Знание-сила, 2008 № 10 (976)

Драма «Родины»

Ровно семьдесят лет исполняется в этом году с того памятного дня 24 сентября 1938 года, когда стартовал с подмосковного чкаловского аэродрома знаменитый самолет «Родина», ведомый женским экипажем в составе командира корабля Валентины Гризодубовой, второго пилота Полины Осипенко и штурмана Марины Расковой. Их путь лежал на Дальний Восток страны...

А менее чем через полтора месяца, 2 ноября того же года, летчиц встречали в Москве как национальных героев. Всем троим были присвоены звания Героев Советского Союза, причем они оказались первыми в нашей истории женщинами, удостоенными этой награды! Ликующие толпы москвичей сопровождали их буквально на каждом шагу.

Что же вместили в себя эти 38 дней между упомянутыми датами? Все ли было столь однозначно замечательным? Впоследствии этот полет с неопределенным адресом конечной точки маршрута: Москва — Дальний Восток не раз называли очевидной авантюрой, стоившей жизни очень многим людям. Но и такая крайность едва ли оправданна.

Чего же было больше в этом «предприятии», свершившемся семь десятилетий назад — авантюризма или мужества, безрассудства или смелости, разгильдяйства или отваги? Даже спустя столь долгие годы сложно ответить на этот вопрос однозначно и определенно...

Безусловно, полет задумывался как очередная демонстрация достижений лучшей в мире советской техники и безграничных возможностей людей Страны Советов, в данном случае женщин.

Прежде всего нужно сказать, что самолет ДБ-37бис конструкции Павла Осиповича Сухого (он работал тогда в КБ Туполева), выбранный для этого перелета, проектировался как дальний бомбардировщик и поэтому получил индекс ДБ-2. Эта машина с полным запасом горючего могла преодолеть без посадки расстояние примерно в 7,5 тысяч километров и почти идеально подходила для дальних перелетов. Но, быть может, самым важным моментом явилась одна конструктивная особенность этого самолета, которая впоследствии сыграла весьма драматическую и чуть было не роковую роль. Дело в том, что члены экипажа имели совершенно автономные кабины, отделенные друг от друга перегородками. В результате чего общение между ними осуществлялось. при помощи записок, посылаемых по пневмопочте! Правда, между штурманом Расковой и командиром корабля Гризодубовой было маленькое окошко, через которое можно было просунуть кисть руки с записочкой. А вот второй пилот Полина Осипенко и штурман Марина Раскова общались только пневмопочтой. Записки на тонкой бумаге закладывались в металлический патрон, который помещался в алюминиевую трубку. Затем отверстие закрывалось, и вручную накачивался мех. Качать приходилось до тех пор, пока на панели приборов не зажигался сигнализатор о том, что почта дошла до соседки по кабине! Сейчас даже трудно представить себе такую систему «межкабинного» общения членов экипажа!

Здесь уместно поведать и о возрасте пилотесс. Ведь самой старшей из них, Полине Осипенко, был 31 год! 28 — Гризодубовой. А Марина Раскова и вовсебыла лишь 26 лет от роду! И вот эти замечательные девчонки вступили в нешуточную борьбу — и с техническими проблемами, и со стихией.

А начались эти самые проблемы на подлете к Красноярску, когда появилось обледенение. К наступающей ночи оно стало угрожающим, что вынудило Гризодубову набирать все большую высоту. После преодоления 5000 метров самолет попал в мощные кучевые образования холодного шквалистого фронта. Началась очень активная болтанка, вызывавшая тревогу у членов экипажа. Приходится забираться все выше и выше — только на семи с половиной тысячах метров удается пробить ночные облака. Полет продолжается. В 20 часов 21 минуту по московскому времени Раскова, находясь в кислородной маске, открывает потолочный люк. Ледяной поток воздуха пронизывает ее, однако штурман производит необходимые наблюдения и астронавигационным методом определяет координаты самолета.

А после прохождения Красноярска ситуация и вовсе резко усугубляется. Отказывает бортовая радиостанция, и теряется связь с землей. Далее накатываются навигационные сложности — отказ радиокомпаса, из-за чего не удается точно выйти на привод, специально установленный у северной оконечности Байкала, в местечке Душкачан. Ночное небо вновь закрыто облаками. Широкое остекление штурманской кабины покрылось льдом, что не позволяет Расковой даже попытаться увидеть наземные ориентиры. Хотя сложно представить, что в сумеречных или ночных условиях можно визуально определиться по земной поверхности, да еще в ситуации, когда местность под крылом весьма малонаселенная, то есть никаких искусственных ориентиров быть не может. Тем не менее Марина решается вновь открыть люк, дабы уравнять температуру наружного и внутрикабинного воздуха в надежде на то, что это позволит очистить стекла от льда и все же сориентироваться. Температура в кабине снижается до минус 36 градусов! «Вокруг меня в кабине лед и иней. Я сама, как Дед Мороз, вся покрыта инеем», — писала впоследствии Марина Раскова в своей биографической книге «Записки штурмана». Стекла чуть очищаются, но увидеть землю так и не удается — внизу сплошная облачность. В этом неведении проходят ночные часы. Но и рассвет не приносит облегчения.

«Внизу, в глубоком ущелье, куда не проникли лучи солнца, лежит густой низкий туман. Он скрывает от штурманских глаз нанесенные на карту реки, по которым штурман мог бы ориентироваться. Снова слепой полет. Живописные снежные вершины ровно ничего не говорят: горы, да и только. Таких гор в Забайкалье сколько угодно...»

По прохождении Байкала экипажу предстояло изменить курс на 30 градусов вправо, чтобы выйти к железнодорожной магистрали Чита — Хабаровск, в район станции Рухлово. Но в данной ситуации возникла опасность случайного пересечения государственной границы. А ведь всего за полтора месяца до этого полета, с 27 июля по 11 августа того же 38-го года, имел место печально известный спровоцированный конфликт на озере Хасан. В свете этого тем более необходимо было учитывать, что справа по курсу следования корабля, вплоть до Амура южнее Хабаровска, являвшегося на этом участке пограничной рекой, как раз проходила граница с марионеточным государством Манчьжоу-Го. Мрачный образ его Квантунской армии, созданной японцами, в те времена у всех был на слуху. Очевидно, что если бы «Родина» пересекла границу, то это могло привести к самым тяжким последствиям — причем как для экипажа, так и для международного положения. Решили двигаться только строго на восток.

Сориентироваться удалось лишь... над Тугурским заливом Охотского моря! Здесь же Марина сумела в какой-то степени «оживить» радиостанцию и обменяться с землей обрывочными радиограммами. И тут происходит нечто совершенно непонятное. Самолет давно на Дальнем Востоке, «задание партии и правительства» выполнено. Раскова считает необходимым идти к ближайшему аэродрому — в Николаевск-на-Амуре, до которого час полета, настаивает на этом. Однако Гризодубова, ориентируясь на почти пятичасовой остаток топлива, решает взять курс на Комсомольск-на-Амуре, до которого более пятиста километров. Мотивирует это командир корабля тем, что в Комсомольске намного лучше полоса. Решение оказывается воистину роковым, так как примерно через два часа загорается сигнализация получасового остатка топлива.

Здесь у меня возникает явная ассоциация с ситуацией, произошедшей почти через четверть века после описываемых событий, 21 августа 1963 года. Думаю, не все знают об этом уникальном случае. У Ту-124 не выпускалась передняя стойка шасси, и он вырабатывал горючее над тогдашним Ленинградом, готовясь к посадке. При этом, ввиду неточности показаний датчика остатка топлива, самолет оказался с заглохшими двигателями над самым центром города! Тогда командиру корабля В. Мостовому просто чудом удалось приводниться на Неву! Это была единственная в истории мировой гражданской авиации успешная посадка тяжелого пассажирского лайнера на воду реки в центре крупного мегаполиса.

Марина Раскова и Полина Осипенко перед полетом. Сентябрь 1938 года

...Под самолетом дальневосточная тайга! Становится очевидным, что вынужденной посадки не избежать. Гризодубова, опасаясь капотирования (то есть переворачивания через носовую часть) самолета при посадке, приказывает штурману прыгать. Вспомним: ведь переместиться из своего отсека члены экипажа не могли! Раскова не хочет покидать самолет, объясняет в очередной записке Гризодубовой, что встанет у задней стенки и ничего с ней не случится, все обойдется. Но командир неумолима. Раскова не рискует взять с собой даже аварийный мешок с продуктами, так как он весьма тяжел, а у штурмана только боевой парашют, площадь которого значительно меньше тех, на которых ей всего дважды в жизни приходилось до этого прыгать. Марина опасается, что скорость падения в этом случае будет слишком велика, и в случае попадания в болото выбраться попросту не хватит сил. Она надевает этот самый парашют, кладет в карман две плитки шоколада, компас, складной нож и пистолет «Вальтер», открывает люк в полу и прыгает вниз.

Дальнейшие события — цепь удивительного везения и жестокого трагизма. Благодаря мастерству и, конечно же, удаче, Гризодубовой удается посадить тяжелый транспортный самолет на поверхность небольшой заболоченной поляны (такие болотистые пространства в тайге, поросшие кустарником, называются «марь») в совершенно безлюдной местности, где-то в междуречье Амура и таежной реки Амгуни. Посадка производилась с убранными шасси, на «брюхо». Самолет не получил практически никаких серьезных повреждений. Но проблема с радиостанцией категорически отрезала, казалось бы, спасшийся экипаж от мира людей.

Начались долгие и труднейшие поиски, в которых было задействовано невиданное по тем временам количество самолетов — около пятидесяти! Они прочесывали огромные пространства Дальнего Востока. Ведь предполагаемый район посадки насчитывал свыше полутора миллионов квадратных километров совершенно пустынных земель — от Читы и до самого Сахалина! Люди замерли в тревожном ожидании развязки...

А штурман Марина Раскова тем временем попала и вовсе в практически безвыходную ситуацию. Приземлившись на ствол большой сосны, она с немалым трудом умудряется отрезать стропы парашюта и кое-как спуститься на землю. Это было 25 сентября 1938 года. Вокруг сплошной лес, непроходимые чащи, болота. В кармане, как уже сказано, две плитки шоколада — это весь НЗ 26-летней девушки, оставшейся один на один с предзимней дальневосточной тайгой. Еще в Москве члены экипажа договорилась, что если одной из них придется искать двух других, то эти две должны будут выстрелить в воздух, обозначая себя. И через некоторое время Марина действительно услышала далекий одиночный выстрел и попыталась определить, откуда шел звук. Но легко ли это сделать, находясь среди бескрайнего леса. Однако вполне вероятно, что тот выстрел имел куда большее значение — он дал Марине надежду на то, что члены экипажа все же живы! А это в ее ситуации было, пожалуй, исключительно значимо.

Целую главу посвятила впоследствии Раскова в «Записках» своему многодневному пути среди этих лесов, речушек, марей и заледеневших болот. Трудно представить себе всю меру трудностей и отчаяния, которые выпали на долю этой девчонки! Потянулись дни, казалось, действительно совершенно нескончаемого странствия в тайге. Она пробиралась через непроходимые заросли, пробивая себе путь перочинным ножом; провалилась в подмерзшее озеро и в ледяной воде с невероятными усилиями сумела выплыть на берег; с отчаянием собирала какие-то кислые лесные ягоды, когда от двух шоколадок уже почти ничего не осталось; летчица с великой надеждой увидела на восьмой день пролетающий самолет, но он растаял в вечернем небе, как призрак; она попала в болото, кое-как выбралась, но в тине остался один из унтов... Уже практически без сил, скованная голодом и отчаянием, на девятый день Марина увидела на опушке огромного бурого медведя. Лишь четыре патрона оставалось у нее в пистолете. К счастью, после первого выстрела зверь убрался восвояси. Действительно, трудно даже осмыслить все те испытания, что выпали на долю Расковой за девять бесконечно долгих дней пути в тайге! И видимо, каждым пережитым в них мгновением она заслужила эту великую для себя награду: на десятый день, 5 октября, Марина, как подлинное чудо, увидела вдали свой самолет — блестящее в утренних солнечных лучах хвостовое оперение «Родины»! Как передать словами этот миг для человека, у которого уже практически не было сил идти, а главное, по всей вероятности, в душе не оставалось надежды вернуться к людям.

А еще в памяти Марины об этих страшных днях в тайге, остались. белки! Девушка видела множество белок, сидящих на ветках и прыгающих по деревьям. И, глядя на них, она думала о том, как же бесконечно счастливы эти маленькие зверюшки здесь, среди бескрайних лесов и болот! А счастливы они потому, что тут их дом — в глухой тайге у них был и кров, и верное жилище! А кто ведал тогда, доведется ли увидеть свой дом ей, таежной скиталице Марине Расковой. Как же это важно иметь свой дом на Земле...

А в предыдущие два дня в непосредственной близости от места посадки корабля разыгралась самая настоящая драма, отголоски которой протянулись сквозь десятилетия, аж в шестидесятые годы двадцатого века. На восьмой день поисков, 3 октября 1938 года, летчик Михаил Сахаров наконец-то обнаружил среди тайги, в нескольких десятках километров от населенного пункта Керби, этот столь активно разыскиваемый самолет и двух летчиц рядом с ним!

Валентина Гризодубова

На следующий день, 4 октября, было решено выбросить десант: врача, техников, радистов, корреспондентов, а также спортивных комиссаров для фиксации мирового рекорда дальности перелета. Вылетели три самолета — два ТБ-3 (тяжелых бомбардировщика) и ДС-3 («Дуглас»). Впоследствии очень долго разбирались, зачем к месту приземления отправился на одном из ТБ сам руководитель поисков самолета «Родина», командующий воздушными силами 2-й Отдельной Краснознаменной армии комдив Яков Сорокин. Столь же неясной показалась и миссия Александра Бряндинского, флаг-штурмана ВВС, Героя Советского Союза, отправившегося к месту посадки в качестве штурмана «Дугласа».

Александр Матвеевич Бряндинский был удостоен высокого звания всего лишь за 3 месяца до описываемых событий вместе с Владимиром Коккинаки за осуществление сверхдальнего перелета Москва — Спасск-Дальний. До этого экипажем Коккинаки и Бряндинского было установлено сразу три мировых рекорда скорости. И вот в роковой полет к месту посадки «Родины» отправляются эти самолеты. А далее происходит драма, тайна которой, вероятно, никогда не будет раскрыта.

На глазах у пилота Михаила Сахарова и людей, находящихся на борту его самолета, а также Валентины Гризодубовой и Полины Осипенко (Раскова еще была в тайге), стоящих на крыле самолета «Родина», «Дуглас», ведомый командиром корабля Николаем Лесниковым и штурманом Александром Бряндинским, таранит в полете ТБ-3, врубаясь моторами в его хвостовое оперение! Сам при этом, разламываясь на лету, дымящимся факелом устремляется к земле. ТБ-3 в первый момент после столкновения резко идет вверх, затем переворачивается в воздухе, делая некую страшную полубочку, и спиной к земле падает вслед за «Дугласом»! При этом четыре человека, включая командира ТБ-3 Наумова, успевают выброситься с парашютами и спастись. Комдив Яков Сорокин, находившийся в момент удара в кабине пилотов этого самолета, спастись не успел. Из «Дугласа» же вообще не спасся никто. Шестнадцать человек в мгновение ока ушли в небытие! Два гигантских для своего времени самолета на глазах у обезумевших от ужаса людей превратились в пылающие факелы на земле... Как сказано, это произошло в очень незначительном отдалении от места посадки «Родины». Возможно, экипажи не сумели сразу выйти на точку, и Лесников с Бряндинским, увлеченные поиском, допустили это роковое столкновение уже на самом подлете к цели.

Миновала еще одна ночь, и 5 октября к месту трагедии вышла из тайги еле державшаяся на ногах Марина Раскова.

На долгие десятилетия эти драматические события в дальневосточной тайге стали государственной тайной. Ни в одной из сотен публикаций о рекордном полете происшедшая драма не была упомянута ни единым словом. Разумеется, не говорит об этом в своей книге и Марина Раскова. По-моему, впервые о случившемся тогда несчастье поведал в монографии «Испытатели ВВС» Вилен Карпович Муравьев, известный штурман из ГК НИИ ВВС. Публикация состоялась только в 1990 году, то есть 52 года спустя после случившегося! А тогда... Лишь через год после драмы тела Я. Сорокина и А. Бряндинского были перевезены с места события и похоронены в Комсомольске-на-Амуре. Сам самолет «Родина» наступившей зимой был эвакуирован с места посадки группой специалистов во главе с мужем Валентины Гризодубовой, летчиком Виктором Александровичем Соколовым. Машину подняли домкратами, установили на шасси. Затем она перелетела сначала в Комсомольск-на-Амуре, а после проведенного там незначительного ремонта — в Москву. В годы войны этот самолет использовался в боевых действиях.

А вот с телами остальных четырнадцати человек, погибших на столкнувшихся самолетах, все получилось гораздо хуже. О них попросту забыли. Лишь тридцать лет спустя, в 1968 году, случайные охотники натолкнулись в этой глухомани на обломки самолетов и человеческие останки. Через год, в 1969-м, была снаряжена специальная экспедиция во главе с полковником Индуцким, которая захоронила останки на кладбище у таежного поселка Дуки, недалеко от места катастрофы. У могил был установлен деревянный безымянный обелиск. Безымянный, потому что в 1969-м имена погибших еще не были установлены. Однако впоследствии благодаря архивной работе стали известны и эти четырнадцать имен: Андреев, Заботкин, Земцов, Климов, Марценюк, Медведев, Микусев, Морозов, Лесников, Лещиков, Раппопорт, Сосков, Черепахин, Шевченко. Добрая память этим людям. Вот такой оказалась цена, заплаченная за поиски экипажа «Родины».

Позже делались заявления, что и Сорокин, и Бряндинский якобы отправились в этот полет к месту посадки «Родины» совершенно безосновательно: лишь для того, чтобы впоследствии причислить себя к тем, кто непосредственно участвовал в спасении прославленного экипажа. Якобы Сорокин хотел после своего полета лично доложить Сталину о ситуации. Но это недоказуемо. Сорокин был руководителем всех многодневных поисковых работ, и вполне естественно и логично, что он посчитал нужным побывать на месте обнаружения корабля. Столь же правомерным был и полет Бряндинского, который осуществлял штурманское обеспечение поисков. Говорить, что все это было сделано лишь показухи ради, едва ли оправданно. Ведь есть еще и личное чувство ответственности у людей за порученное дело. Тем более за такое дело, к которому приковано внимание буквально всей страны.

Так или иначе, но, как сказано у Вергилия, Fata viam inveniunt — Судьбы находят свой путь. То бишь, от Судьбы не уйти никому.

Ну а дамам-летчицам еще предстоял долгий путь домой. При этом Раскову по всем таежным тропам несли на носилках, так как сама идти она не могла. И в Комсомольске, и в Хабаровске, и особенно в Москве, конечно, их ожидал самый восторженный прием и поистине всенародное обожание. Торжественный обед в Георгиевском зале Кремля в присутствии Сталина и членов правительства, плюс Золотые Звезды первых в стране женщин — Героев Союза стали венцом этой воистину незабываемой эпопеи.

И в ней явно не было тогда места тем шестнадцати, чьи тела покоились в болотистом таежном краю...

Ну а в том, что в живых остались сами героини полета, мне явно видится некий элемент чуда. Любой летчик представляет себе, что такое посадка тяжелого двухмоторного самолета на заболоченную поляну среди тайги. И каковы шансы выжить при этом. Конечно, Гризодубова продемонстрировала виртуозное и безупречное мастерство пилотирования! В такой ситуации не только остаться в живых, но и сохранить самолет фактически без повреждений — это нужно было суметь сделать! Однако, как ни крути, но и без чертовской удачи здесь было никак не обойтись!

А то, что Раскова сумела не только продержаться фактически без пищи эти девять страшных дней, но и преодолеть просто невероятные сложности таежного странствия и выйти из тайги к самолету — в этом уже чудо просто Великое! Воистину удивительное мужество продемонстрировала эта совсем молодая женщина! Так бороться за жизнь дано далеко не каждому.

Но в масштабе истории все перенесенное в этой тяжкой Дороге нашими пилотессами уложилось практически в одну-единственную строку: «Установлен женский мировой рекорд дальности полета по прямой — 5908,061 км. За 26 часов 29 минут». Такова уж краткость исторического мига. От этого тоже не уйти.

Менее чем через год, 11 мая 1939-го, в авиакатастрофе погибла Полина Осипенко. Через четыре с небольшим года, в январе 1943-го, также в авиакатастрофе, но уже в небе войны, не стало Марины Расковой. И только Валентине Гризодубовой суждено было прожить большую жизнь, пережив и мужа, и собственного сына, завершив свой земной путь в 1993 году. А в 1986-м она была удостоена звания Героя Социалистического Труда, став единственным (!) нашим авиатором, получившим эти две высшие награды государства — звания Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда. Всего же в истории Советского Союза таких уникумов было лишь 11 человек. Гризодубова — еще и единственная женщина среди них. В числе оставшихся десяти — Сталин, Ворошилов, Хрущев, Брежнев, Устинов. Так отмечен был последующий жизненный путь командира «Родины».

Возьмите карту Дальнего Востока и найдите на севере Хабаровского края маленькую речку Амгунь, левый приток Амура. Следуя по ее извилистой линии, вы увидите притулившийся к берегу крохотный кружочек — обозначение села, которое называется сегодня «Имени Полины Осипенко». Почему-то имя второго пилота, а не командира корабля или штурмана, оказалось навсегда увековеченным в географическом названии региона, где произошла вынужденная посадка «Родины». Это центр одноименного района Хабаровского края, одного из весьма удаленных районов. Расстояние до краевого центра — 1096 километров. До ближайшей железнодорожной станции — Комсомольска- на-Амуре — 740 километров. В тридцатые годы минувшего века это село называлось Керби. Найдите этот кружочек на карте и вспомните, что именно в этих глухих таежных местах 70 лет назад разыгралась одна из больших драм в отечественной истории. Она унесла с собой жизни шестнадцати наших соотечественников и оставила память, в которой радость и боль слились воедино.

Ревекка Фрумкина