Знак бесконечности

Глава 4

— Ты увидишь лицо своего возлюбленного во сне, — говорит ведьма, и Фея не может пошевелиться.

Взгляд старухи обездвижил ее, лишил воли, и Фее кажется, что она плывет. Остается только закрыть глаза и отдаться на волю баюкающих волн. Это волны озера или моря? Какая разница… Они ласкают, и Фея представляет себя маленькой легкой лодочкой, которая несется по воле ветра, но даже с закрытыми глазами видит много всего красивого вокруг. Замок на берегу, самая высокая башня которого украшена знаменем со львом, а под раскидистым деревом сидит ведьма с седыми волосами, она что-то плетет из ниток, тихо напевая красивую балладу. Фея не понимает ни слова, но точно знает, что женщина поет о любви и приманивает своей песней тюленя. Тюлень подплывает к женщине, чтобы через мгновенье обернуться девушкой. Седовласая женщина протягивает ей свои нитки, ставшие вдруг узором, и говорит:

— Подари этот узел тому, кого полюбишь.

Фея наблюдает, как девушка берет дар и уходит в сторону замка, а потом спрашивает колдунью:

— Почему ты отдала узел селки, а не мне?

— Ты еще не увидела лицо своего жениха, — звучит ответ.

— А если я его никогда не увижу?

Колдунья ничего не отвечает, и Фея плывет дальше. Или летит? Теперь она видит землю сверху. Она видит, как по дороге идет он, тот, которого она любит. Она узнает его всегда, со спины, по очертаниям фигуры, по походке, по звуку шагов. Это он. И он поднимает голову, а у Феи останавливается сердце. От восторга, от счастья, от того, что это — именно Он. Он ее не видит, он смотрит чуть в сторону. Его надо окликнуть, надо сбросить вниз узел. Но узла нет! И голоса нет. Фея хочет закричать, позвать, она открывает рот, но не может издать ни звука.

А он уходит все дальше и дальше, и она за ним уже не успевает. Только в ушах стоит смех колдуньи.

— Ты не умеешь сбрасывать шкуру, — говорит она. — Ты не умеешь меняться. Ты не дитя моря. Тебе придется потрудиться. Может, он и вернется… А может, найдет себе другую…

И снова смеется. А перед глазами Феи все крутится, вертится: замок, море, тюлень, нитки. Раздается звон.

Фея резко открыла глаза. Потребовалось время, чтобы понять, что это не звон, а будильник. И нет ни колдуньи, ни тюленя, ни ниток. Это был сон, просто сон.

Нагулялась вчера по экскурсиям, наслушалась легенд, вот они ей и приснились, все разом. И самое главное, приснился он. Снова приснился.

Фея закрыла глаза. Он снился ей с завидной периодичностью и всегда был настолько реален, что пробуждение причиняло боль. Самое ужасное после этого было просыпаться рядом с Владом и осознавать, что мужчина под боком — чужой, он — не тот, лежать и отчаянно желать вернуться в сон, но вместо этого улыбаться человеку на соседней подушке, позволять себя целовать и изображать радость. Врать.

Врать, врать, врать. Заталкивать свое прошлое и свои сны глубоко, замуровывать их, продолжать жить, убеждая себя: «Все еще будет, и будет лучше прежнего». А потом, сбежав в ванную, закрыть глаза и слышать в голове шепот: «…Фия-Фея.»

Это было в седьмом классе. В школе устраивалась рождественская ярмарка, каждый ученик должен был принести что-то из дома, какую-нибудь поделку или сладость, которая потом продавалась на переменах в актовом зале. Это могли быть печенья в виде елочек, рождественские венки, самодельные елочные игрушки, открытки, украшения. Она нарисовала три акварели с зимним лесом и забавными зайцами в разноцветных одеждах. На первой зайцы искали коробки с подарками под большой снежной елью, на второй наряжали эту елку красными и желтыми шарами, на третьей — пили чай в своей маленькой гостиной, а в окно была видна наряженная елка. Он купил все три акварели. Сказал, что одну подарит маме, вторую сестре, а третью оставит себе. А еще он купил большую хлопушку с пожеланием внутри и подарил ей.

Это было очень приятно. Конечно, ей хотелось узнать, какое пожелание спрятано в хлопушке. Как всегда, нетерпеливая, она не могла дождаться, пока доберется до дома, и решила дернуть за нитку во дворе школы. Только ничего не получилось.

— Давай я, — он уже не заикался и давно забросил хор, а вместо очков часто носил линзы, потому что на секции в очках бегать не будешь.

И у него, как всегда, все получилось с первого раза. Раздался характерный хлопок, яркие разноцветные звездочки из фольги посыпались на декабрьский снег. Несколько звездочек попало на ее пуховик и шапку и на выглядывающие из-под шапки волосы. День был морозный и ясный. На школьном дворе уже установили новогоднюю елку.

Она замерла, разглядывая блестящую фольгу на своих темных волосах.

— Ты как фея, — сказал он, тоже рассматривая ее волосы, усыпанные звездочками.

С тех пор она стала Феей. Вообще, у нее было нормальное человеческое имя, а это придумал ей он. Только он звал ее так. С седьмого класса.

А она его чуть позже — Чеховым. Дразнила.

Но это было потом, а в тот день они искали предсказание, которое вместе со звездочками упало на снег. Он первым увидел свернутую бумажную трубочку, спрятавшуюся под нарядной елкой, поднял и протянул ей. И она вдруг заметила, какие темные у него ресницы. И голубые глаза, прямо как небо. Никогда не замечала, а тут… Наверное, именно в тот день она впервые почувствовала что-то такое… такое… новое, волнующее… что очень сложно объяснить словами. Стоящий около новогодней елки мальчик с протянутым пожеланием показался ей не просто одноклассником и не просто другом. Он вдруг показался мальчиком, который нравится.

Фее никто никогда до этого не нравился. Как и большинство девочек, к седьмому классу она уже начала терять девчачью угловатость и приобретать формы. Мальчики постарше все чаще заговаривали с ней в школьном буфете, а на странице в соцсети подавали заявки в друзья. Фея знала, что нравится им, ей это было приятно, и она любила порой сказать в школе что-то колкое или отказать в дружбе в Сети, с удовольствием играя роль красавицы, самоутверждаясь и совершенно не думая о том, что кого-то этим сильно обижает. Подростки вообще жестоки. Ей нравилось нравиться. И только. Сама она при этом ничего не чувствовала, но в тот день все вдруг изменилось.

Все стало совсем иначе: сидеть рядом, переписываться на уроках, обмениваться вечерами сообщениями с забавными мемами. У нее каждый раз замирало сердце от случайных прикосновений, и было так сладко просто украдкой смотреть на него, когда он сосредоточенно решал самостоятельную по физике, а потом поднимал голову и шептал:

— Ты чего не решаешь?

— Не могу.

И он привычно писал ей решение ее задачи на своем черновике, а она оттуда списывала.

Пожелание из хлопушки до сих пор сохранилось, оно лежало между страницами блокнота, куда записывались всякие девчачьи секреты.

«Пусть в небе хлопушки взрываются,

И ваши желанья сбываются!»

Тогда она загадала себе сидеть с ним за одной партой до конца школы. И это желание сбылось.

Пора было вставать. Но совершенно не хотелось. К тому же сон такой приснился — дурацкий, что после него вот совсем не до развалин аббатства.

А еще она вчера наговорила лишнего. Зачем?

А затем, что эта Лана… эта Лана слишком красива, самоуверенна и довольна жизнью. И от этой ее красоты, самоуверенности и довольства захотелось что-то такое выкинуть, что-то такое сделать, чтобы щелкнуть по носу холеную блондинку и уменьшить собственную боль. В итоге щелчок по носу не получился, лишь себя выставила дурой. В общем-то пора привыкнуть. Жизненный девиз «Слабоумие и отвага» пока никогда не подводил.

Когда Бог распределял мозги, то щедро отсыпал их Чехову, а про нее забыл. Зато смелостью наградил от души, да. Компенсировал, можно сказать.

А раз так, то нечего прятаться от всех под одеялом. Надо выйти на завтрак с гордо поднятой головой, будто вчера не было никакой слезливой истории о неудавшейся великой любви.

К тому же, может, все уже позавтракали. А на экскурсии главное — слушать Василия. А после экскурсии приедет катер, и больше никого из этих людей она никогда не увидит.

Только если во сне.

Через двадцать минут Фея спустилась вниз, тщательно одетая и с легким макияжем, скрывшим следы вчерашнего вечера. Цветная прядь была спрятана в туго заплетенную косу. Если на улице ветер — нечего ходить с распущенными волосами.

Страхи ее были напрасными. Никто на появление Феи внимания не обратил. Все были заняты обсуждением новости — на море штормовое предупреждение, поэтому с острова сегодня никто не уплывет. Сообщение по воде отменили до тех пор, пока природа не успокоится.

— Как это так? — возмущалась Лана. — Остаться в этой дыре еще на сутки?

— Почему в дыре? — обиделся Василий. — Это красивый, самобытный остров со своими легендами и нетронутой природой.

— Да-да, конечно, — поспешила согласиться Лана, поняв, что сказала бестактность, — но приличного ресторана здесь нет. Да и кроме гостиницы и бара сходить некуда. Что нам тут делать целые сутки? А если и завтра будет штормить? Тони… — повернулась она к своему молодому человеку, ожидая поддержки.

— По-моему, Василий все объяснил более чем доходчиво, — пожал Тони плечами. — Выходить сейчас в море на небольшом туристическом судне — значит подвергать свою жизнь опасности. Я согласен с тем, что надо подождать. Да, планы придется изменить, но ведь никому завтра в аэропорт не требуется, правда?

— В аэропорт не требуется, — вздохнул Лёня, — а вот на языковые курсы попасть желательно.

— Да, мы теряем день оплаченной учебы, — Маша выглядела расстроенной, — но я надеюсь, что если завтра погода позволит и мы отплывем утром, то успеем к послеобеденным урокам.

— Если верить прогнозу, то к завтрашнему утру все должно стихнуть, — сказал Василий. — Мне тоже очень жаль, что так получилось, но здешний климат — вещь непредсказуемая. Погода ухудшается, думаю, сегодня будет дождливо и с учетом шторма — очень ветрено. В любом случае экскурсия в аббатство остается в силе. Если желание не пропало — через полчаса выдвигаемся.

— Желание не пропало, — тут же отозвалась Ксюша, которая сегодня была в ярких розовых джинсах.

— Ну не знаю, — проворчал Миша. Он еще не отошел от вчерашнего восхождения на гору и явно не собирался сегодня попасть под дождь и ветер. — Погода не фонтан, я бы остался в гостинице.

— Давай все обсудим за завтраком, — предложила Ксюша. — Вы нас извините, мы еще не завтракали.

Схватив Михаила за руку, она повела его в зал со шведским столом. Фея не стала слушать окончания обсуждений и последовала за парой. Она-то в любом случае пойдет, хоть в дождь, хоть в шторм. Оставаться здесь Фея не могла.

Завтраки в гостинице были скромные, но все необходимое имелось — молоко, хлопья, яйца, ветчина, сыр, хлеб, масло, чай-кофе. Без изысков, но голодной не уйдешь.

Взяв яйцо, ветчину, хлеб, масло и налив в чашку кофе, Фея присела за столик и начала утреннюю трапезу. Перед экскурсией надо хорошо подкрепиться. Неизвестно, сколько она продлится, а бродить голодной по холмам не хотелось.

— Не помешаю? — спросил Стас, который набрал в свою тарелку гораздо большую порцию еды.

— Нет.

Он сел напротив и приступил к завтраку. Спортивный мужчина, хороший аппетит. И, наверное, здоровая психика.

— Ты идешь или остаешься здесь? — спросил Стас.

— Иду, конечно, — ответила Фея, намазывая масло на хлеб. — Жалко терять день впустую.

Стас посмотрел на нее с любопытством.

— А что значит не впустую?

— Не впустую — получить новое впечатление. Мы же все сюда приехали за впечатлениями, не правда ли?

— Пожалуй, — он лихо расправлялся с омлетом и ветчиной. — И что тебе понравилось здесь больше всего?

— Озеро, — не задумываясь ответила Фея. — Замки, думаю, в Шотландии не редкость. А вот озеро у подножия гор — это очень красиво. Природа вообще создает очень красивые вещи. А что понравилось тебе?

— Все интересно, — ответил Стас. — Я как-то и замки сильно не видел. Первый — здесь.

— А что посмотрел до острова?

Он пил чай, она кофе и ждала ответа.

— Да я, собственно, только пару дней в Эдинбурге провел, а потом сюда.

— Понравилось? — спросила Фея.

— В Эдинбурге?

Она кивнула.

— Да, красиво.

— Приятного аппетита, — сказала Фея, закончив завтрак и поднимаясь. — Мне еще в номер нужно подняться, взять теплую одежду. Встретимся в холле.

— Надеюсь, погода не испортит нам экскурсию.

Фея ушла. Стас проводил ее взглядом. Как же это он сразу не разглядел такую красотку? Может, потому, что до этого она была без косметики, да еще и одежда не самая привлекательная, плюс нелепая цветная прядь. А сегодня Фея как будто немного другая. Или это ему просто так кажется после вчерашнего вечера? Как бы то ни было, но девушка — огонь. Жаль, что его пребывание здесь не предусматривает общение с противоположным полом. Хотя кто знает…

За соседним столиком толстяк со своей мышкой закончили завтрак и, махнув Стасу рукой, тоже пожелали приятного аппетита. Он отсалютовал им чашкой с чаем.

В назначенное время желающие посетить аббатство в дождь собрались в холле. Оказалось, что на экскурсию пойдут все, кроме Миши.

— Он решил остаться, — мило улыбнулась Ксюша.

Аббатство идеально подходило острову. Фея бродила по развалинам и думала о том, что когда-то здесь была христианская святыня, а весь остров — одно большое скопление языческих легенд. Как же все это уживалось на одной земле?

Низкие облака нависали над холмами тяжелым покровом, день был пасмурным, оттого старый камень, потемневший от времени, казался еще более темным.

От некогда процветающего аббатства осталось немного — фундамент главного храма, сквозь который пробивалась трава, фрагменты кое-где мощеного пола, кусок древней стены из грубого камня, сохранившей стрельчатый проем. Разрозненные части некогда единого целого, а вместе с тем легко было вообразить себе, что когда-то здесь стоял высокий собор, и звуки шагов отражались от его плит гулким эхом, а окна были украшены витражами, и их готические очертания стремились вверх, к небу. Собор был строг, красив и суров, без декоративных излишеств. Когда-то здесь жили монахи, они каждый день смотрели на тяжелые облака над холмами и чувствовали запах моря. А море частенько штормило. Да, все это очень легко было себе представить. Аббатство идеально подходило острову.

Фея подошла к фрагменту стены и дотронулась до камня рукой. Камень был холодный и влажный. Она не слушала, что говорил Василий, собравший группу у большого валуна. Фее не нужна была информация, ей важны были собственные ощущения от места, его энергетика. То, что потом она сможет передать глине. А для этого необходимо увидеть, услышать, прочувствовать.

К тому же ей совсем не хотелось сейчас находиться рядом со всеми ними. Слишком больно. Лучше ощущать под ладонью шершавый камень и думать о том, сколько исповедей он услышал, сколько признаний в горестях и грехах. И так ли много камень слышал про счастье?

Заморосил мелкий дождик. Фея оглянулась в поисках укрытия. Но укрыться было негде и нечем, оставалось только накинуть на голову капюшон.

Группа у валуна дружно раскрыла зонты. Лана, стоя под большим черным, жалась к «своему мужчине».

Четырнадцать ему исполнилось в январе на новогодних каникулах. Свой день рождения он отпраздновал с родителями на горнолыжном курорте, вернулся загорелый и взрослый. Первый из всего класса получил паспорт.

Ей было интересно взглянуть на его паспорт: какая фотография, какая подпись и вообще… У нее день рождения весной, еще ждать и ждать. Он вспомнил о том, что принес показать паспорт, на уроке литературы, когда Надежда Петровна упоенно рассказывала всем про Чехова. Произведения Антона Павловича не значились в школьной программе за седьмой класс, но планировался коллективный поход в театр — спектакль по рассказам Чехова, — поэтому классная руководительница решила всех подготовить. Она с вдохновением рассказывала биографию великого писателя, чьи пьесы ставят в театрах всего мира, а Фея, спрятавшись за подставкой, на которой стоял учебник по литературе, рассматривала паспорт. Фотография получилась очень серьезная, он был на ней одновременно похож на себя и не похож. А подпись слишком короткая, пара каких-то закорючек. Вот когда Фее выдадут паспорт, она уж постарается украсить собственную подпись красивыми завитками.

— Антон Павлович был знаком со многими известными людьми своего времени, он находился в переписке с Львом Николаевичем Толстым и Петром Ильичом Чайковским, — раздавался размеренный голос Надежды Петровны.

При этих словах Фея чуть не прыснула со смеху, даже закрыла ладонью рот, чтобы не выдать себя. Антон Павлович… ну надо же… и еще ниже наклонила голову, чтобы совсем спрятаться за учебником. А потом передвинула открытый паспорт соседу по парте и показала пальцем на значившееся там имя и отчество. Антон Павлович.

Он забрал паспорт с невозмутимым видом, лишь слегка покраснел.

— Мы с вами увидим спектакль по нескольким рассказам писателя, перед посещением театра настоятельно рекомендую их прочитать. Записываем названия: «Хирургия», «Хамелеон», «Лошадиная фамилия».

Фея еле дождалась перемены, чтобы от души подразнить своего соседа, называя его Чеховым, а на следующий день принесла в школу карандашный портрет.

— Нам в художке задали нарисовать портрет, я решила сделать твой, — сказала она, хитро поглядывая на Антона.

Портрет был и правда узнаваем, Фея срисовывала его с одной из фотографий. Но подошла к заданию творчески, добавив характерные бородку, усы и очки.

— Очки особенно удались, да? — невинно спросила она.

— Пенсне, — поправил он. — Эти очки называются пенсне.

— Самый умный, да?

Он не ответил, только уголки губ слегка приподнялись в чуть заметной улыбке.

Портрет в итоге она ему подарила, а в театр не попала — заболела и провела две недели дома. Зато он каждый день присылал ей по одной цитате Чехова, типа «Краткость — сестра таланта» и «Не стоит мешать людям сходить с ума».

А когда четырнадцать исполнилось ей и она пригласила всех своих друзей в боулинг, он единственный из всех мальчиков пришел с цветами. Принес три белые розы.

Хмурый день превратился в мокрый и дождливый. Группа, еще немного побродив по развалинам аббатства, повернула в обратный путь.

— Мы в гостиницу, — сказал Василий, подойдя к Фее. — Скоро разыграется непогода, я рекомендую присоединиться к нам.

— Я не задержусь, — пообещала она, — еще минут пять погуляю и последую за вами.

— Ой, — раздалось рядом. — О-о-ой…

Это Ксюша подвернула ногу и чуть не упала на камни.

— Какая я неуклюжая.

Девушка стояла, опираясь о стену, и беспомощно глядела на гида.

— Наступить сможешь? — спросил Василий, подойдя к ней.

— Наверное.

Пришлось ему поддерживать прихрамывающую Ксюшу.

Стас устремился было к Фее, решив составить ей компанию, но потом вдруг передумал и примкнул к остальным.

Зато, закончив разговор по телефону, к Фее повернулся Тони. Он смотрел не мигая и пристально, будто звал присоединиться к группе. Она не смогла выдержать этот взгляд — отвернулась, уставилась на камни. Ей хотелось побыть одной, снова сосредоточиться на аббатстве. Только сразу вспомнился вчерашний вечер в баре, где они находились вдвоем. Им ведь даже не потребовались слова. Достаточно было просто сидеть рядом. Сколько лет они вот так сидели рядом.

Утром, когда группа шла к развалинам аббатства, Стас развлекал Фею разговорами, рассказывал про тренировки и выносливость, а она делала вид, что это очень интересно. Она вообще была мастер изображать свой интерес к предмету разговора. С Владом делала это постоянно. И вот теперь со Стасом.

А самой хотелось вернуться в тот вчерашний бар и снова ощутить безмолвную близость тела. Каждой клеточкой ощутить.

Какие же мы с тобой далекие теперь, Антон… И какие близкие… Правда?

Она протянула руку и снова коснулась камня. Закрыла глаза. Стояла так минуту или две, а когда подняла веки — увидела перед собой женщину. Не молодую и не старую, про таких говорят — без возраста. Женщина была в куртке и резиновых сапогах, она совсем не пряталась от дождя, ее рыжие с проседью кудрявые волосы намокли, а на бледной коже блестели капли. Женщина разглядывала Фею светло-серыми, с вкраплениями рыжего, глазами. Этот взгляд завораживал, и хотя Фее очень хотелось отвернуться — она не могла. Женщина словно заглядывала ей в душу, считывала ее, а потом едва заметно кивнула, и только тогда Фея поняла, что все это время не дышала.

Незнакомка кивнула еще раз, что-то пробормотала себе под нос и, отвернувшись, ушла. В противоположную от группы сторону. Она направилась к холмам. Дождь усилился, он почти размыл ее удалявшуюся фигуру. Капюшон женщина так и не надела. Рыжие с проседью пряди почти достигали пояса.

Он совершенно не собирался делать этот звонок, не на экскурсии, где собралась почти вся группа, не под дождем. Можно было бы подождать, сделать все в номере, но, когда он увидел Фею, бродящую отдельно от всех, и вспомнил запись Ланы, выдержка изменила.

Вчера Антон долго сидел внизу, уже и бармен ушел, и наступила глубокая ночь, и давно пора было подняться к себе. Непогода за окном продолжалась. Такая же непогода была и на душе. Даже сильнее. Там, в душе, казалось, не осталось живого места.

«Глаза ведь не врут, правда? Вот по ним Фея и поняла, что он не смог ее простить. Она же не сумела и слова сказать в свое оправдание».

Да даже если бы и сумела… красноречивый след страсти на шее был громче любых слов. И его не забыть.

Когда Антон вернулся в номер, Лана уже спала, а утром дула губы и всячески демонстрировала обиду. В принципе, ее можно было понять. Девушка надеялась на романтическое путешествие, которым было бы не стыдно похвалиться перед подругами, а получила сомнительное удовольствие — переменчивую погоду, лазанье по горам и спутников, не соответствующих ее понятию о хорошей компании.

А Антон не мог сгладить ситуацию. Просто не мог. В голове намертво засели слова записи.

«Я стояла и смотрела, как он открывает перед ней дверь автомобиля, что-то отвечает, и она касается его руки и влюбленно смотрит. Они уехали, а я поняла, что мои слова уже ничего не изменят. Слишком поздно».

Она приезжала? Она так же мучилась, как и он? И все из-за чьей-то жестокой игры?

Лана была демонстративно холодна, и Антон не делал ничего, чтобы исправить ситуацию. Зато, когда они спустились вниз, поведение девушки резко изменилось. На людях Лана всегда показывала идеальные отношения. Порой его это забавляло, порой раздражало, сегодня же было все равно.

После того как Василий закончил свой рассказ об аббатстве, Антон отдал Лане раскрытый зонт, который держал над ее и своей головой, накинул на волосы капюшон куртки, чуть отошел в сторону и набрал номер.

— Привет, как у вас там дела? — тут же откликнулся Никита.

— Нормально. У меня к тебе есть одно дело.

— Даже не сомневаюсь, — хохотнул друг.

С Никитой Антон познакомился в университете. Оба были юными, амбициозными и желавшими доказать всем и каждому, что о них еще будут говорить в бизнес-кругах. Жизнь крылья немного обломала и спустила на землю. Тем не менее дружба устояла, а мечты немного трансформировались. Они открыли собственное дело и прекрасно работали в паре, продолжая верить, что главный успех у них еще впереди. А небольшая совместная компания однажды вырастет в крупную инвестиционную.

— Послушай меня.

— Слушаю внимательно.

— Меня интересует Борис Берцов. Чем занимается, где живет, с кем общается. Я бы сам пробил, но здесь Сеть не тянет.

— Сделаем, — пообещал друг.

Вот чем хорош Никита — никогда не задает ненужных вопросов.

— Еще раз повтори имя, я запишу.

— Борис Берцов.

— Ага.

Кто-то подошел со спины, пришлось сворачивать разговор.

— Все, говорить больше не могу, позже наберу.

Отключился. Повернулся. Стас. Кто бы сомневался. Много полезного услышал, чувак?

— Впечатляет, — произнес Стас, показывая на уцелевшую стрельчатую арку.

— Очень, — согласился Антон.

— Коть, ну ты там что застрял, наши уже пошли обратно, — Лана стояла под зонтом в нетерпеливом ожидании.

Он ненавидел этого «котю», она это прекрасно знала и сказала сейчас специально, чтобы позлить его. Лана все еще дула губы за его вчерашние уходы.

«Вернемся в Глазго, куплю тебе сумку, успокойся», — хотелось сказать Антону. Но он промолчал.

Вместо этого повернулся и посмотрел на Фею. Дождь усиливался, и в целом погода не предвещала ничего хорошего. А она стояла в отдалении одна и не собиралась уходить. Дуреха.

Упрямица. Совсем не изменилась.

И он не мог подойти к ней, взять за руку и просто потащить за собой, несмотря на протесты и возмущения.

Не мог.

Поэтому стоял и смотрел. И она стояла и смотрела. И разделявшее их расстояние казалось пропастью, потому что…

«Слишком поздно…»

А вот ни фига. Никогда ничего не поздно. Просто сначала надо разобраться с одним делом, а потом.

— Тони, ну мы идем?

Идем-идем…

Антон резко отвернулся и пошел с Ланой, нагоняя группу.

Для этого им потребовалось минут пять, не больше.

— Все же удивительно, — сказал Лёня, поднимаясь по дороге, которая вела вдоль холма. — У них здесь такая погода — не подарок, а сельское хозяйство в прекрасном состоянии. У нас, кажется, с погодой все гораздо лучше, а процветания нет.

— Скоро будет, — пообещала Маша. — Вот построят в Нечаеве агрокомплекс, порвем всех.

Точно! Агрокомплекс.

Час спустя, вернувшись в номер и переодевшись, Антон нашел в телефонной книге абонента «Верховный» и написал ему сообщение.

«В Нечаеве строится новый агрокомплекс с большими перспективами».

Ответ пришел быстро.

«Любопытно. Посмотрю. Как дела?»

«Нормально. Но немного задерживаюсь. Нелетная погода».

Погода стремительно портилась, и, едва группа достигла гостиницы, начался настоящий ливень.

— Ну и погодка, — сказал Лёня, когда они всей компанией шумно вошли в небольшой холл.

— Да, здесь такое бывает, — согласился Василий, проводя ладонью по влажному лицу. — Как нога? — повернулся он к Ксюше.

— Уже лучше, спасибо, — нежно улыбнулась она.

На звук голосов вышла Хизер, хозяйка гостиницы. Она начала что-то быстро говорить Василию, а гид отвечать. Даже Маша в этой речи понимала не все, а через пару минут Василий повернулся к группе и объявил, что в связи с форс-мажором и разбушевавшейся непогодой всем присутствующим предлагается ланч в гостинице, правда, за него придется заплатить.

— Да не вопрос, — ответил Стас. — У нас все равно альтернативы нет. Ни до бара, ни до супермаркета под таким ливнем не дойдешь. А это надолго?

— Возможно, до вечера, — ответил Василий.

— Тогда, может, нам и на ужин что-нибудь предложат? — подала голос Маша.

— Я сейчас спрошу. — Василий снова обратился к Хизер, и они начали обсуждать возможность ужина.

Лана нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Она промокла, ей хотелось быстрее в номер, а лучше — вообще убраться отсюда поскорее. Тони же все время смотрел на входную дверь, словно кого-то ждал. Кого здесь можно ждать? В такую погоду? Только водяного или эту их национальную, как ее… селки!

Он даже стал набирать телефонный номер. По памяти! Лана давно не встречала человека, который помнит чей-то телефонный номер. Главное — собственный не забыть. Но абонент оказался недоступен.

Лана вынула из кармана свой телефон и посмотрела на количество делений. Дело не в абоненте, здесь, по ходу, вообще сеть отрубили. Прекрасно! Как в детективной книге или в кино. Они оказались отрезаны от всего мира на маленьком острове.

— Ужин будет, — провозгласил Василий, и все оживленно захлопали, благодаря хозяйку.

Хизер заулыбалась и даже немного покраснела от удовольствия.

— Значит, сейчас у вас есть время подняться к себе, переодеться, высушиться, а минут через сорок спускайтесь вниз, туда, где проходят завтраки. Будем обедать. Правда, должен сразу предупредить, в меню только сэндвичи, отварные яйца, йогурты и фрукты. Гостиница не предполагает трехразовое питание, Хизер делает закупки только для завтраков. На ужин обещала сосиски и картошку фри.

— В принципе, жить можно, — заметил Лёня.

— Но вообще, если здесь частые шторма, следовало бы и предусмотреть питание для застрявших, — произнесла Лана недовольным голосом.

— Если честно, такое первый раз в моей практике, — признался Василий. — Не знаю, сталкивалась ли с подобным Хизер, но думаю, в любом случае нам следует ее поблагодарить.

Лана закусила губу. Кажется, только что Василий поставил ее на место.

— А, вот вы где! — по лестнице тяжело спускался Михаил. — Я уже думал, как вас искать. Связи нет, дозвониться невозможно. Я так понимаю, мы попали.

— Нас будут кормить обедом, — тут же подлетела к нему Ксюша, забыв о поврежденной ноге. — Василий договорился.

— Респект, — ответил Михаил и взял из рук Ксюши влажную ветровку. — Ты вся промокла. Пошли быстро в номер.

Эти слова послужили сигналом для других. Маша с Лёней и Стас тоже направились к лестнице. В холле остались только Василий, который продолжал что-то обсуждать с Хизер, присоединившийся к ним бармен и Тони.

Лана потянула Тони за руку:

— Ты идешь?

— Пока нет, — ответил он, продолжая смотреть на дверь. — Иди одна, я скоро.

Лана непонимающе уставилась на Тони, но спорить не стала. В номере ждал теплый душ и сухая одежда. Если Тони хочется стоять в мокром и слушать разговор бармена с Василием — это его право. Но все же было немного обидно, что он не поднимается вместе с ней, не спрашивает, не промочила ли она ноги?

А она промочила!

Вон Лёня радовался, как удачно они на всякий случай захватили с собой теплые носки. А Лана вот не захватила! Кто же знал, что здесь вместо модных босоножек с тоненькими ремешками принято носить теплые носки и резиновые сапоги.

Хлопнула входная дверь. Не иначе все-таки селки пожаловала.

— Фея, ты как? — послышался голос Василия.

— Нормально, — ответила прибывшая девушка.

Лана остановилась на середине лестницы и перегнулась через перила, чтобы посмотреть на эту не от мира сего любительницу виски.

Выглядела Фея неважно, куртка с капюшоном, кажется, ее не спасла. Джинсы девушки были абсолютно мокрые, кроссовки грязные — еще бы, столько шагать по земле и лужам.

— Тебе нужно срочно согреться, — произнес Тони.

Вы только посмотрите на него! Лане, значит, согреться не нужно, а этой — нужно.

Фея бросила взгляд на Тони, но ничего не ответила.

— И, кстати, несколько капель виски не повредит, — подтвердил Василий.

С ума сойти, какой хоровод образовался вокруг одной безмозглой дуры. Сначала отстала от всех по собственному желанию, а теперь устраивает спектакль — окручивает мужиков.

— Наверное, лучше чаю, — ответила Фея.

Правильно, виски ей противопоказан. Она вчера такие сказки после него рассказывала.

— С ложкой виски, — добавил Тони.

— Коть, мне кажется, ключ от номера у тебя, — громко заявила Лана, еще больше перегнувшись через перила, чтобы ее точно все заметили.

Тони поднял глаза, лицо его было бесстрастно, но Лана знала, насколько сильно он недоволен. Ладно бы еще между собой «котя», но при всех… А нечего прыгать вокруг других девиц!

— Иду, — коротко бросил он и, окинув еще раз взглядом промокшую Фею, направился к лестнице.

Тони не был любителем выяснять отношения. Обычно он ограничивался одной фразой, из которой все сразу становилось ясно и понятно. И почему-то дальше не тянуло устраивать скандал. Наверное, где-то глубоко в душе у Ланы было запрятано чувство зыбкости их отношений, страха их потерять. С Тони дела обстояли непонятно, хотя общение казалось довольно надежным. Лана мечтала о замужестве с ним, ясно представляла себе их прекрасную устроенную жизнь со штампом в паспорте. Только бывали моменты, когда Тони был словно не с ней. Лана уверяла себя в том, что это просто такой характер. Далеко не все мужчины выставляют свои чувства напоказ. Да почти никто не выставляет! Для них это глупости. К тому же не каждая из ее подруг могла похвастаться люксовыми подарками и походами в элитные рестораны. Нет, все было замечательно, все шло по плану. Просто у Тони такой характер и всегда много работы, которая занимает львиную долю его времени.

Лана убедила себя в этом и продолжала строить грандиозные планы на их совместное будущее, однако поездка в Шотландию начала что-то рушить. Даже не в Шотландию, а на этот проклятый остров. Здесь отстраненность Тони превращалась в отчуждение.

У них так и не случилось секса.

С виду Тони был все так же внимателен — на экскурсии зонтик раскрыл, держал над головой, когда начался дождь, страховал Лану за руку на скользкой от дождя тропинке, но мыслями был где-то очень далеко.

— У меня есть имя, — сказал он ледяным голосом, когда они вошли в номер.

— Я знаю, — ответила Лана. — А еще у тебя есть девушка, которая промокла и замерзла, а ты остался внизу.

Она поняла, что на этот раз ее не удержат его холодные замечания. Скандал назревал, он просто требовался.

— Моя девушка должна была уже согреться под горячей водой и выйти из душа. Я дал тебе эту возможность.

— Спасибо большое, — саркастически поблагодарила Лана и поклонилась. — Ты настоящий рыцарь.

— Тебя что-то не устраивает?

Ее не устраивало все: остров, гостиница, шторм, из-за которого они вынуждены остаться, сэндвичи вместо нормального обеда и его равнодушие.

— Ты меня не любишь, — вдруг произнесла Лана.

Ей очень хотелось услышать опровержение, очень хотелось, чтобы он сказал, что любит. Но Тони молчал. Он устало провел ладонью по лбу и произнес:

— Иди в душ, а то заболеешь.

Что? Что у них пошло не так? Лана не понимала.

На ланч они спустились в молчании.

Миша, Ксюша и Стас уже сидели за столиками. На тарелках перед ними лежали сэндвичи с ветчиной и соленой рыбой, а также отварные яйца и крекеры. В чашки был налит чай.

Из динамиков раздавалась медленная заунывная музыка. Хоровая песня навевала тоску и наводила на мысли о том, что здесь что-то оплакивают.

Видимо, их с Тони отношения.

Они сели за свободный столик и стали ждать, когда сотрудник принесет тарелки с ланчем. Вскоре показался Василий.

— Вы не против, если я присоединюсь? — спросил он у Тони.

— Конечно, — сделал тот приглашающий жест рукой.

Лана заметила, как недобро в их сторону посмотрела Ксюша. Бедная мышка, все усилия напрасны, мальчики слетаются на ярких бабочек.

— Что это за заунывная песня? — поинтересовалась она у Василия и мило улыбнулась.

Может, если начать флиртовать с гидом, в Тони проснется ревность?

— Это, наверное, самая известная песня о любви в Шотландии, — ответил Василий.

— Какой ужас, — отозвалась Лана, и была искренна. — Как может такое скучное песнопение быть песней о любви? Под нее же есть нельзя — кусок в горло не лезет.

Именно в этот момент им принесли ланч.

Василий улыбнулся.

— Приятного аппетита, — пожелал он.

— А попросить выключить этот саундтрек нельзя? — поинтересовалась Лана, стараясь придать голосу игривость.

— Боюсь, что нет. Для вас включили «Энни Лори». Это, считайте, комплимент. Не обижайте хозяев.

— Да, конечно, — пробормотала Лана и взяла сэндвич.

Тони пошел наливать чай.

— Тебе чай или кофе? — спросил он перед этим.

— Чай.

Безупречен, как всегда. Ни капли ревности, только хорошие манеры. Может, зря она так взбесилась? Тони такой, какой есть.

Пока он наливал чай, Лана улыбалась Василию, а Ксюша сверлила ее недовольным взглядом, появились остальные желающие перекусить — Маша, Лёня и Фея. Они остановились на пороге, окидывая взглядом помещение, и решили сесть за столик у стены.

— Ну надо же, «Энни Лори»! — воскликнула Маша. — Я своим ученикам ее ставлю на уроке, когда мы знакомимся с английскими стихами и песнями, а я рассказываю об акцентах разных областей Британии. Это очень известная старая шотландская песня.

— Я вообще не могу понять, что они поют, — сказала Фея.

Она переоделась, и Лана вынуждена была признать, что в темно-синих джинсах, белой в красную полоску майке, со стянутыми в тугой узел волосами и крупными серебряными кольцами в ушах, которые сочетались с широким браслетом на ее запястье, выглядела жертва несчастной любви очень даже ничего. Может же, когда хочет. Вон как у Стаса глаза заблестели. Мужик готов.

— Я сама не с первого раза поняла, — призналась Маша.

Все присутствующие повернули головы, прислушиваясь к разговору.

— А вы можете перевести? — спросил Михаил.

— Я знаю ее литературный перевод, — улыбнулась Маша и начала декламировать:

Маша читала стихотворение так, как, наверное, читала его на уроках детям. Четко, ясно, с хорошей дикцией. И Фея снова вспомнила, как когда-то учила «В горах мое сердце…».

Очень простые слова, без всяких изысков. Наверное, каждая хотела бы быть на месте Энни Лори. Только в жизни такое встречается слишком редко. Родителям Феи повезло, ей самой — не очень.

Маша закончила декламацию, получила свою порцию аплодисментов и села за столик. Фея замерла в середине зала: никак не могла решить — присоединиться к Маше и Лёне или все же приземлиться за соседний пустой. Мало ли какие разговоры могут быть у семейной пары. В итоге она выбрала одиночество.

У нее вообще в последнее время если с чем проблем и не было, так это с одиночеством.

Песня закончилась, на смену ей пришла инструментальная музыка с ярко выраженными кельтскими мотивами, под которую легко можно восстановить в памяти замок, аббатство и озеро.

Зал наполнился легким гулом беседы. За тремя столикам звенела жизнь, за ее — воспоминания.

К девятому классу он вытянулся и стал тем красавчиком, на которого заглядываются девчонки. Антона миновала подростковая нескладность. Возможно, сказались занятия спортом. Вместо долговязого, длиннорукого, тощего тинейджера появился вдруг юноша с красивым разворотом плеч и хорошей осанкой. Густые волосы со лба он забирал на физкультуре в забавный хвостик-пальму, а потом выдавал результат. Бег, подтягивание, прыжки в длину, игра в баскетбол — сразу было заметно: человек занимается спортом.

Друзей в классе у Антона было немного, он никогда не изображал рубаху-парня. Ему хватало трех-четырех пацанов, чтобы обсудить с ними новые игры и гаджеты. А еще у него была она. И она так привыкла занимать в его жизни место главной подруги, что здорово удивилась, когда, придя на городские соревнования по легкой атлетике, увидела вдруг вьющуюся вокруг Антона группу девчонок. Они что-то говорили ему, улыбаясь, он отвечал и, кажется, чувствовал себя совершенно комфортно.

А она сидела на трибуне и наблюдала за всем этим безобразием, не имея возможности пройти в зону для спортсменов. Высокая девчонка с длинными стройными ногами и пепельными, убранными в узел волосами коснулась его плеча и что-то заговорила на ухо. Антон чуть склонил голову и внимательно ее слушал. Увиденное стало открытием. Неприятным.

Потом подошли парни, поздоровались, пожали друг другу руки, разговор стал общим и очень оживленным. Выходит, Антон вовсе не замкнутый, просто основные его друзья не из школы, а из секции. Ей вдруг показалось, что она его совсем не знает, хотя всегда считала наоборот. Она чувствовала растерянность и что-то похожее на обиду. Такого рода эмоции она испытывала впервые в жизни. Они были новые, незнакомые и очень болезненные.

Начались забеги, но она не смотрела на дорожки, она смотрела в тот угол, где стоял с компанией Антон, от которого не отлипала длинноногая девчонка. Вскоре появился тренер, и дружная компания распалась. Девочки удалились в помещения под трибуной, а парни начали разминаться. Она смотрела в угол до тех пор, пока могла видеть Антона, потом он куда-то ушел.

Это были первые соревнования по легкой атлетике, на которых она присутствовала. Просто в школе он сказал, что на выходных выступает.

— Можно я приду? — спросила она, памятуя, как сама несколько лет назад запретила Антону появляться на теннисном корте.

— Если нарисуешь плакат, — ответил он.

— Ничего себе условие! — возмутилась она. — Что, мало поклонниц?

— Если ты придешь с плакатом, то все увидят, что как минимум одна есть.

Она пришла с плакатом и поняла, что про отсутствие поклонниц Антон наврал. Хорошо, что лист не развернула, а то сидела бы как дура.

Когда объявили забег, в котором принимал участие Антон, она почувствовала волнение. Сразу забыла и про девчонку, и про плакат, лишь бы только он пробежал хорошо. Стометровка. По микрофону объявляли имена участников, и сердце готово было выскочить из груди. Она смотрела, как юноши выходят на свои дорожки, ставят ноги на колодки, руки — на покрытие.

Только бы не фальстарт, только бы не фальстарт…

А дальше — крик с трибун, и сама она тоже кричала, подгоняя, даже вскочила с места. От напряжения можно было сойти с ума, все чувства обострились, и только глаза не отрываясь смотрели на бегунов.

— Давай! Давай! Давай!

Он бежал сначала третьим, потом вторым, и ей казалось, что бежал Антон не так, как остальные. Его соперники быстро перебирали ногами, увеличивая скорость, а он словно летел, делал шаги и как бы зависал в воздухе. Это было очень красиво и очень похоже на орнаменты с древнегреческих амфор, фотографии которых им показывали в художественной школе. Это ощущение полета и зависания казалось нереальным, потому что сам забег длился всего несколько секунд, и перед самым финишем Антон выбился вперед, закончив стометровку первым.

Она была впечатлена, ошеломлена, опьянена увиденным. Она не сразу поняла, что стоит. И только когда объявили следующий забег, села на свое место.

Антон вышел в финал. Там он финишировал третьим, а она снова пережила непередаваемый букет эмоций.

«Поздравляю!» — написала ему в сообщении.

«Спасибо», — ответил он.

«Ты когда домой?»

«Не знаю. Еще забеги у девочек, а потом церемония награждения».

Она сидела до самого конца и фотографировала Антона, когда ему вручали памятную медаль и грамоту, а потом ждала его у выхода. Они договорились об этом по телефону.

Он появился в компании двух пацанов и все той же длинноногой девчонки, которая, к слову, оказалась неплохой бегуньей, и хоть призовое место не завоевала, в финальный забег попала. Длинноногая шла, цепляясь за локоть Антона и громко смеясь, а в нее будто вселился кто-то другой, кто не стал ждать, пока вся эта компания приблизится. Сама не понимая, что делает, она быстрой походкой направилась к Антону, и он, увидев ее, заулыбался и хотел что-то сказать, но она не дала. Обхватила его за шею и, выдохнув: «Поздравляю!», поцеловала в губы.

Это был их первый поцелуй.

Расходиться по номерам не хотелось, а о том, чтобы выглянуть на улицу, не было и речи.

Тогда Лёня предложил поиграть в «Уно», при этом выигравший дает проигравшему какое-нибудь задание. Сначала присутствующие восприняли предложение без энтузиазма, а потом как-то пришли к выводу, что это должно быть забавно. В итоге, пока Лёня бегал в номер за игрой, все перебрались в зал с баром и сдвинули два стола. Бармен с интересом наблюдал за манипуляцией гостей, когда же вернулся Лёня и, перетасовав колоду, начал раздавать карты, бармен воскликнул:

— No! No! No!

Он, видимо, решил, что сейчас начнется азартная игра. Кто этих русских знает, о них такое рассказывают… Василий попытался объяснить, что все будет окей, однако шотландец оказался непреклонен. В итоге вызвали Хизер. Василий долго разговаривал с ней, что-то объяснял, показывая на группу за столом, и, учитывая ненастье и невозможность развлечь себя, хозяйка гостиницы все же разрешила игру в зале. Под честное слово, что никаких денежных ставок не будет. Если что, бармен ей сразу сигнализирует.

Игра началась. Из-за того что народа было много, партии заканчивались быстро, и карты тут же раздавались снова. Вскоре выяснилось, что среди присутствующих есть мастера. Во всяком случае, ни разу не проиграли Лёня, Маша, Стас и Тони. Зато каждый из них по разу закончил первым, а Лёня вообще дважды.

— Ты профи, — заметил Василий. — Тренируешься?

— Периодически, — ответил Лёня, и Маша закусила губу, чтобы на лице не заиграла глупая улыбка.

Задания для проигравших были самые разные, и все веселились от души. Даже бармен в роли соглядатая оказался захвачен происходящим и уже, кажется, не думал, что русские решили устроить в гостинице подпольный игорный дом.

Так, Лана танцевала латинский танец. Ей даже включили соответствующую музыку, сохраненную на чьем-то телефоне. Миша изображал кота, и это было уморительно, учитывая его габариты и на удивление мягкую пластику. Он настолько вошел в роль, что заставил девочек смеяться до слез, а уж когда низким голосом произнес: «Мяу!» — в игре настал вынужденный перерыв. На непрекращающийся хохот прибежала Хизер и, увидев происходящее, присоединилась к общему веселью.

Ксюша должна была спеть песню про Ксюшу, у которой юбочка из плюша. Выяснилось, что у исполнительницы слух отсутствует напрочь, поэтому припев исполняли хором.

Когда проиграла Фея, победителем оказался Лёня, и он решил задать вопрос:

— Чем вы занимаетесь, Фея?

— Я художник-керамист, — ответила она. — Изготавливаю из глины украшения, чайные и кофейные кружки, горшки для цветов, а потом их расписываю, часто используя технику глазурования.

— Ничего себе, — отреагировала Маша. — И гончарный круг имеется?

— И гончарный круг имеется, — улыбнулась Фея.

— А покупатели? — подала голос Лана.

— Пока не жалуюсь.

— Я бы посмотрела на твои изделия, — Маша явно была впечатлена.

Тогда Фея включила телефон, зашла в галерею и показала фото некоторых своих творений: блюдо в виде огромного цветка, набор разноцветных салатников с геометрическим орнаментом, ярко-голубые чашки с блюдцами под капучино, коллекцию брошей в виде листьев, желудей и ягод.

Все захотели посмотреть на изделия Феи и остались впечатлены. Маша и Ксюша тут же стали задавать вопросы о том, где можно приобрести такую красоту. Лана, конечно, тоже впечатлилась, но усиленно изображала равнодушие. Мол, «в наших кругах такое не носят». Однако на нее никто не обращал внимания. Зато возникла идея выпить чаю.

В баре продавалась упаковка овсяных печений, которой должно было хватить на всех.

— Попробуем, чем их печенья отличаются от наших, — сказала Маша.

Оказалось, что принципиально — ничем. Если только они более рассыпчатые.

Время проходило легко и непринужденно. Маша и Фея обменялись контактами, Миша расспрашивал Василия о местных ценах на недвижимость и выглядел при этом очень заинтересованным. Стас не спускал глаз с Феи. Лана демонстрировала за чаепитием хорошие манеры, обсуждая с Ксюшей ужасный местный климат. Соединенное Королевство — это чай и разговоры о погоде. Тони в основном молчал, он просто наблюдал за происходящим.

После чаепития вернулись к игре, и на этот раз проиграл Василий. Победительница Маша попросила его рассказать шотландский анекдот. Василий некоторое время думал, наверное, выбирал, какой рассказать, а потом заявил, что шотландцы — довольно прижимистая нация. Это, можно сказать, одна из их национальных черт характера и повод для самоиронии, после чего приступил к анекдоту.

— Один из самых знаменитых шотландцев давал интервью, в котором его спросили, как удалось заработать такое огромное состояние. «Это долгая история, — ответил шотландец, — и так как нам не нужен будет свет, пока я буду рассказывать, позвольте задуть свечу». На что журналист ответил: «Я не думаю, что вам еще что-то надо мне рассказывать».

Все дружно рассмеялись.

А потом получилось так, что выиграла Фея. Совершенно случайно — просто выпали удачные карты.

И Тони вдруг стал неудачно ходить. Уже закончили Лёня, Маша, Стас, Миша и Василий. Остались только Ксюша, Лана и он. Фея не сомневалась, что проигрывает он специально. Зачем? Хочет узнать, что она от него потребует за проигрыш? А потом она подумала, что если он проиграет, то это будет единственный раз за все время пребывания на острове, когда она что-то скажет ему напрямую. Из всех присутствующих она не разговаривала только с ним.

Лана с довольным видом вышла из игры.

Фея в исходе не сомневалась. И что? Что попросить?

Прокричать петухом? Сплясать «Яблочко»? Продекламировать детский стишок? Спросить, как дела? Как тебе живется с этой красоткой? Какого черта ты поехал на этот остров, когда я в который раз решила начать новую жизнь? А ты сразу лишил меня этого шанса… Что? Что сказать?

— Сними часы, — глухо произнесла Фея, когда партия закончилась и все ждали задание от победителя.

В зале установилась тишина. Часы у Тони были дорогие, и никто не понимал, чего хочет Фея. Забрать их? Но это… неправильно. Это как попросить золотое украшение себе в подарок.

— Ты с ума сошла, — возмутилась Лана.

Фея на нее даже не взглянула. Она смотрела на Тони, и этот взгляд ей давался непросто.

Ну же, давай.

И он, также не спуская с нее взгляда, стал неторопливо расстегивать ремешок. На несколько мгновений показалось, что в зале они остались одни. Время замедлилось, стало тягучим и вязким, но вот ремешок расстегнулся, и часы легли на стол.

Никто не понимал, что происходит, он один знал, чего она хочет, поэтому, протягивая Фее часы, перевернул руку ладонью верх, чтобы она смогла удовлетворить свое любопытство.

— Это все? — поинтересовался он.

Как можно оставаться таким спокойным? Ему бы не в «Уно», ему бы в покер играть и срывать большие деньги.

— Да.

Фея взяла в руки часы, кожаный ремешок еще хранил тепло тела. Красивая вещь, крупный циферблат, секундная стрелка, окошко с датой, узнаваемый логотип известной швейцарской фирмы. Все очень просто и дорого. Сам купил или родители подарили? И то и другое могло оказаться правильным ответом.

— Зачем тебе часы? — голос Ланы вернул в действительность.

Фея вздрогнула.

— Что ты хочешь услышать? — спросила она, продолжая рассматривать часы.

— Правду.

— Правду? — Она подняла глаза на Лану и усмехнулась, чувствуя горечь. — Боюсь, правда тебе не понравится. Правда, знаешь, такая вещь… она не всегда нужна.

С этими словами Фея посмотрела на Мишу и Ксюшу. Нужна ли правда Мише? Если ему откроют глаза на его девушку, скажет ли он спасибо? Или ему удобнее пребывать в счастливом неведении?

А Стас? Историк-любитель Стас, который был в Эдинбурге, но первый замок, который увидел в Шотландии, был здешний замок Дугласов. А как же Холируд, как же знаменитый Эдинбургский замок в самом сердце города? Разве не туда в первую очередь направится любитель истории? Зачем он им всем солгал в первый вечер?

Правда.

— Правда — это такая вещь, которую лучше выдавать дозированно, — сказала Фея и положила часы на стол. — Что-то у меня разболелась голова. Я, пожалуй, пойду к себе.

С этими словами она поднялась из-за стола и направилась к лестнице.

— А как же часы? — раздалось ей вслед. Это была Ксюша, которая явно вообще ничего не понимала.

Фея обернулась через плечо.

— Я не сказала, что заберу их. Я попросила их снять.

После ухода Феи атмосфера за столом изменилась.

— Очень странная девушка, — сказала Лана, собирая карты. — У нее явно не все дома.

— Если ты не понимаешь человека, это не значит, что он странный, это значит, что ты его не понимаешь, — заметил Тони, надевая часы.

— А ты понимаешь? — повернулась к нему Лана, и в голосе ее прозвучала злость, которую не удалось скрыть.

Тони ничего не ответил.

— Мне кажется, — вступила в разговор Ксюша, — художники все немного не от мира сего. У них собственное видение жизни.

— Ну не знаю, — протянул Миша, — для создания горшков это, может, и полезно, но жить с таким человеком — жесть.

Ксюша засмеялась серебряным колокольчиком, кокетливо посмотрев на Мишу.

— Зато она остается честна и не устраивает игры за чьей-то спиной, — спокойно парировал Тони.

И все, кроме Миши, поняли смысл сказанных слов. Ксюша покраснела и закусила губу.

— Думаю, мы закончили, — сказала Маша, забирая колоду у Ланы. — Кажется, скоро уже ужин. Я, конечно, надеялась, что нас угостят хаггисом[15], но в сегодняшних условиях картошка фри тоже неплохо.

— Хаггис — блюдо не для всех, — вступил в разговор Василий, — и, честно говоря, для туристов его предлагают в сильно измененном виде.

— Вы хотите сказать, съедобном, — уточнила Маша.

— Именно, — улыбнулся он.

Все же у Маши был опыт управления аудиторией, как ловко она перенаправила тему разговора, разрядив обстановку. Присутствующие стали обсуждать особенности местной кухни и делиться тем, кто что попробовал.

— Мне очень понравилась местная форель, — заявил Стас.

— Да, неплохая, — согласился Лёня.

Тони поднялся из-за стола.

— Ты куда? — удивилась Лана.

— Хочу посмотреть, может, в номере ловит интернет. Надо проверить почту.

— Ты всегда работаешь? — задал вопрос Миша. — Вообще без выходных?

— Специфика моей профессии, — кратко ответил Тони.

Лана собралась было с ним, но тут Ксюша спросила о том, где в Москве можно хорошо посидеть, и Лана осталась. Она обожала рассказывать о красивой столичной жизни.

В номере было душно. Или это ей казалось, что душно. А за окном — непогода. Дождь шел стеной. А что, если к завтрашнему утру он не закончится? Что, если они останутся здесь еще на день? Фея не знала: хочет этого или нет. Ей хотелось одновременно бежать отсюда и остаться.

Невыносимая мука — видеть любимого человека рядом с другой. Такая мука, что хочется кричать в голос.

Фея открыла окно. Сильный порывистый ветер залетел в комнату, раздувая занавески. Она стояла у окна и жадно дышала, не замечая, как по лицу текут слезы. Прошлое вернулось. Как оказалось, в ее жизни нет ничего, кроме прошлого.

В дверь постучали. Кто там? Маша? Горничная?

Торопливо вытерев со щек влагу и чуть прикрыв окно, Фея отправилась отворять дверь.

На пороге стоял Антон. Или, как его теперь зовут, Тони.

— Зачем ты пришел?

— Можно?

Она отступила на шаг, пропуская его внутрь. Дверь захлопнулась.

Они так и стояли у двери молча — смотрели друг на друга. Он пристально, а она… она все же не выдержала и отвела глаза. Снова потянуло на слезы.

— Не боишься? — спросила тихо.

— Чего?

— Что твоя Лана будет тебя искать.

Он не ответил. Лишь протянул руку и коснулся пальцами ее щеки, ощущая стертую влагу недавних слез. Она хотела отстраниться и даже немного дернула головой, но почти сразу же оказалась в его руках и уткнулась лицом в плечо.

Как давно это было, и как сильно она тосковала по этим объятиям. Сама не понимая, что делает, обняла в ответ за пояс.

— Сонька, — прошептал он ей в макушку.

— Что?

— Как ты здесь оказалась?

— Хотела убраться как можно подальше от тебя. Но ты и здесь меня настиг.

— Я такой.

В глазах защипало.

— Ненавижу тебя, — тихо сказала она.

— Я знаю.

— Себя я тоже ненавижу.

Себя она ненавидела за слабость, а он гладил ее спину и шептал, касаясь губами волос:

— Соня-София-Фия-Фея.

И казалось, что все снова стало именно так, как и должно быть, а последние четыре года — плохой сон. Очень плохой.

— Ты не свел татуировку.

— Нет.

— Почему?

— Так получилось.

— А хотел?

Он немного помолчал, прежде чем ответить:

— Хотел.

Сильный порыв ветра снова раздул шторы и смахнул с тумбочки ночник.

Соня кинулась закрывать окно, но у нее не получилось. Там была какая-то хитрая ручка.

— Давай я.

У Антона, естественно, все легко закрылось. Маленькая лампа с абажуром, слава богу, оказалась целой. Соня поставила ее на место.

Минута слабости прошла, и реальность накатила с новой силой.

— Тебе, наверное, пора идти, — слова давались с трудом.

— Соня.

Она в ответ покачала головой:

— Уже ничего не изменить, Антон, все закончилось. Кто из нас виноват или не виноват… какая теперь разница. У нас разные жизни, ты больше не Антон, ты Тони и… котя. — Соня грустно улыбнулась. — Чехов, ты серьезно позволяешь так себя называть?

— У тебя кто-то есть?

— А разве это имеет значение? У тебя есть девушка, вы поехали вдвоем в путешествие. — Вот теперь Соня выдерживала его взгляд, потому что эмоции начали захлестывать. Ей всегда не хватало выдержки, сейчас тоже. — Что ты хочешь услышать? Жила ли я все это время монашкой? Нет, Чехов, не жила. Та, которая после пары коктейлей просыпается в кровати с чужим парнем, вообще не способна на одиночество.

— Соня, перестань.

— Это ты перестань! — она повысила голос. — Пришел сюда, устроил допрос. Что ты хочешь услышать? Что, кроме тебя, мне никто не нужен, и я сильно пожалела о своем студенческом приключении? Да! Я сильно пожалела, что пошла туда и приняла стакан из рук не бармена, а знакомого парня. Хороший был урок, Антон. Совет на будущее: не бери напитки у кого попало, чтобы потом не просыпаться в неожиданной компании. Но из нас двоих умный всегда был ты, правда? А я всегда сначала делала, потом думала. Зато теперь у тебя есть девушка, которая все продумывает наперед. Уж она таких ошибок не совершит, поздравляю.

— Соня, что ты говоришь?

— Правду.

Соню трясло. Он хотел ее снова обнять, но она предостерегающе уперлась ладонью в грудь Антона и сразу почувствовала, как бьется его сердце. Часто-часто.

Когда-то она на этой груди засыпала. Теперь там засыпает другая.

И теперь другая, а не Соня водит пальцем по его еле заметному шраму над бровью, и целует на ночь, и готовит по утрам кофе.

— Уходи.

Антон поднял руку, чтобы коснуться ее лица, такого измученного, такого несчастного, но взгляд Сони остановил его, и рука опустилась.

Соня подошла к двери и распахнула ее.

Внутри в который раз все умирало.

Уходи-уходи-уходи…

Антон долго и пронзительно смотрел на нее, прежде чем сделать шаг. Он словно еще чего-то ждал, но Соня упрямо подняла подбородок и сжала губы в узкую полоску.

Дождевые капли под напором ветра били в окно.

Хотелось задернуть шторы, лечь в кровать и включить ночник. И не спускаться на ужин. Где-то у нее была книга на английском. Купила в Глазго про тот красивый парусник. Английский у Сони не такой идеальный, как у Антона, но знаний должно хватить.

Можно листать книгу и уговаривать себя потерпеть еще немного. Завтра они все уедут отсюда. Завтра главное — пережить расставание. А потом станет легче. Наверное…

Соня отошла от двери и направилась вглубь комнаты, взялась за край шторы и начала ее двигать к центру окна.

За спиной хлопнула дверь.

Антон ушел.