Знание-сила, 2009 № 06 (984)

Начинается земля, как известно, не с Кремля

Анатолий Цирульников

Откровенно говоря, я сторонюсь разговоров на подобные темы — наговорились в советские времена, — а в нынешние слова о нравственном и гражданском воспитании раздаются чаще всего из громкоговорителя ура-патриотов и среди преемников «эффективного менеджера», как именуют отца народов в новом, изданном пробным тиражом учебнике истории для средней школы.

Нет, не стал бы я попусту тратить время на эти темы, если бы не обстоятельства. Книга[6] написана известным в педагогическом мире ученым, человеком весьма почтенных лет (возраст, конечно, сам по себе ничего не определяет, но у многих народов принято к нему прислушиваться). К тому же автор лично мне симпатичен и всегда вызывал уважение (во времена, когда было принято громить буржуазную школу, доктор педагогических наук Борис Львович Вульфсон был едва ли не единственным специалистом, из книг которого можно было получить представление о действительности).

А еще — из живого разговора, встреч мимоходом на лестнице в институте, где работали, — Вульфсон тогда занимался Францией, и это как-то естественно сочеталось с искрометным юмором и ироническим взглядом на жизнь этого небольшого роста, хрупкого сложения человека. Участника Великой Отечественной войны, на которой лейтенант Вульфсон служил (хотел, было, сказать — в разведке, но он меня поправил: нет, в пехоте). Как бы то ни было, знал не понаслышке воюющие стороны. Это я к тому, что компаративистика, сравнительная педагогика в России и на Западе, имеет для автора еще и какие-то личностные, автобиографические основания, а это всегда интересно.

Теперь, собственно, о книге, которой отдано несколько лет жизни. По жанру это пособие для студентов и учителей, а может быть, и учебник по предмету, которого в школе нет.

Сравнивать нравственное и гражданское воспитание у нас и на Западе автор книги считает нормальным по ряду причин. Вот его аргументация: русская культура — ветвь европейской культуры, европейской христианской цивилизации. В педагогической традиции России и Западной Европы — немало общих черт. Отечественные педагоги тщательно изучали западный опыт, относились к нему критически, но при этом постоянно сопоставляли нашу практику воспитания с системами Европы — Германии, Франции, Англии, Швейцарии.

Добавлю: в период Первой мировой войны на заседании Государственной думы события на фронтах, действия союзников и противников соотносились с устройством их школ, систем воспитания. И позже, даже в самые глухие времена, полностью оторвать школу от корней европейских культурных ценностей все же не удавалось. Автор считает, что, невзирая на все различия, в России и странах Запада сегодня обнаруживаются сходные проблемы и тревожные симптомы в воспитании молодежи. Везде противостоят друг другу традиции и новации, житейская мудрость и житейские предрассудки, позитивные и негативные тенденции. Сопоставление опыта позволяет глубже осмыслить происходящее. Кроме того, крайне трудно предсказывать социальные последствия крутых «нововведений», которые так любят в области образования и воспитания. Поэтому сравнительная педагогика в какой-то мере играет роль экспериментальной проверки, подтверждает или опровергает целесообразность принимаемых решений.

Всю книгу я пересказывать не стану, выхвачу из нее то, что мне кажется особенно интересным и важным.

О том, что преодоление общественных кризисов и столкновений связано с облагораживанием внутреннего мира человека. Люди, имеющие дело с воспитанием, должны это поддержать.

Разумеется, идеализация человека, утопические социальные программы вполне совмещаются с тоталитарными режимами (это мы проходили в двадцатом веке). Но есть проблема совести.

Совесть не является универсальным атрибутом души. У немалого числа людей она отсутствует, замечает автор. Фашисты не испытывали мук совести, уничтожая шесть миллионов евреев (обращаясь к немецкому народу, Гитлер восклицал: «Я освобождаю вас от химеры, называемой совестью»). Точно так же у нас в отечестве человеческую совесть подменяли партийной. Соратники Сталина санкционировали своими подписями многочисленные расстрельные списки, осуждали на гибель миллионы безвинных людей, но совесть, судя по всему, их не мучила; Молотов, Каганович, Ворошилов дожили в добром здравии и довольстве до глубокой старости (замечу в скобках, что в своем детстве я видел, как они мирно прогуливались на Фрунзенской набережной). Тревожит ли совесть нынешних руководителей за происходящее в наши дни?

Тоталитарный режим, не сдерживаемый обществом, может позволить себе любые повороты, потребовать от граждан немедленно отказаться от взглядов, которые сам же формировал. В 1939 году, после заключения «договора о дружбе» антифашистская пропаганда стала осуждаться как «антигерманские настроения». Автор книги упоминает случаи, когда уже после 22 июня 1941 года чиновники госбезопасности продолжали вести дела по таким «преступлениям», и виновные оказывались в лагерях.

Сегодня, после многих десятилетий «дружбы народов», замечу на полях книги Б. Вульфсона, пропаганда, идущая с государственных каналов СМИ, возбуждает недоверие, а то и более сильные чувства то к Украине, то к Польше, то к странам Балтии. За год до войны с Грузией директоров столичных школ вынуждали составлять списки учеников с грузинскими фамилиями. Я хорошо помню, как в 2007 году в Москве, в сверкающем мрамором и хрусталем Колонном зале Дома Союзов (где в 30-е годы шли «показательные процессы»), проходила объединенная сессия пяти государственных Академий наук, посвященная детству. Когда я попытался обратиться к собранию в связи с происходившими в Москве событиями, на меня зашикали: «Мы — наука! Это не наше дело!»

Была ли у этих людей, занимавшихся вроде физическим и духовным здоровьем детей, совесть? Или просто страх?

Одна из глав называется «Встреча культур: диалог или конфронтация?».

Это не о России и Западе, а о взаимоотношениях нашей общей цивилизации с другими. Существуют глубокие различия в мировых культурах, их динамике и устремлениях. Ни конфуцианство, ни индуизм не проявляют тенденции к внешней экспансии. Но такие импульсы обнаруживаются, например, в исламе. В Европе, к которой, в значительной мере, принадлежат и Россия, и Запад, напряженно развивается встреча двух цивилизаций — исламской и христианской. Отношения между ними имеют многовековую историю, о которой у нас практически ничего не знают ни школьники, ни родители, в христианско-мусульманской теме мы, по-моему, крайне дремучи и необразованны.

В Средние века уровень культуры мусульманского мира был выше, чем в христианской Европе. После Ренессанса и Реформации Западная Европа обогнала мусульманские страны, попавшие в зависимость от европейцев. Теперь, когда снова происходит мощное возрождение ислама, чаще всего бросается в глаза, насколько мы разные — в верованиях, мироощущении, образе жизни. В исламском обществе доминирует антииндивидуализм, а в современных представлениях западной цивилизации — свобода и права личности. Современное христианство принимает принцип веротерпимости, а в большинстве исламских стран считается, что вероотступничество — страшное преступление, мусульманин, перешедший в христианство, — предатель, заслуживающий смертной казни.

В традиционном исламском мире естественное для Европы равноправие мужчин и женщин — в корне противоречит традиции. Иммигранты, прибывшие в Европу с юга, образуют этнические гетто, замкнутые сообщества, живут не по местным законам, а по установкам шариата. Они часто не вписываются в западный контекст, и появляющийся в связи с этим «комплекс неполноценности», замечает автор, усиливает агрессивные импульсы. Осенью 2005 года во Франции, учиняя массовые беспорядки, погромы, поджоги, исламские радикалы грозили: «Мы возьмем «калашниковы» и придем на площадь Бастилии». Несмотря на это, французские власти проявили завидную сдержанность, ни разу не открыли огонь на поражение. Работали суды, но они имели право выносить обвинительные вердикты, да и то весьма мягкие, лишь подросткам после тринадцати. Тех, кто младше (а они составляли значительную часть бесновавшейся толпы), практически сразу отпускали домой, и родители не несли за них никакой ответственности. Таков дух европейского либерализма.

С другой стороны, исламский мир, размышляю я на полях книги, — очень разный. Мне довелось заниматься историей татарского образования, и я был поражен, какие удивительные сельские медресе (их ученики свободно говорили на пяти языках — русском, татарском, турецком, персидском, французском) существовали в России до революции в страшной глухомани. Их открывали ученые, интеллигентные люди, истинные просветители, и обвинения их в чем-нибудь этаком, чего не понимали сами обвинители (типа «панисламизм — покушение на государственный строй»), фабриковала царская охранка. И сейчас, надо признать, у нас схожее отношение к культурам, о которых имеем отдаленное представление…

Вопрос, который ставит автор книги: как жить вместе и как воспитывать представителей разных культур и цивилизаций? В Соединенных Штатах Америки, стране традиционной иммиграции, в связи с возросшим потоком переселенцев обсуждают вопрос об особых школах для новоприбывших, создании испаноязычной версии американского гимна и прочее. Концепция «плавильного котла», в котором разные этносы переплавляются в нацию, уступает сравнению страны с «салатницей», где намешано много национальных ингредиентов с разными вкусами и ароматами, или концепции «сэндвич цивилизации» — конфедерации автономных этнических общин, многослойных, сохраняющих свой образ жизни; только самые общие вопросы остаются в ведении государства.

А что будет в России? Вопрос висит в воздухе. Национальные школы, реанимированные в 90-е годы, пока существуют. Закрывать их, вроде, не собираются, это было бы большой глупостью. Соглашусь с автором книги, что в традиционном российском городе — Москве, Питере, Самаре, Нижнем Новгороде разведение детей по национальным «школьным квартирам» вряд ли укрепляет социокультурную общность россиян. Но это в теории. А на практике что делать?

Модернизация современной системы образования окажется, по-моему, профанацией, если будет проводиться и дальше на уровне общих схем, вне связи с реальными социокультурными ситуациями. Рецензируемая книга меня в этом укрепляет — голыми инновациями нам «не догнать Америку». Но свое достойное и уважаемое другими место в мире мы можем найти через культурную, в том числе педагогическую, традицию. Инновация, вырастающая из традиций, составляющих страну этносов и регионов, — вот та линия развития системы образования, которая открывает новые перспективы.

И все же, как быть с толерантностью, «воспитанием в духе мира» (учебный курс, вводимый во многих странах), межкультурным диалогом в применении к христианскому миру и исламу? Всегда ли такой диалог полезен? — задает крамольный вопрос автор книги. Нет ли опасности, что он может свестись к взаимным обвинениям и упрекам, где у каждой из спорящих сторон — своя правда? Может быть, истина в английском изречении: «Чем выше забор между соседями, тем лучше между ними отношения»?

Только бы не спутать забор с железным занавесом.

Отдельная глава книги Б. Вульфсона — о патриотизме, который «есть чувство стыдливое» (Лев Толстой). Это не значит, что не нужно патриотическое воспитание. Но, сопоставляя с западным опытом, мы чаще уповаем на флаги, гимны, учебники истории, главными героями которых у нас сплошь являются вожди и полководцы (к слову, в европейских странах сейчас проходит активная «демилитаризация» учебников, обращение внимания детей к другим вещам, за которые можно любить родину). Вообще патриотический настрой граждан в большей мере зависит от того, что они видят в делах государства, — интересы отдельного человека, благосостояние людей, твердую защиту их безопасности, прав и свобод, или манию «национального величия» и геополитические амбиции власть имущих, представляющие огромную опасность для мира.

Автор книги напоминает признаки фашизма, которые стоило бы заучить всем как таблицу умножения: расизм, ксенофобия, ненависть к иностранцам; идеология осажденной крепости, убеждение, что страна окружена злейшими врагами; отрицание или принижение достижений других народов и культур; апелляция к грубой силе, откровенный антиинтеллектуализм; культ непогрешимого вождя. Пусть юный читатель и его наставник попробуют сосчитать, сколько признаков мы уже имеем?

Западная Европа тоже не избавлена от этих явлений, но все же здесь не осталось ни одного государства с диктаторским политическим режимом. После Второй мировой войны тут не произошло ни одного межгосударственного военного конфликта. Неудивительно, что именно этот регион стал, по выражению автора, международной лабораторией, опытным полем, где складываются и проходят испытание на прочность новейшие способы экономической и политической интеграции, интернационального и поликультурного воспитания. Это касается и непосредственно школы (вопрос о взаимном согласовании школьных учебников истории считают незазорным обсуждать главы государств — членов Совета Европы), но прежде всего общего жизненного пространства, в котором произрастает человек с иными взглядами. Общие информационные системы, прозрачные государственные границы, общеевропейская валюта.

Для Европы немыслимы лозунги типа «Франция для французов», «Лондон для лондонцев». Да и в России, если вдуматься, звучит дико: если Москва для москвичей, тогда Республика Саха — для якутов? Националистические настроения нагнетаются антиамериканизмом, риторикой времен холодной войны с обеих сторон, оборонным психозом, заявлениями о «естественном праве» доминировать на постсоветском пространстве… Все эти настроения, подогреваемые пропагандой, захватывают и молодежь, что является большой опасностью. «Школу надо всячески оберегать от националистического поветрия», — говорит автор книги, поддерживая общеевропейский тезис о политической и идеологической нейтральности школьного образования (в отличие от задолбленного нами хрестоматийного ленинского).

Он пишет о понятных, казалось бы, очевидных вещах. О том, что военная проблематика в воспитании занимает слишком много места и заслоняет другие важные аспекты становления национального сознания — мир, родной край, семью. Что надо, наконец, заняться своим домом, сберегать свой народ, облагораживать свою огромную неустроенную территорию, а не зариться на соседние. Что надо пожалеть наших детей и оградить от влияния потока мистификаторов, лженауки, безнравственной и иллюзорной интерпретации истории. Что крайне важно, чтобы у абсолютного большинства граждан страны сформировалась однозначная оценка преступлений сталинского режима. Все это казалось очевидным еще десять-пятнадцать лет назад, а сегодня? Когда по государственному каналу можно услышать, что репрессии тридцатых имели и положительное значение, в смысле «естественного отбора» граждан.

Поэтому «очевидные вещи», о которых пишет уважаемый автор в книге (изданной, увы, тиражом всего одна тысяча экземпляров), я бы сделал достоянием более широкой публики не только школьного возраста.

Такие книги должны стать настольными.

Надо повторять это и повторять, не бояться объяснять, разжевывать, заворачивать в привлекательную обертку — многое из недавнего демократического прошлого мы прошляпили из-за надменного, наплевательского отношения к тому, что когда-то называлось народным просвещением.

Но дело, конечно, не только в нем, а, как всегда, в воспитании, в личном примере. В ежедневных уроках собственной жизни, которые даем подрастающему поколению, полагая, что от нас ничего не зависит. Дело в нашем молчании и нашем действии…