не удивился, когда вечером в кубрике обнаружил листовку Легиона между страницами подаренной книги. На нескольких языках, включая русский.
«Вставай под наши знамена. За кровь и почву!».
Ниже было написано, что «Все люди рождены равным перед богами…».
Да, раса или национальность для них вроде бы ничего не значила. Но он хорошо понимал – одно дело декларации и совсем другое – практика.
Иначе откуда бы ходил анекдот, пересказанный Василием? Что если на необитаемом острове окажутся два бойца Северного Легиона и одна знойная негритянка, то легионеры будут «жарить» друг друга ради сохранения чистоты расы.
Конечно, тут есть доля шутки, но и доля правды наверняка. Может, для них и русские недостаточно белы, хоть и служат с ними.
Однако поэзию скальдов почитать можно. Чтобы во время разгрузки рыбы, когда видишь только блеск чешуи, представлять сомкнутые щиты викингов и весла драккаров.
*****
Когда они протягивали сеть (которую еще называли тралом) через толщу воды вдоль дна, а потом поднимали лебедками, там кроме привычных промысловых рыб иногда оказывался мусор, давно лежавший на глубине. Был он и довоенный, и смытый с суши во время ядерного катаклизма.
Говорили, что в позапрошлом рейсе подняли то ли авиабомбу, то ли неразорвавшуюся торпеду. Повезло, что она не сработала.
И мины до сих пор представляли опасность для судоходства. Были отмечены районы, куда лучше не соваться.
Когда «урожай» был так себе – жить команде было проще. Но когда фартило, и им удавалось не метать свой невод вслепую, а накрыть плотный косяк в движении, то вроде бы надо радоваться, но Младший огорчался. Потому что знал, что придется пахать вдвое больше. Соли на корабле было завались.
В один из таких дней они, как обычно, доставляли рыбу с палубы вниз, иногда пытаясь скоротать время тяжелой работы разговором.
– На юге рыбы больше, – рассказывал Скаро, гартая селёдку к желобу, по которому она скользила вниз, в цех. – Но главное другое. Знаешь, что?
Младший не знал.
– Бабы не закутываются в пять слоев, как капуста. Если там не исповедуют самую мирную религию, конечно. Туда не хочу. Я хочу в католическую страну. На юге. С пляжами и пальмами. В Южную Америку…
С палубы вдруг стали доноситься возбуждённые возгласы. Им как раз надо было подниматься за новой партией улова. Младший не сразу понял, что случилось, но, проследив за рукой Скаро, различил справа по курсу движение в воде. В первую секунду Александр сдуру подумал, что это подводная лодка.
– Whale! – заорал кто-то по-английски. – Fucking Whale!!
– Hval! – подхватили несколько голосов по-норвежски.
- Кит! Кит! – закричал Эдик, мелкий шкет из другой бригады. – Зырьте! Китяра!
– Да не орите вы, – подошел Борис Николаевич. – Ну, кит, и что? За работу, пока Кнут не видит. Он вам устроит кита… Пасть порвет, как кашалотам.
Скаро прикрыл ладонью глаза от солнца и еще раз всмотрелся.
– Хорош зверь. Пусть живет. Здорово, что мы их не ловим. В одном краю, где я перегонял лошадей, китами называют котов…
– А котами китов?
– Да нет же… Тьфу, зараза! – Скаро краем глаза заметил корабельного кота Рыжика и отпихнул наглую бестию ногой.
Котам доставались объедки или мелкая рыбешка, но этот нацелился на самую хорошую рыбину в куче. Кот отлетел к фальшборту, и хоть бы что. Затаился и стал ждать. Был он здоровенный, Младший таких в жизни не видел. Норги звали его Локи.
– Гляди! Гляди! – румын указал на серую массу, двигавшуюся вдали неглубоко под водой, так что лишь небольшие участки её иногда показывались сверху.
Младший вздохнул. Жаль, нет бинокля.
Но вот кто-то сунул ему старый потертый оптический прибор. Это оказалась подзорная труба. Или старый прицел или другой окуляр, оторванный от какого-то прибора.
Младший прищурил второй глаз, чувствуя себя героем читаных в детстве книг.
Сразу показалось, что кит совсем рядом, хотя был он больше, чем в километре. Нет, он совсем не напоминал подлодку. Вода была прозрачной, и в ней угадывались очертания чего-то темного, подвижного. Младший вспомнил Моби Дика.
И вздрогнул, когда существо вдруг выбросило фонтан воды и брызг, отдельные из которых, казалось, чуть не долетели до кормы. А потом исчезла под водой, словно насмехаясь над властелинами суши.
«И это живая тварь? Чудны дела твои, господи. Да оно с небольшой сейнер…».
А вскоре он понял, почему появление гиганта вызвало такой ажиотаж.
– Повезло тебе. Их мало. Хотя на них теперь редко охотятся. Нам завалить такого гиганта не под силу, у нас нет гарпунов и гарпунеров. Да мясо и жир тупо пропали бы. В нескольких городах их перерабатывают. Есть моряки, которые гарпунят. Или стреляют из крупнокалиберных винтовок, оставшихся с Войны. Получают ворвань. Но это редкая добыча. А иногда эти «котики» сами выбрасываются на берег и дохнут... явно не от хорошей жизни. Наверно, из-за лишнего веса переживают, – усмехнулся Скараоско. – А вообще, они очень умные.
Младший подумал, что скорее, гигантов подводила во время бурь их природная навигация. Он ведь читал про них. Наверное, их мало потому, что они не умели пользоваться счетчиками и часто им в желудок попадала оставшаяся после людей дрянь – радиоактивная или высокотоксичная, а потом накапливалась в организме, приводя к бесплодию или медленной мучительной смерти.
Огромное животное – не рыба, а млекопитающее, как и человек! – исчезло, выбросив последний фонтан где-то далеко, а Младший еще какое-то время находился под впечатлением. Хотя ошиваться без дела и таращиться в морскую даль ему не позволили.
– У меня был знакомый гарпунер на китобое, – услышал Младший Василия. – Тронулся умом. Говорит: они кричат как люди, когда умирают. Не буду, мол, их больше убивать. Псих, одно слово. Он до этого воевал где-то. Нашел что сравнивать…
– Эй вы, энтомологи, – услышали они бас Николаича. – Хватит трепаться! Грузите рыбу, пока она не уснула.
– Да мы тут сами скорее «уснём».
Но боцман уже ушёл – тут была не его епархия, а к ним направлялся Кнут. И вовсе без пряников, зато с часами-секундомером.
Кстати, Младший успел заметить, что, пока они глазели на морского исполина, рыжий кошак все-таки утащил из-под носа у Скаро именно ту селёдку, на которую сначала нацелился. Хотя рядом лежала тысяча других. Теперь, наверное, жрал её где-то, спрятавшись среди такелажа, и плевать ему на всех китов. А ведь молдаванин, похоже, присмотрел её для себя.
*****
На следующий день к вечеру радист поймал сообщение, что возможен шторм. Вскоре об этом узнала и команда, хотя капитан не спешил оповещать всех, чтобы не нагнетать панику.
Где-то рядом со Стокгольмом продолжала работать старая метеостанция. Их было всего штуки три на всех известных морях, и они даже не могли между собой информацией обмениваться – слишком далеко отстояли. Но, как и полдесятка маяков (которые были не нужны в эпоху GPS, но сейчас в них снова появилась острая нужда), синоптики несли свою вахту, без платы, ничего не требуя взамен. Говорят, корабельщики снабжали их провизией. Но где они находили запчасти?
Конечно, точность была хреновой, и это было похоже на гадания на кофейной гуще. Но иногда их предсказания сбывались, за это их и подкармливали, а города и торговцы могли подкинуть полезностей. Это была большая удача, что судно оказалось в пределах досягаемости передатчика.
Причем из нечеткого сообщения следовало, что шторм будет не простой, а аномальный. Который почему-то называли идеальным. Будто радуясь его совершенству.
Вроде бы раньше циклонам давали женские имена, но сейчас это чудовище было безымянным.
В середине дня, наоборот, установился почти полный штиль. И о приближающейся непогоде можно было догадаться только по резко потемневшему небу на севере. Но пока никто не мог знать, насколько она будет сильной.
Всё случилось очень быстро. Еще недавно Младший выполнял обычный наряд на палубе, и вот поступило распоряжение: “GetReady!”.
«Готовиться»? К чему?
Он был на побегушках, помогал там и тут. Боцман сказал: «Привязать всё, что привязывается и закрыть крышками все, что закрывается». Думать не надо было, Саше показывали – что хватать и что держать, работу делали втроём, и, конечно, не он был старший. А самые тонкие манипуляции выполняли другие без него. Но все равно он помогал изо всех сил. Старшие матросы, помощники старшего механика, проверяли двери, люки и заслонки, на предмет герметичности.
Потом им объявили: работу на палубе закончить. Все спускаются вниз. Надвигается шторм. А уж насколько он идеальный, один Один знает.
Младший в последний раз бросил взгляд на море, прежде чем сбежать вниз по лесенке. То есть по трапу. Он слышал, что иногда вода отступает перед ударом, и обнажается дно, но такое бывает только при цунами и возле берега.
А это не цунами. Это буря, только на море. Он вспомнил все бури в своей жизни. Но там была суша. Центр материка. А здесь – море. Не дай бог попасть в такую на лодочке.
По пути он видел, как матросы из эксплуатационный службы перепроверяли всё, что имело отношение к механической части. В общем, суетились и совершали непонятные для него шаманские действия.
Их это не касалось, их отправили в кубрик, чтобы не создавать столпотворения. Нужны будут – в любое время ночи поднимут. А пока должны восстановить силы.
Иллюминаторы уже были закрыты штормовыми крышками.
На этом Младшему показалось, что аврал и суета улеглись. Он даже подумал, что пронесло. Но вот через полчаса началась слабая качка. Конечно, будь судно поменьше, она была бы сильнее. А такую махину попробуй, раскачай. Но все равно… получилось.
Он чувствовал, что корабль не стоит на месте, а движется. Машины работали.
– Мы успеем добраться до берега?
Младший подумал, что безопаснее было бы переждать где-нибудь в заливе. Или хотя бы под прикрытием береговой линии.
– Нет, – спокойно ответил Скаро. – Встретим в море. Мне кореш с мостика сказал, нас накроет очень скоро. А у берега просто разобьет об скалы. Будем штормовать, то есть бороться со штормом.
– А якорь бросят? – Младшему не удалось скрыть тревогу из голоса, как он ни старался. Но Скараоско и не думал над ним смеяться.
– Десять к одному, что нет. Будем маневрировать, чтобы уменьшить качку. И чтоб нас не сломало пополам. Короче, поворачиваться к ветру и волнам нужной стороной. Нельзя стоять, это всё равно, что на ринге под ударами здорового черного бугая. Расслабься. Те, кто на мостике, на этом собаку съели. Это не первый их шторм. Кстати, а у вас как готовят собачатину?
– Вместе с будкой.
Но вскоре оказалось, что этот шторм – из ряда вон. Корабль начало качать весьма ощутимо. Причем качка была асинхронной, непредсказуемой.
И хотя никого еще в кубрике не вывернуло, даже тем, кто привык к болтанке, было не по себе. Младший видел это по лицам.
Ещё через несколько минут судно испытало резкий толчок. Потом – еще один, чуть слабее. Потом опять более сильный. Затем еще один послабее.
Младший представил себе стену воды. Высокую, как цунами. Такую, словно в море упал метеорит, вроде того, что прикончил динозавров. Вот только тут этих стен было много, и они шли одна за другой, будто исполняя безумную мелодию или отбивая морзянку.
Но и «обычная» качка не прекращалась. Просто рядом с этими ударами она почти не ощущалась.
Может, в реальности стена была не настолько высокой. В иллюминатор не посмотреть, он закрыт стальной крышкой. Один удар был особенно сильным. В соседнем кубрике со стуком упали какие-то вещи. Кто-то ругнулся. Как ни старались они всё привязать, нашелся идиот, оставивший на высоте незакреплённые предметы. Хорошо, если они упали не на чью-то голову.
Но это у соседей. У них в каморке такого не произошло.
Младший понимал, что снаружи идёт настоящий бой. Стихия проверяет на прочность изготовленное руками людей. Да, на совесть сделанное. Но уж очень, очень давно!
И сразу корабль, который еще недавно смотрелся таким могучим, стал казаться ему слабым и хрупким. Вспомнились и пятна ржавчины, и места неровной сварки на корпусе, и какие-то склёпки и заплатки, наложенные в каком-то доке, будто пьяным портным, чинившим поношенный пиджак.
При каждом звуке со стороны обшивки, при каждом потрескивании Юхо заковыристо матерился. Фамилия Юхо заканчивалась на -лайнен и была труднопроизносима для славян. Младший никак не мог ее запомнить. Но матерился он по-русски, хоть и с акцентом.
– А почему раньше я от него не слышал столько русских слов? – шепотом спросил Саша у Скаро. – Тоже что-то против наших имеет?
– Нет, – усмехнулся молдаванин. – Просто произношения стесняется.
Фонетические особенности речи Юхо Младший давно заметил. Иногда в начале слов Финн заменял звонкие согласные глухими: не «знаю», а «снаю», не «город», а «кород». И растягивал первый слог, будто удваивая в нем гласную.
Дискомфорт вызывало и то, что одна из стен их кубрика (Младший уже не звал его каютой, помня, что каюты только у начальства) была частью внешней обшивки. Александр не знал, сколько там слоёв и каких материалов, но за ними – сталь корабельного «бока», в который бьют и бьют волна за волной. Хоть и не на их высоте. Он физически ощущал, как подвижна масса воды, которая находится вокруг корабля.
Глупо будет погибнуть здесь, уйдя на дно Северного моря.
Младший пытался вспомнить, где лежат спасжилеты и удивлялся, почему спасательных кругов на «Короле Харальде» раз, два и обчелся.
Но ему сказали, что можно не суетиться. Если потонет судно, никакая лодка на поверхности не удержится. Всех затянет воронка. И даже если выберешься без лодки – спасжилет только продлит мучения в ледяной воде. Вся надежда на эту старую посудину. И на Всевышнего.
Только тот, кому легко жилось на свете, ни разу ничего у Высшего не просил. Тут нет ничего постыдного даже для агностика. И Младший просил, не раз. Дать ему немного спокойной жизни. А если уж послать смерть, то легкую и быструю.
Бог… или боги не отвечали. Но всё обходилось.
В этот раз он не стал их тревожить. Уверил себя, что опасности нет.
В кубрике было темно. Но от щелчка выключателя слабый свет не зажегся. Ему объяснили, что так и должно быть. Обесточено всё лишнее. В коридоре свет есть. Хоть лампы и горят в полнакала.
Слышно было бубнеж из-за переборок. В соседних кубриках кто-то молился. Кто-то ругался. Кто-то храпел. Спиртное было запрещено, но некоторые могли и наплевать, отрубиться, сняв напряжение водкой, или разведенным спиртом.
Ещё было слышно какое-то гудение. Возможно, это ветер снаружи всё-таки проникал в вентиляционные шахты корабля. Иногда казалась, что слышны звуки отлетающих где-то заклепок или других важных частей. И плеск волн совсем рядом. Уже внутри.
Паранойя.
И в этот момент, когда ему казалось, что судно уже погружается к Нептуну, он уснул.
И проспал самые напряжённые полтора или два часа. А когда открыл глаза, интенсивность пляски волн снизилась. Судя по часам, к тому времени снаружи уже ночь.
Но вставать еще не скоро. И никто не будит, значит, аврала нет.
Но Младший был уверен, что люки по-прежнему задраены, удвоенные наряды дежурят у помпы. Где-то там следующая вахта скоро сменит уставшую. Но даже те, кто не нужен для обеспечения живучести корабля, спят в такие часы плохо.
А он перевернулся на другой бок на жесткой койке и… проспал без снов до самой вахты.
Только утром узнал, что шторм продолжался всю ночь. У суперволн случилось еще несколько «заходов», хоть и не таких сильных. А уж сколько было «обычных» – со счета сбились.
Рано утром, когда они выбрались на палубу, а навстречу им шла уставшая «штормовая» смена, Младший услышал тихий голос молдаванина:
– Капитан – верующий протестант. Двое его знакомых подобную стену воды не пережили. Он принял все меры, а дальше решил вверить нас в руки Создателя и не осквернять Его волю суетой. Поэтому нас и не подняли. Команда сделала всё, что могла, а на остальное была Его воля! Провидение нас вытащило. Значит, нам ещё не пора. Я тебя не хотел пугать, но такую хрень вижу первый раз в жизни. А тебе «везёт»… Надеюсь, нам не встретятся…
Он осёкся на середине фразы, по суеверной привычке не произносить вслух нехорошее.
*****
На корабле не было лазарета. Если заболел чем-то пустяковым – будь любезен работать. Если это похоже на заразное заболевание, но ходить можешь – переселят в изолятор и будешь какое-то время выполнять «нерыбные» наряды подальше от коллектива (с вычетом из зарплаты). Если за неделю болезнь не проходит – спишут на берег при первом заходе, даже если там совсем чужие для тебя места.
А вот если «русский кашель» с кем-то приключится и он пластом лежит… тут всё гораздо хуже. Заболел один член команды и не приняты меры – через неделю сляжет весь корабль. И превратится в плавучий филиал чумного барака.. А судно, чья команда еле держится на ногах, горит в лихорадке и выкашливает свои легкие, налетит на скалы, сядет на мель или иным образом погибнет – к гадалке не ходи. Лет тридцать назад, когда симптомы ходивших по Европе респираторных заболеваний были ещё тяжелее, с этим было даже строже.
Значит, изоляция, но уже вообще без выхода. Ведро тебе дадут и в окошечко на двери еду и воду будут подавать. Да ещё чеснока и лука побольше в рацион. И в обед стопочку спирта разведённого, подогретого и с перцем.
Но если эти меры не помогали… а человек при этом не умирал… и болезнь недели через две всё еще выглядела опасной, к бедняге заходили двое дюжих матросов в прорезиненных костюмах и респираторах, словно чумные доктора, накидывали на него брезентовый мешок и выводили на палубу. Если верующий, читали молитву (в основном они были лютеране, а у них ритуалы простые). Если неверующий – еще легче, просто прощались. «Не поминай лихом», мол, все там будем.
В поселениях такого человека высаживать запрещалось по какому-то старому правилу. Сажали в лодку и выпускали его на голый песок или на скалу, и адьос.
Но и это еще не все. Раньше, если на судне у кого-то появлялись признаки «простуды», и оно не могло пристать к берегу, и отправить лодку не было возможности… тяжелобольных матросов и пассажиров могли просто выбросить в море. Из человеколюбия сначала пристукнув молотком.
Последние годы такого не встречалось, если верить Скаро. Но всё равно Младший – как и другие – очень боялся симптомов респираторных заболеваний.
Переохладив ноги во время смены, а может от нервов, Александр несколько дней проболел, покашливая и сморкаясь. Но переносил болезнь легко, на работу ходил, хотя и ставили его теперь подальше от всех и заставляли носить маску. И его временно перевели из кубрика в отдельную каюту, на двери которой сохранилась табличка с полустёртыми, но вполне читаемыми буквами «Амбулатория». Это и был изолятор на Короле Харальде.
Там было вполне удобно – подвесная кровать, откидной столик и такая же лавочка.
На четвертый день он пошёл на поправку.
И тут к нему, вернувшемуся в свой чулан после смены, завалилась целая делегация.
У Младшего даже глаза разбежались. Впереди стояли его товарищи по бригаде, швед Карл (да, как в фильме про ходячих мертвецов, и сам он немного напоминал зомби своей странной размашистой походкой) и здоровяк-моторист Олаф. Именно он с торжественным видом поставил на столик перед Александром металлическую банку без этикетки. Банка имела грубый шов. Ее запаяли, скорее всего, на борту.
– Вот. Хотим тебя поддержать, – сказал Скаро.
– Решили пока не бросать за борт, а дать шанс, – ехидно протянул Юхо.
– Я не болею! Просто промерз на вахте, от этого сопли. Уже прошло… – пытался отнекиваться Александр.
– Мы все равно решили угостить тебя особым фирменным блюдом, – ответил Василий. Ешь, ты такого ещё не пробовал. К тому же это здорово повышает иммунитет. Завтра будешь, как новенький.
Норвежцы забубнили одобрительно, и даже матрос-филиппинец залопотал по-своему.
– Окей, – Младший уже потянулся за своим ножом, которым удобно было открывать толстостенные банки.
– О нет! Подожди. Мы выйдем.
И так же гурьбой они вывалили в коридор. В проёме Финн хихикнул, но ему заткнула рот чья-то лапища.
Младший вооружился ножом, проткнул крышку резким нажатием и начал открывать. Он был зверски голоден, организм нуждался в материале для восстановления сил, и ему думалось, что он может съесть моржа.
Хороший знак. Значит, иммунитет работает.
С крышкой справился легко. Странное ощущение появилось, как только воткнул нож. Что за запах? Он начал наполнять каморку сразу после первого прокола.
Нос уже не был заложен, но обоняние сильно ухудшилось.
Пахнет… Сладковато-неприятно. Будто кто-то умер. Как бывает, когда идешь по тропинке, а в кустах валяется дохлая собака.
И тут Младший опять услышал за дверью пару сдавленных смешков.
Хлопнул себя по лбу. Но продолжил.
Положил на тарелку обыденно выглядящие кусочки рыбы. Селёдка и селёдка. Порезал черный хлеб. Достал луковицу и нарезал кольцами.
«Сюрстрёмминг… – догадался он, вспомнив. – Вот сукины дети».
Когда наклонился к банке, запах стал так силен, что пробился даже сквозь ослабленные нейроны обонятельной системы.
Запах уж точно стрёмный. Густой запах рыбной смерти. Зато в этой зловонной жиже мрут все бактерии.
Видимо, если бы не проблемы с носом, он одурел бы от вони. Говорят, эта штука пахнет, как выгребная яма на рыбном рынке.
Ну! Наколол на вилку, сунул в рот и зажевал. А вслух громко сказал по-английски:
– Very tasty fish. Thank you! Спасибо, вы настоящие друзья.
За дверью хохотнули.
– С крещением, – узнал он голос Юхо.
– Приятного аппетита, Саня! – это уже пробасил Скаро. – Ешь до дна, ха-ха.
Они, поди, думали, что его вырвет, но он уже съел несколько кусочков, и был жив.
А ничего… горьковатый, солоноватый вкус. Хорошо, что есть ржаной хлеб. И картошка, которую ему принесли с камбуза. Можно съесть всю банку, чтобы перестала вонять. А то не дай бог вернется обоняние.
Благо, она не большая. И ему встречались довоенные консервы и похуже. Вот только эта «свежая». Если это слово применимо к сему деликатесу.
Весёлая компания, наконец, убралась.
«Ну а если умру, значит, судьба такая. Пройти столько раз через ад и сдохнуть от тухлой… или квашеной селёдки?..».
Карантинная каюта находилась в стороне от остальных кубриков. Тут, случалось, «склеивали ласты». Но теперь стало казаться, что один из умерших поселился прямо здесь.
Вентиляция была естественная, а не принудительная. И работала она хреново. Свежим тут воздух не будет, даже если открыть дверцу, потому что недалеко разделочные цеха.
Но все равно дверь он открыл, как только эти черти ушли. А то глаза резать начинает.
Жаль, открыть иллюминатор нельзя… его здесь нет.
Жестяная банка медленно пустела, сильный и едкий запах гниющей рыбы внезапно стал ощущаться сильнее.
Похоже, носоглотку отпустило, отек спал. И скоро обонятельные нервы заработают в полную силу. Надо к тому времени сожрать всё.
Конечно, можно было и схитрить, спрятать банку в плотный мешок, в три слоя, а потом незаметно выкинуть.
Но он предпочел добить её. Аппетит требовал. И вера в полезные свойства. Ел с хлебом, соль была не нужна.
Наконец, банка показала своё дно. «Подливку» вымакивать не стал. Просто пошел в конец коридора.
До гальюна и рукомойника. Подливку вылил в дыру, банку выбросил в ящик для мусора.
Сначала казалось, что его всё-таки вырвет. Рвотные позывы были, хоть и слабые, но вскоре прошли. Тщательно на несколько раз помыл руки с мылом. И зубы почистил.
Никогда не любил квашеное. Даже капусту.
Но это –еще одна маленькая победа.
Полчаса прошло – не стошнило, значит, желудок всё переваривал.
И даже понос не напал. Вот что значит, хорошая наследственность. Может, среди далеких предков были представители народов, которым такая диета привычна.
Уже потом ему сказали, что никто не думал, что он слопает всю банку за раз и не помрет от этого.