Змеиная вода

Глава 30 Пеночка-теньковка

Глава 30 Пеночка-теньковка

«Змеи охотятся не только на жаб да лягушек, питаются они и мышами, чем показывают немалую свою полезность, а тако же имеют привычку разорять птичьи гнезда. Находя такое, змея забирается внутрь и пожирает, что яйца, что птенцов, не оставляя ничего-то…»

Книга о змеях

Бекшеев с трудом подавил зевок. Вот все-таки с режимом сна надо что-то делать, а то и глаза слипаются, и голова словно ватой набита. А главное – осознание, что от него, такого, толку чуть больше, чем ноль.

Выехали рано.

По холодку, как изволил выразиться Фрол Яковлевич.

Дорога.

Поля.

Лес, который кажется уже знакомым. Дом… отстроенный недавно, пусть и притворяющийся старым. Старым он был явно меньше и скромнее, а теперь дом возвышался в три этажа.

Но хоть без колонн обошлось.

И без лестницы.

Мария Федоровна гостей встречать не вышла, впрочем, как и Анатолий. А вот седовласый строгого вида дворецкий попросил обождать, пока доложится. И даже предложил мятной воды.

Отказываться Бекшеев не стал.

- Вот скажи, - Зима озиралась с интересом. – Зачем такой огромный дом? Их сколько? Анатолий и его матушка? А домина-то…

- Еще слуги.

- Ну да, без которых дом этот в порядке содержать не получится.

- На самом деле когда-то семьи были много больше, - Бекшеев пристроился на мягком диване. – Лет сто назад здесь жила бы и Каблукова, и её дети в количестве пяти-шести, если не больше. Еще, возможно, родители её мужа. Его двоюродные-троюродные тетки, которым не так повезло в жизни, но бросать родню нельзя. Возможно, собственные её родственницы. Незамужние племянники и племянницы, сироты, оставшиеся без попечения. Ну и гувернантки, гувернеры, домашние учителя, которым в такую даль ездить сложновато, поэтому весьма часто они оставались при учениках, на попечении хозяев. А там уже и слуги, что личные, что в целом за домом приглядывающие. Горничные, лакеи, кухарка и кухонные помощники. Добавь садовников, хотя для них и конюхов, и прочих черных слуг отдельно ставили дом.

- Сложно быть аристократом, - Зима сделала свой вывод. – Но это раньше. А теперь что?

- Привычки, пожалуй…

Бекшеев ощутил на себе взгляд. Такой вот донельзя внимательный слегка настороженный взгляд. обернулся.

Девочка стояла в тени коридора, почти слившаяся с нею.

- Доброго дня, - Бекшеев поклонился. – Ты, наверное, Зоя? Мы не были представлены, но если позволишь… Алексей Павлович. Бекшеев.

- Вы не урод, - девочка сделала шаг. – И на умирающего не похожи.

- Очень рад это слышать.

Кивок.

Она высока. Худа. Даже болезненно худа. На бледном лице выделяются темные глаза. Темные волосы зачесаны гладко, стянуты так, что кажется, еще немного и кожа на лице треснет.

- Хотите, я покажу вам сад? – чуть дрогнувшим голосом произнесла она. И в глаза посмотрела.

- Очень. Юная леди, - Бекшеев произнес это чуть громче. – Вы не окажете любезность? Не покажете ли мне сад. Ваша бабушка говорила, что он великолепен.

Кивок.

И значит, все правильно.

Зима ничего говорить не стала.

Сад начал дичать. Девочка молча шла.

Вдоль аллеи старых тополей. Мимо кустов самшита, стриженных неровными неаккуратными шарами. И стригли их давно, потому то тут, то там из зелени шаров выглядывали кривоватые веточки. Беседка почти скрылась под тяжестью девичьего винограда. Он, забравшись на крышу, стекал зелеными покрывалами. Внутри было сумрачно и пахло гнилью.

- Тут будет хорошо, - сказала Зоя. – Зануда сюда ходить не любит. Змей боится.

- А ты не боишься?

- Змей здесь нет. Я подкинула пару раз, чтобы попугать… не смотрите так. Он на меня постоянно жалуется. А бабушка наказывает. Бабушка меня не любит, как не любила маму.

Ответить было нечего.

- Она поет ему, что он наследник рода и все такое… он и верит. Дурак.

- Твой брат?

- А кто ещё? Мама его как-то осаживала, а теперь… меня отослать хотят. В школу для девочек. А я не хочу! Я хочу быть доктором! Как мама! И у меня способности! Все говорят! – на глазах Зои выступили слезы. – И Захар был не против! Даже он! Сказал, что способности надо развивать… а она… бабушка теперь говорит, что он мне никто! Что прав не имеет! И что она обо мне позаботится!

- Тише, - Зима обняла девочку, и та прижалась к ней всем телом, мелко дрожа. – Тише, моя хорошая… тише…

- Книги забрала… почти все… выкинула… сказала, что мне не нужны… и альбомы мои… я рисовала… сказала, что надо рисовать пейзажи и цветы. А я – анатомию!

Зима посмотрела на Бекшеева. И тот вздохнул.

Плохо.

Но…

Что они могут сделать? Забрать девочку? На каком основании? И главное… передать? Кому? Захару, который с точки зрения закона человек действительно посторонний? И плевать закону, что девочке будет лучше с ним.

- Я… - Бекшеев заставил себя говорить ровно. – Постараюсь донести до твоей бабушки, что не стоит мешать тебе… учиться.

- Не послушает, - Зоя отстранилась. – Извините. Она с утра опять…

И глаза вытерла.

- Мы с Занудой поругались. Он начал насмехаться. Говорил, что у меня уши оттопыренные. И что с такими ушами точно никто замуж не возьмет. А я не очень и хочу… только это же еще не повод.

- Не повод.

- Я ему сказала, что у него язык длинный. И вообще он картавый. И меня наказали! Бабушка заявила, что я не умею вести себя за столом… а потом, что из-за меня у нее мигрень. С нею и лежит. Только нет у нее никакой мигрени. Она морфий пьет и лежит. Ей тогда хорошо.

- А дядя твой где?

- Толька? Где-то там, - она махнула рукой на лес. – Зайцев стреляет. Или перепелок… он охотник. Ну как…

Зоя отступила и села на лавку.

- Он говорит, что охотник, но уходит из дому и шляется где-то… а потом возвращается. И порохом от него не пахнет. А пахнет женскими духами. Такими, дешевыми. Гадкими… и собаки у него нет. Кто охотится без собаки?

- Действительно.

- Вы мне поможете? – тон Зои сменился. – Захару меня не отдадут, тут думать нечего. А вот Милочка может оформить опеку, если бабушка позволит. Но она не захочет. Я как-то заикнулась, так она пригрозила меня в лечебницу закрыть. Что вроде как у меня истерика после смерти мамы…

Бекшеев почувствовал, как закипает.

- Поможем, - Зима положила руку на плечо и, наклонившись, шепнула. – Тот случай, когда я сама готова позвонить твоей матушке…

- Возможно, что и не придется.

Теперь Каблукову вряд ли получится призвать к ответственности за незаконное использование опасных препаратов. Свидетельства – это хорошо, но… Ангелина мертва. Внутреннее расследование так и останется внутренним…

Но вот слегка придавить.

Вынудить передать опеку над Зоей кому-то, кто не станет издеваться над девочкой, считая, что действует в её интересах… здесь есть варианты.

- Зоя, - Бекшеев заглянул в глаза девочке. – Мы постараемся сделать так, чтобы ты, если хочешь этого, отправилась учиться. На врача… медсестру… будет видно.

Кивок.

- Но нам тоже нужна будет твоя помощь.

- Маму убили, - понимающе кивнула Зоя. – И вы хотите доказать, что Толик виноват?

- Зоя! – нервный голос Каблуковой донесся со стороны дома.

- Скорее мне нужно понять, что с ней происходило, - Бекшеев старался говорить осторожно. Не хватало еще, чтобы девочка, желая помочь и угодить, что-то придумала. – Почему она решила вернуться так скоро? Почему не дождалась Захара? Не верила ему?

- Зоя…

- Пойду, - сказала Зима. – Скажу бедной старушке, что внучка её жива, здорова и проводит экскурсию… скажем, к дороге на усадьбу Пестряковых? По твоей просьбе?

Зоя посмотрела на Зиму с удивлением и радостью. И кивнула.

- Бабушка, - сказала она на диво нудным тоном, - говорит, что воспитанные девушки слушают старших. И делают то, что им говорят… а я хочу быть послушной девочкой.

В это Бекшеев почти поверил.

На мгновенье.

- Идемте… - она протянула руку. – И не думайте, врать не собираюсь. Понимаю, что если что, менталист вытащит.

- Вы на редкость благоразумная особа.

Интересно, Ангелина была такой же?

- Приходится. Я вообще сбежать подумывала, но…

- Это не самая лучшая идея.

- Именно. Все-таки одной опасно. И где деньги брать? И спрашивать станут… полиция рано или поздно задержит. Так что, придется иначе.

Из беседки Зоя вывела на тропинку. Узкая, она вилась, пробираясь меж огромных кустов. Те, поднимаясь слева и справа, кренились друг к другу, практически смыкаясь.

- Не бойтесь. Змей здесь нет. Только комары… и тут тесновато. Совсем разрослись, - Зоя попыталась сдвинуть ветку.

- Позвольте мне… - Бекшеев перехватил её. – Итак… значит, Анатолий ходит на охоту. И как давно?

- Сколько себя помню, - фыркнула Зоя совершенно по-взрослому. – На баб охотится, а туда же, за приличия… втирает мне про честь и достоинство. Лицемер. И не говорите, что это не так… лицемер и есть. Как в госпитале работать и людям помогать, так это неприлично и честь родовая страдает. А как девок по лесам гонять…

Она осеклась.

- Не волнуйся, - Бекшеев поспешил успокоить девочку. – Я бабушке не доложу. Но… помимо запаха духов и отсутствия собаки доказательства есть?

- Есть… я как-то… прошлась за ним. Интереса ради. Думала, вдруг увижу что-то полезное… такое, что мне поможет.

Девочка отвела взгляд. стало быть, понимала, что ищет нечто незаконное, а стало быть, годное для шантажа.

- И получилось? – Бекшеев сделал вид, что ничего-то не понял.

- Получилось… он в лесу, что лось. Меня еще отец ходил учить. Зануда отца не помнит, а я помню… и умею по лесу. Тихо так, что никто и не увидит. А Толик глупый. Думает, что он умнее прочих, на самом же деле дурак дураком…

Спорить Бекшеев не стал. И смысла нет. И в чем-то даже он согласен.

Тропинка меж тем выбралась из кустов, чтобы спуститься к реке.

- Домик там. Охотничий… заимка вроде бы. Была. Раньше. Я потом, когда он в город с бабкой отъехал, заглянула. Кровать новая. Медвежья шкура на полу. Холодильный ларь. В нем – вино. Ну и так-то… правда, чуть не попалась.

- Анатолий?

- Не-а… наша Зойка… тоже к дому пришла. Стучала, стучала… а потом еще в окна заглядывала. И чего, спрашивается? Понятно же, раз не открывают, то и нет никого… хотя странно, да… она ж старая. И толстая. И тоже дура болтливая… а Толик вон все говорит, что есть надо мало, что истинная леди должна быть тонкой и звонкой…

- Говорить – это одно, - возразил Бекшеев. – Иногда слова у людей… расходятся с действиями.

Но новость была, пожалуй, интересной.

- Я ж говорю, лицемеры… но потом он с другой целовался. В доме… да, я следила! А что остается?!

- Тише, - Бекшеев произнес это мягко. – Я не обвиняю тебя. Ты молодец.

- Да? – девочка посмотрела с удивлением.

- Не в том, что собиралась шантажировать дядю и бабушку. Но в конце концов, намерения даже с точки зрения закона не наказуемы, пока не превращаются в действие. Скорее о другом…

Ему удалось зацепиться.

Страх.

Смятение.

Гнев и обида.

И боль, спрятанная глубоко там, под другими чувствами.

- Многие на твоем месте смирились бы. Сказали бы себе, что бороться невозможно, что стоит принять все так, как есть, а ты ищешь способ. И насколько я узнал, твоя мама была такой же. Она что-то рассказывала тебе о своей жизни?

- Не мне. Папе… - Зоя смутилась.

И к чувствам добавилась глухая тоска. Она ведь по сути ребенок. И этот ребенок сперва потерял отца, потом маму…

- Она… не любила говорить о них. Она звонила, когда папа заболел. Не сначала… я… была маленькой, но помню. Он всегда болел, но я не понимала, что он болеет… когда ему становилось лучше, мы ходили гулять. В лес вот. И еще рыбу ловить. Я прекрасно умею ловить рыбу.

- Я вот – не очень…

- И хлеб жарили на костре. Костры я тоже умею раскладывать. А Зануда говорит, что девочке об этом говорить не стоит, что гордиться тут нечем. Он сам просто завидует. Потому что не умеет… когда он родился, папе становилось все хуже и хуже.

Через речушку протянулся старенький мост из пары бревен и досок, приколоченных сверху. Доски, как и бревна, потемнели, кое-где покрылись зеленой меховою шубой.

- Он и работать не мог… а маме приходилось. В госпитале местном. Еще кур держали. И козу. Свиней… козу я тоже умею доить. Мама приходила поздно. Она еще уколы там ставила и так помогала, людям. За деньги. Денег не хватало.

Это Зоя говорила спокойно и серьезным голосом взрослого человека.

- Она тогда и сказала отцу, что звонила. Просила о помощи, но…

- Не помогли?

- У них ведь есть деньги, - Зоя сжала кулаки. – Есть! И эти жемчуга бабушкины… броши, колечки… целые шкатулки! Она любит их раскладывать. Одну, другую… начинает рассказывать, что ей муж дарил, что сын… то и это… что это все будет моим, точнее не все, потому что большая часть отойдет жене Зануды… или вот Толика. Типа, семейные ценности. Но и у меня соберется шкатулка… а я смотрю и думаю, что… одно бы колечко продать и нам бы хватило. На многое хватило… в столицу поехать. В госпиталь императорский. Там бы отцу помогли, а они… почему они так?

- Не знаю, - Бекшеев подал руку, помогая девочке спуститься.

- Я знаю. Потому что они отца ненавидели. И маму… после смерти папы стало легче. Немного…

На больного наверняка уходило немало средств.

- И мы там же жили. Правда, козу мама продала… потом и кур. Ей платили неплохо. Я в школе училась. И Зануда тоже пошел. И мы просто жили. А она взяла и приехала.

- Кто?

- Бабушка… тогда я не знала, что она бабушка. Заявилась… такая вся из себя. Прекрасная…

Любопытно. По версии Каблуковой именно Ангелина вернулась домой, оставшись без мужа. А выходит…

- Мама её сперва впускать не хотела. И зря впустила…

Зря.

- Если бы не впустила, маму бы не убили… это они все… они, а не гадюка… подумаешь, гадюка… у них укус, хоть и ядовит, но редко смертелен. Я читала…

На той стороне речушки дорога была шире, да и вовсе выглядела так, что становилось ясно, что пользуются этим путем частенько.

- Ты знаешь, о чем они говорили?

- Не-а… ну так… немного. Она приезжала потом и потом… и снова… и знаю, что на работу к маме тоже приходила. Плакалась… ага, мама бросила престарелую матушку… она умеет притворяться так, что люди её жалеть начинают. И к Зануде сразу… с подарками. Мы не были нищими! Не были!

- В бедности нет ничего зазорного, - Бекшеев придержал ветку. – Тем более, что семья ваша оказалась в затруднительном положении не по своей вине.

- Это как?

- Твои родители не пили, не играли в карты, не вели тот образ жизни, который способствует возникновению долгов. Болезнь – это беда. И твоя матушка в сложившейся ситуации повела себя более чем достойно.

В отличие от бабушки.

Но… Бекшеев был далек от детей и педагогики. И сомневался, стоит ли озвучивать подобные мысли.

- Она могла бы бросить вашего отца. Взять тебя и брата, уехать… не пришлось бы столько работать.

- Мама никогда бы так не поступила! – возмутилась Зоя. – Это… это недопустимо.

- Для неё. И да… как бабушка объяснила свой приезд?

- Обычная чушь. Воссоединение семьи и все такое… ерунда, в общем. Правда… мама, когда с ней ругалась… она думала, что я в школе… а у меня урок отменили. Вот… и я домой пришла раньше. Так вот, она сказала, что… в общем, это из-за Толика… я точно не вспомню, - Зоя наморщила лоб. – Но вроде как… что-то… что он её разочаровал и теперь она вспомнила про нас с мамой. А! Еще сказала, что не будет торговать своими детьми… лучше бы отдала Зануду сразу.

Вздох.

И горечь.

- Но твоя мама все же согласилась приехать?

- Да… сказала, что мы будем жить лучше. Что… учителей наймут, школу хорошую бабушка оплатить. Ну и вообще…

А еще она, Ангелина, должно быть устала и сильно.

От болезни мужа.

Смерти его.

От работы бесконечной и бесконечной же ответственности. И желания дать детям лучшую жизнь. Потому и согласилась. Не ради себя. Ради них вот. Но об этом Бекшеев точно не скажет.

- Вот там, - Зоя указала на дорогу, к которой вывела тропа. – Там Пестряковы живут. Видите, близко… Ниночка гадостная, если хотите мое мнение.

- Хочу, - признался Бекшеев. – Почему?

- Потому что змея… ну, так ведь говорят?

- Говорят. Проводишь к усадьбе, раз мы тут?

- А вам не надо назад? С бабушкой говорить?

- Скорее мы хотели поговорить с тобой. И твоим братом, - Бекшеев прищурился. Лес расступился, сменяясь огромным пшеничным полем, и поднявшееся солнце било в глаза. – Боюсь… твоя бабушка…

- Соврет, - хмыкнула Зоя. – Тоже мне новость. Она врет постоянно. И главное, очень злится, когда кто-то её на вранье ловит. Зачем?

- Врет?

- Да… ну вот какой смысл?

- Знаешь, иногда в поступках людей нет особого смысла в принципе. Есть привычка. И желание казаться лучше, чем ты есть на самом деле… или просто какие-то цели, которые кажутся важными.

- Репутация рода…

- Тебе это кажется смешным?

- Да нет, - Зоя тоже щурилась от солнца. – Скорее непонятным. Вот врать – это для репутации рода нормально. А дать учиться или там поддержать, так нет, это нельзя.

- Здесь скорее дело не в репутации, а в том, как это понимает конкретный человек… скажи, почему ты назвала Ниночку змеей?

- Потому что она и есть змея… это из-за нее Толик с Надеждой ругаться начал.

- Мне казалось, что причина в разных жизненных целях.

- Вы иногда начинаете говорить, прям как бабушка… - Зоя бодро шагала. А вот Бекшеев не успевал.

- Погоди, - попросил он. – Не так быстро. Я быстро, к сожалению, ходить не могу.

- Да, бабушка назвала вас проклятым инвалидом, которому давно на погост пора… не подумайте, она не мне это сказала, а Толику.

А Зоя по привычке услышала. И донесла с детской непосредственностью. Или… дело не в непосредственности? А в том, что ей нужна помощь и она старается этой помощью заручиться, а заодно не допустить, чтобы Бекшеев начал бабушке симпатизировать.

И снова приходится делать вид, что он не понял намерений.

- Ниночка, - напомнил Бекшеев.

- Ах да… Ниночка… она сюда всегда бегала. Даже не так… когда мы приехали, Ниночка держалась так, будто она в доме хозяйка. И от бабушки ни на шаг не отходила. Вся прям такая заботливая… Мария Федоровна, вы не замерзли, может, шаль принести… Мария Федоровна, вам нельзя волноваться… Мария Федоровна, в саду ныне жарко… лимонад слишком холодный… кофе горячий, - это Зоя произнесла блеющим голосочком. – А бабушка и рада… искренне полагала, что Ниночка её любит и уважает. Доченькой называла… ага… только Толика подбила Надьке предложение сделать. Ниночку, когда узнала, прям перекосило всю…

- А почему так? Надежда твоей бабушке больше нравилась?

- Ничего подобного. Наоборот. Она её терпеть не могла. Надежда никогда не сюсюкалась. И мнение высказывало свое. А своего мнения в доме быть не может. Разве что у Толеньки и то, он давно уже думает так, как бабушке надо.

- Тогда почему?

- Потому что Надька старше. Как это… Только тоже Ниночку хотел, в жены. А бабушка заявила, что у них нет времени столько ждать.

- Почему?

- Не знаю. Только перед этим они с Толиком поругались. Точнее, она с ним. Даже слегла… он что-то такое сделал… правда, потом он упрекал её, что, мол, поспешила… что все оказалось не так и плохо и время есть. И вообще Надька его раздражает.

Что ж, в одном Зима оказалась права. Дети и вправду слышали больше, чем следовало.

- Скажи… - Бекшеев замолчал, раздумывая, стоит ли задавать вопрос. – А Ниночка могла знать, что у сестры появилась… привязанность…

- К Пилипке?

Зоя ничуть не удивилась.

- Что? Я его видела. Мама меня брала в ту школу. Думала отдать, но бабушка встала на дыбы, что это невозможно, что мы благородного рода… что должны учиться исключительно на дому, раз уж тут нет приличного заведения. И учителей наняла… мне хотела гувернантку, чтобы та языкам и этикету, а мама сказала, что только через её труп… так и получилось. Не смотрите так. Я не маленькая. Я многое понимаю.

- Не сомневаюсь. Значит, Ниночка была в курсе… отношений сестры.

- Ага… еще бы не в курсе… она видела, как они целовались. И об этом бабушке доложилась сразу.

Любопытная подробность.

Весьма.

И Мария Федоровна о такой малости упомянуть не удосужилась.

- Думала, наверное, что помолвку разорвут…

- А твоя бабушка не разорвала?

- Она почему-то сказала, что, может, так и лучше… хотя… чем лучше? Не понятно…

Вот и Бекшееву совершенно не понятно.

- О… - Зоя привстала на цыпочки. – Надо же… она здесь. А говорили, что в Петербурге…

- Где?

- Вон, - Зоя указала вперед. – У меня зрение хорошее… идет. В гости что ли?