Звучат лишь письмена: Судьбы древних библиотек

Дома мудрости арабов

Халиф Мансур слушал своего советника. А тот в цветистых выражениях доказывал, что трудно найти более удобное место для резиденции халифа, чем здесь, на берегу реки Тигр. Мансур, согласившись со своим советником, заметил: «По Тигру к нам придет все, что есть в море, прибудут продукты из Месопотамии, Армении и окружающих областей. А по Евфрату поступит всякое из Сирии, Ракки и окрестностей».

Этот разговор произошел в 762 году. Немногим более ста лет прошло с тех пор, как возникло на Аравийском полуострове государство арабов. За это время арабы овладели Египтом, Сирией, Палестиной, Марокко, Персией, проникли в Европу, завоевав Испанию и Португалию. Арабы всюду побеждали без особого труда, потому что страны, с которыми они воевали, были политически раздробленными, слабыми... И, естественно, они не могли оказать серьезного сопротивления.

Мусульманское государство протянулось от границ Индии через Азию и Африку до Атлантического океана. Во времена первых халифов столицей исламского мира был город Ясриб, где, по преданию, находилась могила Мухаммеда, посланника Аллаха.

...И вот решено создать новую столицу Халифата. На облюбованном месте Мансур разбил свой лагерь, и работа закипела.

На строительство новой столицы согнали из разных стран 100 тысяч человек. Багдад («Божий дар») рос не по дням, а по часам. Возникли два кольца крепостных стен. В центре ― дворец халифа. Над тронным залом дворца был возведен большой купол, облицованный бирюзовой черепицей. Поэтому дворец называли «Зеленым куполом». Воздвигались дворцы знати и правительственные учреждения. Для купцов ― ведь город раскинулся на пересечении важнейших торговых путей ― сооружались караван-сараи... На улицах зазеленели кустарники, деревья, запестрели цветы. В больших мраморных чашах струились фонтаны.

Возник большой шумный город. По представлению арабов того времени, город достоин так называться, если в нем есть мечеть, дворец правителя, баня, школа, гостиница, больница и площадь. В Багдаде все это было. Предполагают, что в нем было около двух миллионов жителей, имелось двести тысяч домов, шестьдесят тысяч бань, до тридцати тысяч мечетей... Многие мечети ― своеобразные клубы, где можно услышать новые стихи, поиграть в шахматы... В порту грузились сотни кораблей, тысячи лодок плавали по Тигру. В караван-сараях располагались со своими товарами купцы.

Чудесный, ослепительно великолепный город ― таким описывают Багдад средневековые арабские ученые, таким изображен он в сказках «Тысяча и одна ночь». Поэты славословили на разные лады благословенный город мира. Один из них писал:

И понятно, что этот город, уже в IX веке один из крупнейших международных центров ремесла и торговли, стал и центром арабской средневековой культуры, которая немыслима без хорошо налаженного книгопроизводства, библиотек, учебных заведений.

Развитое ремесло поставляло превосходные материалы ― бумагу, краски, позолоту. Вначале, правда, арабы пользовались пергаментом и папирусом. Тайна производства бумаги, изобретенной в Китае, столетия не выходила за пределы этой страны. Но в 751 году наместник багдадского халифа в Самарканде в одной из стычек захватил в плен двух китайцев-бумагоделов. В Самарканде появилась первая бумажная фабрика, потом они возникли в Багдаде и Дамаске. Арабские ремесленники научились делать бумагу из тряпья.

Письменность возникла у арабов задолго до ислама. Красочную устную поэзию хранили в памяти равии ― арабские рапсоды. Поэзия ― предмет всеобщего интереса. Равии воспевали то, что дорого каждому арабу: быстроного верблюда, благородного коня, охоту, степной ураган, красоту девушек. Любили арабы и прозу. Кто не знает таких замечательных сказок, как «Алладин и волшебная лампа», «Синдбад-мореход», «Али-баба и сорок разбойников»?!

Мастерство каллиграфов ценилось на Востоке очень высоко. Одним из основателей арабской каллиграфии считается художник Ибн Макла (886 ― 940 гг.). Будучи визирем, он был уличен в дворцовых интригах. Халиф приказал отрубить ему правую руку, несмотря на то, что он был знаменитейшим каллиграфом и главным создателе нового арабского почерка, который применялся затем на протяжении столетий. Однако художник привязывал калам к обрубку правой руки и так писал. Согласно другому преданию, и левой рукой художник писал очень искусно.

Книга у арабов средневековья ― подлинное произведение искусства, предмет любования. И мастера стремились к высотам совершенства...

Художник-миниатюрист набрасывал рисунок на листе бумаги водяными красками. Листы бумаги до блеска отглаживались агатом или хрустальным яйцом. Потом художник наносил густую краску.

В роскошных рукописях миниатюры вклеивали на отдельных листах. Художники рисовали орнаментальные заставки, концовки, орнаменты на полях. Некоторые рукописи были написаны золотом, переплетены в дорогую кожу, парчу и шелк.

О глубоком уважении к книге в арабском мире свидетельствует миниатюра, украшающая манускрипт XIII века под названием «Макамат» ― сборник повествований в прозе и стихах, созданных одним из крупнейших писателей аль-Харири (1054 ― 1122). Сборник переписан и проиллюстрирован в начале XIII века каллиграфом и художником аль-Васити, первым из арабских живописцев, чье имя дошло до нас. На миниатюре изображены два студента из Багдада.

Багдад привлекал к себе лучшие интеллектуальные силы из разных стран. Математик аль-Хорезми, автор трудов по арифметике, алгебре и астрономии, был родом из Хорезма (его имя увековечено в термине алгоритм). Из Ферганы ― астроном аль-Фергани. Знаменитый философ аль-Фараби, родом из Туркестана, учился в Багдаде. Первые сведения о тригонометрических функциях связаны с именем аль-Баттани, который прибыл в Багдад из Харрана. Недаром историк аль-Багдади писал, что этот город «превосходит все города мира по красоте и величию; нигде нет такого количества великих ученых людей, и знатных, и простых...»

Арабские ученые тщательно собирали, изучали и переводили на свой язык книги древнегреческих математиков, астрономов, философов. Любителем греческой науки был Халид, сын халифа Иезида I. Халиду приписывают переводы с греческого трудов по астрономии, медицине и химии.

А придворный астроном Феофил Эдесский перевел на сирийский язык «Илиаду» и «Одиссею».

Особенно широко развернулась переводческая деятельность при халифе Мансуре. Сохранилось известие, что Мансур попросил византийского императора прислать ему рукописи по математике.

Благодаря хорошо налаженной системе переводов многие выдающиеся произведения древнегреческой и эллинистической науки и философии стали доступны арабоязычным ученым. Усваивались достижения персидской и индийской культур. Многие труды греческих и римских авторов дошли до нас, не погибли благодаря переводу на арабский язык.

Разумеется, арабские ученые не были только учениками греков, персов и индийцев. Они и сами сделали немало выдающихся открытий, которые хорошо известны из истории.

В период расцвета арабской культуры было создано множество литературных и научных трудов. Арабы подарили миру замечательные памятники поэзии и прозы, блестящие философские сочинения, труды в области гуманитарных и точных наук. Толстые пергаментные тома и изящные книги из бумаги занимали свои места в коллекциях высшей знати, в библиотеках школ, мечетей, университетов. Высшие чиновники устраивали собрания ученых и литераторов. Один из министров (X в.) проводил эти собрания по особому расписанию ― первый день отводился для знатоков изящной литературы, второй ― для представителей богословия, третий ― для философов и т. д.

Некоторые халифы, особенно Мамун (813 ― 833), оказывали покровительство деятелям культуры, окружали себя учеными, поэтами, музыкантами, знатоками книг, каллиграфами. (Деятельность Мамуна ― этого просвещенного правителя ― привлекла в свое время внимание Н. В. Гоголя. В октябре 1834 года для студентов Петербургского университета он прочитал о нем блестящую лекцию. На ней присутствовали А. С. Пушкин и В. А. Жуковский. Лекция была потом напечатана в «Арабесках».) Благосклонно отнесся, например, халиф Мамун к поэту из Басры Джахиду. Это был, говоря языком современным, еще и популяризатор научных знаний. Он писал книги о пшенице и пальмовом дереве, о металлах, о белых и неграх, о разбойниках и ящерицах. Его «Книга о животных» дошла до наших дней. Это одна из первых книг, посвященных изучению природы. В ней много цитат из Аристотеля, отрывков из поэтических произведений, которые приводятся, по словам автора, чтобы «подчеркнуть мораль ― украсить повествование». Джахид стремился возбудить интерес к исследованиям и доставить удовольствие читателям. На русском языке сравнительно недавно издана «Книга о скупцах» Джахида, в которой дана пестрая картина обычаев, культуры, быта того времени.

Джахид был и знаменитым книголюбом. Он не расставался с книгой, пока не прочитывал ее до конца. Джахид даже брал в аренду лавки книготорговцев, чтобы читать там книги. Легенда приписывает ему такую смерть: во время работы он любил раскладывать вокруг себя гору книг, однажды они обрушились и убили его.

У историка Омара аль-Вагиди, жившего во времена халифа Харуна ар-Рашида (он часто упоминается в сказках «Тысяча и одна ночь»), библиотека насчитывала 600 ящиков с книгами. У одного мятежного придворного конфисковали, помимо прочего имущества, 17 тысяч переплетенных книг. Более ста верблюжьих тюков книг по всем наукам и по литературе было у везира аль-Амида. Багдадскому ученому аль-Байкони понадобились для перевозки его книг 63 корзины и 2 ящика. Везир ас-Сахид (вторая половина X века) был также одержим великой страстью к книгам. Он собирал вокруг себя лучших представителей искусства слова, переписывался со знаменитыми писателями и учеными. Каталог его библиотеки составили десять томов, одних только трудов по богословию у него было 400 верблюжьих тюков. Он увлекался и техникой, медициной, астрономией, музыкой, логикой, математикой. Он даже написал собственный медицинский трактат. Вся библиотека его насчитывала 117 тысяч книг. Будучи государственным деятелем и воином, он большую часть своей жизни провел в седле. С собой в походы он брал и библиотеку. Караван с книгами представлял своего рода каталог. Верблюды шли в азбучном порядке, так что караванщики-библиотекари легко находили любую книгу, какая понадобится владельцу.

Многие владельцы библиотек любили составлять сборники произведений для себя. Может быть, это пристрастие возникло еще в школьные годы, когда каждый прилежный ученик объединял в «общую тетрадь» учебные предметы (грамматика, логика, право, арифметика). До нас дошел сборник, который составил для себя арабский окулист XII века: сюда вошли труды по анатомии, физиологии и патологии глаза. Рукопись «очень высокого достоинства по выполнению» (И. Ю. Крачковский) проиллюстрирована рисунками и чертежами.

Отметим, что и наиболее значительные правители Багдада, Каира и Кордовы были заядлыми книголюбами. А библиотеки, близкие к общественным, на первых порах помещались в мечетях. Каждая крупная мечеть имела библиотеку. Существовал обычай завещать книги мечетям.

Начало библиотеки в г. Мерве, например, положил Йездигерд III. Географ Якут, проработавший в этом городе три года, восторгался тем, что в Мерве было 12 общественных библиотек. В одной из них хранилось свыше 10 тысяч книг. Якут особенно подчеркивал, что ему разрешалось брать домой до двухсот книг без какого-либо залога. Нетрудно представить, что в каждом книгохранилище поддерживался определенный порядок.

Вот как описывает крупную библиотеку султана Адуд ад-Дауда один из его современников: «Библиотека помещалась в специальном здании, ведали ею управляющий, библиотекарь и инспектор. Адуд ад-Дауда собрал там книги по всем отраслям знаний. Библиотека состояла из большого вестибюля и длинного сводчатого зала, к которому со всех сторон были пристроены боковые помещения. Вдоль всех стен как самого зала, так и боковых помещений он разместил шкафы из накладного дерева высотой и шириной в три локтя с дверцами, опускавшимися сверху вниз. Книги помещались слоями на полках. Каждая отрасль знания имела свой шкаф и каталог, в который были занесены названия книг». Допускались в библиотеку только именитые граждане.

Примерно так же размещались книги и в других крупных книгохранилищах. Вот дворцовая библиотека в Каире, богатая манускриптами по всем отраслям науки. Книги в ней размещались в шкафах. Шкафы имели ящики, на которых наклеивались списки находящихся в них произведений.

Книги размещались по тематике, подтверждает и Авиценна, посетивший библиотеку в Самарканде. Он пишет: «Я вошел в дом со многими комнатами, в каждой комнате были сундуки с книгами, положенными одна на другую. В одной комнате были книги арабские и поэтические, в другой по законоведению. В каждой комнате по одной из наук. Я прочитал список книг древних авторов и спросил то, что мне было нужно».

Так что порядок, какая-то система существовала, хотя сведения об этом весьма скудны.

Долгое время книгохранилища назывались сокровищницами мудрости. Именно так говорили о прекрасной библиотеке придворного Али ибн Йахйа. К нему со всех сторон стекались люди, чтобы заниматься там. У него работал и астроном Абу Машар из Хорасана. Еще раньше, при халифе Мамуне в Багдаде была основана в 830 г. сокровищница мудрости с богатым собранием рукописей.

Со временем, однако, библиотека уступает место новому типу научного учреждения ― «Дому науки». Хранение книг здесь сочеталось с обучением, выполнялись и платные работы. Рядом с библиотекой ― жилые помещения для приезжих ученых и т. д. Такой «Дом мудрости» в Багдаде в западной его части был учрежден в 994 году. Собрание книг было поистине великолепным ― свыше десяти тысяч книг, главным образом автографов, 100 экземпляров одного только Корана, переписанные лучшими каллиграфами.

Уже Харун ар-Рашид создал «Дом знания», нечто вроде переводческой коллегии с библиотекой при ней; Мамун придал учреждению государственный характер, установив специальный штат и снаряжая экспедиции за греческими рукописями в Византию. Багдад стал центром переводческой работы.

И в Каире был «Дом науки», доступный для всех. Заведовал им библиотекарь и два прислужника. Там преподавали учителя. Чернильницы, тростник для письма, бумагу предоставляли бесплатно. Такие «Дома науки» имелись в многих городах Халифата: в Мосуле, Нишапуре, в Басре, в Рамхормозе. Советский исследователь А. Беляев пишет: «Нас не удивляет, что «Дом мудрости» существовал в Багдаде, а «Дом науки» ― в Каире ― этих центрах тогдашней образованности, ...но «Дом знания» был и в маленьком городке Триполи». Когда Триполи был взят крестоносцами, два соседних эмира едут к ним выкупать не драгоценности, не святыни, а двух человек ― ученого и каллиграфа.

Что же в этих библиотеках хранилось? Какие труды? Здесь неоценимую услугу оказывает нам библиофил и книготорговец ан-Недим. Около 988 года он составил реестр. Цель его была проста ― помочь покупателям быстро найти нужный «товар». Книжная лавка (а их в Багдаде было 100) ан-Недима хранила ценности редчайшие. Здесь и произведения арабских ученых, и переводы с персидского, греческого, санскрита. Здесь и литература научная, и книги для широкого круга читателей. В своем реестре ан-Недим дает не только перечень книг, он приводит сведения об авторах и характеристику наук. Вначале идет речь о шести «мусульманских» науках ― Коран, грамматика, история, поэзия, догматика, право. Затем ― внемусульманские: философия, занимательная литература, алхимия, история, религия. Говоря о сказках «1001 ночь», он утверждает, что они написаны «жидко и нудно».

Реестр дает представление о богатстве и разнообразии арабской литературы. Этот реестр, как утверждает И. Ю. Крачковский, «и до сих пор остается неоценимым источником наших сведений о книжной продукции и науках того периода». Думается, и в главной библиотеке Багдада (а всего их было 30) эти книги имелись.

Здесь, видимо, можно было прочитать «Книгу военных походов» и «Всеобщую историю», географическое сочинение «Золотые луга» и одну из первых энциклопедий «Перечень наук». Любители шахмат могли найти кое-что полезное и для себя ― ар-Рази написал, например, «Элегантность в шахматах». Вот труды Джабира ибн Хайяна ― крупного арабского алхимика: «Книга о ядах» и «Книга семидесяти». Джабир впервые получил азотную кислоту, хлорную ртуть, нашатырь. Он призывал: «Главное ― сделать практическую работу и производить опыты, ибо кто не ведет работы и не делает опытов, тот никогда не достигнет успеха».

Аль-Хорезми познакомил арабов, а затем и Европу с индийской арифметикой. Одна его книга ― о десятичной системе счета, другая ― «Алгебра» ― о решении уравнений первой и второй степени.

Арабы ввели таблицы синусов, тангенсов и котангенсов, умели извлекать корни третьей, четвертой и пятой степеней.

Чрезвычайно разнообразны книги астрономические. Одна из них ― «Космография» Казвини (1203 ― 1283), который был популяризатором научных знаний высокого уровня. Его книга компилятивна, но основное ее достоинство в той точности, с которой воспроизводится научный материал. Она содержит понятие о космогонии и историю развития научных представлений о Вселенной. Это своего рода свод знаний по естественным наукам. Книга распространилась по всему мусульманскому Востоку. Затем она была переведена на персидский и турецкий языки. В различных библиотеках сохранилось большое количество экземпляров «Космографии» в полной и краткой редакции. Самая древняя рукопись «Космографии» находится в Мюнхенской коллекции, она была создана в 1280 году еще при жизни автора. В Институте востоковедения АН СССР имеется рукопись, которую датируют XIV веком.

Казвини собрал сведения о строении Земли и ее месте во Вселенной. Он пишет: «Земля ― простое, холодное и сухое по природе тело, двигающееся вокруг своей оси. Ученые утверждают, что Земля шарообразна по форме... Несмотря на эти достоверные знания формы Земли, некоторые считали, что она как бы ковер, разостланный на все четыре стороны. Иные полагали, что Земля похожа то на круглый выпуклый щит, то на барабан или полусферу. Но уже давно возникло в определенной научной среде мнение, которое поддерживала школа Пифагора, сводившееся к тому, что Земля ― это шар, находящийся в центре небесных сфер, как желток в яйце. Представители этой школы утверждали, что Земля постоянно совершает круговое движение и когда мы видим круговое движение светил, то это движется Земля, а не сферы небес». В другом месте Казвини пишет: «Как говорят знатоки геодезии, если рыть Землю по прямой линии вниз, то можно выйти на другой стороне земного шара».

Добавим, что уже в IX веке арабские ученые измерили дугу меридиана, пытались вычислить окружность Земли. Нетрудно убедиться в том, что ученые не очень считались с Кораном, который утверждал, что аллах «поставил землю неподвижно», а сам «взошел к небу и построил семь небес». А. С. Пушкин в «Подражании Корану» писал:

Поэт сделал к этим строкам любопытное примечание: «Плохая физика; но зато какая смелая поэзия».

А вот географические работы ― переводы «Географии» Птолемея (перевод аль-Хорезми) и собственно арабские ― «Книги стран» аль-Якуби. Он пишет: «Я расспрашивал много сведущих людей с Востока и с Запада... и записал много сведений и преданий. Таким образом, я писал эту книгу очень долго, многое о каждой стране то, что ее касается...»

Здесь же книги арабских мореплавателей ― о Китае, Индии, Цейлоне, Яве... Арабские географические труды подробно описывают все области тогдашнего мусульманского мира ― от Испании до низовья Инда. Скажем подробнее о книге Ибн Фадлана о путешествии к волжским болгарам. Вернувшись на родину, он написал книгу. Чрезвычайная ценность ее в том, что автор рассказал о тех краях, куда никто до него не добирался. Для нас она привлекательна тем, что он наблюдал жизнь наших далеких предков.

Ибн Фадлан был секретарем посольства, которое отправилось 21 июля 921 года из Багдада в далекую, почти неведомую Болгарию. Этот знатный, но бедный секретарь отличался любознательностью и острой наблюдательностью. Он интересовался всем новым и непривычным. Через Иран, в Среднюю Азию до Бухары, оттуда в Хорезм и далее на север... Север страшил арабское посольство. «На каждом из нас была куртка, поверх нее кафтан, поверх него шуба, поверх нее длинная войлочная одежда, покрытая кожей, и бурнус, из которого видны были только два глаза, шаровары одинарные и другие с подкладкой, гетры, сапоги из шагреневой кожи и поверх другие сапоги, так что каждый из нас, когда ехал верхом на верблюде, не мог двигаться от одежд, которые были на нем», ― пишет Ибн Фадлан. А ведь надо было всего-навсего пересечь Казахстан и попасть на Среднюю Волгу.

Весной посольство добралось до Болгарии. Совсем недавно бытовало представление, что в X веке по дремучим приволжским лесам бродили полудикие племена охотников... Своей книгой Ибн Фадлан рассеял эти представления. Здесь в то время находилось богатое государство, основанное предками поволжских народов. Царь Алмуш совершил вместе с арабскими послами поездку по стране, и Ибн Фадлан «видел в его стране столько удивительных вещей, что я их не перечту из-за множества».

Поразили южного жителя северное сияние и светлые ночи, когда «красная заря ни в коем случае не исчезает окончательно», необычная земля ― «черная, вонючая» и огромные леса; пища тоже необычная: «просо и мясо лошади, но и пшеница, и ячмень у них в большом количестве». И жители не похожи на задавленное налогами население Халифата. Путешественник с удивлением отмечает: «Каждый, кто что-либо посеял, берет это для самого себя. У царя нет на это никакого права...» Необычны нравы: на приемах жена царя сидит с ним рядом...

Путешествие продолжалось уже несколько месяцев, когда пришла весть, что приплыли русы... Ибн Фадлан не мог упустить возможности поближе познакомиться с этими людьми. И он подробно рассказал об обычаях и нравах наших предков, об их языческой вере, внешнем виде. Русские торговцы ― высокие, румяные, белокурые, с голубыми глазами и окладистыми бородами ― держались приветливо, но независимо. Русы, видимо, прибыли надолго, они построили большие деревянные дома и расположились в них со своими товарами. Двери домов не запирались. Но, пишет Ибн Фадлан, «если они поймают вора или грабителя, то они поведут его к длинному толстому дереву, привяжут ему на шею крепкую веревку и повесят его на нем навсегда».

Поразили Ибн Фадлана деньги русов ― «серая белка без шерсти, хвоста, передних и задних лап и головы, а также соболь».

Потом до Ибн Фадлана дошла весть «о смерти одного выдающегося мужа из их числа». И он подробнейшим образом описал похороны по языческому обряду ― сожжение. После этого, пишет путешественник, «они соорудили нечто вроде круглого холма и водрузили в середине его большую деревяшку белого тополя, написали на ней имя этого мужа и царя русов и удалились».

Академик М. Н. Тихомиров считал, что «надпись на могиле знатного руса, умершего на Волге, могла быть сделана кирилловскими буквами».

Судьба книги Ибн Фадлана весьма своеобразна. После «выхода в свет» на нее не обратили никакого внимания, постепенно забыли, а потом и вовсе потеряли. Лишь один составитель включил в свою энциклопедию несколько отрывков из труда Ибн Фадлана с такой припиской: «Это ложь с его стороны, и на нем лежит ответственность за то, что он рассказал».

Сравнительно недавно в Иране, в городе Мешдехе нашли средневековый сборник рассказов о путешествиях. И в нем оказалась большая часть книги Ибн Фадлана.

Рассказывал о нашей стране и другой арабский автор ― Недим в своем труде «Книга росписи наукам», а географ Хордодбех (IX век) упоминает о посещении Багдада русскими купцами. Знали наши предки и некоторые произведения арабов. В частности, хорошо были известны памятники «Калила и Димна» и «Мудрость Хикара» ― первое под названием «Стефанит и Ихнилат», второе ― «Повесть об Акире премудром».

Мы порой говорим о том или ином произведении, возраст которого 10 ― 12 столетий, и не всегда задумываемся над тем, как труден путь этих книг из далекого прошлого. Какое упорство надо было проявить исследователям, чтобы открыть, понять, перевести, прокомментировать тот или иной памятник! Академик И. Ю. Крачковский ― известный советский арабист ― писал: «Работа над рукописями несет свои радости и свои горести, как все в жизни. Однако рукописи ревнивы: они хотят владеть вниманием человека целиком и только тогда показывают свои тайны, открывают душу ― и свою, и тех людей, что были с ними связаны. Для случайного зрителя они останутся немы: как лепестки мимозы от неосторожного прикосновения, закроются их страницы и ничего не скажут они скучающему взору».

Приведем один, но чрезвычайно яркий пример раскрытия тайны арабской рукописи, на что ученый потратил несколько... не лет, а десятилетий. Васко да Гама, португалец, открывший морской путь в Индию, ― знаменитость, попавшая в учебники истории и географии, личность, известная миру более четырех веков. А вот другое имя ― Ахмад ибн Маджид ― до недавнего времени ничего нам не говорило. А между тем оно тесно связано с открытием Васко да Гама.

Известно, что в 1704 году француз Галлан перевел сказки «Тысячи и одной ночи». Есть в ней герой ― удачливый купец и искусный мореплаватель Синдбад-мореход. Но никто всерьез не думал тогда о причастности «сыновей пустыни» к сложной корабельной науке.

Книги помогли прийти к такому выводу... На заре прошлого века австриец Хаммер-Пургшталь приобел в Стамбуле рукопись турецкой морской энциклопедии XVI века. Как было установлено, написана она на основании арабских источников, на основании мореходного опыта «сухопутных» арабов.

Автором одного из этих источников ― «Книги польз в рассуждении основ и правил морской науки» и был Ахмад ибн Маджид, опытнейший лоцман, который в конце XV века провел португальскую флотилию к Индии. Но австриец не обратил внимания ни на эту книгу, ни на ее автора.

Лишь через восемьдесят лет французский исследователь Ферран в Национальной библиотеке Парижа случайно нашел источники турецкой энциклопедии. Личность лоцмана стала проясняться...

И вот в 1936 году студент Т. Шумовский, работавший под руководством академика И. Ю. Крачковского, получил в библиотеке для ознакомления и возможного изучения томик в красном кожаном переплете с застежками и узорным тиснением. Оказалось, что в него были включены и три неизвестные науке поэмы арабского лоцмана. Ахмад ибн Маджад, которого называли «львом моря», написал эти поэмы как руководство для плавания в разных частях Индийского океана. Восточный мореход имел громкую славу, был не только виртуозом судовождения в таинственных южных морях, но и крупным теоретиком навигации. Турецкая энциклопедия писала о нем: «Искатель правды среди мореплавателей, наиболее заслуживающий доверия из лоцманов и моряков западной Индии в XV и XVI веках».

Год за годом Т. Шумовский изучал лоции, картографию арабов, четырежды переводил «Книгу польз...», а остановился лишь на пятом варианте; привлекал массу всевозможных источников. Это гигантский многолетний труд, где были «сполохи озарений и постоянная напряженность». И лишь в 1968 году в актовом зале Института востоковедения Академии наук СССР прозвучали слова: «Давнее и систематическое арабское мореплавание, освоившее практически все районы Средиземного моря и Индийского океана с частью Тихого, является бесспорным историческим фактом, требующим переоценки роли арабов в истории культуры».

Нет возможности подробно рассказать о поисках и находках Т. Шумовского; к счастью, он сам рассказал об этом в двух своих научно-популярных книгах: «Арабы и море» (1964) и «Воспоминания арабиста» (1977).

Этот пример ― не исключение, вспомним, как труден был путь рукописи Ибн Фадлана, многих других манускриптов к исследователям и читателям.

Еще и сейчас в архивах, книгохранилищах находят древние рукописи. Вот пример. В конце X ― начале XI века в Каире жил и работал арабский ученый Иби аль-Хайсам, создавший многочисленные работы по физике, математике, медицине, философии.

До нас дошла лишь часть трудов этого энциклопедиста, около 40 сочинений известны лишь по названиям. И вот несколько лет назад в Куйбышевской областной библиотеке был обнаружен объемистый том, о существовании которого никто не подозревал. Арабская вязь, ровные строчки, черные и красные чернила; чертежи, таблицы, пометки на полях. В томе заключены четыре уникальные рукописи математических и астрономических трактатов Ибн аль-Хайсама, три из них были известны только по названиям, о четвертом не было известно и этого. Он называется «Книга о форме движения каждой из семи планет».

На западной окраине Халифата ― Испания. Тогда она называлась аль-Андалуз, что означает ― жемчужина. Во времена арабского господства это была одна из самых богатых и культурных стран Европы. Арабы принесли с собой (правда, не сразу) высокую культуру. Они возродили сельское хозяйство и начали возделывать рис, финиковую пальму, гранатовое дерево, сахарный тростник, ввели шелководство. Они усовершенствовали здесь горное дело, улучшили обработку металлов. В Испании начался рост городов.

Примерно четверть века назад крупнейшему французскому востоковеду Эваристу Леви-Провансалю посчастливилось (по его словам) обнаружить подробную политическую и литературную историю Андалузии в период царствования Хакама I и Рахмана II. Это позволило отнести начало расцвета культуры уже к первой половине IX века ― на сто лет раньше, чем считалось до этого открытия.

В открытом документе Рахман II показан как меценат, любитель литературы и искусства, увлекающийся астрономией. Еще до начала своего правления он послал одного кордовского ученого в страны Востока с поручением разыскивать и переписывать научные труды. Рахман II с удовольствием изучал старинные книги по философии и медицине, любил литературные и музыкальные собрания.

При халифе Рахмане III (912 ― 961 гг.) продолжалось развитие арабской культуры на Пиренейском полуострове. В годы его правления стала применяться в Испании бумага. Вспомним страницы из «Испанской баллады» Лиона Фейхтвангера. Когда каноник-испанец дон Родриго посетил библиотеку, привезенную из восточного мира, его восхитило разнообразие книг по всем отраслям знания, изящная каллиграфия, инициалы и пестрые заставки, нарядные и прочные переплеты. Но особенно поразил священника материал, на котором было написано большинство книг, ― бумага.

«Дон Иегуда объяснил канонику, как изготовляется бумага. На мельницах перемалывают беловатый растительный материал, называемый хлопком, в кашицу, которая затем вычерпывается и высушивается; все в целом обходится совсем недорого. Лучшая, крупнозернистая бумага изготовляется в Хативе и называется хатви. Дон Родриго с нежностью подержал в руках написанную на хатви книгу, наивно удивляясь, что такое огромное духовное богатство вмещается в таком малом объеме и весе.

Иегуда рассказал, что начал подготовлять устройство бумажных мануфактур и в Толедо ― воды здесь достаточно, почва для нужных растений подходящая».

Естественно предположить, что производство бумаги привело к гигантскому росту книжных сокровищ. В самом деле: в одной только Кордове переписывалось ежегодно 16 ― 18 тысяч рукописей. Вот некоторые примеры. В библиотеке некоего Ибн Футайсо было 6 штатных переписчиков; школьный учитель Ибн Хазм славился тщательным подбором своих книг. В Кордове была известна и библиотека, принадлежавшая женщине Айши. Владельцы библиотек заботливо хранили их, поддерживали в хорошем состоянии.

До наших дней дошло завещание арабского переводчика Ибн Тиббона своему сыну. Он писал: «Я собрал большую библиотеку. Держи ее в порядке. Приготовь списки книг каждого шкафа и поставь каждую книгу в надлежащий шкаф. Прикрывай полки красивыми занавесками, охраняй книги от воды с потолка, от мышей, от всякого вреда, ибо они ― твое лучшее сокровище, твой лучший друг. Библиотека, уставленная книжными шкафами, приятнее для глаз ученого, чем самый прекрасный сад».

Рахман покровительствовал переписчикам, иллюстраторам, переплетчикам книг. Они всегда были желанными гостями при дворе. Особым почетом пользовались ученые-переводчики, знавшие четыре языка ― арабский, греческий, древнееврейский и латынь.

Резиденция халифа ― Кордова ― в середине Х века насчитывала 500 тысяч жителей. Здесь было три тысячи школ и такие большие библиотеки, которые мир знал только в эпоху расцвета Александрии. Грамотность в Испании того времени ― обычное явление.

В Кордове переводились научные труды с древнегреческого на арабский язык, с арабского на латынь.

Многочисленный штат писцов, переплетчиков и иллюстраторов под наблюдением важного сановника работал над обогащением придворной библиотеки.

В 1130 году в Толедо Раймонд Толедский основал особую коллегию переводчиков, благодаря которой европейский Запад получил переводы основной научной литературы по математике, астрономии, физике, медицине, алхимии, философии, политике. Прежде всего были переведены некоторые сочинения Ибн Сины, а в 1179 году известный Герард Кремонский (при участии Ибн Галиба) впервые перевел на латынь его знаменитый «Канон», а затем и «Начала» Эвклида. Один из исследователей остроумно заметил, что все знаменитые греки перешли в Европу по арабскому мосту: Аристотель, Птолемей, Гиппократ ― в латинских переводах с арабского.

Растут книжные собрания. Особенно увеличилась библиотека в Кордове при сыне Рахмана аль-Хакаме II. По словам арабо-испанского писателя Саида Толедского, «аль-Хакам II приказал привезти из Багдада, Египта и из других мест на Востоке капитальные труды, наиболее важные и редкие, касающиеся древних и современных наук. К концу правления своего отца и за время своего собственного царствования он собрал в сравнительно короткий период времени почти столько же книг, сколько было собрано аббасидскими принцами». Он объединил три дворцовые библиотеки в одну, насчитывающую 400 000 томов. В этой библиотеке были каталогизатор, переписчики и специалисты-иллюстраторы. Каталог состоял из 44 томов по 50 листов в каждом. Для сравнения скажем, что в это же время в большинстве стран Европы в соборных библиотеках насчитывалось обычно не более чем по сотне книг, прикованных к полкам цепями.

Агенты библиотеки следили за новинками и редкостями в разных странах мусульманского мира. Едва историк литературы аль-Исфахани закончил свою «Книгу песен» ― о поэтах и певцах, как халиф пожелал иметь первый экземпляр. Культурные ценности очень быстро передавались от одного города Халифата к другому. Историческая работа Табара, например, созданная в начале Х века, в том же веке проникла на крайний запад и на крайний восток ― в Кордову и Бухару...

Слава библиотеки шагнула далеко за пределы страны. Император Византии прислал в подарок халифу роскошный экземпляр труда древнеримского врача Диоскорида «О лекарственных средствах». К сожалению, почти ничего не осталось из этого огромного собрания книг.

Уже вскоре после создания часть фондов библиотеки уничтожил один из халифов, чтобы избавиться от подозрения в «неверии». Как пишет в своей книге «Категории наций» Саид Толедский, этот правитель «приказал сжечь и уничтожить работы, содержащие древние науки; некоторые были преданы огню, другие брошены в колодцы дворца и погребены под землей и камнями или уничтожены другими способами», так как эти науки «были на плохом счету у старых людей и критиковались власть имущими. Тот, кто их изучал, был привержен, по их мнению, ереси и считался пораженным неверием».

В 1236 году по приказу кардинала Хименеса знаменитая Кордовская библиотека была сожжена дотла, в пламени пожара погибло более 280 тысяч рукописных книг. Лишь один том был обнаружен Э. Леви-Провансалем, том, датированный 970 годом, на нем есть указание, что он переписан для халифа Хакама II.

И это не единственный случай вандализма.

В XI веке жил в Севилье теолог-философ и стихотворец Ибн Хазм, автор небольшого сочинения «Ожерелье голубки». Его большая библиотека была сожжена на площади города богословами другого толка. Хочется привести слова этого ученого и поэта: «Бросьте говорить мне про сожжение пергамента и бумаги: говорите лучше про мою науку, чтобы люди видели, кто знает. Если вы и сожжете бумагу, то ведь не сожжете того, что содержит бумага: оно останется у меня в груди, оно идет со мной, когда двигается мой караван, остановится, если остановлюсь я, и будет похоронено в моей могиле».

Судьба книгохранилищ Халифата, увы, трагична, как и судьба многих других библиотек древности.

Так, библиотеки Багдада подверглись разграблению, когда город был завоеван в 1258 году монголами. Книги были сброшены в Тигр. Легенда говорит, что из них образовался мост, по которому моги пройти люди, а вода в реке почернела от чернил. Библиотеку Бану Амора уничтожили в 1109 году крестоносцы. В большие книжные холмы превратились в 1068 году сокровища библиотеки Фатимидов. Библиотеки Кордовского халифата погибли во время борьбы с христианами...

Но и от того времени дошли до нас рукописи, о которых академик И. Ю. Крачковский писал: «Они обступают меня со всех сторон. И желтоватые дорогие пергаменты со строгим куфическим шрифтом или неторопливым письмом синайских монахов, и блестящие страницы вощеной бумаги роскошных экземпляров из библиотек мамлюкских султанов, и бедные, скромные, но бесценные автографы ученых, и торопливые записи их учеников... Одни листы чисты и свежи, как будто только что вышли из рук первых владельцев, другие обожжены и залиты водой, ― следы бедствий, которые не щадили их».