Сколько нам еще жить?..

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Группа пограничников тренировалась бросать учебную гранату на дальность и меткость. Молодые ребята разбегались до белой полосы на земле и, размахнувшись, швыряли гранату, стараясь попасть в небольшой деревянный ящик, стоящий довольно далеко. Раз за разом летела, кувыркаясь в воздухе, болванка с железным корпусом и деревянной ручкой, но в цель никому не удалось попасть. Кидали с боку, «по-бабьи», прямой рукой сверху, снизу, когда рука шла вверх. Ромка Жалнин кидал левой.

— Сколько? — спросил он старшину после очередного броска.

— Тридцать четыре, — отмерив расстояние шагами, объявил старшина.

— Что-то метры у тебя длинные, — обиженно протянул Ромка, — тут все полста будет!

Стоящие в ожидании своей очереди засмеялись.

— Может, все сто?

— Слышь, старшина, пусть еще бросит, — попросил кто-то из пограничников.

— Давай, Жалнин, — милостиво разрешил старшина.

Роман снял фуражку, ремень, расстегнул все пуговицы гимнастерки, плюнул на ладони, потер ими. Как бы взвешивая, подкинул болванку и, громко охнув, метнул ее…

На этот раз граната пролетела тридцать восемь метров… Жалнин вновь возмутился:

— Метром надо мерить, а не шагами, у него вон какие циркули — раз шагнул — два метра есть… Неправильно это!

— Все правильно, — ответил ему стоящий рядом невысокий красноармеец с широкоскулым лицом, — до ящика мерили — тридцать семь метров. Как по уставу! Зачем твоя зря болтает?

— Посмотрим, сколько твоя кинет, — передразнивая его обиженно протянул Ромка. — Если ты на заставе первый по конному делу, это понятно, киргизы с пеленок в седло садятся… А тут — сила в руках нужна, меткость!

— А, ну, Улан, докажи ему, что ты не только наездник, но и отличный гранатометчик, — подзадорил кто-то из пограничников.

— Давай, Улан, давай. — добавил Алексей.

Разбежавшись, Улан метнул гранату.

Уже и без «циркулей» старшины было видно, что джигит не добросил гранату до той отметки, куда долетела граната Жалнина.

Ребята засмеялись, а Ромка удовлетворенно произнес:

— Ну, что? Это тебе не лошадка!..

Пограничники продолжали тренировку, но никому не удалось попасть в ящик. Дошла очередь и до Алексея. Он молча взял гранату и отошел от черты, почти вдвое увеличив дальность броска.

— Да ты, что, Лешка, сдурел? — крикнул Жалнин.

— Выпендривается, — добавил кто-то, — каши мало еще съел!

— Уй, джигит! — восхищенно воскликнул Улан.

Не обращая внимания на реплики, Алексей разбежался и метнул гранату…

Все провожали ее взглядом, пока она не грохнулась в ящик и белые щепки не взлетели вверх!..

Какое-то время стояла тишина, потом раздались возгласы:

— В самое яблочко!

— Ай, да Лешка!

— Твоя настоящий джигит! Меня так учи!..

Только Ромка скептически покачал головой:

— Случайное попадание… У каждого может быть!

Алексей внимательно взглянул на него, ничего не ответил, повернулся к старшине:

— Разрешите еще разок?

— Давай, Кравцов… Давай, дорогой, действуй!, — ободряюще разрешил тот.

В голосе старшины Алексей уловил и поощрение, и немую просьбу доказать, что такой бросок — не случайность, а результат длительных тренировок.

На этот раз Алексей отошел на десяток шагов дальше, чем при первом броске. И не стал разбегаться, а метнул гранату, стоя на месте.

…Дружные крики одобрения заставили стоящего невдалеке серого ишака недовольно закрутить головой.

— Ну, что, друг ситный? Может еще разок? — спросил Алексей у Романа.

— Сдаюсь, — с улыбкой поднял руки Жалнин, — скажи только, где ты так научился?

— У нас в деревне в городки любят играть. И мальчишки, и старики биты кидают…

— Городки — что такое? — спросил Улан, с восхищением глядя на Алексея.

— Игра такая… Из крутой толстой палки нарезают городки, ну, сантиметров по двадцать. Из них на земле строят разные фигуры: «Бабушка в окошке», «Поезд», «Пушка», «Змейка», много их! Фигуры эти стоят на передней черте квадрата, вычерченного на земле. Играющие делятся на две партии, вооружаются битами, тяжелыми березовыми палками и стараются ими выбить городки из квадрата. Метров за тридцать, а то и поболе кидают. Самая простая фигура — «Забор», это когда городки ставятся на передней линии. Ну, а самая сложная — «Конверт», когда городки ложатся по углам квадрата и один в центре. Такую выбить — серьезная штука. «Забор» тот, ежели приловчиться, можно одной битой снести! Есть у нас в деревне дед Макар, полный Георгиевский кавалер, он еще с япошками воевал. Уж такой заядлый городошник, не приведи бог… Так вот, он, одной битой на спор любую фигуру мог выбить. Она у него не просто так летит, а во всех направлениях крутится. Упадет в квадрат, крутанется и все городки, как корова языком, слижет!..

— А Георгиевские кресты ему за что дали, — спросил Жалнин, — за Веру, Царя и Отечество?

— В бога он не верит, царя не уважал, а вот Отечество для него много значит. В разведке он был. Однажды японского полковника выкрал, кляпом рот забил и, на себе принес. Японцы, они ведь худосочные все, много ли риса палочками съешь? Без хлеба ни веса, ни силы в человеке нет! Один раз батарею японскую подорвал. В бане на него посмотришь — весь в шрамах и рубцах… Места живого нет! А как выпьет, всегда просит, чтобы ему на гармошке сыграли и обязательно марш «Прощание славянки» и вальс «На сопках Манчжурии»…

— Настоящий джигит дед Макар! — воскликнул Улан, и, повернувшись к Ромке, спросил: — Зачем говоришь, что он за царя воевал? Зачем ему царь? Твоя бы пушка взорвал, полковника притащил?.. Сиди и молчи!

Пограничники засмеялись, а Жалнин добродушно махнул рукой на Улана:

— Ну, чего пристал? Отвяжись…

Алексей взглянул на Жалнина, и сердце его сжалось: серые глаза Романа напомнили ему глаза Васи… Какое-то неуловимое сходство было между ними…

…Вновь прогремел в памяти трехкратный залп из винтовок и командирских наганов. Растаял в прозрачном воздухе сизый дымок, прокатилось и замерло в скалистых отрогах Копетдага раскатистое эхо. На всю жизнь запомнилось это. И стоя тогда у могилы друга, поклялся Алексей отомстить!

После возвращения в казарму Алексей подошел к старшине. Не прошло и двух месяцев со времени прибытия на заставу, но между ними установились дружеские отношения. Не только потому, что рослых сильных людей всегда тянет друг к другу. Старшине нравилось, что молодой пограничник все делает добротно, надежно, охотно. Касалось ли это несения службы, ухода за оружием, лошадью, огневой подготовки, политучебы. Алексею же по душе было, что старшина Сергей Дробышев мог сам отлично делать все, что требовал от подчиненных. Щедро делился опытом и знаниями с новичками… Они сидели в курилке вдвоем. Подождав пока старшина несколько раз затянется, Алексей спросил:

— Как там насчет платка, товарищ старшина?

— Давно дали задание краснопалочникам — так мы местных жителей зовем, которые нам помогают, чтобы незаметно разведали, чей это платок? Но в селе почти у каждого мужика такой есть… Собаку пускали — не взяла. Может, человек не из нашего села. Пришлый какой-нибудь. А возможно из банды Дурды Мурта…

— А зачем копали яму под саксаулом?

— Пока загадка, — пожал плечами старшина. — Был я там… Яма как яма — ничего особенного. Хотели, видимо, что-то спрятать, а тут Вася и спугнул их… Из отряда приезжали — тоже ничего не решили. Такие вот дела, Алексей. Только я надежды не теряю — раскусим этот орешек! Обязательно раскусим!

— Спасибо, Сергей, — поблагодарил Алексей. — Я больше на платок надеюсь. Должен быть у него хозяин. Или его святой дух на куст повесил?

— Святой дух, Алексей, в России остался. Здесь не духи, а джины, мать бы их так!..

— Доберусь я до этого джина, — мрачно сказал Алексей.

— Двое их было, — заметил старшина. Так что не джин, а джины. Здорово они там наследили, а потом как в воду канули или в воздухе растворились.

— Выходит, крылья у них есть?

— Получается плохо мы служим, — вздохнул Алексей, — если джины все еще живут.

— Выходит, плохо, — согласился старшина. — И виноваты в этом в первую очередь сами. Все, кто на заставе. Служить надо, как дед Макар, о котором ты рассказывал. Скажи честно, это ты о своем родном дедушке говорил?

— С чего ты взял? — пожал плечами Алексей.

— Голос у тебя был какой-то особенный, теплый, вроде, и как бы от самого сердца…

— Ну, мой это дед, — после молчания ответил Алексей, — так что из этого?

— Надо было сказать ребятам…

— Еще подумают, что хвастаюсь.

— Чудак, да таким дедом гордиться нужно!.. А ты застеснялся… Нам бы такими быть как твой дедушка!.. Мы — пограничники, нам надо под землей на три метра видеть, а мы то, что сверху лежит, найти не можем. Отличного парня зарезала какая-то сволочь и спокойно ходит сейчас по нашей земле, а мы его схватить не можем! Да грош нам цена в базарный день!

— Опыта у них побольше, местные условия знают лучше…

— А кто нам мешает знать окрестности, кто мешает тренироваться. Вот ты сегодня здорово гранатой в ящик влепил! А остальные? Нет, Алексей, мы виноваты! Почему часовой упустил из вида Васю, когда тот за барханы пошел? Что на это скажешь?

— Наверное, не все еще понимают особенности несения службы на границе…

— Понимают, да только допускают расслабленность. А на границе всегда готовность номер один! Мы во всем, должны быть хитрее, умнее, смелее противника. Ты знаешь, какие среди них есть?

— Встречались, что ли? — спросил Алексей.

— Приходилось, — уклончиво ответил старшина.

Алексей знал, что на счету Сергея Дробышева несколько десятков задержанных, что он не раз выходил победителем из смертельных схваток. Сам командующий пограничным округом наградил его именными часами.

— Скажи, Алексей, почему ты до сих пор не комсомолец? — задал неожиданный вопрос старшина.

Прошло порядочно времени, прежде чем Алексей собрался с ответом:

— Значит, причины на это были… И почему каждый парень или девушка обязательно комсомольцами должны быть. Может, я в душе давно член ВЛКСМ…

Старшина внимательно посмотрел на Алексея, вздохнул и, занятый какими-то мыслями, неторопливо сказал:

— Вася между прочим, в пятнадцать лет вступил…

— Рассказывал, — тихо ответил Алексей, — он членом комитета был… и меня как и ты, спрашивал, почему, мол, не в комсомоле?

— И что же ты ответил?

Опять Алексей долго молчал и носком ботинка перекатывал небольшой камешек с острыми гранями.

— Вступлю… Обязательно! — твердо произнес он.

Полуденное солнце стояло почти в зените и от его палящих лучей, казалось, плавилось все вокруг. Густой, как сироп, горячий воздух обжигал легкие…