Зима в Бежице

11. ВЕРНЫЙ

Коська полагал, что на другой день отец с утра начнёт готовиться к новой охоте, — не такой он был человек, чтобы падать духом при первой же неудаче. Но этого не случилось. Отец вдруг собрался и на три дня уехал в город на колхозной автомашине: пришло время получать токарный станок.

Шурка Жучонок не стал смеяться над Коськой, наверное, только потому, что уж очень сильно был занят флюгаркой. Они с Валеркой пересели на заднюю парту и даже во время уроков шушукались о своём изобретении. Коська нарочно отвернулся, когда Валерка хотел с ним поздороваться.

Скучая без Валерки и злясь на него за измену, Коська в эти дни зачастил в ветлечебницу. Обычно он заставал Кудиныча в халате и без шапки прохаживающимся вокруг очередного пациента, чаще всего вокруг старого длинноногого мерина Ириса.

— Нехорошо! Оч-чень нехорошо! — твердил Кудиныч. — Опять ты оплошал, старина? Ай, ай!

Голова ветфельдшера всегда напоминала Коське облетевший наполовину одуванчик: волосы белые, пушистые, а затылок голый — точь-в-точь одуванчик!

Завидев Коську, фельдшер говорил:

— Ты тут, Константин Семёнович? А ну, надевай халат, заводи животину в изолятор. На этот раз воспаление лёгких умудрился схватить Ириска, вот беда-то!

Но по тому, как старик бодро потирал озябшие руки, Коська видел, что никакой особой беды тут нет. Просто мерину в таком случае нужно поставить электрическую грелку; пусть-ка он простоит с ней целых шесть часов!.. Потом надо взять микстуру и залить её Ирису в рот. Он её, конечно, проглотит — ко всему привык на своём веку — и после этого мирно задремлет, свесив длинную розовую губу…

Узнав, что Кудинычу для лечебных целей нужна глина, Коська немедленно решил накопать её в лесной балке: старик ещё с весны показал ему место залежи этой целебной глины.

В воскресенье Коська оделся потеплее, запряг Верного в санки и, захватив топор и пустой мешок, задами тронулся к Каменке. День, как назло, выдался ненастный, ветреный. Несло низом, сверху подваливал косой снег. Неверные очертания домов, сугробов, деревьев дымились снегом, тонули в снежном мареве.

Верный шёл неохотно — упирался, даже рычал. Коська изрядно устал, пока добрался до леса. Остановившись отдохнуть, он, в довершение всего, сразу же наткнулся на волчьи следы. Ямки быстро заполнялись снегом, но следы показались Коське свежими. Верный, понюхав снег, зарычал так, словно моторчик заработал у него в горле. Чёрная шерсть на загривке встала дыбом.

Утопая в снегу по грудь, пёс серьёзно поглядел на Коську. Взгляд его как бы говорил: «Берегись, молодой хозяин. Здесь был зверь. Не убраться ли нам подобру-поздорову?»

Что ж кривить душой? Коська струхнул и минут пять топтался на опушке, не решаясь углубиться в лес. Но желание услышать похвалу от Кудиныча пересилило его боязнь. К тому же он не раз слышал от отца, что волки испытывают великий страх перед человеком и в одиночку не нападут даже на последнюю трусиху девчонку.

Спустившись в лесной овраг, Коська с помощью снятой лыжи разгрёб снег и топором стал вырубать куски глины. За работой он забыл про волка. В овраге было тихо. Под снегом, попискивая, шмыгали потревоженные мыши. Верный время от времени принимался яростно разгребать снег, решив, что хозяин пришёл сюда поохотиться за мышами…

Коська, посмотрев на собаку, для чего-то сказал басом:

— Ну, Верный, в случае чего — сам погибай, а товарища выручай. Понял?

Пёс только хвостом помахал и слизнул с носа комочек снега.

Наполнив мешок, Коська вытащил его из оврага, уложил в санки и хотел было снова запрячь в них Верного. Но пёс вдруг оскалился, рявкнул и со свирепым лаем бросился в кусты. Не ожидавший толчка, Коська выпустил ремень. Так, с ремнём, волочившимся по снегу, Верный скрылся в кустах.

— Верный, назад! — крикнул Коська. Ещё не догадываясь в чём дело, он схватил топор и кинулся следом за собакой. Ветка до крови рассекла ему щёку, он не обратил на царапину ни малейшего внимания.

Коська понимал: Верный силён, но оставлять его без помощи нельзя. Путь пересёк овраг. Мальчик не сумел остановить раскатившихся лыж и с головой ухнул в пухлый сугроб. Барахтаясь в снегу, выронил топор и потерял одну из лыж.

Выбравшись кое-как из сугроба, Коська стал было разыскивать потерянный топор, но в это время услышал яростное, хриплое рычание, визг и отчаянную грызню. Оглянувшись, он и сам взвизгнул от испуга. Неподалёку от него, тут же на дне оврага, рыжевато-серый волк душил Верного. Пёс цеплялся за снег передними лапами, силясь вырваться из его пасти.

— Верный! — не своим голосом закричал Коська.

Перед его глазами мелькнуло облако снега. В нём скрылся вымахнувший из оврага волк. Следом за ним выскочил и Верный. Вид его был страшен. Коська мельком успел разглядеть кровь на белой груди пса.

— Верный! — ещё истошнее закричал Коська. — Назад, Верный!

Но тот с прежним хриплым рычанием умчался за волком. Коська, забыв обо всём на свете, осипший, с глазами, засыпанными снегом, побежал за ними, не переставая снова и снова звать собаку.

В кустах опять закипела схватка. На этот раз Коська чуть было не угодил на волка, увидел его исполосованную морду. Верный дрался не на живот, а на смерть. Он не давал хищнику убежать далеко; они снова сцепились на глазах у Коськи.

Как ни коротка была и эта схватка, Коська успел понять: волк сильнее. Верный заметно ослабел. Обезумев от страха, размахивая сломанной лыжей, Коська кинулся к зверям, клубком катавшимся по снегу. И на этот раз он подоспел вовремя: волк добрался до горла собаки. Ещё бы секунда — и конец Верному.

— А-а-а! — вопил Коська.

На бегу он швырнул в волка обломком лыжи, после чего, больно ударившись о занесённую снегом колоду, упал рядом со зверями. Когда он поднял голову, волка уже не было. Глубоко вдавленный в снег, беспомощно дрыгал ногами Верный. Он порывался встать и не мог.

Коська подполз на коленях. Поднял мохнатую, мокрую от крови морду пса. Заглянул в глаза. Верный жалобно взвизгнул и снова попытался встать на ноги. Коська решил, что он умирает от ран.

— Верный, голубчик! — взвыл он плачущим голосом.

Собравшись с силами, Коська скинул пальто, укутал в него обмякшее тело собаки. С огромным трудом дотащил до места, где оставались санки.

В кустах он потерял шапку, варежки. Снег набился в валенки и в растрепавшиеся волосы, попал за ворот и таял на теле. Бросив на снегу мешок с глиной, Коська повёз в санях Верного. Он боялся, что пёс истечёт кровью, и спешил как можно скорее добраться домой.

Время от времени Коська останавливался, откидывал полу пальто — удостовериться, жив ли Верный. Поле кипело белыми волнами. Ветер прохватывал Коську со всех сторон. Наконец-то показались крыши бежицких изб.

Долго или нет брёл Коська из лесу, он не знал. Помнил только, как пронзительно крикнула мать, когда он ввалился со своей ношей в избу. Врезалось в память и побелевшее, как известка, лицо отца, отодвигавшего дымящуюся тарелку со щами. Отец только что вернулся из города.

Мать раздела Коську и сейчас же уложила на горячую печь. Закутала тремя одеялами, чтобы скорее согрелся. Отец в это время возился с Верным. Им было не до расспросов.

У Коськи зуб на зуб не попадал, его бил озноб. Через два часа поднялся сильный жар, и Коська понёс чепуху. Вызванный наутро врач — Мария Никаноровна — признала у него двухстороннее воспаление лёгких.