Моя Лоботомия

Дядя Джин был старшим братом моего отца, старшим из трех мальчиков Далли. Он был хорошим человеком. Он выглядел как итальянец — темный и гладкий. Ему нравились дети. Он работал с YMCA и проводил много времени со своим сыном Фрэнком, которому было около четырнадцати, и двумя приемными сыновьями, Деннисом и Пинки, которым было около тринадцати и одиннадцати. Дядя Джин не был человеком, который унижал бы тебя, как мой отец. Он относился к детям с уважением.

Я не знаю, что он говорил своим сыновьям о том, что со мной случилось, или о том, почему я переезжал к нему, и я не знаю, что он рассказывал людям в школу Герберта Гувера. Об этом со мной никогда не говорили. Меня никогда не дразнили из-за этого. Никто никогда не спрашивал меня, каково это — иметь лоботомию. Это никогда не поднималось. С мной обращались так же, как и с другими детьми.

Как и мой отец, Джин был преподавателем в школе. Он преподавал в средней школе в Лос-Альтосе. (Кенни, другой брат моего отца, работал в IBM.) Но он не был зол на детей или постоянно уставшим после работы, и не работал после школы каждый день, как мой отец. У него еще оставалось время на маленькую бейсбольную лигу и все такое.

Я не попадал в неприятности у дяди Джина. Я помню, что меня однажды наказали. Я думаю, меня поймали на лжи, и меня отшлепали. Но это было все. Я перешел от постоянных неприятностей и наказаний к нормальной жизни у миссис Макгроу, а затем к нормальной жизни у дяди Джина.

Это не значит, что не было некоторых проблем здесь и там. Согласно Фримену, у меня возникли трудности в школе.

“Теперь Говард живет со старшим братом своего отца, мистером и миссис Евгением Далли,” написал он в январе 1962 года.

Я говорил с ними около часа на тему Говарда, который испытывает трудности со школой, не столько потому, что он мало знает — он занимается чтением на девятом классе и арифметикой на восьмом классе, но он забывает свои книги и карандаши и провалился по всем предметам, кроме одного. У него есть сочувствующий учитель и он не проявляет своей враждебности, но его особенности поведения приводят его к множеству визитов к директору и имеют тенденцию истощать его учителей. Он тратит свои деньги на обед, чтобы купить конфеты для мальчиков, он одолжил велосипед без разрешения, он неуклюж, он не присоединяется к играм, у него плохая осанка, но его интересуют девушки и иногда он танцует под радио или телевизор. Он не склонен слишком уединяться…

Говард, кажется, требует много внимания, и когда его отец приходит к нему или забирает его, он довольно ласков. Говард небрежен по отношению к своему внешнему виду, иногда он ходит в школу в своей игровой одежде. Он, кажется, не пытается учиться, он не непослушен или вызывающ, но ему иногда нужно сделать порку. Говард — настоящий нонконформист. Далли надеются, что Говард поправится настолько, что с предстоящей ему наградой в виде возвращения домой он будет вести себя лучше.

Они сделали это на следующей неделе.

Каждый раз, когда я видел Говарда, он становился выше. Похоже, он неплохо справляется со школьной работой, но его поведение снижает его оценки, так что только в одном классе он преуспевает. У него есть своеобразный непринужденный способ обсуждения своих занятий, но, будь то разговор в классе, передача записок или стрельба дротиками, он, должно быть, оказывает тревожное воздействие на класс. Его спортивные деятельности также ограничены из-за недостатка умений и уверенности. Он плохо рисует и не интересуется музыкой. Он говорит, что хорошо ладит со своими двоюродными братьями и сестрами, но миссис Джин Далли почти на грани нервного срыва.

Похоже, Говард не понимает, какой проблемой он является для своей приемной семьи. Его отец приходит к нему каждый вторник, но не задерживается надолго и, по-видимому, не проявляет интереса к мальчику. Говард хочет вернуться в свой собственный дом, но явно еще не готов к этому.

Джин и его жена Кристина жили в небольшом трехкомнатном доме с штукатуркой на тихой улице в Сан-Хосе, всего в нескольких кварталах от средней школы, которая была большим двухэтажным зданием в испанском стиле. Это была старая школа, не похожая на маленькую школу в стиле бунгало, в которую я ходил, но величественная. Она казалась настоящей школой для взрослых детей.

Некоторые из них делали взрослые вещи. Несмотря на то, что это был только седьмой класс, некоторые дети “ходили вместе”. К восьмому классу они “ставили значки”, что означало обмен этими вещами, известными как “девственные значки”. Я никогда не знал точно, что это значит, но девственный значок был круглым золотым значком, который ты носишь на своей куртке или свитере. Это означало “я занят(а)”.

Мой двоюродный брат Фрэнк получил такой значок. Он пришел домой и сел за обеденный стол, надев его. Дядя Джин был вне себя. Он сказал: “Что это за чертовщина?” Фрэнк объяснил, что это такое, и сказал ему, что все дети в школе Герберта Гувера обменивались девственными значками — это было совершенно нормально.

Дядя Джин этого не принял. Он был возмущен. Он сказал: “И, наверное, если бы все они начали ходить вокруг с вытащенными пипками, ты бы тоже так делал? Сними это!”

Я не получил значок и у меня не было девушки. Но я начал задумываться в этом направлении.

Именно когда я жил у дяди Джина, у меня случился мой первый сексуальный “несчастный случай”. Я лежал в кровати, немного покапризничал и… О, Боже.

Сначала я не знал, что сделал. Но я знал, что это было приятно. Я не хотел спрашивать у кого-то, что это значит. Я боялся, что они скажут мне прекратить.

Я не уверен, о чем я думал в то время. Возможно, это была одна из моих учительниц. Её звали миссис Гольднер или, может быть, мисс Гольднер. У меня была огромная симпатия к ней. Она была высокой и стройной, и она напоминала мне мою маму. Она одевалась как моя мама, а не как Лу, — в хорошей одежде. У неё были красивые волосы, не темные, как у моей мамы, а светлые.

Я много фантазировал о том, как было бы с ней быть. Не знаю, была ли она замужем или нет. Я не пытался узнать. Я знал, что это всего лишь фантазия. Это не значит, что я рассказывал ей об этом или приглашал ее на свидание. Я никогда не говорил ей об этом, не давал никаких намеков на свои чувства, и никому другому об этом не рассказывал. Я просто представлял, что это было бы быть с ней.

Рядом с девочками моего возраста я был застенчив. Слишком застенчив. У нас были некоторые танцы в школе Герберта Гувера, и я ходил туда с Фрэнком. Но я ничего не делал. Я не подходил к девочкам. Я не знал, что им сказать. Либо они подходили ко мне, либо это не случалось.

У меня была такая теория. Я думал, что они уже знают, хотят ли они со мной танцевать. Так что им просто нужно было подойти и сказать мне свое решение — да или нет. Если нет, они бы вообще не подходили. Если да, они бы подошли. Так что я просто стоял там.

Таким образом, у вас не получается много свиданий. Вы не знакомитесь с многими девушками. Может, поэтому Фрэнк получил значок, а я — нет.

Но я получил поцелуй. Пока я жил у дяди Джина, у меня была первая настоящая встреча с девушкой. И мне это понравилось.

У меня был друг по имени Стив из школы. Однажды в субботу он пригласил меня в кино. У него была девушка, которая его интересовала, и у нее была подруга, поэтому, когда он пригласил ее в кино, ему нужно было найти кого-то для подруги. Я согласился пойти.

Было неловко. Я не знал, что делать. Я даже не знал имени девушки. Но каким-то образом мы закончили обниматься в кинотеатре — прямо там, в Таун-театре в центре Сан-Хосе. Я не помню, какой был фильм, но помню, что было довольно многолюдно. Было достаточно многолюдно, во всяком случае, чтобы девушка была слишком застенчивой, чтобы продолжать целоваться на виду у всех. Так что я снял свою куртку и накрыл нами обоими головы. Стив и его девушка сделали то же самое. Мы все были застенчивы, наверное.