Сколько нам еще жить?..

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

— Время великий лекарь — сказал Кучук-ага, пристально посмотрев на розовую, нежную, как у младенца, кожу на лице и руках Андрея. — В первый раз, когда тебя после больницы увидел, — совсем розовым был… Сейчас потемнел!.. Редко заходить стали, забыли старого Кучука! А я вас все жду и жду…

— Простите, Кучук-ага, — извинился Ширали, — давно к вам собирались, но вы знаете, какая у нас служба.

— Знаю, знаю, — качнул головой старик. — Днем отсыпаетесь, а ночью, как архары по горам лазаете… Тебе, Андрей, это полезно. Кожу свою надо выдержать под солнцем, надо, чтобы горный ветер ее погладил, пот соленый ее вымочил. Зимой в ледяной воде мой, а когда в бане будешь — паром ее обжигай…

— Этого нам хватает, яшули, — улыбнулся Андрей. — Недавно марш-бросок был через горы с полной выкладкой, ого! Вот где пота пролили? Мы с Ширали уже три раза подковки на сапогах меняли — стираются быстро.

— Нарушителя-то поймали? — поинтересовался Кучук-ага.

— Даже несколько, — усмехнулся Ширали, — да только все они, Кучук-ага, учебные. Много проверяющих приезжают из отряда, округа, Москвы. И все стараются обхитрить, обвести вокруг пальца… Мы даже смеемся, говорим, чтобы они прямо нам на голову с неба спускались!

— Смехота! — воскликнул Андрей. И добавил, — а вообще-то есть и на нашем счету настоящие нарушители… Да только говорить об этом…

— Понимаю, — важно кивнул Кучук-ага и с особым интересом взглянул на ребят.

«Повзрослели как, — подумал он, — приехали-то мальчишками. А сейчас, вон как в плечах раздались, уверенными стали. Говорить стали меньше, настоящими мужчинами становятся. Хорошая школа — армия, ну, а граница, про нее и говорить нечего — из неоперившихся птенцов джигитов делает!»

— Чаю выпейте, — произнес Кучук-ага, видя, что пограничники украдкой бросают взгляд на часы.

— Время, яшули, — развел руками Ширали, — идти нам надо. К вам заглянули и весь свой резерв использовали…

— Ох, уж это время, — проворчал Кучук-ага. — Считайте, что жизнь прожил и сколько помню — всегда торопился, всегда спешил. Много забот у человека, не успеет оглянуться, а уже старость подошла!

— Это вы-то старый! — воскликнул Андрей.

— Старый, Андрюша, старый, — покачал белой, как снег, головой старик. — Время летит, а годы, как верблюд с тяжелым грузом по пескам тащится, чем дальше, тем труднее идти… Говорят, гадальщики могут сказать, сколько человеку осталось еще жить… Великий мудрец Махтумкули написал в своих стихах: умному не следовало бы верить гаданиям, снам и предсказаниям — сколько нам еще жить?.. Никто этого не знает… А вот я знаю, — старик прищурился и улыбнулся парням светлой умиротворенной улыбкой — если герой умрет, останется имя, если тигр умрет — останется шкура. Поняли?.. Вот мой друг, а ваш ровесник Алексей Кравцов будет вечно жить и не только потому, что он в списки заставы зачислен… Нет, тут дело в другом! И вы и те, кто после вас придут, будут у него учиться не только военной науке, но и как Родину любить. Думаете, я не догадываюсь, что вы с ним постоянно беседы ведете, свои дела по нему сверяете. Спрашиваете, советуетесь, спорите… Разве не так?

Андрей и Ширали переглянулись и дружно вздохнули. И каждый из них думал, как это сумел Кучук-ага заглянуть в их души, словно рентгеном просветил, подслушал каким-то невиданным прибором мысли.

— Молчите, — улыбнулся Кучук-ага, — правильно делаете. Много говорить мужчина не должен, делами он обязан утверждать свое имя. Вот как Алексей это сделал. И поэтому жить он будет всегда. Ну, а сколько нам еще осталось — так это от нас самих зависит… Кем только сейчас мои ученики не стали! Летчики есть, врачи, строители… По всей стране разлетелись, но больше в родных краях остались. Вот в каждом из них и я буду жить. Не хвалюсь я, а радуюсь!

Взглянув на пограничников какими-то ясными еще молодыми глазами, он заговорил о другом. Словно точку поставил на предыдущем рассуждении:

— Чуть не забыл, — почесал старик затылок, — я тебе, Андрей, мумиё достал. Самое лучшее. Мне его один мерген-охотник принес, в горах насобирал. Держи… Кучук-ага протянул Андрею темно-коричневый кусочек, удивительно напоминающий битум…

— Чудесное лекарство, мне отец рассказывал, — заметил Ширали.

Андрей поднес к носу кусочек, понюхал.

— Овчиной пахнет и смолой… А как его употреблять, Кучук-ага?

— По-разному. Кто пьет, если желудок болит, кто раны мажет… Есть в Ташкенте профессор Шакиров, у него книга о мумиё написана. Почитать тебе надо обязательно. У дочери Бекмурада в библиотеке есть она…

— Спасибо, Кучук-ага, — растроганно произнес Андрей, пряча мумиё в карман.

Тепло распрощавшись со старым учителем, пограничники покинули гостеприимный дом.

…Андрея по-прежнему неудержимо тянуло к Айнур, но нельзя же каждый день ходить в библиотеку? Не станешь и на улице подкарауливать девушку. Часто думала о синеглазом парне и Айнур и, зная, что отчим зорко следит за каждым ее шагом, была рада, когда Бекмурад уходил с отарой на дальние пастбища. И если случалось тогда Андрею вместе с Ширали зайти в их дом, все еще стройная, молчаливая Энай не знала куда посадить своего спасителя, угощала свежими чуреками, выпекать которые была великая мастерица. Лицо девушки тоже светилось тихой радостью, которую она хотела бы, но не могла скрыть. Она звучала в голосе, отражалась в глазах.

Айнур старалась подавить это, но ничего не получалось. Она еще не могла определить свои чувства к этому синеглазому парню — что это! Горячая признательность за спасение матери, или что-то еще, доселе неведомое ей?.. Когда она поделилась с Гозель, подруга засмеялась и заявила, что это и есть самая настоящая любовь. Айнур возмутилась, но Гозель твердо стояла на своем.

Не раз Айнур ловила себя на мысли, что искренне сожалеет о том, что Андрей не туркмен… Было бы все просто! А сейчас!.. Ведь в этих краях не было еще случая, чтобы туркменская девушка вышла замуж за русского парня. Неужели ей придется первой решиться на такой шаг? Она читала об этом. Да кино смотрела не так давно «Далекую невесту» — там же подобное случилось. Постой, постой! А приезжий лектор говорил, что у русского поэта Бориса Шувалова жена была туркменка, красивая, стройная. Еще он говорил, что одна ученая туркменка замужем за украинцем, живет в Киеве… А разве грузинка Нина Чавчавадзе не вышла замуж за Грибоедова? Он русский, а как она его любила! Значит, не только мое сердце рвется в неведомые края… В дестанах наших классиков герои женятся тоже на девушках других национальностей: «Зохре и Тахир», «Кероглы», «Лейли и Меджнун»… Правда, там парни женятся, но все равно не из одной нации…

Знала Айнур, что отчим только и думает, как бы быстрее избавиться от нее, калым получить. Мать говорила, что уже жениха нашел и стоит ей заикнуться об Андрее — ярости не будет предела. Убить может. Ее же главная мечта — учиться. Чувство к Андрею еще слишком робкое и не может заглушить эту мечту. Где же выход? Время идет, осень скоро. Пора документы в институт отправлять. Их почтой послать можно, а как на экзамены ехать? Отчим ни за что не отпустит…

…Полуденное солнце плавило небо и землю. Все, кто мог, попрятались от зноя. Село казалось вымершим, собаки и те забрались в тень, высунув розовые языки, изнывая от духоты и мух.

Андрей заметил Айнур еще издали и сердце его радостно вздрогнуло. Девушка сидела на берегу арыка в тени деревьев и задумчиво смотрела на мутноватую воду, что, вскипая в арыке, спешила к хлопковым полям. Рядом стоял большой желтый портфель и Андрей догадался, что Айнур направилась на полевой стан с книгами для хлопкоробов. В период основных полевых работ такие обходы она совершала постоянно.

— Айнур, — подозвал Андрей, неслышно подойдя к девушке.

— Андрей! — быстро повернулась Айнур, — опять ты подкрадываешься незаметно.

— Книги в бригаду сорока девушек несешь? — спросил Андрей, зная, что Айнур идет в бригаду, где у ветерана войны, хлопкороба Ходжанепеса Ачилова в бригаде было ровно сорок девушек. — Давай помогу, хотя времени у меня в обрез.

— Так беги, что же стоишь?

— Поговорить надо…

— В одной руке два арбуза не удержишь…

Андрей как-то странно взглянул на девушку и отвел глаза.

Айнур молчала и нервно срывала один за другим продолговатые, нежные и прохладные листья плакучей ивы, зеленые ветви которой касались воды.

Андрей взглянул на арык и подумал, что как пересохшей земле не хватает влаги, так ему не достает ясных глаз Айнур, ее тихого голоса. Хотелось сказать, как нравится ему ее красивое имя — свет луны и что он был бы несказанно рад, если бы этот свет сиял только ему, чтобы Айнур всегда была рядом. Решившись, он произнес:

— Айнур, ты знаешь…

Но запнулся, покраснел и замолчал. Горячие слова признания, родившиеся в сердце, застряли в горле, заглохли от боязни обидеть милую девушку, показаться смешным. Печально вздохнув, сказал:

— Верно, два арбуза в одной руке не удержишь… Ширали сказал, что ты выходишь замуж и калым за тебя Бекмурад выторговал большой… Жениха своего знаешь? Кто он?..

— Уже, — вырвалось у Айнур. — Ой, Андрей, не хочу я замуж, я учиться хочу… Кого Бекмурад нашел, не знаю, не видела…

— Я слышал, что у девушки могут и не спросить согласия. Сыграют свадьбу, да и все!

— Это было давно. Не пойду я за нелюбимого. Если бы сто лет назад жила, все равно не пошла бы!

— Связали бы и увезли… Что бы ты смогла?

— Ты знаешь, что такое по-туркменски ханджар?

— Кажется… кинжал… Ты можешь обратиться в сельсовет, женсовет, в нашу комсомольскую организацию. В газету написать… А кинжал — это последнее средство!

Глядя в печальные, казавшиеся бездонными и глубокими, как ночное небо, глаза девушки, Андрей ничуть не сомневался в ее решимости защитить свою честь ценою жизни, так вдруг изменилась она. Столько твердости увидел он в уголках упрямо сжатых губ, в затрепетавших крыльях точеного носика, а главное это говорили ее чудесные глаза — в них сверкали искры гнева и боли. «Так вот ты какая, — подумал он, как горная река! Холодная, бурная, недоступная! А я-то, дурак, думал, что она тихоня. Выходит, свет луны не только нежный, но и обжечь может!»

А перед ним уже снова была скромная, тихая девушка. С затаенной печалью она произнесла:

— Если бы ты только знал, Андрей, как мне хочется учиться, настоящим человеком стать, знающим, нужным людям… А ты сам, разве не хочешь диплом инженера получить?

— Я давно решил, Айнур, демобилизуюсь и в институт поступлю, машины я люблю…

— Я знаю, — тихо произнесла Айнур.

— Скажи, а мама твоя согласна с Бекмурадом и тоже хочет большой калым получить?

Девушка покачала головой, но ничего не ответила. Да и разве скажешь, как трудно матери сохранять мир в доме, какой упрямый и властный отчим, требует, чтобы всегда было как он хочет. А мама? Мама плачет и соглашается с ним. Уж очень она мягкая, за себя постоять не может…

Андрей посмотрел на арык, на быстрый поток воды и принял решение. «Нет, не может он жить без этой удивительной, тонкой, как березка, девушки, вдали от сияния ее глаз. Смелая она, гордая, но как нужна ей надежная, твердая опора. Так неужели он, мужчина, оставит Айнур в беде? Я — пограничник и должен защищать людей не только от внешних врагов. Всем, кто попал в беду, кто нуждается в помощи я обязан протянуть руку. Ведь я еще и частица большого комсомола. Застава в ружье!..»

— Послушай, Айнур, — твердо произнес Андрей. — Ты не будешь возражать: если я тебе помогу?

— Ой, Андрей, — тихо ответила девушка. — Я все передумала, ничего не получается…

— Вот что, — решительно прервал он. — Приходи вечером сюда, пока Бекмурад на пастбище. А еще лучше, если с Гозель придешь. Она не проболтается?

— Она моя лучшая подруга.

— Значит, придешь?

— Приду, — тихо ответила Айнур.

Андрей долго смотрел вслед девушке, пока ее красное платье не скрылось за кустами песчаной акации. На какой-то миг ему вдруг показалось, что она может уйти навсегда и от острой непонятной боли сжалось сердце…

Ширали в этот день не терял даром времени. Поговорил с сельскими ребятами, встретился с Гозель, узнал о замыслах Бекмурада. Да, чабан собирался через неделю выдать падчерицу замуж, договорился с отцом жениха — завмагом из соседнего села о калыме. Сары, так звали жениха, видел Айнур и она очень понравилась ему. Девушки на него не глядели, волосы, несмотря на молодой еще возраст, давно покинули его голову, и он вынужден был скрывать голый как яйцо, череп, под роскошным тельпеком из золотистого сура. Теперь Сары сгорал от нетерпения и торопил отца, который уже отдал часть калыма чабану.

Бекмурад предусмотрел как действовать, если Айнур не согласится. У родителей жениха было много родственников, которые окажут ему помощь. Было решено, если невеста откажется выйти замуж, увезти ее насильно. Сначала в пески на дальний кош, а там видно будет… Кому нужна опозоренная девушка? Волей-неволей вынуждена будет покориться.

— Вот и все новости, дорогой Андрей, — закончил рассказ Ширали, — как видишь, Бекмурад не дремлет!

— Знаешь, почему он спешит?

— Из-за тебя… Ему донесли, что зачастил ты в библиотеку. Знает про чай, когда в доме пили в его отсутствие.

Друзья сидели во дворе заставы на скамейке, стоявшей возле большой клумбы.

Застава жила обычной жизнью: из кухни доносился дробный перестук ножей, в дощатом сарайчике кудахтали куры, в вольере время от времени повизгивали служебные собаки. Неожиданно визг перешел в яростное рычание…

— Вот черти! — кивнул головой Андрей, — опять Тайфуна учат рычать на офицерские фуражки и вилять хвостом на солдатские панамы. Я когда увидел эту дрессировку, сначала не понял, что к чему. Потом сообразил. Тычут в морду собаке фуражкой и дергают за повод, злят ее… А когда суют солдатскую панаму — гладят и что-нибудь ласковое говорят. Вот пес и привыкает, завидит офицера, сразу рычит, шерсть на загривке дыбом становится. А солдатской панаме — почет и уважение плюс виляние хвостом…

— Помнишь, как ты на комсомольском собрании разгромил дрессировщиков?

— И ты меня поддержал, — усмехнулся Андрей, — дорогой комсорг!

К казарме подкатил газик, резко, так что взвизгнули тормоза, остановился. Андрей бегло взглянул на машину пояснил:

— Тормоза не отрегулированы: заднее правое отстает немного. При сырой погоде занести может…

— Так подскажи Аркашке, или… — начал было Ширали.

— Ты брось свои «или», — оборвал его Андрей. — То, что было, прошло, понял?.. Аркадий, иди сюда, разговор есть.

Щуплый водитель газика подошел к друзьям.

— Что случилось? — спросил он, — подвезти куда? Это мы мигом сообразим…

— И на первом повороте опрокинешь, — усмехнулся Андрей, — на правом заднем тормоза подрегулируй. Там колодка сносилась или наоборот, слишком затянул… Понял?

— Ну, инженер — угадал, — восхищенно мотнул головой водитель, — спасибо, учту… Слушай, Андрей, тебе же скоро дембиль… Давай к нам в 7 московский таксопарк, механиком. Я директору напишу, мужик он деловой, за тебя как черт за грешную душу ухватится? Давай, а? Представляешь, Москва!..

— Если все в столицу поедут, — заметил Ширали, — кто в селах и городах останется?

— Не пропадет и твоя периферия, — усмехнулся водитель, — а самые лучшие кадры в Москве должны быть! Это как божий день ясно!

— Послушай, «лучший кадр», — произнес Андрей, — топай к своему драндулету, а периферию не трогай, без нее и твоя Москва — пшик! Понял?..

— Да я не в обиду вам, — пожал плечами Аркадий.

— И мы не в обиду, — улыбнулся Андрей. — Дежурный тебе машет, видишь…

Дежурный по заставе латыш Янис, выйдя из казармы, усиленно махал рукой водителю. Топая сапогами, Аркадий кинулся к машине.

— Болтун, — проводив его взглядом, определил Андрей. — Привык баранку крутить на такси, а чуть что — к механику. Его бы в Сибирь, в дальние рейсы, да без асфальта, сразу бы скис и форс потерял… Посмотрели бы на этот «лучший кадр»!

— Вообще-то парень неплохой, компанейский, — заметил Ширали.

Андрей промолчал. Он не переставал думать об Айнур! Окончательного решения, как ей помочь, не было.

— Что говорит Айнур, — спросил Ширали после молчания.

— Сказала, что замуж не пойдет, собирается в институт…

— А ее свяжут и увезут ночью. Темные дела быстро делаются…

Ширали взглянул на друга и удивился: в глазах Андрея он увидел крохотные искорки смеха. Они были где-то в глубине, но проглядывались четко.

— Чему ты улыбаешься? — удивленно спросил он.

— Я сам ее увезу!

— Ты?..

— Конечно? Посажу на самолет и отправлю в Сибирь к своим родителям. Я писал им о ней. Институты и у нас есть. А лесотехнический на всю страну славится. Айнур любит лес, будет там учиться…

— Ты думаешь, это просто? Ты хоть говорил с ней об этом?

— Пока нет. Но сегодня скажу. Как думаешь, что она ответит? Ведь от нее все зависит. Только суметь бы объяснить…

— Ты представляешь, что все это значит для туркменской девушки? Оставить родной дом, мать, подруг, землю отцов. Лететь одной в далекую Сибирь к незнакомым людям?..

— Сам ты как считаешь? Пойми, я люблю ее, но в первую очередь хочу, чтобы она училась. Только не подумай, что в женихи ей буду навязываться. Я для нее что хочешь сделаю. Хочу, чтобы счастливой и радостной была ее жизнь. У меня очень добрые родители. А сестренка, ей пятнадцать лет, так она от Айнур без ума будет. Встретят как родную, я им много о ней писал. Но поймет ли Айнур? Ты объясни ей по-своему, у вас ведь строгие обычаи, я знаю. Гозель попроси.

— Попытаюсь. Помогу, обязательно. Лучший выход вряд ли придумаешь, — одобрил Ширали.

— Мне два месяца служить остается, — сказал Андрей, — за это время она освоится, привыкнет к Сибири. Не захочет жить у нас, устроят в общежитие при институте. Это совсем недалеко от нашего дома…

— Вот и попробуем объяснить все это Айнур, — окончательно согласился Ширали. — Да только быстро надо. Постой, Андрей, есть еще один человек, который поможет нам. Посмотри.

Проследив за взглядом друга, Андрей увидел Светлану Павловну Казарновскую, или, как звали ее пограничники, КСП.

— Здравствуйте, отличники боевой и политической, — приветливо приветствовала она глубоким грудным голосом. — О чем закручинились, соколики? По глазам вижу — загрустили вы что-то. Не забыли про день рождения Яниса? Надо цветов нарвать. Повару рецепт на латышский торт я уже вручила.

— Мы с Андреем макет Домского собора, тот, что в Риге, из камней сделали… — сказал Ширали.

— Молодцы, — кивнула КСП и внимательно взглянув на ребят, помолчала, а потом спросила, — так о чем задумались?

Ширали и Андрей переглянулись, и Андрей, вздохнув, тихо спросил:

— Светлана Павловна, вы Айнур знаете?

— Да кто же ее не знает? Очень хорошая девушка, мы с ней друзья… Она у нас бывает, и я у них в доме была. После того, как ты ее мать из машины вытащил, наша дружба крепче стала… Догадываюсь и еще кое о чем, — закончила Светлана Павловна и лукаво взглянула на Андрея.

— Она в институт собирается поступить, а ее насильно замуж выдают за большой калым, — доложил Ширали.

— Вот так новость, — огорчилась Светлана Павловна, — давайте-ка, ребята, по порядку.

Рассказ длился долго. И начал его Андрей с того момента, когда впервые увидел Айнур. Не скрывал своих чувств, поведал, что давно уже написал родителям и они по его письмам хорошо знают девушку, обещают ей помочь, примут как родную дочь.

Внимательно слушала Светлана Павловна ребят. Переспрашивала, уточняла, но ничего пока не предлагала.

Говорят, что там, где не пройдет мужчина, пролезет женщина. Стоит ей лишь захотеть, и никакие силы на свете не остановят ее!

Светлана Павловна внимательно слушала пограничников и в ее голове, под гордой короной русых волос возникали и прокручивались всевозможные варианты. Пожалуй, самая современная ЭВМ не угналась бы сейчас за нею!

— Когда вы встретитесь? — поинтересовалась она, выслушав сбивчивые объяснения друзей.

— Как стемнеет…

Светлана Павловна бросила взгляд на солнце, спускавшееся к горизонту, задумчиво глянула на цветы и решительно заявила:

— Слушайте меня внимательно…