Сколько нам еще жить?..

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Не повезло колхозному чабану Бекмураду с женитьбой: и двух лет не прожил — умерла жена. Видно, прогневил чем-то аллаха… Долго жил бобылем — расходов меньше. Но говорят: «Жизнь без жены — грусть, без детей — мука!» Вот и женился на вдове с дочерью. Выгодное дело — и калыма не надо платить, и сразу две работницы в доме. Энай — новая жена была не только статной, красивой женщиной, но и работящей. С утра до ночи покоя не знала. Крутилась среди овец и коровы, бегала за травой и хворостом, делала кизяк, пекла чуреки, стирала и варила. Каждую осень валяла кошмы. Зимой — ткала торбы, чувалы, обмотки, алача — для женских платьев. Как она поспевала все делать, сам Бекмурад удивлялся. Но вслух это не говорил. Считал, что все женщина обязана успевать. Вот только и с новой женой детей не было. Одно утешение — дочь Айнур, которая зовет его отцом. Но дочь — не сын, уйдет в чужой дом, в другую семью.

Айнур оказалась под стать матери. Говорят в народе: «В доме где дочь — работа не залежится». Помогала матери во всем. Днем собирала колхозный хлопок, вечером шила платья, вышивала, быстро и ловко управлялась с домашними делами. Была мастерицей на все руки, чуреки получались на удивление вкусными, румяными, ароматными. Но суровый отчим почти никогда не произносил «Молодец, дочь!». Может потому, что была Айнур чужим ребенком… Ворчал часто. Сделала как-то Айнур карман на платье из кетени, — уж такой скандал поднял отчим! До аллаха дошел… Пришлось зашить… Задержалась на комсомольском собрании — опять шум, заговорила с кем-то на работе — нотации, угрозы. Хотел, чтобы и работу в библиотеке бросила, да уж очень деньги любил. Работа — не тяжелая, а зарплата идет регулярно. Поэтому и не отпустил падчерицу после средней школы в институт. Мечтал в душе о хорошем калыме. За такую — работящую, да смазливую денег не пожалеют…

Много лет пролетело над головой Бекмурада. Белыми стали когда-то черные пышные усы и борода. А на голову словно иней выпал, да так и остался. Глубокие морщины избороздили лицо, но еще сильными были жилистые руки, если что схватили — не выпустят! Единственное, что могло разжать их бульдожью хватку — звон монет и похрустывание радужных бумажек. Кожа на ладонях была такой толстой, что мог Бекмурад брать из костра угольки, чтобы прикурить — зачем тратить спички, если костер есть? Взгляд исподлобья, всегда колючий и быстрый. Взглянет, словно из мультука выстрелит, и опять вниз… Случилось раз в жизни счастье — пять рублей нашел! С тех пор и привык шарить по земле взглядом: а вдруг еще найдет что-нибудь…

…Проводив машину с пограничниками долгим взглядом, Бекмурад разгладил окладистую бороду и вошел во двор, цепким глазом окинул хозяйство: искал чем бы занять руки. Если на душе кошки скребут — надо что-то делать, мастерить, прилаживать. Схватил ржавую продолговатую лопату, выколотил старый черенок, стал насаживать новый. Стукнув несколько раз увесистым молотком по торцу черенка, зло обратился к Айнур, хлопотавшей у тамдыра:

— Разве не знаешь, что нельзя девушке разговаривать с незнакомыми парнями? Да еще русскими!

— Почему я молчать должна, если люди со мной здороваются, а лейтенант у нас чай пил и в библиотеку заходит, — спокойно ответила девушка.

— Ты и обрадовалась, что поздоровались, — осуждающе покачал головой отчим. — Раньше, знаешь, что бы с тобой сделали?

— То, что раньше было — уже не вернется! Тогда бы вы меня пять лет назад продали, — резко ответила Айнур, и сама удивилась своей смелости.

— Ты как со старшими разговариваешь? — с силой опустив молоток на торец черенка, вскипел Бекмурад, — Энай, где ты? Энай!

Зычный окрик Бекмурада прокатился по двору, перелетел через дувал на улицу.

Из дома вышла рослая женщина, удивительно похожая на Айнур. Тот же мягкий овал лица, крутые брови, большие глаза. Только в отличие от девушки, глаза женщины были полны глубокой тоски. Продолжая яростно бить молотком по лопате, Бекмурад раздраженно говорил:

— Энай! Уйми свою дочь!.. Как стала работать, совсем разучилась со старшими разговаривать. А с русскими солдатами зубы скалит, улыбается… Что люди скажут?

Энай тяжело вздохнула, глянула на дочь, покачала головой. И было непонятно — кому этот упрек: мужу или дочери?..

— Ну, что молчишь? — продолжая возиться с лопатой, зло спросил Бекмурад, — язык проглотила?.. Отвечай!

— Айнур, доченька, — ласково произнесла мать.

— А, мама… Ну, что я сделала? Люди со мной поздоровались, я ответила. Что в этом особенного? Это пограничники, а лейтенант к нам в дом заходил, ты его знаешь.

— Улыбалась зачем? — криво ухмыльнулся Бекмурад, — сколько раз говорил, чтобы достойно держала себя!

Закрыв лицо руками, Айнур повернулась и быстрым шагом направилась в дом. Хрупкие плечи девушки вздрагивали.

— Зачем так, Бекмурад, — укоризненно проговорила Энай, — скромней Айнур во всем селе девушки нет!

— Я не про скромность, про стыд и кротость говорю, — ставя лопату в угол навеса, заявил Бекмурад. — Да и почтительности в ней нет! Кому такая невестка нужна? Ты об этом подумала?..

— Она в институт собирается, учиться хочет, — робко произнесла Энай, поправляя яшмак.

— Может она еще чего-нибудь захочет? Самолет? или эту, как ее, ракету?.. Хватит и десяти классов. Сейчас, чем ученее — тем меньше за нее дадут!

— Тебе б только деньги…

— Есть деньги — и на том свете плов покушаешь! Сейчас везде платить надо. Белые денежки на черный день. Разве не знаешь?..

— У тебя они всегда черные, — вздохнула женщина, — много злости в сердце носишь, Бекмурад…

Первые годы ругала себя Энай за то, что согласилась выйти за Бекмурада! После того, как умер муж, пусто и одиноко стало в доме. А мужская рука так нужна в хозяйстве! Вот и согласилась. Теперь разве можно вернуть то, что сделано? Особенно тревожили — взаимоотношения мужа с Айнур. На такую бы дочь радоваться нужно, а отчим с каждым днем все злее и злее становится. Недаром говорят: «Чужие дети никому не нужны!» Бекмурад уже богатого жениха подыскивает, о большом калыме мечтает. А вдруг жених не понравится Айнур? Она хоть и тихая, но характер твердый… Что тогда будет?

Последние слова жены попали в самую точку. Бекмурад подумал, что действительно злости в нем много. Злился на все и всех. Если шагал за отарой, злился, что она колхозная, а не собственная, если награждали кого-то орденом — злился, что не его, если кто-то построил новый дом — злился, что этот дом лучше, чем у него. Даже на то, что с каждым днем больше становилось денег и то злился — не мог их тратить так как хотелось…

Бекмурад сердито посмотрел на жену, сжал жилистые кулаки… Ох, как хотелось ему ударить по бесстыжему лицу, покрыть его синяками, пинать сапогами. Выместить злость, что копилась годами, отравляла существование… Еле-еле сдержал себя. Хриплым голосом произнес:

— Не тебе мою злость взвешивать… Благодари аллаха, что взял тебя! Скажи Айнур, пусть ни о каком институте не думает, а замуж готовится. Хватит на моей шее сидеть… Жениха сам найду!

— А если не по душе ей придется? — взглянув на мужа, спросила Энай. — Что тогда?..

— Может еще о любви заговоришь? — скривился в улыбке Бекмурад. — Разве это обязательно? Ты за меня по любви пошла?.. Ну, что молчишь?

— Я не девушкой была, да и дом без мужчины пуст, — пожала плечами Энай.

— Хватит болтать! — твердо заявил Бекмурад, — пойдет за кого скажу!

— Не делай этого, Бекмурад, прошу тебя! Подумай, посоветуйся!

— Замолчи!, — в полный голос крикнул Бекмурад. — Советуйся с вами, без штанов останешься.

Этот крик услышала и Айнур. Обида душила ее, и на смуглых щеках еще сохранились следы слез. Ловкие, тонкие пальцы быстро завязывали бесчисленные узелки, ударяли дараком, уплотняя очередную нить, подрезали мягкий пушистый ворс. Руки привычно работали, а мысли были совсем о другом. Уже не раз приходилось ей сталкиваться с отчимом, который придирался по пустякам, видеть его вечно недовольные, косые взгляды, выслушивать бесконечные нравоучения. Ну, что такого она сделала сегодня? Ответила на приветствия, улыбнулась молодым ребятам, что едут на заставу? Вот и вся «вина»! Догадывалась о причине такого поведения отчима — собирался выдать ее замуж, получить большой калым. От одной мысли об этом ее передергивало и бросало в дрожь. Ей так хотелось учиться. Но разве отчим отпустит, если у него совсем иные планы? Мать понимала ее, но из-за своего мягкого, покладистого характера, не могла противостоять напористому Бекмураду. Под руками вырисовывался причудливый орнамент ковра, переплетались между собой гёли… Айнур смотрела на них и ей казалось, что ее судьба — такое же переплетение гёлей. То по прямой шла и вот стала петлять, зигзаги делать.

Когда в комнату вошла мать, Айнур продолжала работать.

Она подошла к дочери, стала разбирать мотки цветной пряжи. Вот их пальцы соприкоснулись и мать, взяв тонкую руку Айнур, нежно ее пожала и выдохнула:

— Он уже жениха ищет…

— Я хочу учиться, мама.

— Знаю, доченька, но он не отступится… Не знаю, что и делать. Может в район съездить, есть там у меня верная подруга, посоветуемся…

— Съезди, мамочка, съезди, — прижавшись к матери, прошептала Айнур.

…Бекмурад, покрикивая на овец, медленно ехал на ишаке за колхозной отарой. Глаза привычно следили за овцами, а мысли, словно добрый ахалтекинец, неслись в голове. Разными дорогами в жизни приходится плутать, и скорость разная: то черепахой ползешь, то быстрее ветра мчишься! И дни, вроде, тянутся медленно, а годы летят как птица! Сейчас у Бекмурада была одна мысль — быстрее и выгоднее выдать замуж падчерицу! Жених уже есть на примете — из семьи приличной и сам при хорошем месте — продавец. Такой всегда при деньгах… С Энай справиться не трудно, вот с Айнур — посложнее…

За мыслями Бекмурад и не заметил как отара подошла к шлагбауму… Немалого труда стоило председателю колхоза получить разрешение на выпас колхозных отар вблизи границы. Уж больно там пастбища хороши! Много пришлось оформить разных бумаг, прежде чем лучшим из лучших чабанов разрешили пасти там скот. В первую очередь удостоился такой чести Бекмурад. Давно готовился к этому, даже активным дружинником стал.

Правда, беспокоился, когда документы ушли на проверку. Мало ли что раскопать могли? Потому что нет человека без греха, таким аллах его создал. Но не зря говорят: время все сглаживает. Давно уже отметили Акгоюн — торжество, что устраивают истинные правоверные в день своего шестидесятитрехлетия — возраста пророка Мухаммеда. Самого крупного белого барана зарезал в тот день Бекмурад, может быть впервые за долгую жизнь не поскупился на угощение, богатый той устроил. Не для кого-нибудь — для самого себя, для аллаха всевидящего, всемилостивого!..

Не прошло это торжество незаметным для аллаха: скоро Бекмурад получил разрешение пасти скот около границы. Большой радостью было это! И никто не догадывался, что строил Бекмурад в связи с этим немалые планы, на многое рассчитывал…

Мало было в последнее время радостей в жизни. Может быть мешало то, что скакун памяти, нет-нет да и уносил в солнечный день… Полвека прошло, но видно на всю жизнь врезался он в сердце. Тяжелым камнем висел на шее, заставлял вздрагивать при каждом стуке в дверь, опасливо коситься на незнакомых людей.

Память хранила все, словно вчера это было…