Знание-сила, 2005 № 01 (931)

Мир после распада империй - и снова един?

Всегда находились страны, стремившиеся к мировому господству. Принципиально менялись только способы, которыми они действовали.

Некоторые специалисты уверены, что глобализация, стягивающая мир в единое целое, началась даже не с эпохи Великих географических открытий, а еще раньше, со времен экспансии Римской империи. С тех времен, когда крупные цивилизации стали взаимодействовать друг с другом: сначала — европейская римская цивилизация с Азией, затем — с Америкой.

Но обычно говорят о трех этапах глобализации. Первый начался с появлением контактов между континентами в XV веке и завершился, когда Соединенные Штаты Обрели независимость, а европейские империи в Латинской Америке, в том числе испанские и португальские, распались. Второй этап глобализации представлял собой, если так можно выразиться, неоколонизацию мира европейцами; он исчерпал себя к началу Первой мировой войны, но фактически длился до развязывания Второй. Наконец, третий этап — нынешняя глобализация, доминанта которой — финансовые и товарные рынки, экономическое взаимодействие стран и континентов со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Я думаю, географические открытия, европейская колонизация и современная глобализация — это все же процессы разной природы, имеющие разные последствия.

Носилки с тентом для португальских дворян и купцов в Индии

Если оставить в стороне территориальную экспансию Испании и Португалии в Южной Америке, имевшую место на протяжении XVII-XVIII веков, настоящую масштабную колонизацию мира европейцы начали в 20 — 30-х годах XIX столетия, проникнув в Азию, Африку, Океанию, Австралию и другие регионы планеты. Это была не глобализация, даже не вестернизация, а самая прямая европеизация завоеванных территорий. Английская, французская, голландская, в меньшей мере португальская империи разделили между собой практически все на тот момент еще не освоенные европейцами территории за исключением Китая, который, на самом деле, тоже был квазиколонией.

Европейцы двинулись осваивать мир очень большими силами. С 20-х годов XIX века до начала Первой мировой войны из Европы эмигрировали около 60 миллионов человек; примерно 1,2 процента европейского населения ежегодно покидали пределы Европы. В новые земли европейцы приносили свои культурные традиции, а в некоторых странах — в США,— Канаде, Австралии и Новой Зеландии — они составили в начале XX века абсолютное большинство населения. Не удивительно, что эти страны полностью восприняли европейскую традицию.

Европейцы осваивали новые территории, вкладывая в них колоссальные капиталы. Объем инвестиций, исходящих в наши дни из европейских государств в другие страны мира, составляет гораздо меньшую долю внутреннего валового продукта, чем в начале XX века. Сегодня объем вытекающих из Европейского союза иностранных инвестиций не превышает в среднем 2,4% ВВП, а в 1910 году Великобритания экспортировала 8,5% ВВП именно в виде капитала, уходившего главным образом в колонии.

Характерной особенностью европейской колонизации было стремление метрополий как можно глубже понять культуру покоренных стран. Именно в то время, в частности, в Европе было создано востоковедение как развитая научная дисциплина.

Португальские купцы заключают сделку с жителями Индии

Европейцы осваивали новые территории, вкладывая в них колоссальные капиталы. Объем инвестиций, исходящих в наши дни из европейских государств в другие страны мира, составляет гораздо меньшую долю внутреннего валового продукта, чем в начале XX века.

С этой точки зрения, ярким примером может служить то, как в 1836 году англичане пытались разобраться с проблемой «сати», древнего свычая самосожжения вдов на погребальных кострах мужей, который был распространен в Индии. У англичан было сильное желание запретить этот обычай. Но прежде чем это сделать, они создали комиссию Британского королевского общества, в которую вошли самые авторитетные специалисты, которые девять лет посвятили изучению вопроса, не является ли этот обычай религиозным. Только когда было доказано, то ни в одном из индийских религиозных текстов нет указаний на то, что это религиозный обряд, колониальная администрация запретила обычай. Англичане, как многие другие европейцы, понимали, насколько местная культура, обычаи и верования отличаются от их собственных и сколь опасно вторгаться в религиозную жизнь другого народа. Думаю, полезно сравнить такой подход с действиями американцев в Ираке, да и со многими другими событиями последних десятилетий.

Многие еще помнят, как советское руководство, выводя войска из Афганистана, бросило там собственного ставленника Наджибуллу, которого потом повесили талибы. А вот как в конце 60-х годов голландцы уходили из своей бывшей колонии Индонезии: они вывезли оттуда не только всех граждан голландского происхождения, но и всех тех индонезийцев, которые прибыли в голландскую администрацию и без лишних доказательств заявили, что им будет угрожать расправа, потому что они сотрудничали с колониальными властями. На протяжении трех лет в Голландии появилось 168 тысяч новых граждан.

Проблемы колониального мира, проблемы периферии стали предметом очень острых противоречий между СССР и США.

А «холодная война» привела к катастрофическим последствиям — в том смысле, что по ходу ее ведения лидерам «третьего мира» с обеих противоборствующих сторон внушались совершенно неадекватные представления об их значимости и реальной роли на мировой арене.

Европейскими империями управлял небольшой административный аппарат, за спиной которого стояло совсем немногочисленное войско. В 1909 году, в самый острый момент военной экспансии, за пределами Великобритании контингент английских войск составлял всего тысячу человек, включая военные базы и флот. Американцы после падения режима Саддама Хусейна в первой фазе войны имели в Ираке вместе с союзниками 261 тысячу человек — только в одном Ираке. И спокойствия это пока не принесло.

Разумеется, было бы большой натяжкой утверждать, что у колониальных народов не было вполне обоснованных обид и претензий к колонизаторам. Колониализм — это жестокое явление мировой истории, не сопрягаемое с понятиями гуманизма и справедливости. И именно поэтому полезно сравнить его с современной глобализацией.

После мировых войн Европа была не столько побеждена извне, сколько подорвана внутренними конфликтами. Европейские державы потеряли свое былое мо1ущество, колониальные империи стали не слишком экономически выгодны. Доминирующая роль в мире перешла к Соелииениъш Штатам Америки.

Проблемы колониального мира, проблемы периферии стали предметом очень острых противоречии между СССР и США. А «холодная война» привела к катастрофическим последствиям — в том смысле, что по ходу ее ведения лидерам «третьего мира» с обеих противоборствующих сторон внушались совершенно неадекватные представления об их значимости и реальной рати на мировой арене. Причем наряду с этими внушениями страны, освободившиеся от колониальной зависимости и не имевшие опыта и традиций мирного сосуществования друг с другом, с обеих сторон щедро накачивались оружием.

Американцы пришли к доминированию совершенно иным путем, чем европейцы. Они не ставили своей задачей захват территорий и создание новой империи, а умело пользовались сложившейся экономической ситуацией. Достаточно взглянуть на карту мира времен окончания Второй мировой войны: огромное количество американских военных баз вокруг СССР и в других регионах мира, но ни одной подмандатной территории, которая управлялась бы американской администрацией за пределами этих военных баз. Американцы не хотели политического господства над миром, хотя очень многие сейчас считают, что они именно к этому и рвались. На мой взгляд, им было достаточно экономических успехов, которые открывали перед Америкой уход европейцев из своих колоний и использование ее колоссальной хозяйственной мощи.

Американизация и европеизация мира — два противоположных процесса. Если за 80 лет европейцы сумели «экспортировать» 60 миллионов человек в другие страны, Америка, наоборот, стала страной иммиграции. Она не «поставляет» своих граждан вовне и потому, по большому счету, не имеет за границей реальных носителей американских культурных традиций. Она не экспортирует инвестиции, а импортирует капиталы.

У американцев по отношению к остальному миру довольно странная психологическая установка. Америка возникла как страна, не объединенная ни национальными чувствами, ни обшей историей. Это была страна свободных людей, которые предпочли свободу европейским порядкам, предприняли безумно авантюрный шаг эмигрировать в Америку, совершенно не изведанное для них новое место, освоились там, своими гигантскими усилиями, изобретательностью, талантами продвинулись к лучшей жизни Эти люди, склонные к риску, привыкшие опираться на собственные силы, до сих пор абсолютно уверены, что создали некое избранное сообщество, избранную нацию, выработавшую оптимальные инструменты и механизмы общественной жизни. По их глубокому убеждению, любой независимый, свободный, рациональный человек не может этого не признать.

Когда мы говорим о вестернизации, то подразумеваем, что есть западная часть мира, которая насильственно или ненасильственно внедряет свои порядки на других территориях. И тем самым берет на себя ответственность за все, что там происходит. Виноватый всегда очевиден: это тот, кто завоевал ту или иную страну. Глобализация же не предполагает ни правых, ни виноватых, и ответственность, таким образом, отсутствует.

Это — объективный процесс, говорят «глобализаторы». Претензий предъявлять не к кому.

Посмотрим, что происходило в последние десятилетия в Юго-Восточной Азии. Иностранные кредиторы без конца давали деньги азиатским правительствам и компаниям; те, не будучи в состоянии выполнить свои обязательства, разорялись — кредиторы описывали, изымали их имущество, появлялось множество безработных и так далее. Если не соглашаться с тем, что кредиторы имеют право потребовать назад свои деньги, то мы приходим к полному беспорядку. И если люди в Корее или Таиланде не смогли вернуть долги, то с точки зрения чисто капиталистической логики (а американская логика чисто капиталистическая) очень трудно объяснить, почему вдруг надо всем миром прийти к ним на помощь и их спасать.

Е. М. Корнеев.

Породы, обитающие в России; 2862 г.

Американизация и европеизация мира — два противоположных процесса. Если за 80 лет европейцы сумели «экспортировать» 60 миллионов человек в другие страны, Америка, наоборот, стала страной иммиграции.

Свобода торговли — это замечательный лозунг, и американцы, безусловно, здесь лидеры: ни в Европе, ни тем более в Японии нет таких низких торговых таможенных тарифов, как в Америке. И свобода перетока капиталов — тоже замечательная вещь. Но как быть с теми, кто бездумно вливает капиталы в рискованные проекты, и с теми, кто бездумно занимает деньги на рискованные проекты? Они должны нести ответственность. И нет ничего удивительного, когда речь идет о людях: их ответственность оговорена и предусмотрена законодательством всех стран — каждой по-своему, но всех стран с рыночной экономикой.

Но если речь идет не о людях, а о странах?

Института банкротства в рамках международной системы экономических отношении не существует. Как только возникает проблема банкротства, допустим, половины крупных фирм в Южной Корее, экономические вопросы тут же превращаются в политические. Что такое Южная Корея для Америки? Это место пребывания американского контингента в 140 тысяч человек, стоящего по 38-й параллели. Рядом - Япония, Китай, пролив в Тайване, сопряженные с этим стратегические интересы и т. д. Обанкротить страну невозможно: у нее есть суверенное правительство, которое не допускает вмешательства извне. По корейским законам компании не могут быть проданы американцами за долги.

Происходит — уже произошла — глобализация торговли, финансовых, информационных потоков. Не происходит глобализации политической, и в этом мы отступили назад по сравнению с началом XX века. Британская империя была таковой на самом деле, и переселение гражданина империи, допустим, из города Шеффидд в какой-нибудь город Ахмадобад рассматривалось как движение населения внутри единой нации и всерьез ничем не ограничивалось. Сегодня за пределами своих границ живут около 1,5 процента мирового населения, а в Европе, где нет никаких ограничений на передвижение, — около 2 процентов. В начале же XX века из Европы ежегодно уезжал 1 процент населения, в пределах жизни одного поколения это было уже 10 —15 процентов.

Сегодняшняя глобализация по своим предпосылкам, методам, подходам и результатам — заведомо непредсказуемая игра, в которой нет центрального регулирующего элемента. А он был в XIX веке, в начале XX, он есть и сегодня в каждой отдельной стране, какая бы разнузданная рыночная экономика там ни была. В самой свободной американской экономике есть федеральный бюджет, есть федеральная резервная система, система исполнения наказаний и так далее — есть определенная упорядоченность. Современный мир — беспорядочная система, и глобализация в американском ее варианте сделала многое для того, чтобы он стал еще более беспорядочным. Потому что субъекты глобализации — крупнейшие транснациональные компании. Даже относительно крупным государствам трудно противостоять воле корпораций, поэтому в мире нет ни реального центра власти, ни контроля за развитием ситуации.

Общепризнанно, что одним из катализаторов и глобального терроризма, и миграционных потоков, и конфликтных ситуаций в мире является огромный масштаб мирового неравенства. В последние годы динамика его углубления стала гораздо более драматической, чем прежде. Само по себе углубление неравенства печально, но не смертельно: если, допустим, доходы одного человека ши одной группы населения увеличиваются на 20 процентов в год, а доходы других— на 2 процента, это прискорбно, но, возможно, справедливо, а возможно, и приемлемо. Но когда доходы одной части населения ежегодно растут на 30 процентов, а доходы другой сокращаются в абсолютном выражении, то это похоже на катастрофу. Сегодня в мире 48 стран, где среднедушевой доход ниже, чем в 1970 году. Это страны с самыми большими темпами роста населения и, как правило, наименее связанные с европейской культурой: Восточная Азия, Бангладеш, часть стран типа Лаоса, Бирмы и практически вся Африка. Во многих регионах происходит деградация природных экосистем, снижается продолжительность жизни. Мировая периферия очень быстро деградирует. Конечно, оценки такого рода весьма приблизительны, но в начале XIX века разрыв между центром и периферией (допустим, между Францией и Индией) был 3 — 4-кратным, к началу Первой мировой войны — 12-13-кратным, а сегодня разрыв оценивается в 70 раз и очень быстро увеличивается. Максимальные темпы роста этого разрыва зафиксированы в последние десятилетия.

Почему это происходит? Среди прочих есть причина, которую я считаю главной: в последние тридцать лет на Западе сложились элементы постиндустриального общества, которое предполагает совершенно иное отношение к миру. Мы уже говорили об этом, в том числе и на страницах журнала «Знание—сила». Вкратце повторюсь: общество, в котором экономика главным своим ресурсом сделала знания, все меньше зависит от остального мира, поскольку постоянно уменьшает свои потребности в материальных. сырьевых элементах. «Внешнему» миру такое общество поставляет в основном продукты интеллектуального труда и творчества, что приносит гораздо больше прибыли, но ограничивает круг покупателей такой продукции развитыми странами. В результате круг развитых постиндустриальных стран замыкается в себе, а разрыв между ними и остальными странами увеличивается.

Что можно сказать в этом контексте о России? Страна пережила огромный шок, столкнувшись с тем миром, который она для себя открыла в начале 90-х годов: Россия никогда не была проводником глобализации. Экспансия Российской империи и Советского Союза была уникальной: захваченные и освоенные территории никогда не считались здесь колониями, а были территорией страны. Так что отношения кремлевской власти, допустим, со среднеазиатскими республиками совсем не были похожи на отношения Англии начала XX века с Малайзией. Это имело очень большие последствия.

Выход СССР на мировую арену в качестве одного из субъектов «холодной войны», попытка закрепиться в Эфиопии, Намибии, Анголе, Никарагуа, на Кубе были примерами псевдонеоколониатьного поведения в самом прямом смысле слова. Даже американцы, которые поддерживали, скажем, режим шаха, не пытались создать в Иране какой-то аналог Техаса. А советская экспансия была иной. Мы пытались воспроизвести на чужой земле свои порядки, экспортировать их так, как это делали в свое время англичане, французы, бельгийцы, но только мы делали это на 100 лет позже и в условиях, когда не было никаких шансов на успех. Советский Союз пытался заниматься политической экспансией в экономическую эпоху, что было безнадежно. Он потратил огромные силы на то, чего можно было добиться гораздо меньшей ценой. Плановая система никогда не была экономической; по сути, она отрицала законы свободного рынка. Советские полуколонии на территории всего мира, как и сам СССР, тоже развивались вопреки требованиям глобализации. Не случайно сегодня среди самых несчастных стран — именно те, которые по 20-30 лет своей истории потеряли на следование советскому опыту. Ангола, Эфиопия, Мозамбик — это, к сожалению, самые отсталые страны мира.

В итоге мы не получили тех преимуществ, которыми до сих пор располагают бывшие метрополии и бывшие колонии. По сей день существует британское сообщество наций, сообщество франкоговорящих и даже испаноязьгчных государств. Их связи считаются слабыми, но, на самом деле, они достаточно серьезны — как с экономической, так и с политической точки зрения. Франция ежегодно расходует около полутора миллиардов евро только на дотации странам зоны франкофонии. Когда в начале 60-х годов американцы блокировали режим Фиделя Кастро и все американские государства, вся Европа разорвала дипломатические отношения с этим режимом; единственным, кто принял его и поддержал, был совсем не коммунист, а диктатор Испании генерал Франко, потому что это была испаноязычная страна, бывшая колония Испании, за которую она несла определенную историческую ответственность.

Совершенно неожиданно для себя и с очень тяжелым наследием Россия попала в фазу уже продвинутой экономической глобализации. Под тяжелым наследием я подразумеваю в первую очередь экономику сугубо индустриального типа, в значительной мере сосредоточенную в сырьевом секторе, экономику, лишенную серьезной рыночной мотивации. Впрочем, последние 10 лет показали, что рыночная мотивация прививается быстро, однако производственные и экономические структуры, соответствующие требованиям времени, создать гораздо труднее, как и найти для себя выгодные ниши на мировых рынках.

Нынешняя пореформенная Россия совершенно не понимает своего места в мире. Современный мир не столь уж един и однороден, как кажется. Есть очень мощные экономические блоки. Соединенные Штаты, Канада и Мексика. Европейский союз. Мощный пояс в Азии, хотя и весьма политически разрозненный. Поднимающаяся Индия. Арабский мир. Куда хотела бы тяготеть Россия? Этот выбор выдвигает разные цели, разные задачи, разные методы их решения и т. д.

Много говорят о Китае. Но у Китая, по большому счету, учиться нам нечему. Да, Шанхай уже пятый год подряд является самой крупной в мире строительной площадкой. Но для того, чтобы иметь то же самое в Москве, достаточно «всего лишь» создать нормальный режим внешних инвестиций, а не сажать Ходорковского, не отнимать ЮКОС у акционеров. В нынешнем Китае иностранные инвестиции составляют 39 процентов всех капитальных вложений в экономику. У нас, я думаю, не более нескольких процентов, и это вопрос не заимствованных методов управления, а политической воли: всем понятно, что надо делать. Учиться у китайцев нам довольно-таки бессмысленно, потому что, на самом деле, они сами учатся. Учиться у учеников — довольно странное занятие. С другой стороны, проблематична широкомасштабная, полнокровная торговля с Китаем. Мы можем продавать в Китай нефть, но мы можем продавать ее и в Европу. А многие товары там производят гораздо успешнее, чем у нас, и потому снимать торговые барьеры в отношениях с Китаем безумно для России.

Конечно, мы поздно пришли в сферу мировой глобализации. Догнать кого-то очень сложно, и поэтому правильный выбор партнеров, в союзе с которыми можно пытаться встроиться в глобальную экономику, остается чрезвычайно актуальной задачей. Мир по-американски — это мир с такими волчьими законами, что мы в нем, к сожалению, вряд ли найдем достойное место. Щадящая социальная модель Европы гораздо нам ближе. Она гораздо более гуманна. Но чтобы добиться и систематически укреплять реальное партнерство с объединенной Европой, нам нужно поступиться своим самомнением и предпринять разумные шаги в области политического, экономического и социального прогресса.

Возвращаясь в заключение к теме американцев, нужно заметить, что никакие они не злодеи, пытающиеся прибрать к рукам весь мир. Не они сделали его несправедливым, они просто лучше других воспользовались существующей в мире несправедливостью. А это вещи несколько разные. Так или иначе, глобализация, начавшаяся в 60-е годы, подходит, на мой взгляд, к своему пределу. И этот предел воплощается, безусловно, в растущей нестабильности. Я думаю, что нынешние времена предвещают, к сожалению, гораздо более страшные потрясения, чем югославская война, потому что не видно пока пределов противостояния между Севером и Югом. Не видно и силы, способной предложить внятный и вменяемый механизм взаимодействия на мировой арене, взаимодействия контролируемого и предсказуемого.

Алексей Левинсон,

Ольга Стучевсная,

Аналитический центр Юрия Левады