Знание-сила, 2000 № 07 (877)

От бюрократического государства – к феодальному?

Регрессия – возможная реакция организма на вынужденную перестройку, на резкое изменение среды. Он возвращается к привычному, хорошо освоенному, к тому, что в свое время доказало свою эффективность. Так, ребенок вдруг разучивается держать в руках ложку, чтобы вернуть внимание матери; так, лишившись денег, семейиое хозяйство прежде всего стремится к превращению в натуральное; так в межвременье, когда старые правила и нормы отменены, а новые еще не укоренились, вперед выходят сохранявшиеся где-то на периферии экономической и политической жизни клановые структуры со своими «патрон-клиентскими» правилами феодального толка.

Но межвременье само по себе стремится стать временем. И тогда чуткие к тектоническим общественным процессам люди, каковыми и должны быть профессиональные обществоведы, предупреждают: смотрите, нам грозит новый феодализм; признайте же, наконец, что регрессия – не лучший путь в будущее…

Что такое феодализм? Можно сказать – слияние власти и собственности. Что и происходит на наших тазах и в огромных масштабах.

Западные страны проделали долгий путь от феодального государства к бюрократическому. В России все было не так: феодализма у нас практически не было, элита рекрутировалась из служилых людей, собственность не была независима от государства, она и распределялась, и перераспределялась государством, власть и собственность были разведены. В этом смысле боярство -дворянство – советская номенклатура есть в конце концов модификации одного и того же.

Реформы девяностых годов можно считать более существенными для страны, чем революцию 1917 года, потому что они сменили не один социальный состав элиты на другой, а сам механизм образования элиты. Это произошло не сразу: в борьбе за власть до 1998 года перевес сил был на стороне номенклатуры. И не только потому, что новая элита, по существу, состояла из старой номенклатуры, не это главное: решения принимались под воздействием номенклатурных групп и в их интересах. Ведь это была довольно монолитная административно-политическая бюрократия, не собиравшаяся просто так отдавать власть. Но вырождение, начавшееся давно, продолжалось стремительными темпами и завершилось тем, что малограмотный охранник президента определял интересы государства. Надо сказать, он понимал, откуда идет опасность, и не случайно в 1994 году уложил лицом в снег «гусей», людей Гусинского, который вскоре скажет: ваше время служилых кончилось, пришло время денег.

И действительно, если прежде экономические группы полностью подчинялись государству, то в 1996 году на смену номенклатуре пришло правительство, сформированное усилиями ведущих политико-финансовых корпораций и кланов. Не случайно заговорили о власти олигархии в России, термин «семибанкирщина» вошел в научный обиход, а тогдашний первый вице-премьер правительства Б. Немцов определял сложившуюся социально-политическую систему как «олигархический капитализм».

Феодализация власти выразилась в том, что все большие сферы попадали под контроль клановых структур, начали преобладать отношения «патрона и его клиентов», кланы подминали под себя, приватизировали только нарождающиеся институты гражданского общества и государства.

После августовского кризиса 1998 года, к которому страну привела именно олигархия, ожили политики «номенклатурной ментальности» – такие, как Примаков и Лужков. Но, как и прежде, президент принял сторону олигархов, а в парламентских выборах служилый класс потерпел поражение. Это предопределено было тем, что представители номенклатуры все же признают определенные нормы и правила игры, а для «молодых волков» всех этих норм и правил не существует. Они рвались к власти на фоне распада государства. Это была борьба политических воль, и номенклатура просто не могла выдержать неприемлемого для нее по психологическому накалу прессинга. Она не умеет держать удар в публичной борьбе.

Этот процесс идет не только в России и не только в политике. Эрозия роли ООН – не отголоски того же в международных отношениях? Приход к власти отморозков вместо воров в законе в криминальной среде – не то же ли самое?

В советские годы партийная номенклатура была полным монополистом власти. В начале девяностых голов эта монополия кончилась; образовалось как минимум несколько центров власти. Такая плюралистическая организация элиты, казалось, была в русле западной традиции политического развития общества и государства. Теории современной демократии, концепции плюрализма элит и демократического элитизма утверждают, что это – одно из важнейших условий демократизации управления. Именно в этом направлении и менялась российская элита, разрывая материнскую номенклатурную оболочку и ударными темпами превращаясь в сообщество политико-финансовых кланов. А это, в свою очередь, должно было обеспечить в новой социально-экономической и политической системе успешное развитие общества и государства.

Получилось иначе. Вместо экономического роста – самодостаточность власти. Ведущие субъекты политики – какие-то безликие, «бессубъектные» кланово-корпоративные структуры, равнодушные к таким проблемам, как создание стратегии выхода из кризиса и дальнейшего развития.

Есть несколько причин – и объективных, и субъективных, – которые мешают становлению современной политической элиты в России именно как субъекта развития.

Наша элита организована принципиально не так. как западная. Сколь бы ни были глубоки расхождения между различными сегментами западной элиты, там существует общая для всех неприкосновенная рамка – государство, посягать на которое не позволено никому. Суть того, что инкриминировали Биллу Клинтону в его знаменитом эротическом скандале, заключалась вовсе не в адюльтере как таковом, а во лжи под присягой: и президенту США не позволено посягать не только на неприкосновенность и ценность государства, но даже на его символ (присягу). Широко распространенному предрассудку, что предпосылка демократизации – ослабление государства, противостоят современные представления о том, что демократия возможна только в сильном государстве. Об этом же свидетельствует опыт демократических преобразований в Латинской Америке, Южной, Центральной и Восточной Европе.

Между тем у нас институты государства в высокой степени приватизированы кланово-корпоративными структурами: государство практически растворено в политико-финансовых корпорациях. Государственные интересы во многом отождествляются с интересами коммерческих кланов, а государственные чиновники часто выступают как лоббисты ведущих корпораций.

Для полноты картины к этому стоит прибавить высокую конфликтность отношений этих элитных кланов между собой. Порой это выливается в крупномасштабные войны, по сравнению с которыми блекнут даже битвы официальной власти с радикальной оппозицией.

Как справедливо замечал Р. Арон, «единая элита означает конец свободы. Но если группы внутри элиты не только различны, но и не едины, то это означает конец государства».

Валерий Виноградский