Светлое будущее

О СОВЕСТИ

— Ты напрасно в институте высказываешься о Солженицыне и Сахарове. Там и так ходит слух, что ты — их сторонник.

— Пусть ходит.

— Но ты же подводишь отдел. Я тебя взял как друга...

— А я тебя как друга предупреждаю: не намерен скрывать свое отношение к упомянутым личностям. Так что принимай меры. Я ищу место, но это не так-то просто. Делай, что тебе велит твоя совесть.

— Ты же не маленький, должен же понять...

— И ты пойми. Мы — пожилые люди. Еще немного — и нас нет. Не успеешь оглянуться. Что мы скажем себе в последний час? А ведь с этой последней мыслью мы и уйдем в вечность.

— Меня это не пугает. Надеюсь, меня свалит инсульт или инфаркт. Или впаду в старческий маразм. Так что мне будет не до этого.

— Расчет верный. А я так не могу. Я живу с мыслью, что вот-вот наступит мой последний час. С фронта отвыкнуть не могу. Есть, должно быть, в человеке такая штуковина — совесть.

Пошел ты со своей совестью в ж...у! Меня вызывают в ЦК. Знаешь, сколько «телег» на нас настрочили? Вам-то что! У вас совесть, видите ли! А у меня нет. Мне нужно бегать в дирекцию, из дирекции в ЦК, из ЦК в МК, из МК в Отделение.

— А ты плюнь, не бегай.

— Кто-то должен же бегать.

— Свято место не бывает пусто.

— Не бывает. Брошу я, придет подонок Васькин и разгонит вас всех.

— Бог даст день, Бог даст пищу. Докторская нам не светит, а в академию и подавно мы никогда не попадем.

Странно люди устроены! Что плохого в том, что я доктор? Что плохого, если меня выберут в членкоры? Я же больше добра людям сделаю!.. Так я думал, а где-то в самых глубоких закоулочках души шевелились другие мыслишки. Мол, вранье все это! Хочешь ты в членкоры попасть, и все тут! Да и как не хотеть! Положение. Почет. Квартира. Денежки. Распределитель закрытый. И все такое прочее. Ладно, не так уж я плох. Другие и в этом себе боятся признаться. И все-таки для науки лучше, если вы-берут меня, а не какого-нибудь Васькина. А чем ты отличаешься от Васькина в качестве теоретика марксизма? Не больше, чем рязанский клоп от тульского. Не строй иллюзий. Относись к своей работе как ко всякой работе, дающей средства существования, но не вкладывай в нее душу. Овчинка выделки не стоит.

С некоторых пор существование Антона меня начинает раздражать. Чем-то мешает мне жить. Совесть? Что это такое? Совесть для человека не есть нечто безусловное, говорил Антон (опять он!). Это — всегда какой-то другой человек, а не он сам. Может быть, поэтому у нас так панически боятся людей вроде Солженицына и Сахарова. Боятся обрести совесть, а не разоблачения. Разоблачение не мешает обычной жизни. Совесть мешает. Но с ней нельзя расстаться, если она в тебе когда-то заводилась. И я не могу расстаться с Антоном. Меня неудержимо тянет к нему. Я не могу прожить дня, не думая о нем. И вместе с тем у меня нет более острого желания, чем желание расстаться с ним. Поносят диалектику, а без нее ни на шаг. Вот вам пример: либерализм немыслим без своей противоположности — диссидентства, и наоборот. Противоположность либерализма у нас — не жесткий сталинизм, а именно диссидентство и оппозиция. Либерализм есть лучший смягченный сталинизм. Как видите, мы (либералы) и такое признать можем.