Знак бесконечности

Глава 5

Собирались они сосредоточенно и почти молча. Да и о чем можно говорить? Лана просто складывала вещи в свой гламурный чемоданчик. Вещи, которые ей практически не пригодились. На острове коктейльные платья оказались не в чести.

Лана не понимала, что происходит, но женское чутье почти никогда ее не подводило. Что-то совершенно точно происходило, и с таким трудом выстроенные отношения с Тони рушились. Иначе как объяснить тот факт, что он отказался вчера обсуждать странное поведение этой художницы? Потом вообще куда-то ушел, Лана вернулась в номер и не нашла там Тони. Он появился позже и на вопрос «Где был?» не ответил, не посчитал нужным.

Если бы Фея была чуть более вменяемой, Лана даже подумала бы, что Тони пошел к ней. Потому что больше просто не к кому! Гостиница маленькая, на улицу не выйдешь.

Он все время куда-то уходил, называя причиной работу. Только какая работа на острове, где не ловит связь? А практически вся деятельность Тони завязана на интернете.

«Это все остров виноват, — думала Лана, складывая непригодившиеся вещи, — проклятый остров со своими сказками и руинами». Но ничего, уже после обеда они высадятся в Глазго, и больше Лана никогда не увидит ни этого острова, ни людей из их группы.

Романтическое путешествие… Тони даже перестал ее целовать по-настоящему! Ну ничего, вот вернутся в нормальное место, там улицы, рестораны, магазины, приличные отели, связь, наконец! Там все изменится.

Лана посмотрела в окно. Лить перестало ближе к рассвету, и ветер как будто стих. На завтраке Василий подтвердил, что через полтора часа они отплывают, а это значит, что времени на сборы осталось немного. Лана отправилась в ванную забирать с полок шампунь, кондиционер, пахнущие лотосом гель для душа и молочко для тела. Перед тем как открыть дверь ванной, оглянулась на Тони. Он вертел в руках банку верескового меда и, кажется, раздумывал, куда ее положить.

«Оставь здесь! — захотелось крикнуть Лане. — Кому нужна эта ерунда».

Но он явно был другого мнения и положил баночку в рюкзак.

Лана вошла в ванную и сердито захлопнула за собой дверь.

Антон понимал, почему Лана злилась, и, откровенно говоря, она имела на это полное право. Антон понимал, что ее планы на поездку не оправдались, понимал, что в последние дни не уделял ей достаточно внимания, но ничего не мог поделать. Он не мог изменить себя. И больше не хотел сам себе лгать.

С Ланой было примерно так же, как и с другими. Она строила грандиозные планы на будущее, а он начинал думать, как бы аккуратно и безболезненно для нее прекратить эти отношения, когда на горизонте замаячила поездка в Шотландию. И Антон решил, что поехать вдвоем — это, в принципе, идеальный вариант. Двое путешествующих обеспеченных москвичей захотели потусоваться в Глазго, а затем познакомиться с местным колоритом. Лана вообще на незнакомых людей производит впечатление девушки, чья жизнь проходит исключительно в пределах Садового кольца и ее обычный маршрут: салон красоты — элитный ресторан — модная вечеринка или презентация новой коллекции одежды. Кому придет в голову мысль, что им на этот остров надо по делу? Никому. Тем более что Лана уже всем прожужжала, что, скорее всего, дальше они поедут в Лондон.

Да, изначально это был идеальный план.

Но все изменилось, лишь только Антон увидел на палубе Соню.

Она стала другой, но он узнал ее сразу. Да и как он мог ее не узнать?

Было очень сложно сохранить невозмутимость и отстраненность. Антон усиленно смотрел в телефон, хотя связь была ни к черту, он листал какие-то старые файлы и сообщения, делая вид, что очень занят. Он старательно прятался в телефон, чтобы не пялиться, как дурак, на Соню.

Лана что-то говорила, пыталась вызвать его на диалог, но Антон упорно изображал чрезмерную занятость.

Он ее увидел — и весь мир рухнул.

Мир, старательно выстраиваемый последние четыре года, рухнул в одну секунду.

Это был удар под дых. Невозможность сделать вдох. И выдох.

Вот она — здесь, плывет рядом с ним на маленький остров.

Счастье, боль, радость, горечь, почти прощение и острая тоска, желание прикоснуться и что-нибудь сказать — он перечувствовал все за то время, что они находились в пути.

Соня была своя и чужая. Она настолько старательно делала вид, что они незнакомы, что приблизиться к ней и сказать хотя бы одно слово казалось невозможным.

А в его ситуации это было еще и нежелательным.

Зачем она так оделась? Зачем сделала эту цветную прядь?

Соня, ты действительно изменилась? Или я чего-то не понимаю?

Совсем чужая, да?

И только в баре, когда все представлялись друг другу, она вдруг назвалась Феей, именем, которое он для нее придумал. Тем самым Соня дала понять, что видит его. В ее представлении был вызов, а в вызове — прежняя она.

Имя «Фея» Соня произнесла специально для него.

Зачем? Хотела ранить? Так больше некуда. Все то, что долго и мучительно штопалось, снова раскрылось и начало кровоточить.

А на следующий день они пошли на экскурсию, и Антон, плохо слушая гида, незаметно наблюдал за Соней. Просто не мог иначе. Когда-то он знал о ней все. За последние годы — ничего.

Как она жила все это время? Почему изменилась внешне?

У нее кто-то есть?

Он ее узнавал и не узнавал. Соня казалась отстраненной, даже замкнутой. И снова — почему? Уж с чем, с чем, а с общением у нее проблем не наблюдалось никогда. Всегда быстрая, живая, бодрая, насмешливая… Новая Соня была как будто выключенная.

Что не так с твоей жизнью, девочка?

Антон видел бродившую чуть в отдалении от группы Соню и не думал, не вспоминал в тот момент о ее измене. Он хотел подойти к ней и поговорить, прикоснуться, спросить, как она живет, счастлива ли? Хотя… судя по всему, не очень счастлива. И даже не пытается притворяться.

Он тоже несчастлив, он понял это очень отчетливо именно на той экскурсии, и щебетание Ланы начало раздражать, как и ее планы поехать в нормальное место, например в Лондон.

Какой Лондон? Какие планы?

А потом Антон услышал сделанную Ланой запись, и его просто вынесло, как машину, с управлением которой не справились на повороте, и она улетела на обочину, несколько раз перевернувшись в воздухе.

Совладать с собой удалось с большим трудом.

Антону казалось, что он сходит с ума. Получается… получается, что все эти годы… у него просто украли? Все эти годы, когда он ел, пил, работал, но не жил, были всего лишь результатом одной мастерски разыгранной партии?

Ему еще предстояло все это осознать. Как-то. И постараться остаться вменяемым.

Они сидели вдвоем в баре, бок о бок, как когда-то за одной партой в школе. И не сказали друг другу ни слова. Антон хотел, но не получалось. Слова просто не выговаривались. Оставалось только запивать свою боль виски.

А боль была невыносимой.

И почему-то вспоминался их первый поцелуй. И совершенно отчаянная тогда Сонька.

Он почувствовал касание губ и просто остолбенел, стоял истукан истуканом. Зато сразу же услышал улюлюканье парней, а когда поцелуй закончился — увидел абсолютно обалдевшие глаза Даны.

— Привет, — широко улыбнулась Соня, — поздравляю!

Антон был настолько парализован происходящим, что даже не сразу ответил «спасибо», как подобает вежливому человеку.

Она его поцеловала. Сейчас. На глазах у всех. Сумасшедшая. И смелая. Он боялся, а она взяла и сделала.

— Эй! — Соня защелкала перед его лицом пальцами под хохот пацанов. — Отомри!

— Я бы тоже замер, если бы меня такая девушка поцеловала, — заявил Игорь. — Может, поцелуешь?

— Перетопчешься, — обрубил друга Антон, к которому вернулась способность разговаривать, и взял Соню за руку. — Мы, наверное, пойдем.

— Эй, а как же пиццерия? — разочарованно воскликнул Игорь.

— В другой раз обязательно, — бросил через плечо Антон, уводя за собой Соню.

Друзей Антон любил, и поход в пиццерию после соревнований они действительно планировали, но именно сейчас не хотелось оставаться в компании, где все будут рассматривать Соню и сыпать разными дурацкими шутками. Хотелось… хотелось повторить поцелуй и удостовериться, что все это правда.

Они быстро шли к выходу, и, пока Антон думал, где можно уединиться и поцеловаться еще раз, Соня вдруг спросила:

— Кто она?

— Кто? — непонимающе уточнил Антон.

— Девочка, которая была с тобой.

— Девчонка из секции, — пожал он плечами. — Дана. Хорошо бегает, первый юношеский.

— Просто девчонка из секции? — Соня почему-то сердилась.

И он не мог понять почему.

— Просто. А что?

— Ну… она к тебе так… лезла…

Антон остановился.

— Так ты поэтому меня поцеловала?

— Дурак! — Соня вдруг густо покраснела, выдернула свою руку из его ладони и быстро пошла вперед, не оглядываясь.

— Постой!

Но она сделала вид, что не слышит. Ему не стоило труда догнать Соню и подстроиться под ее шаг.

— Я пошутил.

Соня продолжала быстро идти и сердито сопеть. Тогда Антон решился на отчаянный поступок.

Как только они вышли за ворота стадиона, он схватил Соню за руку и потащил в сторону сквера, украшенного забавными фигурами зверей, которые занимаются разными видами спорта.

— Я туда не хочу, — упиралась Соня.

Но Антон был сильнее.

Стояла весна. Май в этом году пришел в апреле, деревья и кусты успели покрыться первой зеленью. Листья были еще крохотными, глянцевыми и липкими. Пахло свежестью. Антон остановился около большого клена, удостоверился, что в этом углу сквера никого нет, обхватил сердитое лицо Сони ладонями и поцеловал в губы. Соня замерла.

Они оба не умели целоваться. Для них обоих это было впервые. Они учились. Самозабвенно и упоенно.

Простые, легкие касания губ вызывали дрожь, и глаза закрывались сами. А еще земля под ногами вдруг начинала шататься.

— Сонь, будешь моей девушкой? — вопрос он задал почему-то шепотом.

— Я подумаю, Чехов, — ответила она тоже шепотом.

И он снова потянулся к ее губам.

Соня не спала почти всю ночь. Она лежала, слушала шум стихающего дождя и ветра, считала часы до рассвета. А ладонь до сих пор помнила, как часто билось его сердце под ее пальцами.

Как скучала Соня по этим прикосновениям, как не хватало их!

Можно играть в гордость, говорить себе, что сильная, что выдержишь, что их жизни давно разошлись… и умирать от выкручивающей серой тоски. Она лишь увидела Антона на корабле, даже шагнуть не смогла нормально — сразу споткнулась. Мир покачнулся под ногами.

На ужин Соня не спустилась — это было выше ее сил. Снова изображать выдержку, спокойствие, снова садиться за отдельный столик и уговаривать себя не смотреть на них — красивую, эффектную пару. Что уж… Будем с собой честны.

Ужин принесла заботливая Маша, постучалась, спросила, все ли в порядке.

Пришлось встать с кровати и открыть дверь, рассказать о разболевшейся голове.

— Это, наверное, от погоды, — сразу же откликнулась Маша, протягивая тарелку с едой и приборы. — Такой сильный ветер.

— Наверное, — согласилась Соня. — Спасибо за заботу.

— Не за что. Я сейчас еще чай принесу. Тони внизу собирает тебе все для чаепития. Знаешь, он с виду такой… ну, как все эти успешные столичные мальчики от бизнеса, весь в телефоне, на связи, но это только с виду.

Да, это только с виду.

— Спасибо, — тихо поблагодарила Соня.

Больше ничего произнести она не могла — защипало в глазах. Чертов Чехов! Сидел бы со своей Ланой, ужинал спокойно и не напоминал о себе.

Так нет, он решил проявить заботу.

Маша упорхнула за чаем и вскоре вернулась с чашкой, долькой лимона и шоколадным батончиком «Кит-Кат».

В том, что батончик положил он, Соня не сомневалась.

Когда-то давно он пришел на ее соревнования по теннису, а она их проиграла и запретила Антону в будущем приходить на подобные состязания. На следующий день Антон принес в школу эту шоколадку и вручил со словами: «Приз за участие». Соня тогда подумала, что он над ней издевается, а Антон объяснил, что так как на соревнования отбирают не всех, а только лучших, значит, все участники — достойные спортсмены. Просто кому-то везет больше, а кому-то меньше.

С тех пор он приносил ей «Кит-Каты», если она заваливала контрольную по алгебре или из-за болезни пропускала поход в кино. Приз за участие стал постоянным утешительным, и, что самое интересное, он действительно немного улучшал настроение.

— Откуда? — спросила Соня, глядя на шоколадку.

— По ходу, в баре выгребли запасы всех шоколадок и батончиков, которые есть, и желающие взяли то, что хотели. Тебе досталось это, — ответила Маша. — «Кит-Кат» для Феи.

Соня-София-Фия-Фея…

Раньше только он ее так называл… А теперь все.

Зачем она назвалась этим именем за столом? Хотела дать о себе знать? Сделать ему хоть чуть-чуть больно? Он там сидел весь такой деловой, взгляд в телефоне, рядом ухоженная, довольная собой красотка. А она одна. И все невыносимо ныло внутри от этого контраста. Захотелось укусить.

Оно и сейчас ноет.

Но это ненадолго. Скоро они расстанутся, и потом будет самое сложное — пережить расставание.

Маша ушла. Соня смотрела на закрытую дверь и думала о том, какая Маша хорошая и какая счастливая. Рядом Лёня, дома ждет ребенок. Да и вообще, у них есть дом, свой, с садом и огородом. Не то чтобы Соня мечтала об огороде, но она легко могла себе представить их семейные выходные. Например, субботние завтраки за общим столом или майские шашлыки под цветущими вишнями.

Позже, лежа в кровати и слушая звук дождя за окном, Соня думала о том, что через несколько дней она прилетит в Москву и надо будет возвращаться к работе, иначе потеряешь и постоянных заказчиков, и связь с магазинами. Соня думала о том, что работа часто лечит. Может быть, и на этот раз она не подведет.

Соня не заметила, как под утро все же забылась сном. Странным и непонятным. Снился туман, снилось море, снилась лодка. В лодке сидел Антон, он тянул руки к Соне, а она… она плыла за лодкой и была вовсе не человеком, а тюленем. Лодку уносило дальше в море, и Соня плыла за ней, плыла… а вокруг туман, и лодка, теряясь в нем, исчезала, и Соне было страшно, что исчезнет совсем.

Она резко открыла глаза и не сразу поняла, где находится. За окном было тихо.

Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что непогода закончилась, а значит — сегодня они уедут.

Соня заставила себя спуститься на завтрак. Что толку отсиживаться в номере и уехать голодной? Кофе после практически бессонной ночи — лучшее лекарство.

Обертка от «Кит-Ката» поблескивала красным в мусорном ведре, напоминая о вчерашнем. Сердце снова болезненно сжалось.

Она завтракала последней и была одна в зале. Последняя же появилась и в фойе с вещами. Но не опоздала. Была ровно в назначенное время.

Гостей провожала Хизер, желала всем хорошего пути, говорила, что море сегодня гораздо спокойнее, и они легко доплывут до Глазго.

— Хотелось бы верить, — проворчал Миша, которого, кажется, слегка пугал морской вояж после шторма.

Маша на хорошем английском благодарила хозяйку гостиницы за гостеприимство и возможность переждать непогоду.

Стас жал руку бармену, который вместе с Хизер провожал гостей.

Лана нетерпеливо постукивала наманикюренным пальчиком по жутко дорогой сумочке с легендарным логотипом.

Антон снова был в телефоне. Соня старалась на него не смотреть. Но получалось плохо. Она видела его склоненный над экраном профиль. Такой знакомый. Когда-то она видела этот профиль каждый день, он сидел рядом и точно так же смотрел в тетрадь, размышляя над задачкой по физике. И точно так же слегка отсвечивал еле заметный шрам над бровью.

Это случилось в самом начале десятого класса. Антон уехал на соревнования, и Соне пришлось самой справляться с алгеброй и вспоминать все то, что она успела забыть за лето.

Они переписывались каждый день, но она все равно скучала. Весенний поцелуй открыл для обоих так много, что они с трудом перенесли летнюю разлуку — отдых на море с родителями, поездки на дачу к родственникам и прочие преграды. Оказывается, можно гулять по улицам, держась за руки, обниматься в кино и целоваться украдкой, сидя на последнем ряду.

Каждая встреча, каждое прикосновение, каждый поцелуй рождали в душе что-то новое, непонятное, волнующее. И предвкушающее.

И ей уже шестнадцать, и она вдруг открыла для себя мир поэзии, и от прочитанных строчек сносило голову и сладко замирало сердце, потому что, кажется, они были написаны про нее. Про них.

И песни тоже были написаны про них. Им по шестнадцать, и они оба учатся целоваться, с каждым разом открывая для себя новые ощущения, и сердце замирает всякий раз от его нового осторожного прикосновения. Им обоим немного страшно, но ужасно любопытно трогать друг друга и очень хочется погладить спину, и плечи, и даже… даже забраться ладонью под футболку, чувствуя пальцами тепло кожи, забывая дышать.

Им обоим по шестнадцать, и любовь кажется чем-то волшебным и сумасшедшим одновременно. Любовь у них особенная. Не такая, как у всех.

Хотя слов признания никто не произносил.

Но Соня была уверена, что это именно любовь. Совсем как у Ромео с Джульеттой, про которых она смотрела кино с Ди Каприо в главной роли, а потом скачала себе песни в плейлист. Песни, конечно, старые, но прикольные.

И вот, пока Антон был на соревнованиях, эти песни спасали.

В тот год к ним в школу перевели нового ученика — одиннадцатиклассника по имени Матвей Лазарев. Лазарев приезжал в школу на мотоцикле, его появление всегда было эффектно. Красивый спортивный пацан с копной темно-русых волос и веселыми наглыми глазами. Естественно, все девчонки школы сразу же стали сходить по нему с ума. А Лазарев, чувствуя свое превосходство, потеснил с пьедестала капитана школьной футбольной команды, быстро нашел друзей и искренне полагал, что любая девчонка, если он только захочет, побежит к нему на свидание.

Соня оказалась не любой. Нет, Матвей не положил на нее глаз — вокруг было достаточно более интересных красоток, но на большой перемене он занял их с подружками привычный столик в буфете, перед этим скинув на пол рюкзак, который «столбил» место.

Вернувшись с чаем и булочкой, Соня обнаружила свой рюкзак на полу, а за столом троих занятых беседой и громко ржущих пацанов, одним из которых был Лазарев. Рядом стояли две девушки-одиннадцатиклассницы, которые, как поговаривали, вошли в избранную тусовку Матвея. Один из парней жестом пригласил их присоединиться. Девушки радостно сели за стол.

Соня, держа в руках поднос, с возмущением наблюдала за происходящим. Это их с Людой столик!

Почувствовав жгучий взгляд, Матвей поднял голову и лениво поинтересовался:

— Какие-то проблемы?

— Да! — решительно заявила Соня и поставила свой поднос на соседний стол. — Кто-то скинул мой рюкзак на пол и сел за наш столик.

За спиной послышался сдавленный возглас Люды. Подруга явно не ожидала от Сони подобного выступления. Одиннадцатиклассницы, приближенные к Лазареву и его друзьям, презрительно и высокомерно хмыкнули. Мол, знай свое место.

— И кто бы, интересно, это мог быть? — спросил Матвей, оценивающе поглядывая на Соню.

— Наверное, кто-то, кто сейчас разговаривает со мной.

Соня подняла свой рюкзак и села за столик, где уже стоял ее поднос. Люда села рядом.

— Ну ты даешь, — зашептала она. — Решила связаться с этой компанией?

— Мне не нравится, когда мой рюкзак бросают на пол в столовой, — ответила Соня, приступая к чаепитию.

Она чувствовала на себе взгляд Матвея, но делала вид, что не замечает его.

А когда они с Людой выходили, Лазарев бросил ей вслед:

— Завтра, так и быть, сядешь с нами, куколка.

В ответ Соня обернулась и показала наглецу средний палец.

На следующий день в школе появился Антон, Соня так обрадовалась ему, что совсем забыла про случай в столовой. Как выяснилось позже, забыла только Соня.

Матвей Лазарев оказался очень самолюбивым парнем, он не привык, что девушки при всех демонстрируют ему свое презрительное отношение. Лазарев счел поведение Сони оскорбительным и решил ее проучить. После уроков он подкараулил Соню во дворе школы и, схватив за руку, потащил за угол, где отсутствовали камеры наблюдения. Соня сопротивлялась, но что толку? Лазарев был гораздо сильнее. Любопытных во дворе оказалось достаточно, только никто не посмел последовать за ними, зато многие столпились у угла и оттуда наблюдали за происходящим. Кое-кто даже достал телефон — заснять видео.

— Что тебе от меня надо? — Соня пыталась вырвать свою руку. Бесполезно.

Она должна была дождаться во дворе Антона, которого задержала учитель физики. Они планировали пойти из школы вдвоем, хотели погулять в парке и посидеть в еще работающем летнем кафе. Сентябрь выдался теплый. Антон обещал ей показать какой-то крутой клип на новую песню еще неизвестной группы, которая обязательно станет известной, потому что клип за одну только неделю набрал целых десять тысяч лайков. И Соня ужасно хотела сидеть с Антоном в обнимку, смотреть этот клип и отпивать из его стаканчика горячий чай.

— Отпусти меня! — громко заявила Соня Лазареву и через секунду оказалась прижатой к стене.

Матвей крепко держал ее руки и с мягкой противной улыбочкой произнес:

— Я не люблю, когда меня унижают прилюдно и наедине.

— А я не люблю, когда выбрасывают мои рюкзаки.

Почему-то в тот момент Соне не было страшно. Парень это почувствовал, и ему это не понравилось.

— Будь хорошей девочкой, иначе пожалеешь. Думаешь, если школа под видеонаблюдением, то я не проучу? Есть улицы, по которым ты ходишь, есть дворы, где ты гуляешь, есть много разных мест, дура, где я могу достать тебя. Я или мои друзья.

Соня сглотнула. Об этом она не подумала. Теперь ей действительно стало страшно. Матвей прочитал это по ее лицу и довольно улыбнулся. Он продолжал прижимать Соню своим крепким телом к стене, держа оба тонких девичьих запястья в одной руке, а второй небрежно потрепал по щеке:

— Хорошая девочка… Завтра на большой перемене сядешь за наш столик, поняла?

— А если не сяду? — Природное упрямство не сдавалось.

— Тогда пожалеешь.

— Отпусти ее, — послышался знакомый голос за спиной Матвея.

Парень медленно обернулся и увидел Антона.

— Ты кто такой?

— Отпусти ее, — повторил Антон, игнорируя вопрос.

Он вышел из школы, не нашел Соню, зато был быстро просвещен одноклассниками, где ее можно найти.

А дальше все развивалось как-то очень быстро, Соня помнила только, что Матвей, намеренно желая позлить Антона, дернул ее на себя и снял с волос резинку. Волосы, забранные в хвост, рассыпались по плечам, создавая эффект раздевания. Матвей словно демонстрировал, кто тут главный. Соня разозлилась и со всей силы наступила Матвею на ногу, благо в этот день она была не в кроссовках, а в туфлях на небольших, но острых каблучках. Матвей от неожиданности заорал и выпустил Соню. Этим воспользовался Антон, засадив обидчику кулаком в лицо. Началась драка. Конечно, Матвей был сильнее и опытнее. Антона никто никогда не видел дерущимся. Мешал рюкзак. Он сбросил его. Матвей поднял рюкзак Антона и, решив забросить его подальше, угодил в школьное окно. Окно на первом этаже разбилось, на землю посыпались осколки стекла. Антон поставил подножку, и оба парня упали. Острый осколок угодил Антону в лицо — чуть выше глаза.

Кровь, крики, кто-то побежал просить о помощи.

— Отпусти его! — кричала Соня, оттаскивая за волосы Матвея. Тот отвлекся и снова пропустил удар Антона.

Все закончилось разборками в кабинете директрисы с привлечением родителей.

Соне повезло. Мама находилась в отъезде, а папа на лингвистической конференции. Когда папа был на конференциях, он всегда ставил телефон на беззвучный режим и проверял все пропущенные звонки и входящие сообщения только в перерывах.

Зато отцы Матвея и Антона прибыли оперативно и почти одновременно.

Что происходило за закрытыми дверями директорской, она не знала, стояла в коридоре, ждала, кусала губы, переживала. Вскоре в кабинет проскользнула бледная Надежда Петровна, их классный руководитель, которой эти разбирательства были совсем ни к чему. Все знали, что родители Антона очень непростые люди. И еще неясно, какие родители у Лазарева.

Сжав мокрые от волнения ладони в кулаки, Соня решилась. Она постучалась и открыла дверь директорского кабинета.

— Воскресенская, что тебе? — немного нервно спросила Надежда Петровна.

— Я хочу сказать, что Антон не виноват, — ответила Соня. — Этот… — она презрительно кивнула в сторону Матвея, — мне угрожал. Как он потащил меня за угол, видело полшколы. А Антон. Антон заступился.

Соня почему-то была уверена, что Антон не признается в причине драки, будет молчать, и Матвею все сойдет с рук. А Соня не хотела, чтобы все сошло с рук.

— Если вы мне не верите, — звонким от волнения голосом продолжила она, — можете попросить у кого-нибудь из учащихся видео, многие наверняка снимали, и ролик уже гуляет по школе.

— Нам только видео не хватало, — вздохнула директриса.

Она была немолода, гордилась успехами школы, умела выстраивать отношения с солидными родителями и очень боялась, что в связи со своим уже почтенным возрастом за любую неприятность может удалиться на заслуженный отдых. С цветами, благодарностью и почетными грамотами.

— Теперь мы хотя бы знаем причину драки, — произнесла Надежда Петровна, и Соня поняла, что оказалась права в своих предположениях. — А то «просто подрались». Я же знаю Антона, он очень воспитанный мальчик.

Антон молчал и смотрел на Соню так, будто говорил: «Ну зачем? Зачем ты все это им рассказала?» Его отец, солидный, уже немолодой, но еще довольно красивый мужчина с щедрой проседью в некогда темных волосах, тоже молчал, зато смотрел на Соню с интересом. Мол, так вот ты какая, Соня?

— И вы ей верите? — задал вопрос отец Матвея.

Он был сильно загорелым, жилистым и явно предпочитал спортивный стиль в одежде. Говорили, что Лазарев-старший занимается продажей мотоциклов.

— Если существует видео, это легко проверить, — негромко ответил отец Антона.

Матвей с ненавистью посмотрел на Соню.

Повисла пауза.

— Ты можешь идти, — наконец произнесла директриса, обращаясь к Соне и тем самым давая понять, что продолжение разговора не для ее ушей.

Как выяснилось позднее, Матвей признался, что хотел слегка припугнуть девушку, которая накануне ему нагрубила. Но только слегка, он ничего такого не имел в виду! А Антон все понял неправильно! Он подумал, что Соню обижают, и вообще, откуда Матвей знал, что Соня девушка Антона? Он тут новенький.

В итоге решили все полюбовно. Никто никаких заявлений писать не будет, родители Матвея оплатят школе новое стекло, а у господина Свешникова просят прощения за то, что оторвали важного человека от важных рабочих дел. Ну и за драку с его сыном, само собой.

Пока все это обсуждалось, Соня вышагивала по коридору вперед и назад — ждала.

Сначала директорский кабинет покинули Лазаревы. Соня слышала, как, проходя мимо, отец зло выговаривал сыну:

— Сколько раз тебе, придурку, говорил: сначала узнай, с кем связываешься, а потом уже лезь! Еще один такой залет, и останешься без мотоцикла. Мне только Свешникова не хватало заполучить во враги. Ты вообще знаешь, кто это?

Потом вышел Антон, один. Вид у него был еще тот. Пиджак порван, брюки грязные, на лице ссадины и небольшая, но рваная рана над бровью, которая долго кровоточила, пришлось даже идти в медкабинет.

— Ты как? — спросила Соня, глядя в его хмурое лицо.

— Нормально, — ответил он. — Зачем ты полезла?

— Потому что ты бы ничего не рассказал, а Лазареву правда невыгодна, и в итоге ему бы все сошло с рук. А я этого не хочу. Он и так тут ведет себя, как король мира, как Биг босс. Помнишь такого? Эти парни одного поля ягоды.

Они оба вспомнили про давнюю школьную историю и широко улыбнулись друг другу.

— Знаешь, Сонь, мы с тобой неплохая команда.

— Ага, дружная.

Улыбки перешли в громкий захлебывающийся смех. Наверное, так из них выходило напряжение этого непростого дня. Затянувшаяся ссадина на губе Антона снова лопнула и закровила. Соня достала из кармана свой носовой платок и прислонила его к ране. Смех замер.

Она держала платок у его разбитой губы и завороженно смотрела в голубые, как небо, глаза. А он коснулся пальцем ее лица, убирая со щеки темную ресницу.

За этим занятием и застал их Свешников-старший, перед которым услужливо растворила дверь кабинета директриса, продолжая уверять, что возьмет случившееся на свой личный контроль и ничего подобного впредь не повторится.

Они не сразу заметили взрослых и вздрогнули одновременно, когда услышали негромкое:

— Думаю, тебе все-таки надо показаться в травмпункте.

Соня торопливо убрала платок и пробормотала:

— Мне, наверное, пора.

Она чувствовала на себе пристальный, изучающий взгляд отца Антона. Взгляд смущал.

— А ты смелая, — сказал он, и Соня покраснела.

Это был комплимент.

В травмпункте Антону на рану наложили шов, который вскоре сгладился, оставив чуть заметный белесый след.

Когда группа вышла на улицу к подъехавшему автобусу, произошло странное. Улица была окутана густым, как во сне, туманом. Автобус стоял с включенными фарами. Все по очереди неспешно грузили свои вещи и поднимались в салон. Соня в очереди была последней, и, пока она ждала, из тумана вдруг вынырнула женщина, что-то быстро вложила в ее ладонь и так же быстро исчезла. Соня резко обернулась, но увидела лишь удаляющийся силуэт с рыжими волосами, который растворился в тумане. Со спины женщина была немолода. Соня подумала, что, наверное, эта та самая вчерашняя дама с развалин аббатства.

Но тут ее окликнул Василий — все уже сидели в автобусе и ждали только Фею.

В ладонь Сони была вложена какая-то тряпочка. Она быстро положила ее в карман — потом посмотрит — и сделала шаг к автобусу.

После вчерашнего шторма день был почти тихий, но хмурый. Облака висели низко над холмами, и почему-то думалось об осени. Они отплывали от острова, Маша стояла у борта катера и смотрела на медленно удаляющийся берег. Кажется, совсем недавно они сюда еще только плыли, предвкушая новое и неизведанное, а теперь уже торопятся обратно.

Лёня все надеялся, что получится попасть на послеобеденный урок. Он вообще был максималистом и поборником эффективности — не любил ничего бесполезного и был рад, что погода позволила выбраться с острова до обеда.

— Погостили, и хватит, — сказал он, обнимая Машу за плечи и тоже глядя на берег, который становился все дальше и дальше.

А Маша чувствовала, что отдых от дома и проблем, наверное, можно уже и заканчивать. Она соскучилась по сыну. Вернее, они оба по нему соскучились и вчера весь вечер говорили с мужем о том, что можно привезти ему в подарок. Маша видела в книжном в Глазго книжку про железную дорогу с открывающимися окошками и простенькими рассказами в три строчки на элементарном английском. Прекрасное развивающее пособие для того, чтобы вместе читать и изучать язык. Правда, стоила книга дорого — целых двадцать фунтов, но для Сережи ничего не жалко. А еще она видела очень милые детские клетчатые шарфы. И тепло, и полезно, и очень шотландская вещь. Лёня сказал, что шарф — это хорошо, но нужно обязательно купить игрушку, пусть даже совсем маленькую.

А мамам по баночке верескового меда. Наверняка в Глазго есть.

Маша согласно кивала. Остров ей понравился, необычный, со своей историей и легендами, она будет часто его вспоминать, но уже очень хотелось домой.

Мама вчера прислала сообщение, что у них хорошая погода, Сережа утром гулял на детской площадке, а после обеда целых полтора часа спал, вечером смотрел мультфильм и постоянно спрашивал, когда вернутся папа и мама. Он очень их ждет.

Наверное, им стоило уехать даже ради того, чтобы вот так соскучиться и понять, как дорог тебе родной город, дом, яблони около него, в очередной раз почувствовать, что жить не можешь без сына, и он теперь — неотъемлемая часть тебя, как рука или нога. Что свекровь — не такой уж и монстр, а просто одинокая женщина, которая хочет быть нужной, но не знает, как это сделать, а усталой Маше после работы не хватает терпения, чтобы спокойно выслушивать рекомендации, сказанные тоном всезнающего ментора. А ведь на самом деле это так просто — согласиться, поблагодарить, спросить какого-нибудь пустякового совета.

Так просто! Но мы, усталые, загруженные под завязку каждодневными заботами, рабочими дедлайнами, домашними делами и детскими болезнями, часто просто не в состоянии сделать над собой усилие. А потом жалеем.

Маша посмотрела на обнимающего ее плечи мужа и быстро поцеловала его в щеку. Любимый муж и самый лучший друг. Главное, об этом не забывать.

— Ты чего?

— Просто, — улыбнулась Маша. — Знаешь, я думаю, что одних баночек меда для мам мало, надо еще что-то такое, что останется на память. Я в одном из магазинов видела мягкие очечники из клетчатого твида, и там была распродажа. По пять фунтов всего. Хочу им купить.

— Хорошая идея.

А еще она очень хотела украшение, ну вот такое — с кельтским орнаментом, чтобы потом носить у себя в Нечаеве, вспоминать об этой поездке, об острове, о замке и легенде с любовным узлом. Может, как-то Лёне намекнуть? Ведь сам же он ни за что не догадается!

Маша обернулась и посмотрела на палубу. Народ разошелся в разные концы катера. Скоро их всех высадят на берег, и совместное приключение закончится. Увидятся ли они снова? Вряд ли.

Хотя с Феей, возможно, общение продолжится. Интересная девушка, необычная и очень талантливая. Маша была очарована фотографиями ее изделий и твердо вознамерилась хоть что-то, да купить. Можно небольшое блюдо, можно вазу. А что — и красиво, и полезно. Маша улыбнулась собственным мыслям, все время в душе корила мужа за неискоренимую практичность, а сама такая же! Вот правду говорят: два сапога — пара.

Фея стояла неподалеку и тоже смотрела на море. О чем она думала? Может, о своих будущих изделиях, раз приехала сюда за вдохновением.

Василий о чем-то увлеченно беседовал со Стасом, Лана сидела в каюте за стеклом, ей явно было плохо. Кажется, девушка подвержена морской болезни. Она положила голову на плечо Тони и не шевелилась, а он ее обнимал. Забавно было наблюдать за этой парой. До отплытия Лана прошествовала в каюту с пакетами из дорогих магазинов. Словно и не на острове была, а на шопинге. Внешне они с Тони вроде очень подходили друг другу — гармоничная пара, но все же что-то было не так. Наверное, дело в том, что в их роман Маша верила, а вот в семейную жизнь… в семейную жизнь — нет.

«Я старею, — подумала она с долей самоиронии. — Еще чуть-чуть, и стану такой же, как свекровь: все про всех знаю, на всех навешиваю ярлыки. А это просто молодые люди, красивые, современные и довольные жизнью. Зачем придираться? Пусть будут счастливы. Кто знает, может, они еще пройдутся вдвоем по одной из красных дорожек? Она — как известный сценарист, он — как ее успешный муж».

А вот кто, скорее всего, уже не пройдется, так это Миша и Ксюша. Между этими двумя явно пробежала черная кошка. Может, оно и к лучшему.

Все произошло вчера вечером за ужином, когда Лёня решил показать Мише фотографии с экскурсии, на которой последний не был. Мальчики решили порассуждать о средневековой архитектуре. Муж взял у Маши телефон и вошел в галерею. И вот на одной из фотографий случайно были запечатлены Ксюша и Василий. Маша, когда снимала развалины, их не заметила, она ловила облака. А поймала другое. На кадре Ксюша касалась плеча гида и слишком мило ему улыбалась. В общем, фото получилось компрометирующее. Миша наконец увидел то, что видели все, кроме него.

Как Ксюша заигрывает с другим мужчиной.

Ксюша сидела рядом с Мишей и боялась даже посмотреть в сторону Василия. Хотя очень хотелось. Он такой стильный, красивый, загорелый. Не то что Миша… Зато Миша был заботливым и покладистым — удобным. Правда, теперь Ксюша сильно сомневалась в его покладистости.

Вчера, после того как он увидел фотографию, куда-то исчез наивный добродушный толстяк. Ксюша думала, что сможет наплести ему с три короба и все по-быстрому уладить, но нет. Не получилось.

Разговор про архитектуру увял сам собой, Миша засобирался в номер, а Ксюша, естественно, последовала за ним. Строить глазки Василию в такой ситуации было бы очень глупо.

Она прекрасно сыграла нежную наивную дурочку со всеми этими: «Ну ты что? Я же ногу подвернула! Василий мне просто помог, а фотка вышла дурацкая, неправильная».

Фотка и правда вышла дурацкая! Какого фига они вообще ее снимали?! Любители архитектуры, блин. Вот и снимали бы архитектуру, а не ее с Васей.

Все, что прокатывало раньше, в этот раз не прокатило.

Миша выплюнул: «Шлюха!» и отказался от секса.

У Ксюши от этого слова покраснело лицо и защипало в глазах. Ее будто ударили.

Неужели это тот самый добродушный толстячок Миша?

Ксюша постаралась сыграть в оскорбленную гордость. Там, собственно, и играть не пришлось. Слезы закапали сами.

Но на Мишу это не произвело никакого впечатления. Он просто лег спать и отвернулся от Ксюши.

А она пролежала без сна почти до рассвета, проклиная Лёню, Машу, ее фото и самого Мишу.

Утром ситуация не изменилась. Миша смотрел на Ксюшу зло и не разговаривал. Завтрак прошел в тишине, ее попытки завести разговор не увенчались успехом.

— Допивай свой кофе, и пошли собирать вещи. Или ты собираешься остаться тут? — Миша был груб.

И вот теперь они возвращаются в Глазго как совершенно чужие люди. Надо срочно что-нибудь придумать, вернуть его расположение. Им же еще несколько дней жить вдвоем в Шотландии! Как она выдержит все это?

Ксюша уже не думала о своих далеких стратегических планах. Те планы касались мягкого подкаблучника. А не этого грубого незнакомого мужчины.

Ее вдруг посетила ужасная мысль: что, если настоящий Миша сегодняшний, а не позавчерашний?

Что, если они оба до этого играли роли?

Все разбрелись по своим парам и уголкам. Все были уже не здесь, а на суше. Остров остался в прошлом, все плыли навстречу будущему.

А Соня… Соня, наверное, тоже плыла навстречу будущему. Только не знала, каким оно будет.

Там, за спиной, Антон. И они снова делают вид, что незнакомы. Ни к чему на виду у присутствующих устраивать представление. Девичника было вполне достаточно.

Стас, которому, видимо, не хотелось плыть в одиночестве, сначала о чем-то разговаривал с Василием, а потом решил присоединиться к Соне.

— Скучаешь? — спросил он.

— Нет.

— Останешься в Глазго?

— А что?

— Может, сходим куда-нибудь?

Кажется, он только что пригласил ее. Соня не была уверена, что именно на свидание, но встретиться — точно.

Надо же.

— Сколько можно все это терпеть? Сил больше нет, — простонала Лана, которую Антон вывел из каюты подышать воздухом. Блондинка уже не думала об эффектных позах, она просто положила руки на борт и уперлась в них лбом. Ей было плохо, хотя не штормило, и катер, идя вперед, просто плавно качался на волнах. Но Лане этого было достаточно. Антон стоял рядом, поддерживая девушку за спину.

Хорошие манеры у него в крови, он с ними родился.

— Я планирую уехать в Эдинбург, — сказала Соня Стасу. — Хочу провести последний день там.

— Улетаешь завтра?

— Нет, послезавтра.

Стас кивнул.

— Но телефонный номер все равно дай. Вдруг все же пересечемся?

«Я ему нравлюсь», — поняла Соня.

И возможно, в другой жизни, в другой ситуации у них могло бы что-то получиться… Хотя кому она врет?

И именно потому, что Соня прекрасно понимала — со Стасом ничего не получится, она не хотела давать ему телефон. Не стоит попусту тратить время: ни его, ни свое. Но дала. Так как почувствовала на себе взгляд Антона. Он явно слышал их разговор, и Соня решила дать ему понять: у нее все хорошо, если она приехала на остров одна — это еще ничего не значит. Ничего. Не. Значит.

Рядом застонала Лана:

— Когда мы уже приплывем?

— Василий! — прокричал гиду Стас. — Когда мы приплывем?

— Через полчаса!

Они пристали ровно через полчаса.

Стас, сходивший с катера последним, наблюдал, как сердечно прощались Фея и Маша, уверяя друг друга, что не потеряются, а Лёня приглашал девушку к ним в Нечаев. И Фея обещала приехать.

Стас не мог объяснить себе, зачем попросил у Феи номер. Он знал, что в ближайшие дни будет занят и обнадеживать девушку не стоит, но что-то в ней такое было, под всеми этими невразумительными тряпками, крупными серьгами и цветной прядью. Кто знает, может быть, в Москве. Она же из Москвы. Может, там они и встретятся.

Когда пришла это простая и здравая мысль, Стас облегченно вздохнул. Он не любил нерешенных задач. И очень любил, когда задачи решались просто.

В принципе, можно было уже отходить от причала. Он окинул взглядом группу: Василий, который желал всем удачи с хорошо отрепетированной профессиональной улыбкой, Миша с Ксюшей, которые не выглядели счастливыми. Было ощущение, что им сейчас на разные автобусные рейсы. Тони, который снова завис в телефоне — дорвался до нормальной связи. Бледная Лана со своими люксовыми пакетами. Несмотря на помятый вид, блондинка не забыла оповестить присутствующих, что теперь только в Лондон.

— Лондон! — восхищенно воскликнула Ксюша. — Надолго?

— У нас в пятницу уже рейс в Москву, — ответила Лана, вздыхая. — Так что всего на два-три дня.

— Я бы тоже хотела в Лондон, — произнесла Ксюша и посмотрела на своего Мишу так ласково и нежно, как не смотрела никогда за все время на острове. Но тот сделал вид, что не услышал.

Стас усмехнулся. Не такой этот парень и дурак.

Что же, поездка на остров была интересная, жаль только, что прошла она впустую.

Махнув всем на прощанье рукой и пожелав хорошего окончания путешествия, Стас пошел вдоль причала. Необходимо было позвонить.

Абонент ответил сразу:

— Слушаю.

— Я вернулся. По ходу, это был просто уик-энд с девчонкой, типа, романтические выходные. Правда, не думаю, что девчонка осталась в восторге.

— Ты уверен?

— Я глаз с него не спускал. Он был на всех экскурсиях и завтраках-ужинах. А в шторм сидел вместе с группой в гостинице. Это отпуск, обычный отпуск. Сейчас они собираются в Лондон, я так понимаю, девчонка соскучилась по ресторанам.

— Ладно.

В трубке немного помолчали, словно принимали решение, а потом спросили:

— Ты знаешь, когда они летят обратно?

— В пятницу.

— Пятница — это плохо. В отпуск он поехал или нет, не имеет значения. Сделай так, чтобы раньше следующей среды парень не вылетел.

Антону казалось, что его голова вот-вот лопнет от многозадачности. Рядом сине-зеленая после морской поездки Лана, которой явно требуется отдых, и, прежде чем двинуться в камеру хранения за основным багажом, необходимо найти место, где она придет в себя; а еще Стас на хвосте и Соня, искренне считающая, что теперь они чужие. И снова Стас, сумевший выпросить у нее номер телефона.

Тем мужиком из эдинбургского бара, которого Антон запомнил по кедам, был именно Стас. Встреча с ним на отплывающем в путешествие катере оказалась неожиданным сюрпризом. Сначала Антон решил, что это просто совпадение. Он очень хотел в это верить. А потом понял — все же слежка, а значит, надо вести себя очень осторожно. И ни в коем случае не выдать себя с Соней, тем более что она сама старательно играла незнакомку. Не хватало еще, чтобы Стас и Соню взял на прицел.

— Мне нужно где-нибудь посидеть, а лучше полежать, — слабым голосом произнесла Лана.

— Сейчас найдем подходящее место, — пообещал Антон, провожая взглядом удаляющегося Стаса.

Выход в город у всех один.

Антон не обольщался. Он знал, что Стас ушел не насовсем, в нужный момент он появится вновь. Почему-то подумалось, что где-то в их вещах есть жучок, информирующий Стаса о передвижениях. Вряд ли у Антона, скорее где-то у Ланы. Может, в сумочке, одежду она часто меняет. Надо будет проверить.

И написать Соне, чтобы та не встречалась со Стасом.

Он быстро набрал сообщение:

«Ты меня заблокировала?»

Рядом пиликнул телефон, и Антон увидел, как Соня достала трубку. У него высветилось прочитанное сообщение. Не заблокировала. Соня ничего не ответила, телефон убрала обратно, но Антону этого было достаточно. Он не внесен в черный список. Он все еще может с ней общаться. Он все еще…

— Пошли, — сказал Антон Лане. — Будем искать место, где тебе отдохнуть.

Телефон зазвонил, когда они вышли с территории порта. Сначала Антону в голову пришла сумасшедшая мысль, что это Соня, но, увидев имя абонента, он понял, что не она.

— Привет! — в трубке послышался голос Никиты. — Ты уже на большой земле?

— Так точно.

— Слушай, ну я нарыл кое-что про твоего Борю. Скажи, это, случаем, не тот козел, который в универе подставил тебя со стажировкой?

— Он самый.

— Чувак, тебе надо было ехать на Сицилию, а не в Шотландию, — заявил друг.

— Почему?

— Разве не у них говорят, что месть — это то блюдо, которое надо подавать холодным?

— С чего ты взял, что я собираюсь мстить?

— А разве нет?

Антон не ответил на этот вопрос.

— Лучше говори, что нарыл.

— Ну, он прекрасно живет. Фактически наш конкурент. Организовал фирму по управлению активами денежных людей. Не сказать что прям богатых, но хорошо обеспеченных. Ездит на «Мерседесе», любит красивых, длинноногих телок и тусуется среди деток влиятельных папаш. Думаю, налаживает нужные связи, а заодно набирает таким образом клиентуру. Золотая молодежь не сильно сечет в финансах, а это возможность похвастаться своей независимостью, типа «я вложил деньги, нехило заработал».

— Хитро.

— Не то слово.

— Как называется его фирма? Я вернулся к нормальному интернету, хочу сам его посмотреть.

— «Инвестпрофит».

— Понял. На связи.

Антон отключил телефон и проводил взглядом одинокую фигуру Сони, которая обогнала их и куда-то сосредоточенно шла, всем видом демонстрируя собственную независимость.

Но он слишком хорошо ее знал. Он знал, что ей сейчас так же плохо, как и ему.

Первый раз у них произошел в одиннадцатом классе, и совсем не так, как мечталось. В тот год Антон не проводил, как обычно, новогодние каникулы за границей.

Восемнадцатилетие — событие, которое хотелось отметить дома с друзьями. И родители пошли навстречу, предложили провести праздник в загородном доме. Так как это были праздничные дни — украсили ель, растущую на участке, развесили иллюминацию. Мама занялась организацией меню и обслуживанием вечера — сделала заказ в ресторане, наняла официантов, отец пообещал при необходимости обеспечить транспортом и как бы между делом поинтересовался у сына:

— Твоя смелая девушка будет?

— Будет.

Он довольно кивнул. Поступок Сони произвел на отца впечатление, хотя к этой истории они не возвращались и маму лишний раз не нервировали. Подрался на школьном дворе с парнем. С кем не бывает.

Мама же, глядя на шов над бровью, ужаснулась:

— Еще чуть-чуть, и повредили бы глаз!

А потом все время твердила Антону, что кулаками проблемы не решаются.

— Но иногда другого средства нет, — добавлял отец, и в глазах его проглядывало уважение.

Отношения с отцом у Антона складывались непросто, но ничьей вины в том не было. Антон знал, что отец его любит, просто он родился в такой семье… И тебя как тебя изначально не видят. Для всех ты в первую очередь сын своего отца, а потом уже все остальное. И для директора школы, и для знакомых отца, и даже для ребят в классе. Чтобы доказать, что ты не верблюд, что ты сам по себе чего-то стоишь, — приходилось прыгать выше головы. Начиная класса с восьмого, когда Антон стал резко взрослеть и осознавать создавшуюся ситуацию, он все время прыгал и доказывал — пробивался в призеры олимпиад, отстаивал свою независимость и право самому принимать решения, искал аргументы в спорах с отцом.

Из сверстников была только пара ребят в классе да пацаны из секции, с которыми сложилось по-настоящему как надо. В спорте все просто. Ты можешь быть кого угодно сыном, но если не даешь результат, если ленишься на тренировках — уважения не добьешься.

Поэтому на свой день рождения Антон пригласил именно эту компанию — двух ребят из класса, которые приехали со своими девушками, и всю дружную девчоночье-мальчишескую компанию из секции.

И Соню, конечно. Соню в первую очередь.

Никто не собирался оставлять их без присмотра, увы. Мама, понимающая, что может устроить развеселая семнадцати-восемнадцатилетняя группа молодежи, радушно приветствовала гостей, распоряжалась персоналом, рассказывала прибывшим, где можно оставить верхнюю одежду, где вымыть руки, приглашала всех к столу, но потом все же исчезла, давая возможность собравшейся компании от души повеселиться.

Все и в самом деле было здорово. Понимая, что в этом возрасте многие уже употребляют алкоголь, мама, как всегда, поступила мудро. Она заказала шампанское и легкое белое вино. С одной стороны, спиртное вроде есть, с другой — его недостаточно для того, чтобы устроить что-то безобразное.

Соня сидела рядом с именинником и была очень красивая в бирюзовом платье с расклешенной юбкой. Ее темные волосы были распущены, в ушах поблескивали сережки с голубыми же камушками, и Антон весь вечер не мог отвести от них глаз — ему хотелось дотронуться до маленькой аккуратной мочки губами.

А потом спуститься ниже и освободить от одежды небольшую, но вполне себе заметную грудь…

Последнее время он, кажется, вообще не мог ни о чем другом думать, как только о том, что однажды они перейдут эту последнюю черту. Когда это будет? Как это будет?

Антону часто снилось, как они с Соней… как Соня и он. Антон потом просыпался и долго не мог успокоиться, тяжело дышал, лежал с закрытыми глазами, стараясь унять сумасшедшее сердцебиение, вспоминал, какой была во сне Соня, и все же заставлял себя идти в душ. Холодная вода приводила его в чувство.

Но справляться с собой становилось все сложнее и сложнее.

После основного застолья, пока мама руководила подготовкой к чаепитию, все высыпали на улицу, включили музыку, устроили танцы около горящей огнями елки, пели хором, а потом начали играть в снежки. От души валялись в снегу, наделали по всему участку снежных ангелов и разгоряченные вернулись в дом, где на столе уже были расставлены чашки, блюдца, вазы с фруктами и конфетами.

В ванную, для того чтобы вымыть руки, образовалась очередь, и Антон потащил Соню на второй этаж, в свою комнату, к которой прилегал отдельный санузел.

Там все и произошло. Наверное, оба слишком долго удерживали в себе запретное желание, а выпитого вина, хоть и в небольшом количестве, для непьющих организмов оказалось достаточно, чтобы все внутренние запреты слетели. Сначала они действительно мыли руки и переглядывались, потом начали целоваться, все смелее и смелее, забываясь и захлебываясь в собственных ощущениях, а потом как-то так получилось… у него полностью снесло голову, а она не остановила. Он добрался и до уха с голубой сережкой, и до шеи, и до груди… они все же сообразили выбраться из ванной и упали на кровать.

Это было неумело, неловко, торопливо, но это было, и когда все произошло, оба смотрели друг на друга совершенно ошалелыми глазами, вмиг протрезвев.

— Сонька, я… — он даже не мог ничего сказать.

— Антон! — послышался голос мамы, которая искала именинника по всему дому.

Он сразу скатился с кровати и стал искать джинсы, крича в ответ:

— Мам, я сейчас, одну минуту!

Соня тоже вскочила и начала торопливо надевать скинутое платье. Они еле успели разгладить покрывало на кровати, когда мама постучала в дверь.

— Антон, ты здесь?

Он открыл дверь.

— Да, Соня в ванной, у нее в глаз что-то попало. Сейчас она умоется, и мы спустимся.

Поверила мама или нет, Антон не знал, она лишь сказала:

— Вас все ждут внизу.

Уже потом, закрыв за мамой дверь и посмотрев на кровать, он увидел на покрывале капли крови. К счастью, стоя во время разговора в дверях, Антон заслонял собой кровать, и мама не могла их заметить. Соня почти сразу вышла из ванной — одетая и серьезная. Увидев, что Антон стягивает с кровати покрывало, она все поняла. Они вместе замывали пятно, как два преступника, скрывающие улики, а потом, вернув его на кровать, молча спустились вниз, пребывая в шоковом состоянии.

Чаепитие прошло шумно и будто не с ними. Внесли торт с зажженными свечами, Антон загадывал желание и задувал свечи. Сердце билось сильно-сильно, Соня рядом сидела молчаливая, и Антон очень боялся, что он все испортил и теперь они расстанутся, поэтому загадал, чтобы у них с Соней все было хорошо. А потом набрал в легкие побольше воздуха и задул все свечи. Сбудется. Должно сбыться.

Ближе к одиннадцати вечера за кем-то из гостей приехали родители, остальных развозил по домам специально нанятый минивэн.

Соню забрал папа, и Антон с тоской смотрел, как она садится в машину и уезжает. После случавшегося они почти не разговаривали, и он очень переживал.

Пока официанты убирали со стола, помощница по хозяйству приводила в порядок дом, а мама руководила процессом, Антон не выпускал из рук телефон.

«Соня, ты как?»

«Соня, ответь что-нибудь».

«Соня, я не хотел тебя обидеть».

«Все нормально, Чехов. С днем рождения».

Он бы ей позвонил, не знал, что бы сказал, но позвонил. Только у нее в машине папа, а у него под боком мама.

Вскоре приехал отец и увез их домой в Москву.

— Как все прошло? — спросил по дороге.

— Хорошо, — односложно ответил Антон.

— А почему такой задумчивый?

— Устал.

— Просто очень много впечатлений, — включилась в разговор мама и спасла ситуацию. — Все прошло замечательно, весело. Ты бы видел, как они дурачились около елки — совсем еще дети. Я стояла у окна и, если честно, завидовала. Подарков надарили…

Подарков и правда было много, самых разных — от эспандера до беспроводных наушников.

Соня подарила собственную акварель. На ней были изображены колесо обозрения, летние деревья и взмывающие в небо воздушные шары. А еще подарила книгу с рассказами Чехова. Книгу она подписала.

«Говорят, книга — лучший подарок. Антон Павлович, стань таким же умным и знаменитым».

Он не спал всю ночь. Вспоминал случившееся, осознавал. Он стал мужчиной. Он познал близость с девушкой, в которую был влюблен. Он испытал такие ощущения, которых не испытывал никогда. Даже в своих снах. Это было нереально круто. Но.

Но все было не так. Не так!

Антон уснул лишь под утро и проспал до десяти, а потом, открыв глаза и вспомнив все, начал искать телефон. Соня звонила? Писала? Нет. Не звонила, не писала.

И он написал ей сам.

«Привет».

Она прочитала, но ответила не сразу. За минуты ее молчания он медленно сходил с ума.

«Привет».

«Ты как?»

«Нормально».

«Давай встретимся».

«Не могу».

«Почему?»

«Не очень хорошо себя чувствую».

И он, выпив наспех кофе для бодрости и храбрости, поехал к ней, купив по дороге «Кит-Катов» и плюшевого медведя. Она могла и не открыть ему. Но открыла.

Соня оказалась дома одна. Выяснилось, у них с родителями на этот день была запланирована поездка к друзьям, но Соня сказала, что устала после вчерашнего дня рождения и хочет остаться дома. Родители прислушались к ее желанию и отправились в гости одни.

— Можно? — севшим голосом спросил Антон.

— Проходи.

Сначала оба чувствовали себя неловко. Антон протянул ей медведя и шоколадки, снял куртку, потоптался на пороге. А потом сделал шаг и обнял ее вместе с медведем и шоколадками — такую растерянную, такую растрепанную.

— Сонька, я вчера, когда свечи на торте задувал, загадал, чтобы мы никогда не расстались.

— Правда? — тихо спросила она.

— Правда-правда.

— А если я вчера забеременела?

Антон резко отстранился. Забеременела? К такому повороту он оказался не готов. Соня смотрела на него широко раскрытыми испуганными глазами.

Черт! Она же ведь на самом деле могла… Вот он придурок.

— И я… боюсь.

— Не бойся, — быстро проговорил Антон. — Давай сначала узнаем, в любом случае мы вместе.

Он произнес это и увидел, как стало разглаживаться ее лицо, исчезать испуганно-замороженное выражение. Она ему поверила.

— Чай будешь?

— И кино.

Они пили чай, потом включили комедию и сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу. Им обоим это было очень нужно — знать, что они вдвоем, вместе. Соня положила голову на плечо Антона, и он целовал ее волосы. «Все будет хорошо, все обязательно будет хорошо».

Они вместе ждали ее месячных, и когда Соня сказала, что не забеременела, выдохнули оба.

Второй раз у них был через месяц и совсем по-другому. Отец улетел в командировку на три дня, мама отправилась с ним. Квартира осталась в полном распоряжении Антона.

Они оба немного стеснялись, но любопытство и желание пересилило стеснение. На этот раз они не торопились, знакомились друг с другом обстоятельно, прислушивались к себе и друг к другу. Учились. Чувствовали себя самыми близкими людьми на всей планете.

И он заранее позаботился о контрацепции.

— Соня-София-Фия-Фея, — шептал Антон в макушку, когда она, удобно устроившись на его груди, лежала с закрытыми глазами — привыкала к своим новым ощущениям и чувствовала себя очень счастливой и очень взрослой.

В городе Антон быстро поймал такси и попросил отвезти в тот отель, где они провели ночь перед отплытием на остров.

— Сейчас мы останемся здесь, — сказал он Лане, расплатившись с таксистом. — Ты отдохнешь, поспишь, а вечером поедем.

— В Лондон?

Антон ничего не ответил. Ожидая, пока сотрудница зарегистрирует их прибытие, Антон набрал еще одно сообщение Соне.

«Не встречайся со Стасом. Очень тебя прошу».

Соня прочитала сообщение и снова оставила его без ответа.

Какое право он имеет просить ее с кем-то не встречаться?

Никакого.

Захочет — встретится!

Она быстрым шагом шла по городу. Вечером Соня собиралась уехать в Эдинбург. Ей необходимо было провести завтрашний день наедине с собой. Если получится — выспаться. Если потребуется — выплакаться.

Боль не утихала. Но в Москву она просто обязана вернуться нормальным человеком и сыграть перед родителями роль «у меня все прекрасно». Они и так переживают из-за ее расставания с Владом.

Родители не лезли с расспросами, просто Соня это знала и так.

Она поехала сюда, чтобы сменить обстановку, отключиться, отдохнуть, прийти в себя, поймать новые эмоции и привезти новые идеи для работы.

Что из вышеперечисленного удалось, черт возьми? Ничего!

Вместо этого она встретила Антона. И сейчас бежит от него.

И от себя.

Только от себя не убежишь.

Соня не сразу поняла, куда направляется. Оказалось — к паруснику. К тому самому паруснику, на палубе которого она стояла перед отъездом на остров. Ей отчаянно захотелось взглянуть на этого красавца снова, запрокинуть голову, посмотреть на высокие мачты, постоять у тугого штурвала и забыть обо всем.