Знание-сила, 2000 № 07 (877)

Агрессия. Главное – модели поведения

– Агрессию! Агрессию надо объяснять. Не альтруизм – агрессию!

Александр Малиновский, видный генетик-эволюционист, не кричал – он интонацией четко выделял каждый свой тезис.

Я-то спрашивал его как раз об альтруизме: тогда, в 1971 году, после появления в «Новом мире» замечательной и нашумевшей статьи В. Эфроимсона «Родословная альтруизма», дискуссии на эту тему шли много месяцев.

Малиновский ограничился тезисами.

Объяснение дала Раиса Львовна Берг – генетик, этолог, автор замечательных статей «Почему курица не ревнует», «Чем кошка отличается от собаки» и других.

Вот вкратце переложение ее рассказа.

Этологи давно поняли, что в истории человечества шла своеобразная эскалация агрессивности, которая была обусловлена растущей свободой ее проявления. Человек не обладает ии рогами, ни мощными клыками – сам по себе он существо слабовооруженное. Но! Сначала человек использовал против человека каменное или деревянное орудие – орудие стало оружием. Потом появилось оружие, действующее на дистанции, – дротики, стрелы. Теперь не надо было сходиться с недругом лицом к лицу, а это важный психологический момент, позволяющий с меньшим усилием, напряжением переступить барьер запрета «Не убий себе подобного». Наконец, когда в древних коллективах возникла иерархическая организация, один человек – вождь – получил возможность посылагь другого против врага: теперь вождь вообще не присутствовал прн сцене насилия, что, безусловно, облегчало принятие решения. («В наш слабонервный век приговор умеет подписать каждый. Труднее найти человека, который приведет его в исполнение», – Александр Крон.) Ну и так далее, вплоть до межконтинентальных ракет.

Этологи давно обратили внимание на различия и сходства в проявлении агрессии у животных и человека. Но и они, и психологи, и все-все остальные уже десятилетня спорят о корнях самой агрессии, о механизмах ее включения – так, помнится, рассуждала Раиса Львовна.

С той поры прошло тридцать лет, ио споры вокруг агрессии как явления продолжаются, дискуссионную атмосферу читатель легко уловит в публикуемой ниже статье Маргариты Жамкочьян. Поведение человека – все-таки не простая механика.

И именно потому, что это механика непростая, мне хотелось бы здесь, почти с самого начала, обратить внимание читателя на тему, которой М. Жамкочьян заканчивает свою статью. Тема эта – модели поведения.

Модели поведении, срабатывающие в различных ситуациях, модели ответа на тот или иной вызов среды усваиваются человеком сначала у своих родителей и близких родственников. Потом – у сверстников (подражание в подростковом возрасте – мощный механизм, позволяющий завтрашнему юноше или девушке освоить новые социальные и культурные поведенческие территории и почувствовать свою «самость», свою отстраненность от мира взрослых и продемонстрировать им эту отстраненность как независимость). Наконец, у взрослых усвоение новых моделей поведения играет множество важных социальных ролей.

Так вот. Мне кажется важным снова и снова говорить об этой теме (не смущаясь тем, что в статье М. Жамкочьян ей посвящен целый раздел), потому что…

Во-первых, потому что агрессия проявляется вовне в виде некоего поведенческого акта, а в протекании подобных актов, как хорошо знают психологи, значительную, а порой и определяющую роль играют именно модели поведения. Не унаследованные от животных предков задатки, не некая абстрактная субстанция – нет, мы сталкиваемся именно с актом поведения. И этот модус агрессии открывает возможность повлиять на нее, снизить ее уровень, смягчить формы ее проявления, вообще свести ее на нет, используя разнообразные культурные модели поведения.

Во-вторых, агрессия как некое предзаданное начало с развитием цивилизации обретает новые пути, облегчающие возможность ее проявления (вспомните Раису Львовну Берг). Но эта же цивилизация, перекрытая мощным пластом культуры, открывает возможности направить агрессивные импульсы в русло творчества или состязания.

В публикуемой ниже статье И. Лалаянца рассказывается о том, как генетики ищут наследственные механизмы порождения агрессии. Успехи их, следует признать, невелики – пока, по крайней мере; но, возможно, они останутся таковыми и в будущем, поскольку агрессия – акт синтетический, имеющий много причин, н лишь в отдельных случаях, например при поломке какой-либо детали, лежащей в основании целой пирамиды биохимических, нейрофизиологических и нейропсихологических взаимодействий, может быть разрушена вся эта пирамида. Генетические исследования интересны как раз тем, что в случаях, когда удастся найти такие относительно простые поломки на генетическом уровне, будет надежда обнаружить такие же достаточно простые «противоядия» – лекарственные средства для точечного воздействия на наследственные механизмы. И тем самым повлиять в конечном счете на образ поведения.

Но примечательно, главным образом, что генетика не подтверждает общераспространенного мнения, будто агрессивные черты характера – от «плохой» наследственности. Дело тут совсем в другом.

Исследования последних лет убеждают, что в основе агрессии лежат страх, боязнь, неуверенность – прежде всего страх за свою безопасность, за свое выживание. Он может выливаться в конфликтах за самку, за территорию, за источники пищи в разных условиях н у разных видов животных по-разному. У человека же этот страх по большей части случаев глубоко спрятан в основе той пирамиды, на вершине которой рождаются поведенческие акты. Каким образом генетически программируется этот страх, в каких биохимических сцеплениях выражается действие центров мозга, отвечающих за самосохранение, изучение этого представляется серьезной исследовательской программой для ученых различных специализаций. Потому что тогда появится возможность, не посягая на глубинные инстинкты человека, модифицировать их проявление то ли лекарственными средствами, то ли новыми культурными формами поведения.

Вот мы и вернулись к моделям поведения. Прислушайтесь, как говорят Взрослые с детьми на улицах Москвы: «Куда лезешь? Отстань! Сейчас дам по башке!» А в Прибалтике (раньше оиа была для нас крыльцом в Европу)? А в самой Европе? Там достаточно негромкого слова, движения руки, неодобрительного выражения лица, чтобы ребенок понял, что он что-то сделал неправильно. И будьте уверены: с раннего возраста сталкиваясь с той или иной системой поведения, проявляющейся в совершенно определенных знаковых системах, ребенок унесет усвоенную им модель в свою будущую взрослую жизнь, станет ей руководствоваться и обучит ей своих детей.

Н если мы хотим уменьшить в нашем обществе уровень агрессии, изменить сам стиль общения и атмосферу в обществе, то нам надо начинать с самих себя – со своих моделей поведения. М. Жамкочьян права, обращая наше внимание на это.

Когда-то Роман Подольный, наш друг и любимый автор, напечатал в журнале статью под названием «Мальчик – отец мужчины». Имелось в виду, что каждому мальчику когда-нибудь придется воспитывать своего сына. Неплохо бы нам всем усвоить эту мысль.

Григорий Зеленко

Маргарита Жамкочьян

Агрессия не исчезает и не появляется

Агрессия вечна, как энергия или материя. Она принимает самые разные формы и приходит то в виде скрытого намерения, то в виде болезненных фантазий разрушения и насилия. Она затрагивает государства, этносы, поколения и вдруг может проснуться в двухлетнем ребенке, бьющем по лицу свою добрую бабушку.

Агрессия совершает свой неизбежный круговорот в природе: начальник кричит на подчиненного, тот срывает зло на жене, та – на ребенке, ребенок пинает собаку, а собака кидается на начальника и кусает его. Так замыкается круг в карикатурных комиксах Херлуфа Бидструпа.

Энергетический подход был сформулирован Зигмундом Фрейдом. Он находился под большим впечатлением от открытия закона сохранения энергии, который в то время обсуждался в научных кругах и прилагался ко всему, что было возможно. Не миновало это искушение и медицину. Век динамики и энергетики обогатил ученых новой концепцией человека, гласящей, что «человек является энергетической системой и подчиняется тем же самым законам, которые управляют мыльными пузырями и движением планет» (Холл, 1954).

В центре психоаналитического учения – представление о человеке как энергетической системе, в которой энергия либо течет свободно, либо находит обходные пути, либо накапливается, как вода перед плотиной. Цель всего поведения – удовольствие, то есть уменьшение напряжения, или разрядка энергии.

Источник всей побудительной энергии находится в подсистеме бессознательного, получившей название Оно (Id). Необходимая для человеческой жизнедеятельности энергия изначально черпается из сексуальных и агрессивных влечений Эроса и Танатоса, которые и образуют Оно. Оно стремится высвободить («разрядить») энергию возбуждения и напряжения. Эта подсистема действует в соответствии с принципом удовольствия – ищет наслаждения и избегает боли. То есть Оно не выносит запретов, помех, не обращает внимания на реальность и может находить удовлетворение как в реальном действии, так и в фантазиях. Оно хочет то, что хочет, когда захочет. Оно вне резонов, вне логики, вне ценностей, вне морали.

Любопытно, что в новейших гендерных (связанных с полом человека) исследованиях обнаружились противоположные социальные представления об агрессии у мужчин и женщин. Женщины рассматривают агрессию как экспрессию – как средство выражения гнева и снятия стресса путем высвобождения агрессивной энергии. Не правда ли, как близко это представление к теории Фрейда, сложившейся, кстати, в долгую мирную эпоху королевы Виктории.

Мужчины, напротив, относятся к агрессии как к инструменту для получения разнообразного социального и материального вознаграждения. Здесь уже явно недостаточно динамической теории Фрейда, придется поискать других объяснений.

Вот как Фрейд видел отношение между агрессивной природой человека и культурой. «Люди – вовсе не благородные, дружелюбные существа, жаждущие любви, которые всего лишь защищаются, если на них нападают, напротив, суть в том, что сильно выраженное стремление к агрессии составляет существенную часть человеческих инстинктов».

Культура направляет эту агрессивную энергию в приемлемое русло (армия, спортивные соревнования), ставит запреты в виде законов и моральных норм. И тогда одно из двух – либо сублимация этой энергии, то есть превращение ее в высшие стремления, одобряемые обществом (хирургия, живопись и т.д.), либо подавление и постоянный контроль за своим поведением. Тогда возникает «недовольство культурой»: чрезмерный контроль над собой заставляет нас чувствовать себя не вполне счастливыми, даже если все в целом благополучно.

Надо отдать должное гению Фрейда: он писал о недовольстве культурой и страданиях благополучного человека в 1930 году. Тогда это была публицистика. Сейчас это клиника. В 80 – 90-е годы «несчастливость» (unhappiness) получила право на жизнь как диагноз со своими симптомами: подавляющее большинство населения западных стран жалуются на безрадостность бытия. Но есть и более страшные последствия тотального контроля над проявлениями агрессии. По современным данным, самые тяжкие преступления с насилием совершают люди, чрезмерно контролирующие свое поведение, которые даже в детстве не позволяли себе драться и скандалить. Как показали исследования, крайне агрессивные подростки, осужденные за особо жестокие акты насилия (убийство своих родителей, жестокие избиения), демонстрировали более низкую агрессию и до, и после заключения, более склонны к сотрудничеству, более послушны и приятны в общении, чем их сверстники, осужденные за драку.

Очень часто преступниками оказываются пассивные, податливые люди. Они совсем не импульсивны, их трудно спровоцировать. Они кажутся терпеливыми, способными выносить страдания, умеющими себя сдерживать. Исследователи агрессии приводят показательную историю о Джиме, случайно заставшем свою жену в постели с соседом. Он просто закрыл дверь, вернулся к работе в поле и заплакал. Жена осмелела, любовник начал оставаться не только на ужин, но иногда и на ночь. В конце концов, через три года он загрузил грузовик домашним скарбом, скотом Джима, и, посадив туда его жену и четверых детей, уехал. Только много позже, вновь женившись и обнаружив, что вторая жена ему неверна, Джим, наконец, взорвался и с необычайной жестокостью убил ее вместе с любовником.

Появился специальный термин – «чрезмерно контролирующие себя агрессоры».

Добавим сюда еше и любопытное наблюдение Семена Файбисовича о метаморфозах новейшего времени: «Интересно, что пока в российском обществе агрессия убывала, она прибывала в американском. Не знаю уж почему. Некий загадочный взаимообмен веществ двух сверхдержав. Может, суммарное мировое зло находится все время примерно на одном и том же уровне?..

Такие замечательные затеи, как мультикультурализм, политкорректность, забота о здоровье нации и т.д., обернулись в американской реальности не только борьбой за равноправие женщин, толстяков, национальных и сексуальных меньшинств, но и соответствующим внятным насилием над курящими и пьющими, над нормально сексуально ориентированными, вылились в возросшую агрессию черных, доносительство (студентов на преподавателей, детей на родителей, любовниц на любовников), судебный террор и вошедшее в моду публичное унижение личности».

И правда, как ни странно это слышать, в нашей стране, где довольно опасно жить, снижается уровень агрессии. Социологические исследования 89-94-99-х годов показывают, что в обществе последовательно снижается нетерпимость к национальным, религиозным и прочим меньшинствам. Меньше нетерпимости стало к подросткам, бомжам, нищим и прочим настораживающим объектам. Почти исчезла транспортно-магазинно-парикмахерская агрессивность1*.

На этом витке социально-биологического кругооборота агрессии у нас, очевидно, уменьшается суммарная сила инстинкта разрушения, если, конечно, верить толкованию Фрейда.

Хотя метафорическое толкование Фрейда о конфликте Эроса и Танатоса – инстинктов к созданию жизни и ее разрушению – весьма спорно, оно до сих пор завораживает умы своей мрачной красотой и сходством с личными переживаниями. Если энергия Танатоса не будет обращена вовне, это вскоре приведет к разрушению самого человека.

Кто не ощущал чего-то подобного?

В 60-70-е годы была очень популярна идея, что внешнее проявление эмоций, сопровождающих агрессию, может разрядить напряжение и предотвратить опасный ход событий. «Отвести душу» предлагалось на чучелах, старых автомобилях, изображениях «любимых» начальников и супругов. «Насилие сегодня ведет к прощению завтра!»

К сожалению, выяснилось, что уровень агрессии не уменьшается, если человек вымещает свой гнев на неодушевленных предметах. И вообще, гнев и агрессия суть разные вещи, что и было доказано в весьма тонких экспериментах. Иногда напряжение падает как раз после действий совсем неагрессивных. Неожиданно получалось, что изучать надо модели неагрессивного поведения, которые замещают или трансформируют агрессию. Таких исследований, увы, очень мало.

Долгое время считалось, что сцены насилия в кино нужны обществу для сброса накопившейся агрессии. Мальчишки все равно мечтают кого- нибудь поколотить; посмотрят фильм, отведут душу на постановочных драках и успокоятся. Увы, судя по результатам большинства исследований, подобный опыт скорее усиливает вероятность и интенсивность агрессивных проявлений в будущем. В памяти закрепляются образцы насильственных действий. Фильмы с насилием стали учебником, сводом шаблонов, значительно обогатив палитру проявлений агрессии.

Ну, и наконец, агрессия спортивной борьбы, агрессия стадиона, который с древних времен служил местом разрядки страстей. Как выяснилось, наблюдение за борьбой тоже дает выплеснуться накопившемуся напряжению; но оно же и усиливает стремление к насилию, чему находится все больше свидетельств.

И все-таки так называемый поведенческий катарсис действительно может произойти, но только при очень специфических условиях: когда разгневанные люди наносят вред непосредственно тем, кто их разозлил, либо становятся свидетелями того, как эго делают другие. То есть здесь действует скорее не принцип катарсиса, «очищения», а принцип справедливости. И мы говорим скорее о гневе, а не об агрессии.

Фрейд, не имея научных доказательств, добытых много позднее в эмпирических исследованиях, утверждал то же самое: действие подобного рода способов снять напряжение минимально и кратковременно. И снова оказался прав, хотя почти половину столетия современным теоретикам очень хотелось доказать обратное.

Картина агрессивных инстинктов будет неполной, если мы не обратимся к царству животных, где властвует инстинкт.

Здесь нам поможет Конрад Лоренц, лауреат Нобелевской премии, знаменитый этолог, написавший книгу об агрессии у животных. Согласно Лоренцу, агрессия проистекает из врожденного инстинкта борьбы за выживание. Он считал, что агрессивная энергия генерируется в организме спонтанно, непрерывно, накапливаясь с течением времени. И выливается в действие в ответ на определенные сигналы извне. Чем больше агрессивной энергии накопилось, тем меньшей силы нужен стимул, чтобы агрессия выплеснулась вовне; когда же ее накопится слишком много, агрессия может начаться и безо всякого к тому повода. Вот вам и «немотивированная агрессия».

Олин из самых важных выводов Лоренца стал достоянием культуры: все живые существа наделены возможностью сдерживать, подавлять свои стремления к насилию. И чем сильнее животное «вооружено» (когтями, клыками), тем сильнее в нем сдерживающее начало. Львы, тигры, волки, представляющие опасность не только для жертвы, но и друг для друга, умеют сдерживаться в драках с себе подобными специальными ритуалами, когда более слабый противник, подставляя сильному спину или незащищенную шею, может незамедлительно прекратить борьбу. А голуби, если их поставить перед необходимостью отстаивать территорию (в клетках и тесных вольерах), могут заклевать друг друга до смерти.

Люди не очень опасные существа, от природы они слабо вооружены и совершают гораздо больше насилия к себе подобным, чем животные. Создание оружия массового поражения представляет угрозу выживания человека как вида. Но, к счастью, формы сдерживания тоже совершенствуются. С концентрацией оружия и власти наибольшую опасность представляют мировые лидеры. Лоренц объяснял стремление национальных лидеров подвергать целые нации риску cамоуничтожении как раз тем, что у человека способность к насилию превалирует над сдерживающими началами.

Лоренц, как и Фрейд, считал агрессию неизбежной, но в отличие от последнего полагал, что участие в различных действиях, не связанных с причинением вреда, может предотвратить накопление агрессивной энергии до опасного уровня. Опять звучит этот странный мотив – агрессивная энергия уменьшается или блокируется через совершение неагрессивных действий. И все-таки кажется очевидным: единственное, что сдерживает подчас и в жизни и в лабораторном эксперименте, – ожидание, что тебе могут дать сдачи.

Наверное, естественны до сих пор не очень удачные попытки прямо связать конкретный ген и агрессивное поведение. Ведь мы предполагаем внутренний конфликт, борьбу двух начал, соотношение, а не один или даже множество отдельно действующих факторов.

Какие картины насилия носит в себе тот, кто до сих пор не тронул никого пальцем? 16-летний подросток, постоянная жертва насмешек и притеснений сверстников, мысленно расчленял своих мучителей на части, а девочек насиловал, но знал, что ничего такого никогда не сделает. За что отвечает генетика – за желание совершить зло или за неизбежность его совершения? Другой случай: пятилетний ребенок, чуть ли не е рождения агрессивный, активно стремится причинить боль, вред, признает только воинственные игры и фильмы, ребенок с постоянно накопленной агрессивной энергией, даже тогда, когда она направлена на завоевание любви и внимание к себе, – это очевидная наследственность? Отец утверждает, что и он сам в детстве был такой, а стал спокойным, выдержанным, успешным в делах и в отношениях с другими людьми. Только ли это эффект обучения и окультуривания? Может быть, и разворачивание неоднозначной генетической программы?

Можно найти гены агрессивности, а потом найти гены миролюбия, но потом все равно придется отвечать на вопрос, как они взаимодействуют между собой.

Люди издревле отмечали проявления необузданного нрава, ярости и агрессии у своих представителей. В библейской книге Судей рассказывается о Самсоне: «И сошел на него Дух Господень, и он растерзал льва как козленка». Именно такого Самсона видим мы в знаменитом фонтане Петергофа. Но если бы только лев! Читаем далее: «И вновь сошел на него Дух Господень, и убил там тридцать человек. И воспылал гнев его».

Александр Македонский в припадке гнева убил ударом копья своего лучшего друга и преданного соратника.

Знаменитый художник Караваджо в 1606 году убил ударом кинжала в живот человека, после чего вынужден был удариться в бега. Знаменитый английский художник Ричард Дадд провел в лондонском «Бедламе» – психиатрическом госпитале Бетлехем-Вифлеем – сорок лет после того, как зарезал своего отца и серьезно ранил одного из пассажиров дилижанса, в котором направлялся в Рим, чтобы убить там папу.

Если бы агрессия ограничивалась лишь подобными актами… Но говорят, что только человеку как виду свойственна война, в ходе которой Холокосту – «полному выжиганию» по-гречески, – подвергаются с ходом веков все большее число людей, то есть особей собственного таксона.

Герцен в своей «Афоризмате Тита Левиафанского» задавался вопросом: «Разве разум, а не безумие создал все военные державы от Ассирии до Пруссии (привычка к цензуре заставляет меня умалчивать о любезном отечестве)?»

В «любезном отечестве» Иван Грозный тоже периодически впадал в ярость. Приступы сии сопровождались сажанием бояр на кол и размахиванием посоха, от которого погиб собственный сын.

М. Эрнст. «Дева наказывает младенца Иисуса в присутствии А. Б., П. Е. и художника». 1926год

До сих пор агрессия представала неким мировым злом, которому противостоит культура. Его надо сдерживать, разряжать, отводить в приемлемое русло. За этим негласно стоит наивная уверенность: никто изначально не хочет причинять другому зло. Тогда любая агрессия мотивирована, дает некую, пусть не всегда очевидную, выгоду. Однако зло может быть привлекательно само по себе.

Исследования мотивированного зла начинаются в конце 30-х годов, с наступлением эпохи тотального насилия. Тогда появляется и представление о фрустрации как главном механизме. Фрустрация, то есть помеха, препятствие на пути достижения цели, всегда побуждает к агрессии. А агрессия всегда является результатом фрустрации. Долгое время этот механизм почитался универсальным и все объясняющим. В схему легко укладывались ярость детей, которым не удается немедленно исполнить свои желания, и чудовищные убийства из-за какой-нибудь на первый взгляд незначительной причины: так малолетняя нянька из рассказа Чехова «Спать хочется» душит порученного ей младенца из-за непреодолимого желания уснуть.

Теория получила широкое признание и среди ученых, и среди образованной публики. Агрессия предстала результатом лишения организма возможности удовлетворить какие-то существенные потребности. А раз так, оправдание налицо – оправдание не зла, но побуждения. Вроде насильник, но ведь и жертва – заложник своей потребности. Еще шаг – и изнасилование можно объяснить фрустрацией сексуальной потребности.

Но, увы, все не так просто, как хотелось бы. И фрустрация, оказывается, не всегда ведет к агрессии, а в основном у тех, кто уже усвоил привычку реагировать агрессивно; и изнасилование в большинстве случаев, как сейчас признано, – это акт агрессии по отношению к женщине, а не сексуальные притязания. Желание причинить зло и утвердить свою власть силы первично. Те же, у кого сформированы другие привычки, кто умеет реагировать иным образом, могут и не реагировать на фрустрацию агрессивно.

Оказывается, совершенно не обязательно искать фрустрацию всюду, где происходит насилие. Агрессия может быть выгодна, а может быть привлекательна сама по себе. Демонстрация агрессии – иногда главный показатель силы и «крутизны» в стайных сообществах, которые особенно характерны для юношеских и подростковых субкультур. Сюда можно добавить и межпоколенческую агрессию старых к молодым, отцов к детям. Агрессия открытая (наказания, порка и оскорбительная критика) и скрытая (давление, поучения, советы) по- прежнему остается основным инструментом власти. И если молодежь может чувствовать себя фрустрированной: ее долго не подпускают к взрослым благам, а за агрессию наказывают, то у взрослых агрессия есть модель поведения, весьма выгодная и к тому же морально одобряемая. Сколько желающих пойти в учителя и в родители! Вспомним тотальную модель перевоспитания и переделки всех и вся в советском обществе (от поучений соседскому ребенку до порицания академиков). Вот и подошли мы к тому, что агрессия усваивается, ей учат специально (обижай других, чтобы тебя боялись) и ее подсматривают у других.

Многое зависит от нашей собственной интерпретации событий: и помеха на пути к достижению цели не побудит к агрессии, если она не переживается как неприятное событие. Если в лабораторных опытах, где помехи создаются искусственно, над испытуемыми еще и смеются или ведут себя в оскорбительной манере, количество агрессивных реакций резко возрастает. Парадоксальным образом интерпретация, восприятие своего эмоционального состояния становится впереди лошади, то есть самого эмоционального состояния. Если я считаю, что эта ситуация меня не обижает, я не обижаюсь. Если я интерпретирую ситуацию как оскорбляющую меня, я оскорбляюсь и злюсь. Этот «когнитивный переворот» (сознание впереди реакции) ведет к удивительно оптимистичным и плодотворным попыткам контролировать агрессию.

Если прежде нам оставалось надеяться лишь на сдерживание или наказание (агрессия против агрессии), то теперь можно говорить о комментировании или обучении интерпретациям. Когда подросток рвется в драку, его остановить почти невозможно, и приходится отвечать агрессией. Но в спокойном состоянии он может описать, что с ним происходит, когда он злится. Например, кровь бросается ему в голову, он ничего не видит, кроме носа противника, в который хочет ударить, в голове становится пусто, а в животе холодно. Мы увязываем Все симптомы с интерпретацией злости, и когда потом в похожей ситуации симптомы появляются снова, он уже знает: то, что он испытывает, называется злость. А состояние, которое он может узнавать, предугадывать, он сможет и контролировать.

Просто? Да. Как все гениальное. Маленький агрессор, о котором уже шла речь и которого нельзя было остановить никаким наказанием, совершенно переменился, когда мать по совету психолога начала просто комментировать то, что, по ее мнению, испытывает ребенок. Промучившись е его почти патологической агрессивностью несколько лет, она была потрясена тем, что за два-три дня удалось изменить его поведение и установить с ним доверительные отношения.

В лабораторных экспериментах одно только изменение интерпретации события приводило к физиологическим сдвигам: снижению давления, частоты пульса и так далее.

И наконец, о модели. Но сначала небольшое отступление.

После сложной, убедительной теории Фрейда последовали теории агрессии простые, или монофакторные. Зато за ними – полвека эмпирических исследований и множество доказательств. Доллард: агрессия – это фрустрация цели: «Не стой на пути у высоких чувств». Одновременно бихевиористы объясняли агрессию, как и все остальные наши реакции, научением. Расцвет этих теорий приходится на сороковые – шестидесятые годы, хотя, конечно, они и сейчас живы. В семидесятые – девяностые начинают бурно развиваться когнитивные теории: главное в агрессии, как опять же и во всем поведении человека, сознание – мысль, интерпретация, убеждение. В конце XIX века все выводилось из законов энергии, в конце XX века – из законов информации. Сознание было поражено в правах в пользу бессознательного, теперь оно опять наверху и даже обрело свой собственный источник энергии.

Остается только увенчать этот полукруг теорией, сравнимой по сложности, цельности и универсальности с психопинамической теорией Фрейда. И ближе всех к этой планке социально-когнитивная теория личности А. Бандуры и У. Мишела с их теориями личностной компетентности, зависимости поведения от убеждений и опытами по усвоению моделей поведения целыми шаблонами. Эти теории сейчас опережают по питируемости все остальные теории личности. И только у нас они мало известны, впрочем, и когнитивные теории у нас вообще не в чести.

Попробуем восполнить этот пробел.

Оказывается, все простые переговоры – на уровне «плохие парни – хорошие парни» – заканчиваются войнами (так начались войны в Корее и Югославии), все сложные переговоры с множеством разнообразных конструктов сознания – компромиссами (самыми сложными, с информационной точки зрения, считаются переговоры во время Карибского кризиса). Сложность, выносливость к неопределенности напрямую оказались связанными с терпимостью по отношению к другим людям.

Люди нуждаются в моделях или шаблонах, образцах поведения^ они усваивают образцы как агрессивных, так и неагрессивных реакций. И значит, можно использовать глобальные информационные каналы для формирования ненасильственного мира. И главное открытие Бандуры: агрессивное поведение формируется не только в непосредственном опыте, но гораздо сильнее – через наблюдение! Более безопасно наблюдать за агрессивным поведением других; тут и складывается представление, которое в дальнейшем становится руководством к действию. Дети и взрослые практически одинаково легко перенимают новые агрессивные реакции, к которым ранее не были предрасположены, достаточно символического и отрывочного изображения в кино, телепередачах, даже в литературе. Особенно сильно это действует, когда примеры агрессии остаются без наказания или встречают одобрение. Поэтому нейтральная, безоценочная информация о насилии может порождать драматические сюжеты телевизионных эпидемий.

Так распространяются образцы не только агрессивного поведения. В одном из небольших американских городов по местному телевидению рассказали о девушке, упавшей в обморок на улице из-за гипервентиляции легких. На следующий день «скорые» не успевали подбирать девушек на улицах города. Они падали, как кегли, то туг, то там. Бандура проводил эксперименты на маленьких детях со своей знаменитой куклой Бобо. На нее замахивались, ее ругали, ее шлепали в присутствии детей, а потом смотрели, как они ведут себя с этой куклой и другими игрушками. Все дети охотно повторяли увиденное, если «агрессора» за это хвалят или не наказывают.

В книге «Выражения эмоций у человека и животных» Дарвин показал, что эмоциональная экспрессия у людей имеет сходные проявления и у животных. А это предполагает общность эволюции формы и функции: речь шла о выражении страха, гнева и печали у приматов, причем в деталях и на большом фактическом материале.

Когда Фрейд пытался повторить это в чопорной континентальной Австрии имперских амбиций, ему досталось по первое число. Вот почему Фрейд вынужден был завуалировать сугубо человеческие примеры из практики ссылками на мифологемы Эдипова и других комплексов. Что ж тут удивляться, что его одинаково ненавидели и Гитлер, и Сталин. Забавно, кстати, что ателье Гитлера и кабинет Фрейда находились в Вене на одной улице.

Потом под эти воззрения начали подводить гормональную базу, объясняя агрессию переизбытком тестостерона – мужского полового гормона. Однако только сейчас мы поняли, что гормоны являются пусть и мощными, но только регуляторами ген-активности. Варьируя половые гормоны, можно кардинально менять поведение животного. С одной стороны, ими объясняется «стероидная ярость» накачанных анаболиками «качков», а с другой – введение крыеам-самцам женского эстрогена делает их поведение весьма сходным с самочным в «критические дни» течки.

Неудовлетворенный столь «явным» доказательством природы афессии, за дело в 60-е годы взялся нобелевский лауреат и основатель науки о поведении животных – этологии Конрад Лоренц. Уж он-то об агрессии знал не понаслышке: будучи врачом, попал к нам в плен, сидел вместе с другими в лагере…

Лоренц всю жизнь не стеснялся называть себя учеником Павлова, поэтому положения свои проверял в эксперименте, а не трактовал пусть и чрезвычайно интересные, но все же клинические случаи. В своем труде «Агрессиология» он писал: «Старинные дарвиновские рассуждения применимы лишь к внешним, окружающим условиям. Только в этом случае отбор вызывается приспособлением. Нельзя исключить, что действовали какие-то еще неизвестные факторы. Борьба между стаями крыс не выполняет видосохраняюших функций внутривидовой агрессии».

Эго было смело для 60-70-х годов, когда Дарвина не подвергали сомнению. А еще Лоренц писал, что потенции и ограниченность человеческого разума имеют животное происхождение. В этом он также солидаризовался с Дарвином. Но и поводу влияния общества на мышление ученого не заблуждался: «Для тех, кто заинтересован в манипулировании личностью, собака Павлова представляется идеальным гражданином». Отголоски популярности опытов Лоренца над крысами донеслись неожиданно до нас летом 1998 года, когда в июне в Москву приехала знаменитая группа «Смэшинг памп кине» – «Толченая тыква», «Тыквенное пюре». Лидер группы Билли Корган исполнял песню из альбома «Пуля с крылышками бабочки», в которой были такие слова: «Несмотря на всю мою ярость я все еще всего лишь крыса в клетке».

Что же установил Лоренц? Крысы, помещенные в клетки, действительно дерутся и загрызают слабых. Но дальше между стаями возникают нейтральные полосы, на которых «вырастают» цветы любви, вполне в духе хиппи, призывавших заниматься любовью, а не войной. Именно там, на нейтральных полосах скрещивались пары из разных враждующих стай. Так Лоренц пересмотрел те положения о территории, которые прежде были положены в основу этологии.

Речь идет о том, что агрессия определяется не территорией или ее нарушением со стороны чужака, а – в духе того времени – пищевыми ресурсами. Где больше биопродуктивность, там больше популяций. Подобный вывод вполне в духе людей, переживших войну и голод. Но биология намного сложнее.

Позднее сформулировалась идея сексуально-привлекательных феромонов, а также открыты знаменитые «леки» – площадки спаривания. Перенос лековой земли [ (каких-то пары лопат), пропитанной мочой самки, пахнущей феромонами, привлекает самцов ничуть не меньше самой восприимчивой самки.

Потом были открыты сложные взаимоотношения самок североафриканских подземных крыс. Первая в иерархии самка приносит потомство и забивает других самок, которые из-за стресса остаются бесплодными. Гибель или изъятие альфа-самки из стаи приводит-к тому, что ее место занимает одна из недоразвитых «яловых» ювенильных товарок, которая после занятия трона становится половозрелой и восприимчивой к самцам. К тому же у нее резко разрастаются спинные позвонки, что приводит к ее росту и увеличению массы. И агрессивности по отношению к оставшимся…

У приматов альфа-самка тоже агрессивна по отношению к нижестоящим в иерархии. Однако это вовсе не означает, что она приносит большее потомство: стресс борьбы резко снижает ее фертильность, то есть плодовитость. Да и мозг приматов устроен сложнее, нежели у грызунов. Можно упомянуть о чрезвычайно развитой у человека и обезьян миндалине – мощной группе клеток (ядра), локализующейся в глубине височной доли.

К миндалине в последнее время привлечено большое внимание ученых, поскольку она управляет и нашими эмоциями, и ощущением страха, и социальностью индивида. Вполне возможно, что когда Фрейд говорил о подсознательном, он имел в виду структуру, подобную именно височной миндалине, с помощью которой мы оцениваем выражение лица человека и степень его угрозы именно для нас.

Современная компьютерная техника позволила ученым заглянуть в глубь живого мозга. И тут открылись уникальные веши. При исследовании мозга 22 убийц выявилось, что у трех четвертей резко снижена активность в лобных долях: когда смотришь на компьютерные картинки, мозг убийцы просто не светится, в то время как у обычного человека лобный полюс буквально «горит», что свидетельствует о высокой активности клеток лобной коры.

Если наказание сильное, оскорбительное, жестокое, результат будет прямо противоположный. Маленькие наблюдатели будут обижать куклу еще чаще, чем в том случае, когда никакого наказания не было. А вот если санкция за «агрессию» была умеренной (прекращение агрессивного действия, неодобрение), дети в большинстве своем вообще не проявляют агрессии, а спокойно продолжают играть с игрушками.

Косвенное научение через чужой опыт позволяет расширить поведенческий репертуар, но главное – раз это показано и сказано, это уже приемлемо, поскольку это есть. За наблюдение не надо расплачиваться сразу болью, виной, наказанием. А если учесть, что всякое появление на телевидении воспринимается как положительный факт (привлечение внимания), а наказание всегда отсрочено, то никакие кары, обещанные в будущем, не удерживают от запуска данной модели поведения. В экспериментах с Бобо наказание следовало сразу за демонстрацией агрессии, и это важное отличие от показа горячих событий и уж тем более от пессимистических заявлений журналистов, что, как всегда, преступление останется безнаказанным. Это и есть скрытое поощрение насилия, какими бы социальными оправданиями оно ни прикрывалось. Похоже, что если мы в такой степени зависим от представления поведенческих образцов, нашим журналистам надо бы проделать эволюцию в своем сознании.

К счастью, новая теория не утверждает, что мы – сборище индивидов, которые постоянно испытывают потребность или побуждение к насилию. Мы можем вздохнуть свободно и не бояться себя. Если агрессия проявляется только в определенных социальных условиях да еше и при наличии в сознании образцов агрессивного поведения, у нас появляется шанс влиять на эти условия, изменять их и изменять образцы поведения. Кто сказал, что мы легко обучаемся только агрессивному поведению?

Исследования продолжаются. Есть данные о том, что можно обогащать свой поведенческий репертуар новыми моделями поведения неагрессивного типа. Энергия возбуждения может находить и позитивный выход.

В эпоху глобализации никуда ни от кого не скроешься, а значит, цельнокроеные и цельнотянутые шаблоны поведения будут приобретать все большее значение в массовом поведении. И от нас зависит богатство, разнообразие шаблонов и сознательное управление ими.

Как это утверждение отличается от заявленного в начале статьи! Вместе с вами, вместе с идеями мы проделали значительную эволюцию – от полного и торжествующего пессимизма к осторожному и любопытствующему оптимизму. И это все об агрессии.

Игорь Лалаянц

Слово – генетике

Степень агрессивности может зависеть от очень простых биологических соединений – таков недавний вывод специалистов по молекулярной биологии. Например, от окиси азота, чья молекула состоит всего лишь из одного атома азота и одного – кислорода.

Молекулярной биологии, находящейся сейчас на крутом подъеме, казалось бы, и карты в руки в изучении биологических основ агрессии. Однако никто из специалистов не возьмется сейчас утверждать наверняка, сколько «генов агрессии» есть в нашем геноме, да и есть ли такие специализированные гены вообще. Ведь гены, влияющие на наше поведение, многофункциональны, да и действуют опосредовано, через взаимодействие с другими генами, через различные этапы биохимических взаимодействий.

Тем не менее кое-какие связи агрессии с генетическими структурами известны уже и сегодня, хотя методы манипулирования генами пока еще весьма примитивны. Ученым разных стран удалось определиться по меньшей мере с десятком различных генов.

Так или иначе, сейчас уже можно подтвердить существование реальной связи между ощущением боли и нарастанием агрессивности, о чем известно в общем-то давно. Речь идет о «парадоксальной» реакции у самых что ни на есть мирных и смирных животных, например тех же кроликов, которые под действием боли могут выдать весьма агрессивный неадекватный ответ.

Выключение различных генов, так или иначе связанных с эмоциями и ощущением боли, приводит к повышению агрессивности у мышей. Это связано в первую очередь с нарушением синтеза особого нейропептида Р (от англ. Pain – боль; пептид этот, состоящий из 11 аминокислот, был открыт пол века назад). Вещество, или субстанция боли Р участвует не только в передаче импульсов боли, но и в нейрогенном воспалении. Тут вполне уместно вспомнить Фрейда, который – судя по его недавно опубликованным письмам, – вместе с братом подвергался в детстве сексуальным домогательствам отца. Вполне возможно, что первый психоаналитик интуитивно нащупал связь между взрослой агрессией и детским ощущением боли.

Но не болью единой жив нейрон. К повышению агрессии у мышей приводит и выключение гена серотонина – вещества «хорошего настроения», – а также близкого ему по действию энкефалина, опиоидного пептида, синтезируемого самими нервными клетками мозга. Энкефалин утишает боль и повышает наше настроение. Сходным образом действует на проявление агрессии и выключение генов, регулирующих работу и метаболизм нейронов. А вот выключение гена женского полового гормона эстрогена привело к снижению агрессии у мышей.

Но вернемся на землю, к обыденной жизни, которую один микробиолог, рассматривая объекты изучения под микроскопом, охарактеризовал следующим образом: «Всюду секс и насилие?» Известно, что насилие проявляется на фоне алкогольного или наркотического одурманивания мозга (считается, что порядка 90 процентов убийств совершается под пьяную руку).

Недавно выяснилось, что агрессивное возбуждение или сонливость после «принятия на грудь» обусловлены модификациями рецептора – белковой молекулы, – этилового спирта на оболочке (мембране) нервной клетки. Разница всего лишь в одной аминокислоте! Вполне возможно, что в будущем у каждого в индивидуальной карточке наряду с группой крови и резусом будут указываться и эти варианты рецептора.

А пока же ученый мир всколыхнуло сообщение из голландского города Нимейгена, что рядом с Германией, в котором местные психиатры давно знакомы с одной семейкой, на протяжении вот уже пяти поколений славящейся дикими выходками своих мужчин. Молекулярный анализ показал, что у них нарушен ген МАО – моноаминооксидазы. Это особый фермент, который «гасит» активность нейронов, не дает им перевозбуждаться.

Ген МАО расположен в женской половой Х-хромосоме (у женщин их две, а у мужчин всего одна). Такая локализации объясняет тот факт, что повышенная агрессивность проявляется в этой семье именно у мужчин, что сходно с другими примерами сцепления с полом – гемофилией и дальтонизмом. Женщины в данном случае являются лишь передатчиками дефектного гена, который у них не проявляется в силу того, что «прикрыт» нормальным вариантом во второй Х-хромосоме.

Но самое выраженное повышение а!рессивности у подопытных мышек ученым удалось получить, выключив ген другого фермента, а именно NO- синтазы. Окись азота N0 – самый последний «новичок» в обширном семействе нейромедиаторов, то есть веществ – таких, как адреналин, серотонин и допамин, – которые осуществляют связь между нервными клетками. Она была причислена к лику медиаторов всего лишь в 1992 году. До этого никто не мог представить себе, что такая простая молекула может изменять работу нейрона наряду с другими гораздо более крупными и структурно сложными.

Потом выяснилось, что стимулятором NO-синтазы является знаменитая виагра, синтез которой подтолкнул нобелевцев дать премию открывателям фермента в 1998 году.

Экспериментальное выключение гена NO-синтазы приводит к резкому усилению агрессии у самцов мышей: в три-четыре раза больше атак, атаки начинают мутантные самцы в шесть раз чаще нормальных, а начинаются атаки в пять раз быстрее!

Интересно, что у самок выключение гена не приводит к изменению поведения, самцы же проявляют сексуальную агрессивность на фоне нормального уровня тестостерона! Тем самым подвергнута сомнению старая теория о влиянии половых гормонов на проявление агрессивности.

На острове прекрасная погода, чего не скажешь о нашем понимании агрессии. Лишь под конец кровавого XX века ученые сумели подступиться к ранее неприступной крепости генов, влияющих на наше поведение. И первые же открытия, подобно трубам Иерихона, заставили пасть стены и бастионы ложных воззрений, псевдотеорий и толкований сложной природы агрессивности.

Понимая, что он подставляется под критику, автор позволит себе утверждать: вряд ли в лоне нынешнего генетического знания может быть права концепция территории. Маркируя ее, животные всего лишь сообщают «граду и миру», что особь рецептивна и половозрела. Именно поэтому феромоны стабильны, начиная от дрозофилы и кончая слоном! Это давно найденные квантовые посылы, которые должны быть стабильны во времени и пространстве.

Неправы и толкователи секса как основы агрессии. Скорее, суть дела верна с точностью до наоборот. Отдельная статья должна быть посвящена альтруизму, который также эволюционировал в различных животных системах.

В заключение хотелось бы подчеркнуть только одно. На протяжении веков люди задумывались над природой агрессии. И словесная продуктивность авторов тех или иных теорий и идей была тем выше, чем меньше мы знали о биологии этого явления.

Теперь настало время прагматического ген-анализа, когда не надо ничего выдумывать в оправдание тех белых пятен, которые всегда остаются при фенотипическом анализе. Впервые в истории ученые получили возможность количественного анализа: вот есть ген в одной или двух порциях, вот временные параметры, вот количество атак. И не надо ничего выдумывать и трактовать.

В то же время последующий анализ и пересмотр общественных «договоров» с неизбежностью должен включать в себя современный генетический багаж накопленных экспериментальных данных. Иначе анализ этот будет неполным и легковесным, а отсюда и неверным.

Что можно ожидать на будущее? В 1999 году в России родилось меньше ста тысяч детей. Девочек можно исключить, поэтому генанализ на состояние гена МАО у 50 тысяч не так уж трудно и провести. Что делать с людьми, у которых обнаружен ген, влияющий на агрессивность? Они должны знать об этом, чтобы сдерживать себя Выключать ли его?

Мы пока еще не знаем, как тот или иной ген сказывается на творческом потенциале человека, его устремлениях и амбициях. Но обществу следует представлять свою структуру хотя бы в этих двух областях. Можно сказать, что поголовный ген-анализ очень дорог. Да, это действительно так. Но еще дороже обществу обходятся кровавые эксцессы…