Зима в Бежице

3. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ МЕТЕЛЬНЫМ ВЕЧЕРОМ

Отец внимательно выслушал Коську, сам сходил к реке и… скоро забыл про волка: у него и других дел было по горло — отец работал заместителем председателя колхоза.

Прошла неделя. Зима уже по-настоящему навалилась на поле, на юркую своенравную Каменку. В один метельный вечер в клубе состоялось отчетно-выборное собрание. Отец с Верным ушли из дому в сумерках. Коська с матерью остались в избе вдвоём.

Коська, конечно, ни за что не усидел бы дома в такой вечер, не схвати он днём двойки по географии. Двойка испортила ему отношения с матерью и лишила прежней свободы.

И вот Коська сидел один перед топившейся печкой; на коленях держал раскрытый учебник, но не читал его. Упершись локтями в колени и положив острый подбородок на ладони, он задумчиво смотрел в красный зев печки. Изредка шевелил кочергой угли. Все думки его, разумеется, были в клубе. Он ясно видел за столом с красной скатертью членов правления. Зал ломился от народа. Проходы между скамейками забиты ребятишками, эти сидят прямо на полу.

Отчётные доклады заслушаны, и теперь началось самое интересное, из-за чего и стоило пойти в клуб, — прения.

Мальчишки свистят, пищат, машут лохматыми шапками, когда выступает неугодивший им оратор. Председатель сердито стучит пробкой по графину, грозит вытурить мальчишек из клуба… Представив себе всё это, Коська грустно вздохнул.

Мать, шаркая валенками, подошла к окну. Попробовала протереть морозные узоры на стекле и таким голосом, будто не она засадила его на весь вечер дома, сказала:

— Батюшки-и! Глянь, Коська, что на улице делается!..

Коське и глядеть было незачем: снег сухими ручьями шуршал по крыше. От шумных набегов ветра вздрагивала электрическая лампочка. Отцовское ружьё покачивалось на стене.

В окно постучали; голос Валеркиной сестры позвал:

— Поля! Эй, Поля-а!

— Ау? — отозвалась мать тонким голосом.

— Пойдём в клуб. Ох, и интересно! Народу собралось страсть сколько: из Степанова пришли, из Барсукова… Пойдёшь? — соседка нетерпеливо переминалась под окном.

— Нет уж, — со вздохом ответила мать, — корова у нас беспокоится, вот-вот отелится… Иди одна, Любонька.

Под окном посыпались комья снега — Люба взбиралась на сугроб.

— Как-то там папка наш… И поесть забыл с этим собранием! — Мать вошла в кухонный чулан, загремела посудой!

Коська мысленно снова перенёсся в клуб. Отец сейчас сидит за столом в президиуме. На нём синий праздничный пиджак, на груди поблёскивают ордена; он заслужил их на фронте и надевает только по торжественным дням. И зря, конечно; Коська на его месте всюду бы ходил с орденами!

Очень уважал Коська своего отца. Несмотря на то, что отец перед вечером грозился надрать ему уши за полученную двойку, как бы стал свистеть Коська сегодня в клубе, если бы Андрей Жуков осмелился сказать плохое о работе Семёна Андреевича Реброва!.. Всем ведь известно: самый ехидный и кляузный мужичонка в колхозе — отец Шурки Жукова. Вечно-то он шумит на собраниях, вечно всех критикует. И добро бы сам был хорошим работником! Этим летом, в самое горячее время, выклянчив у врача справку, уехал в город и, вместо лечения, сбывал на станции прокисшие прошлогодние грибы! Все про это знают! Недаром поговаривают на селе, что старший брат Шурки, Фёдор, стыдясь проделок отца, уехал в город и поступил работать на завод, от сраму подальше…

Вспомнив про Жучонка, Коська сжал кулаки.

— Никак калитку ветром открыло? — озабоченно проговорила мать.

Коська прислушался. На дворе что-то хлопнуло, раз, другой. Корова встревоженно замычала.

— Так и есть, открыло. — Мать накинула на плечи полушубок, стала зажигать керосиновый фонарь. Рассердилась: — Говорила ведь нашему солдату: почини засов! Нынче да завтра, завтра да послезавтра — некогда!

Рассерчав, мать всегда называла отца солдатом.

— Если такую пустяковину не может устроить, какой из него, к шуту, помощник председателю!

Корова снова замычала — обиженно и требовательно.

— Сейчас, Вечорынька, сейчас, милая! — звонко отозвалась мать.

В ноздри Коське полез запах керосина. Хлопнула дверь, в избу ворвалось облако холодного пара.

— Иду, иду-у! — доносилось из сеней.

Заскрипела ещё одна дверь. И вдруг мать закричала истошным голосом:

— А-ах, Ко-оська!.

Одним прыжком он очутился в сенях. Мать вцепилась в него обеими руками:

— Не ходи! Не ходи, говорю!.. Ох, господи!..

Выхватив из её рук бестолково мотавшийся фонарь, Коська выбежал во двор. Мельком увидел чью-то тень, бесшумно метнувшуюся к раскрытой калитке.

Корова била рогами в загородку. На шесте испуганно вскрикивал петух, под сенями сонно и недовольно завизжал поросёнок.

«Неужто волк? Или только почудилось?» — холодея, подумал Коська. Фонарь погас, но у Коськи всё же хватило мужества прикрыть распахнутую настежь дверцу и для верности припереть её колом.