Звучат лишь письмена: Судьбы древних библиотек

Первые на Руси библиотеки

Хорошо известен и часто цитируется отрывок из «Повести временных лет» ― древнейшей нашей летописи: «В лето 1037 заложил Ярослав град великий, у этого же града Златые ворота. Заложил и церковь святой Софии... И к книгам прилежал, читая их часто и ночью, и днем. И собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык, и списали они книг множество, ими же поучаются верные люди... Ярослав же, книги многие написав, положил в церкви Святой Софии, которую создал сам». Исследователи единодушны в том, что эта запись свидетельствует о создании на Руси библиотеки, указан и ее основатель ― Ярослав Мудрый, который всей душой отдался любимому книжному делу. Эту его черту выделил летописец, когда не без уважения заметил: «Сам книги читал».

Конечно, книжные собрания возникали в Киеве и до Ярослава; например, его отец Владимир Святославич, по утверждению летописца, «любил словеса книжные» и владел, видимо, библиотекой...

Само слово это в Древней Руси почти не употреблялось. Впервые оно встречается в знаменитой Геннадиевской библии, переведенной и переписанной в Новгороде в самом конце XV в. (1499). Термин «библиотека» был для русских людей еще непривычен, поэтому на полях против него переводчик сделал пояснение ― «книжный дом». Второй раз он встречается в начале XVII века (1602) в Соловецкой летописи, которая сообщала: «Построена у соборной церкви в паперти каменная палата для библиотеки».

До этого времени в разных городах Руси помещения для книг имели самые разные названия. Часто встречался и удержался до XIX века калькированный перевод слова «библиотека» ― «книгохранительница». Так, в описи московского Успенского собора читаем: «Да в той же соборной церкве в книгохранительнице книги всякие». Употреблялись и другие названия ― «книгохранилище», «книгохранильня», «книгохранилица», «хранительная казна», «книжная клеть», «книжная палата».

В этой главе и пойдет речь о книжных палатах Древней Руси. Но прежде ― коротко ― о возникновении письменности в нашей стране, о первых книгах, дошедших из глубины веков. Ведь без письменности нет книг, а без них немыслимы и хранилища...

Удивительно, но долгое время господствовало убеждение, что письменность пришла к нам вместе с христианством в конце Х века. Однако постепенно стали накапливаться материалы, опровергающие такое представление. Старейшим сообщением о наличии письмен у древних славян считают «Сказание о письменах» черноризца Храбра, болгарского монаха, жившего на рубеже IX ― X веков. Храбр утверждает, что до принятие христианства славяне книг еще не имели, но пользовались для гадания и счета «чертами и резами». И еще: задолго до введения азбуки замечательных просветителей ― братьев Кирилла и Мефодия ― славяне умели записывать свою речь. Каким образом? Оказывается, латинскими и греческими буквами, но без всякой системы, «без устроения». Во время путешествия в Хазарию Кирилл останавливался в Крыму, в Корсуни. Здесь у одного русина он увидел евангелие и псалтырь с «русскими письменами».

Тексты договоров Руси с Византией в первой половине X века также неопровержимо доказывают, что письменность была распространена до официального «крещения Руси». Уже в договоре 911 года, заключенном Олегом, сказано о привычке русских купцов делать письменные завещания на случай смерти. В договоре 944 года между Игорем и греками говорится о посыльных и гостевых грамотах, отправляющимся в Византию. Грамоты эти удостоверяли мирные намерения приезжающих. Памятниками русской письменности Х века являлись, без сомнения, и сами договоры с Византией ― ведь их тексты должны были быть зафиксированы и в русском переводе. В договоре 911 года сказано, что Русь и Византия и прежде решали спорные вопросы «не только словесно, но и письменно». Вот еще одно свидетельство. В «Повести временных лет» рассказывается о том, что при осаде Владимиром Святославичем Корсуни (конец Х века) один из жителей города по имени Анастасий пустил в стан Владимира стрелу с надписью: «Кладези еже суть за тобою от востока, из того вода идет по трубе».

Наконец, дошел до нас из того далекого времени и «текст» ― одно слово, начертанное на корчаге. Ее нашла летом 1949 года археологическая экспедиция, работавшая под руководством Д. А. Авдусина у деревни Гнездово, недалеко от Смоленска, где когда-то было кладбище кривичских дружинников. Исследователи раскопали 42 кургана, где были обнаружены мечи, стрелы, копья, кольчуги, шлемы, арабские и византийские монеты. Особенно много вещей «подарил» один курган. Его высота ― 1,6 метра, диаметр ― 15, окружность ― 51,5 метра. В недрах громадного кострища было найдено свыше 200 различных предметов. Глиняный сосуд, «лепленный от руки», с жжеными человеческими костями и женскими украшениями, стоял в центре (наш предки, как известно, сжигали трупы умерших, прах помещали в глиняные горшки). Среди находок ― воткнутый в землю меч, рукоять которого отделана серебром, складные карманные весы, гирьки... Во время похорон знатного дружинника было разбито не менее трех сосудов. Черепки, разбросанные на площади диаметром более трех метров, собрали, склеили. Получилась амфора с узким горлом, двумя ручками, круглым дном. Такие сосуды изготовлялись на гончарном кругу и назывались на Руси корчагами. У одной из ручек имелся значок, похожий на букву N, процарапанную чем-то острым по еще сырой, необожженной глине.

С той же стороны ― надпись, сделанная уже на обожженной поверхности. Восемь букв, которые сразу же были прочтены, составили слово «гороухща», то есть горчица (позже предполагались другие толкования этого слова, например, горючее).

Удалось установить примерную дату изготовления корчаги ― вторая четверть Х века. Но если надпись имела торгово-бытовое значение, то она принадлежала простым трудовым людям. Следовательно, человека кто-то учил грамоте, учил по книгам, которые до нас не дошли.

Академик М. Н. Тихомиров и Д. А. Авдусин в своей статье подчеркивали: «Гнездовская надпись заставляет заново поставить вопрос о распространении письменности на Руси... Она показывает, что грамотность на Руси восходит к начальным десятилетиям Х века, причем эта грамотность была кирилловской... Если вспомним, что кириллица была распространена в Болгарии, с которой Россия уже в Х веке имела оживленные сношения, то ее распространение на Руси представляется нам вполне закономерным явлением».

Интересны и сообщения ряда арабских авторов. В своем труде «Книга росписи наукам» эль Недим рассказал в специальном разделе о наличии у наших предков письмен и оставил образец надписи. Эль Недим утверждал, что надпись была вырезана на куске белого дерева. Расшифровать образец, приведенный арабским ученым, пока не удалось. Кто-то прочел имя Святослав, а кто-то ― фразу «Славянин с Руси».

На полстолетия раньше было сделано еще одно любопытное наблюдение. В 921 году побывал у волжских болгар путешественник Ибн Фадлан. Он присутствовал при похоронах «выдающегося мужа» русов, приехавших торговать с болгарами. В описании Фадлана есть такой текст: похоронив руса, купцы «соорудили нечто вроде круглого холма и водрузили в середине его большую деревяшку белого тополя, написали на ней имя этого мужа и царя русов и удалились». К сожалению, путешественник не догадался скопировать надпись.

Вот еще несколько фактов, подтверждающих существование на Руси дохристианской письменности. Арабский писатель эль Массуди (умер в 956 году) в труде «Золотые луга» утверждает, что обнаружил в одном из русских храмов пророчество, выбитое на камне. А персидский ученый Фахр ад-Дина (начало XII века) сообщал, что хазарское письмо «происходит от русского».

Таким образом, не вызывает сомнения, что письменность возникла у славян, в том числе и у восточных, довольно рано. «Отнюдь не явилось бы смелым предположение о принадлежности каких-то форм письменности уже русам антского периода (примерно VI век н. э.), ― считает академик С. П. Обнорский. Древнейшее славянское письмо могло быть лишь очень примитивным, типа «черт и резов» ― простейших счетных знаков в форме черточек и зарубок, родовых и личных знаков, маршрутных схем, календарных заметок. Такое письмо совершенно не пригодно для более сложных документов ― военных и торговых договоров, богослужебных текстов, исторических хроник. Для этого славяне использовали греческие и латинские буквы, по крайней мере, в течение двух-трех веков, постепенно приспосабливая их к передаче фонетики своего языка. Вполне возможно, что у разных племен письмо было различным.

Упорядочили славянскую азбуку выдающиеся просветители Кирилл и Мефодий. Это событие уже в Х веке было зафиксировано в «Сказании о письменах» черноризцем Храбром. В нем говорится о причинах создания славянской азбуки, дается ей характеристика, сообщается о существовании докирилловской письменности у славян. Любопытно, что «Сказание...» публиковали составители букварей ― Иван Федоров и Василий Бурцов ― в качестве приложения.

Из Болгарии кириллица попала и в Киевскую Русь, и попала, кстати, на благодарную почву. В сложившемся феодальном государстве были все условия для широкого развития культуры. Русские ученые-книжники хорошо знали не только «откуда есть пошла Русская земля», но и кто первый начал «составливати письмена азбуковные словенские».

...Древняя Русь. Страна со множеством городов и сел, которую издавна так и называли: Гардарик ― «страна городов»; ко времени монгольского нашествия их насчитывалось около 300. О Киевском государстве хорошо знали в Константинополе и в Риме, императоры заключали с ним договоры, миссионеры стремились приобщить его к своей религии, а купцы ― завязать торговые связи. Прав был митрополит Иларион, когда утверждал, что земля Русская «известна и славится во всех странах света». Уже к концу Х века границы древнерусского государства простирались от устья Дуная до дельты Волги, от предгорий Кавказа до Финского залива. Город Тмутаракань стал русским торговым портом на юге, а Новгород ― на севере.

После введения христианства (988) в Киевскую Русь начала поступать переводная литература из Византии и Болгарии.

До нас дошли летописные сведения о том, что многие князья того времени знали иностранные языки, любили собирать и читать книги, заботились о распространении просвещения, о создании школ. Первые учебные заведения возникли при Владимире Красное Солнышко. Именно он распорядился «собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное». Надо помнить, что «лучшие люди» ― это верхушка феодального общества, но никак не холопы или смерды. Ярослав также приказал собрать 300 детей и «учить книгам их». По мнению историков, это были школы высшего типа, своего рода университеты. Они давали знания по философии, риторике, грамматике. В Киеве была даже женская школа, где обучали «писанию... пению, швению и иным полезным ремеслам». Основала ее внучка Ярослава Мудрого.

Все больше и больше становится людей, «насытившихся сладостью книжной». А «для продолжения и углубления образования, ― пишет академик Б. Греков, ― служили библиотеки. Они были введены в русские монастыри вместе со студийским монастырским уставом. Библиотеки находились в ведении особого брата-библиотекаря. Братия по его распоряжению должна была являться в определенные часы для чтения книг». Были свои библиотеки и архивы при соборных храмах в Киеве, Новгороде, Полоцке, Ростове.

Расскажем коротко о первой библиотеке, скупые строки о создании которой донесла до нас летопись в записи под 1037 годом.

К сожалению, каких-либо данных о книжных сокровищах библиотеки Ярослава у нас нет. В разное время делались попытки хотя бы приблизительно определить фонд этого книжного собрания. Некоторые историки в прошлом веке утверждали, что оно «насчитывало великие тысячи книг». Историк русской церкви Е. Голубинский определял книжный фонд первой библиотеки в 500 томов. Сейчас высказывается мнение (тоже ничем не подкрепленное), что нельзя исчислять количество книг в Киевской Софии сотнями.

Думается, правильнее такое предположение (без указания точной цифры): в первой русской библиотеке имелись основные произведения Древней Руси, как переводные, так и оригинальные, и ее фонд непрерывно увеличивался. Ведь переводить книги начали при Ярославе Мудром, продолжали и позднее.

Что же читали наши предки, что могло быть в княжеской библиотеке, кроме богослужебных книг? Охотно читались «Жития святых». Многие из них послужили образцом и для древнерусских писателей, и для писателей позднейшего времени. Некоторые рассказы А. Герцена, Л. Толстого, Н. Лескова, В. Гаршина представляют собой обработку житийных произведений. Вначале на Руси, естественно, были лишь переводные жизнеописания. Потом они стали создаваться на собственном русском материале. Так появились жития Бориса и Глеба, Мстислава и Ольги, Феодосия Печерского, воплотивших в себя идеал подвижников земли русской. Позже жития включались в сборники ― «Прологи», «Четьи-Минеи», «Патерики».

Широко были распространены апокрифы ― полурелигиозные, полулегендарные, не признанные официальной церковью произведения: повести, романы, исторические хроники. Само слово «апокриф» означает «тайный», «сокровенный». Апокрифы пользовались успехом на протяжении столетий. В «Братьях Карамазовых» Иван Карамазов говорит: «Есть, например, одна монастырская поэмка (конечно, с греческого) «Хождение Богородицы по мукам», с картинками и со смелостью не ниже дантовых».

Сочинения энциклопедического характера ― «Изборники», «Шестодневы», «Физиологи» ― содержали сведения по философии, истории, географии, астрономии.

Очень популярны были «Повесть об Акире Премудром» (история советника царя Ассирии), «История иудейской войны» Иосифа Флавия, историческая «Хроника» Георгия Амартолы (Н. А. Мещерский назвал перевод «Хроники» «поэтическим переложением»).

В «Пчеле», которая была переведена в самом начале XII века, русские читатели могли познакомиться с текстами Аристотеля, Платона, Гомера, Плутарха, Пифагора, Демокрита, Геродота, Сократа, Эпикура...

С XI века создается на Руси и своя, оригинальная литература. При Ярославе Мудром начали вести подробную летопись. Древнейший летописный свод не дошел до нас, его гипотетически восстановил А. А. Шахматов. При Ярославе появилось дошедшее до наших дней «Слов о законе и благодати» ― труд, в котором автор ― митрополит Иларион ― проявил себя как человек, овладевший высокой словесной культурой. Он обладал широким кругозором, был мудрым, смелым политическим деятелем по праву считается одним из основоположников русской литературы. Предполагают, что Иларион вместе с Ярославом стал инициатором сооружения Софии Киевской, что он причастен к начальному летописанию и к составлению «Изборника» 1076 года. Иларион был среди тех книжных людей, которых Ярослав Мудрый собрал вокруг себя. «Слово о законе и благодати» впитало в себя немало литературных источников. Упоминаемый Нестором в житии Феодосия Печерского «черноризец Ларион», который был «книгам хитр писати», может быть, есть Иларион, в прошлом митрополит Киевский.

Большим успехом пользовались и «Слова» монаха Кирилла Туровского, написанные по поводу различных церковных праздников. Его книги отличаются своеобразным лиризмом и проникновенностью.

А вот произведение, которое написал не монах-книжник, а государственный деятель, ― «Поучение Владимира Мономаха». Мономах призывает, в частности, своих детей учиться, как учился их дед Всеволод, усвоивший пять языков. Сам Мономах, как видно из «Поучения», свободно ориентировался в тогдашней литературе. С волнением воспринимаются, например, такие размышления философа, политика и воина: «Что такое человек, как подумаешь о нем? Как небо устроено, или как солнце, или как луна, или как звезды, и тьма и свет». Мономах был, безусловно, настоящим художником слова. Так, после описания выезда дружины князя с детьми и женами из Чернигова следует сравнение: «И облизывались на нас половцы, точно волки, стоя у перевоза на горах».

Неизменно нравилась в ту пору и своего рода «географическая» литература. Современник Нестора-летописца игумен Даниил совершил путешествие в Палестину. Он оставил описание своего «хождения» ― первое географическое описание на Руси. Вплоть до XVII века оно служило образцом для описания «чужих земель». Ну и, конечно же, вершина культуры тех времен ― «Слово о полку Игореве», которое Белинский так образно назвал «благоуханным цветком русской поэзии». Созданное вскоре после половецкого похода Игоря, оно широко разошлось по Руси.

...Всего два с половиной века отделяют «Слово» от первых восьми букв, нацарапанных на кувшине. А за это время на Руси была создана литература, появились ее читатели и ценители...

Естественно, многие из произведений занимали почетное место в Киевской Софии; к сожалению, из ее фондов до нас почти ничего не дошло.

И все же из древнейшей на Руси библиотеки дошли до нас ― преодолев девять с лишним столетий ― две книги. Созданы они в книжной мастерской при Киевской Софии... Вот эти книги.

«Изборник» Святослава 1073 года. Это вторая по древности точно датированная рукописная книга. Создана она для князя Святослава Ярославича. Оригиналом для нее послужил сборник, переведенный в свое время для болгарского царя Симеона. Книга эта долгое время пользовалась огромной популярностью на Руси. Это объясняется ее энциклопедическим характером. В ней помещены статьи (всего их более четырехсот) не только богословские и церковно-канонические, но и статьи по астрономии и философии природы, математике и физике, зоологии и ботанике, грамматике и поэтике, истории и этике.

Это книга большого формата, богато иллюстрированная многокрасочными миниатюрами. В «Изборнике» помещена и миниатюра, изображающая князя Святослава в окружении семьи. Это ― первый светский портрет, дошедший до наших дней.

Открывается книга вводной статьей «От составителя», как мы сказали бы сейчас. В ней, в частности, написано: «Великий в князьях князь Святослав ― державный владыка, желая объявить скрытый в глубине многотрудных этих книг смысл, повелел мне, несведущему в мудрости, перемену сделать речей, соблюдая тождество смысла». Это, по существу, указание по практике перевода.

В конце книги приписка: «Изборник» написал «Иоан диак». Рукопись содержала первое цензурное ограничение, введенное церковью в русскую книгу, ― индекс ― список «истинных» и «ложных» книг. По мнению автора, истинные книги «добры суть и лепотны». Среди запрещенных перечислялись апокрифические книги, отреченные сочинения, легенды, предания народного суеверия (23 книги). Списки эти дают некоторое представление о круге чтения в Древней Руси.

Вторая дошедшая до нас книга из княжеской библиотеки ― «Изборник» 1076 года. Это ― тоже сборник энциклопедического характера. Книга небольшого формата и почти без иллюстраций. Основное место занимают поучения о том, какими правилами должен руководствоваться человек в жизни. Сборник составлен на основе книжных богатств Киевской Софии, о чем говорится в приписке «грешного Иоана» ― избрано из многих книг княжьих». Значит, по приведенным отрывкам, ссылкам на источники мы можем судить хотя бы о части фонда этого книгохранилища. Однако составитель не просто копировал отрывки для чтения из «отцов церкви», а подвергал их обработке. Кроме того, в книге есть и оригинальные произведения, в частности, первая статья «Слово о почитании книжном». Известный филолог А. Х. Востоков, одним из первых обративший внимание на этот памятник, писал, что эта статья «особенно любопытна, как выражение новопросвященного славенина о драгоценной науке книжной». Вот начало статьи: «Добро есть, братие, почитание книжное... Красота воину оружие и кораблю ветрила, так и праведнику почитание книжное». В этой статье дан один из древнейших советов, как читать. Автор требует осмысленного отношения к читаемому и указывает приемы чтения: «Когда читаешь книгу, не тщись торопливо дочитать до другой главы, но уразумей, о чем говорит книга и словеса те, и трижды возвращайся к одной главе». Важность учения подкрепляется примерами. Отцы церкви Василий Великий и Иоанн Златоуст, а также славянский просветитель Кирилл потому «на добрые дела подвигнулись», что «измлада прилежали к святым книгам».

По мнению академика М. Н. Тихомирова, в подтексте этих рассуждений ― мысль о том, что высокие качества личности не даются от бога готовыми, а представляют собой результат усилий человека, его постоянной работы.

Ученые установили, что «Изборник» 1076 года оказал заметное влияние на «Поучение» Владимира Мономаха, и делают из этого вывод, что он находился в княжеской библиотеке до начала XII века. Последующий ее путь проследить трудно.

Сохранить библиотеку в то время было весьма сложно. Можно даже говорить о том, что Софийский собор насчитывал ряд библиотек: гибли одни, возникали новые. В 1169 году, например, Мстислав, сын Андрея Боголюбского, взял Киев, три дня грабил собор и вывез все книги. В 1203 году Софию грабили половцы в союзе с русскими князьями, и опять пострадал книжный фонд. Дальнейшая судьба библиотеки неизвестна. Следов ее до сих пор не найдено. Но нет и ни одного упоминания о ее гибели. Поэтому можно предполагать, что она ждет своего открытия в подземельях киевского собора. Сейчас внимание ученых вновь привлечено к утерянной библиотеке Ярослава Мудрого...

Софийская библиотека была не единственной в Киеве. Обширное собрание книг ― не только русских, но и греческих ― имелось в Киево-Печерском монастыре. Часть книг принесли мастера, расписывавшие соборную церковь монастыря. Книги хранились на «палатях» ― хорах этой церкви.

Книжному делу покровительствовал Феодосий Печерский. Широко велась переписка книг. Особенно прославился списыванием книг монах Иларион, писавший, по словам летописи, день и ночь; Никон переплетал их, а сам Феодосий прял для них нитки.

Знаменитый «Патерик Печерский» содержит сведения о монахе Григории, который принес в монастырь ценную библиотеку, что навлекло на него несколько посещений татей. Была личная библиотека и у монаха этой обители Никиты.

Игумен Феодосий ввел у себя устав греческого Студийского монастыря. Отдельный параграф требовал иметь в обители библиотеку, для охраны выделять специального монаха, который согласно правилам выдавал бы книги для чтения. «Должно знать, что в те дни, в которые мы свободны от телесных дел, ударяет книгохранитель в дерево (било, подвешенная доска) однажды и собирается братия в книгохранительную палату и берет каждый книгу и читает до вечера. Перед клепанием же к светильничному, ударяет опять однажды книжный приставник и все приходят и возвращают книги по записи».

Киево-Печерский монастырь особенно известен тем, что в нем жил и трудился первый историк восточных славян Нестор, автор «Повести временных лет». Предполагают, что родился он в зажиточной семье, получил хорошее по тому времени образование, с любовью относился к «книжному учению». Позже он скажет, что из книг мы «мудрость обретаем». В библиотеке монастыря сохранилось его описание: «Нестор-летописец подобием сед, брада не раздвоилась, на плечах клобук, в правой руке перо, а в левой ― четки». Достоверно известно, что семнадцатилетним юношей пришел он в Киево-Печерский монастырь ― один из крупнейших культурных центров Древней Руси, где иноки не только переписывали книги, но и составляли жития русских святых, вели летопись.

На образованность монаха, на его литературные способности скоро обратили внимание. Ему, владевшему к тому же иностранными языками, поручили написать «Чтение о князьях Борисе и Глебе», а затем «Житие Феодосия Печерского». («Житие» показывает, что его автор хорошо знал византийскую литературу.) Уже этим произведениями Нестор снискал признание. А затем ему доверили летописный свод.

Приступая к делу ― «Так начнем повесть сию», ― Нестор привел довольно длинное название, в котором четко определил свою основную задачу: выяснить вопрос о происхождении русского народа и русского государства.

«Повесть временных лет» ― это замечательный летописный свод Нестор создавал, изучив и переработав труды своих предшественников-летописцев, в том числе Никона. Нестор дал обобщенную картину жизни и развития народа земли русской. Д. С. Лихачев так оценивает гениальный труд летописца: «Нестор связал русскую историю с мировой, придал ей центральное значение в истории европейских стран. Показать Русскую землю в ряду других держав мира, доказать, что русский народ не без роду и племени, что он имеет свою историю, которой вправе гордиться, ― такова замечательная по своему времени цель, которую поставил себе составитель повести. «Повесть временных лет», должна была напомнить князьям о славе и величии Родины, о мудрой политике их предшественников и об исконном единстве русской земли. Задача эта выполнена летописцем с необыкновенным тактом и художественным чутьем. Широта замысла сообщила спокойствие и неторопливость рассказу летописца, гармонию и твердость его суждениям, художественное единство и монументальность произведения в целом».

Летопись Нестора носила характер энциклопедического труда. В нее включены сведения географические и этнографические, отрывки из не дошедших до нас песен и былин, сказаний и легенд.

Одну из них поэтически обработал А. С. Пушкин ― это замечательная «Песнь о вещем Олеге». Легенда помещена в летописи под 912 годом.

Ученый прошлого века К. П. Бестужев-Рюмин определил «Повесть» как архив, «в котором хранятся следы погибших для нас произведений первоначальной литературы». Начитанность Нестора, его ссылки на многочисленные литературные источники дают основание предположить, что многие из этих источников находились в библиотеке монастыря.

Не могут не поражать воображения данные о распространении культуры на Руси. Летописи с документальной достоверностью свидетельствуют: не в одном Киеве жили любители книг. В первой половине XI века упоминается училище в Курске (Лаврентьевская летопись), училище было и в Полоцке, при женском монастыре, основанном княгиней Ефросиньей (XII век). Она же «наченше писать своими руками». В первой половине XIII века Симон, епископ Владимирский, утверждал, что собрание его книг сохранилось еще в Печерском монастыре. Ростовский епископ Кирилл (начало XIII века) славился и своим богатством, и книгами. А Владимир Василькович Волынский, «книжник великий и философ, акого же не бысть во всей земле», сам переписывал тексты.

Историк В. Н. Татищев приходит к выводу, что еще в древнейший период училища были в Галиче, во Владимире Волынском, в Смоленске, где при Романе Ростовском преподавали греческий и латинский. Перечисляет он и ряд библиотек. У Константина, сына Всеволода Большое Гнездо, книжная коллекция насчитывала 1000 томов. Константин основал училище, которое впоследствии стали называть Григорьевским затвором; при княжеском дворе жили монахи, занимавшиеся переводом с иностранных языков и перепиской книг. Среди ученых в обычае были споры и диспуты.

Библиотека после смерти Константина перешла к училищу. Здесь позже получили образование Стефан Пермский, выдающийся просветитель, и его друг Епифаний, прозванный за свою ученость Премудрым.

О широком распространении культуры свидетельствует и свод произведений рязанской литературы, который составлялся при церкви Николы в городе Заразске (ныне Зарайск Московской области). В составе этого свода дошла до нас знаменитая «Повесть о разорении Рязани Батыем». Маленький городок, который и в летописях-то прежде не упоминался, выдвинул из своей среды выдающегося писателя, чье творчество отличалось большой трагической силой и высокими художественными достоинствами. Автор ― Еустафей второй Еустафьев сын Корсунков ― обладал отличной литературной подготовкой, был хорошо знаком с лучшими образцами художественных произведений, знал «Повесть временных лет», «Слово о полку Игореве», имел в своем распоряжении и рязанскую летопись, и княжеский рязанский поминальник. Значит, в Зарайске были необходимые для работы источники, были материалы для письма. Трудно представить себе объем книжного собрания при церкви Николы в Зарайске XIII века, но что такое собрание существовало ― не вызывает у специалистов никакого сомнения.

Крупнейшим культурным центром был Новгород Великий. И здесь, правда, книги гибли от многочисленных пожаров, но город избежал монгольского нашествия. Вот почему из всех дошедших до нас древнерусских книг XI ― XIV веков более половины приходится на долю Новгорода. Именно здесь сохранилась первая датированная рукописная книга ― «Остромирово евангелие». Оно было создано по приказу посадника Остромира дьяконом Григорием. На первом листе пометка скорописью XVII века ― «Софийская», что говорит, как предполагают, о принадлежности рукописи библиотеке Софийского собора.

Эта рукопись ― подлинное произведение искусства. Она свидетельствует о высоком мастерстве русских книжников того времени, о том, что «Остромирово евангелие» ― далеко не первая рукопись, созданная на Руси. Оценивая художественную одаренность дьякона Григория, В. В. Стасов писал: «Здесь проявляется столько тонкого вкуса, художественного умения, грации, нежных и деликатных сочетаний, что их невозможно относить к работе простого каллиграфа, либо должно признать, что каллиграфы XI века были в то же время отличные живописцы своего времени».

Иван Грозный вывез рукопись наряду с другими в Москву, где она хранилась в одной из церквей. Потом, по распоряжению Екатерины II, ее перевезли в Петербург. В 1805 году книга была «найдена» в гардеробе императрицы.

Как и когда она туда попала, никому не известно. Ни в каких описях книга ― древнейший памятник русской письменности ― не значилась. По распоряжению Александра I «Остромирово евангелие» было передано в Публичную библиотеку.

Новгород столетиями накапливал и сохранял древнейшие памятники русской письменности. Находились они в Софийском соборе. Сама библиотека была под наблюдением новгородского «владыки». На одной из пергаментных книг отмечено, например, что архиепископ Климент смотрел (1276 год) соборную ризницу и поручил книги некоему Назарию.

В библиотеку приезжали монахи из отдаленных русских монастырей и переписывали здесь книги. Известно, что русский книжник Досифей ― игумен Соловецкого монастыря ― переписывал книги в Новгороде и пересылал их в библиотеку на Соловки. Досифей выбирал книги древнейшие, наиболее по тому времени авторитетные. Одна из его приписок гласит: «Книгу сию взял на список у владыки... а писана на харатьи, и есть ей за пять сот лет». Значение книжного собрания Новгородской Софии огромно.

Как же выглядела эта библиотека? Где хранилась? Это поразительно, но знаменитую библиотеку собора можно осмотреть в наши дни. Сейчас она открыта там же, где размещалась прежде, ― в длинной анфиладе залов на хорах собора.

Книжный фонд Софийской библиотеки насчитывает около тысячи рукописных книг в кожаных переплетах и старопечатных изданий. Есть уникальные, например, трактат «Наказ писцам», подлинные письма Петра I, первый топографический план Москвы, напечатанный... на титульном листе Библии, различные лечебники, хронографы и другие.

В библиотеке и в наши дни воссоздана атмосфера древности. Здесь даже можно зажечь свечи, и воображение легко перенесет вас во времена давно минувшие, когда летописцы писали о том, что «велика бо бывает польза от учения книжнаго».

О каждом древнем любителе книг, о каждой библиотеке, даже о судьбах отдельных книг можно было бы рассказать много интересного и поучительного. Так, знаменитое «Мстиславово евангелие» начали писать в Великом Новгороде, миниатюры рисовали в Киеве, а переплет (оклад) создавался в Константинополе. Интересна и последующая судьба этой, одной из древнейших наших книг.

До недавнего времени ― вплоть до середины нашего века ― господствовало твердое убеждение, что грамотность, образованность в Древней Руси ― удел духовенства и князей. Встречались, правда, на различных предметах надписи их владельцев. В былине о Василии Буслаеве говорится, что он «писал ярлыки скорописчаты» и рассылал их «на те улицы широкие и на частые переулочки», а «грамотные люди шли, прочитали те ярлыки скорописчаты».

Однако в 1951 году 26 июля в Новгороде была найдена берестяная грамота ― небольшой потемневший кусочек собранной с березы коры... И процарапанные на нем буквы. Нетрудно представить себе, с каким волнением рассматривали его археологи.

Потом открытия берестяных грамот следовали одно за другим. Они убедительно доказали: грамота известна в Новгороде уже с Х века. И не только боярам, князьям да монахам, но и купцам, и ремесленникам, и крестьянам. Не редкость и женщины, владеющие грамотой. Мы услышали голоса новгородцев живших 700, 800, 900 лет назад.

Найденные грамоты ― а их уже более 500 ― обогатили наше представление о средневековом Новгороде... (Добавим, что грамоты были обнаружены не только в Новгороде, но и в Смоленске, Витебске, Старой Руссе, Пскове, в древнем белорусском городе Мстиславе, в 1989 году в Рязани ― грамота с рисунком ребенка. Более чем в сорока городах нашли стерженьки ― «писала».)

Все эти письма ― «от Грикши к Есифу», «от Марины к сыну моему Григорию», «от Петра к Марье», «от Терентия к Михалю» (оно пришло в Новгород из Ярославля), письмо Онсифора к своей матери ― раскрывают повседневные дела и заботы новгородцев.

Познакомимся с одной, по-своему примечательной берестяной грамотой. Написанная в XIV веке изящным почерком, эта грамота гласит: «Поклон от Якову куму и другу Максиму. Купи мне, пожалуйста, овса у Андрея, если продаст. Возьми у него грамоту. Да пришли мне чтения доброго». Итак, Яков просит еще прислать и «чтения доброго» ― интересную книгу. Какую же? Послушаем высказывание В. Л. Янина ― одного из руководителей Новгородской экспедиции. В книге «Я послал тебе бересту...» он пишет: «Здесь не может подразумеваться книга богослужебная. Если бы Якову нужна была книга для церковной службы, он точно указал бы ее название, потому что выбор таких книг был строго регламентирован. Якову нужно какое-то занимательное чтение. Может быть, летопись. Или воинская повесть. Или житие какого-либо военного, святого, которое для средневекового читателя было тем, чем для современного ― приключенческие романы. Максим знает вкусы своего кума и друга Якова и сам решит, какую книгу он выберет, чтобы она понравилась Якову».

Далее В. Янин делает такой важный вывод: «Впервые из этой грамоты мы убедились, что грамотность, широко распространенная в Новгороде, развивала у некоторых людей вкус и охоту к чтению. И, между прочим, познакомились с результатами этого процесса. Письмо Якова написано свободно, живым, не связанным языком, изобличая в нем человека интеллигентного. Но это письмо дает важные материалы для характеристики нашего Максима. Человек, который мог выбрать для своего друга интересную книгу, несомненно, должен был располагать библиотекой таких интересных книг. А это незаурядная деталь».

Значение древних русских библиотек, которые были и просветительными учреждениями, и книжными мастерскими, и «книгохранительницами», огромно: они сберегли, сохранили для нас ценнейшие памятники старины.

Советский историк Б. В. Сапунов утверждает (на основании сложнейших расчетов), что за период XI ― XIII веков на Руси было в обращении не менее 90 тысяч одних только богослужебных книг. Общее количество книг, бывших в обращении в древнерусском государстве по 1240 год, определяется в 130 ― 140 тысяч томов. Сюда включается и светская литература ― изборники, хронографы, летописи, юридические сочинения («Русская правда», например), художественные произведения («Слово о полку Игореве», «Моление Даниила Заточника» и др.).

Подсчитано и примерное количество грамотных людей в домонгольское время. По мнению Сапунова, не менее двух процентов населения страны владело грамотой, а в таком культурном центре, как Новгород, ― не менее 5% населения.

Но в Древней Руси не только эти два процента людей были знакомы с книжностью. Надо помнить, что книги не только читались, но и слушались. Тогда были чтецы, для которых чтение вслух стало профессией. Слушали книги в теремах, в городских домах, в монастырях.

Вторжение орд Батыя нанесло непоправимый ущерб и всему древнему русскому государству и его самобытной книжной культуре; в разрушенных и сожженных городах погибли многие и многие библиотеки, сгорели бесценные произведения писателей, мудрецов, проповедников...