Светлое будущее

ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС

— Так тебя утвердили, — сказал Дима. — Прекрасно! Повезешь мое письмо. Обыскивать вас не будут. Опустишь там в почтовый ящик, и все.

— Подведешь ты меня под монастырь, — говорю я.

Письмо мне везти не хочется почему-то, но чувствую,что придется. Просто неудобно перед Димой, Антоном. И даже перед Тамарой, которая считает меня трусом.

— Ладно, — говорю я. — А что за письмо?

— Видишь ли, какое дело, — говорит Дима. — Сейчас по официальной почте получить приглашение из Израиля не так-то просто. Не пропускают письма. А в ОВИРе принимают только приглашения, полученные по почте. Вот я и задумал такую комбинацию. Пусть мне из Израиля пришлют несколько писем с подходящим конвертом (хотя бы одно дойдет). Любого содержания. Пусть пишут, что в Израиле плохо, пусть не советуют уезжать отсюда. А приглашение привезешь ты.

У меня, очевидно, стало такое выражение лица, что все захохотали.

— Да ты не бойся, — сказал Дима. — Пока ты будешь отстаивать чистоту марксизма и цитировать нашего вождя, все будет сделано наилучшим образом. Главное — опусти письмо. А приглашение тебе передадут так, что комар носа не подточит. Какой-нибудь просоветски настроенный западный марксист подарит тебе оттиски своих статей. Или что-нибудь другое.

— Ну и дела, — сказал я. — А ты, Антон, какое мне поручение даешь? Привезти твою статью, разоблачающую пороки советского общества? Или целую книгу?

— К сожалению, — сказал Антон, — я пока не сделал ничего стоящего. Но к следующей поездке...

— Следующей поездки не будет, — сказал я. — Эта последняя. Так что уж давай, что есть.

— Не торопись, — сказал Антон. — Еще не все потеряно. Некоторые шансы проскочить в членкоры у тебя есть. Придраться к тебе пока не к чему. Канарейкину ты нужен до зарезу, а он пока в силе. У него у самого скоро дела пойдут на спад, и он будет всячески тебя проталкивать как своего человека. Васькина не любят. Слишком уж он гнусен. Время его приближается, но еще не наступило в полную силу. Остальные конкуренты не в счет.

— Как сказать, — тихо заметила Наташа. — В таких ситуациях обычно вылезает самая незаметная серенькая безобидная личность.

— Наташка права, — сказал Дима. — Но шансы у тебя пока еще есть. Очень здорово, что у тебя в «Коммунисте» статья выходит.

— Ерунда, — говорю я. — Самая пустяковая холуйская и прохиндейская заметка.

— Не имеет значения содержание, — говорит Антон. — Важен сам факт публикации.

— А тебе-то от этого что? — говорит Тамара.

— Хочу, чтобы твой супруг стал академиком, — говорит Антон. — Во-первых, это мне выгодно. Защита. Потом — повезет мою крамольную книжку па Запад. А во- вторых, я же его все равно люблю. Ему приятно стать академиком. И мне это приятно.

Потом мы говорим о дефиците продуктов питания, о повышении цен, о глупостях нашей политики в Африке, о готовящемся процессе над Караваевым, о последних выступлениях Солженицына и т. п.

— Скажи, — спрашиваю я Диму, — ты окончательно решился? Но почему? Ты же тут отлично устроен. Квартира. Дача. Машина. Работа — не бей лежачего. Чего тебе еще нужно? Ты же не так уж молод, чтобы рассчитывать на что-то...

— Ты знаешь, что такое чудо-юдо? — спросил Дима. — Это — еврейский мальчик, принятый на мехмат МГУ в этом году. У меня ребята подрастают. Я не хочу потом думать, что если они не добьются успеха, то это из-за пятого пункта в анкете. Но между нами говоря, главное не в этом. Это — пустяк. Просто для меня дальнейшая жизнь здесь стала лично оскорбительной. И вовсе не потому, что я еврей, а потому, что я так и не смог стать до конца советским человеком. А раз возможность есть, почему бы не рискнуть? И кстати, еврейский вопрос в Советском Союзе основательно искажен. Никто не заинтересован, чтобы суть его стала ясной. Евреи заинтересованы в том, чтобы выглядеть просто гонимыми за то, что они евреи, т. е. быть просто жертвами антисемитизма. Выгоды от этого для них и на Западе и тут очевидны. Провалился парень на экзаменах из-за отсутствия способностей и знаний — еврей! Назначили на пост Иванова, а не Абрамовича — еврей! Знаете анекдот о том, как заика объяснял свой провал на конкурсе дикторов телевидения тем, что он — еврей? В этом большая доля истины. И власти наши заинтересованы в том, чтобы обсуждение еврейской проблемы не шло глубже вопроса о наличии или отсутствии антисемитизма. Они имеют в своем распоряжении мощные средства борьбы с обвинениями в антисемитизме. О каком антисемитизме может идти речь у нас? Возьмите Академию наук. Что пи физик или математик, то еврей. Возьмите кино, музыку, медицину, литературу... А между тем тут имеются две очень важные и глубокие проблемы, о которых все дружно помалкивают. Первая проблема — естественный процесс жизни, в котором малочисленный народ теряет былые преимущества и все более подпадает под действие общих законов советской жизни. Что я имею в виду? Сколько раньше было ученых, кафедр, профессоров, секторов, институтов, ансамблей, музыкантов, юристов и т. п.? А теперь? Милые мои, евреев просто численно уже не хватает, чтобы сохранить прежнее влияние и реализовать традиционно еврейскую солидарность. К тому же гигантская армия народов России поставляет уже достаточно большое число способных и образованных людей, успешно конкурирующих с евреями. Пусть процент таких людей не велик. Но абсолютная масса их огромна. И даже если еврейское население не ассимилируется прочей массой населения России за счет смешанных браков (между прочим, их очень мало; и вообще смешанные браки редкость; народы перемешиваются, но главным образом — путем перемешивания в пространстве и разрыва многих старых национальных связей), еврейское население ожидает весьма печальная перспектива: завести со временем такой же образ жизни, какой ведет в среднем русское население. А на этот естественный процесс накладывается другой — чисто социальный. Это — вторая проблема. Дело в том, что благодаря своей национальной солидарности евреи образовали в советском обществе множество неофициальных организаций, фактически противостоящих государственно-партийным организациям. И эта солидарность охватила значительную часть русского населения, в особенности — интеллигенцию. Вы же знаете, русский народ как великий народ не склонен к национальной солидарности такого рода, как еврейская. Скорее, наоборот, он склонен к национальной разобщенности, к взаимной неприязни, к взаимоотталкиванию. Качество, очень удобное для советского строя жизни. Стремление русской интеллигенции к объединению, зародившееся в прошедшую либеральную эпоху, реализовалось, что вполне естественно, через сложившуюся уже еврейскую общность. Любопытно, что именно космополитичные по идее евреи стали играть активную роль патриотов русской культуры, а русские интеллигенты в значительной части проявили космополитические тенденции — факт в пользу того тезиса, что тут сложилась проблема чисто социальная. Лишь в силу исторических условий эта проблема приобрела характер еврейской. Иначе говоря, тенденция либеральной советской интеллигенции к консолидации приняла форму еврейской проблемы. Ничего нет удивительного в том, что и крайнее проявление либеральных тенденций этой эпохи — диссидентство — приняло те же очертания. В результате никогда не прекращавшаяся борьба властей просто против диссидентов, оппозиционеров, недовольных и т. п., естественно, против питающей и охраняющей их либеральной среды превратилась в борьбу против евреев. Советский антисемитизм, дорогие мои, есть прежде всего борьба советских властей против социальной оппозиции, бьющая как следствие по еврейскому населению более явным образом, чем по русской интеллигенции. Это в перспективе более опасный враг коммунизма, чем евреи. Евреи в общем-то народ глубоко коммунистический.

Потом мы начали спорить об антисемитизме в населении. Некоторая ясность, наступившая после речи Димы, была утрачена. Мы переругались. Потом помирились. Потом выпили за то, чтобы Они все сдохли. Потом за то, чтобы ИМ БЫЛО ХУЖЕ.

По дороге домой Антон сказал, что у нас много важных проблем, которые мы не способны решить из-за нежелания добиваться крайней откровенности. Вот, например, в еврейской проблеме у нас есть такие аспекты, о которых все стыдливо умалчивают по тем или иным соображениям. Между прочим, и в идеологии бывает так. Попробуй скажи в среде наших оппозиционеров, что марксизм — серьезная штука. Засмеют! Попробуй скажи там, что тебе не нравится Солженицын как писатель. Заклеймят!

— Неужели Димка уедет, — сказал я. — Жаль. Очень жаль. Круг близких людей катастрофически сокращается.

Дома Ленка, зайдя поцеловать меня на сон грядущий, спросила между прочим, что такое интернационализм. Я начал было объяснять. Но она махнула рукой:

— Ерунда это все. Устарело. Интернационализм — это когда русский, грузин, украинец, чуваш, узбек и прочие собираются вместе и идут бить евреев.