Светлое будущее

О СОЦРЕАЛИЗМЕ

Опубликовали списки новых лауреатов Ленинской премии. По литературе премию получил, само собой разумеется, Малков. Как говорит Ленка, получил за идиотские стихи для детей грудного возраста:

И для детей младшего дошкольного возраста:

Но Малков — глава столичной многотысячной писательской организации. Так что тут все в порядке. Но то, что премию дали Хвостову, это объяснить никак невозможно. Раньше премии тоже давали не за талант и ум, а тем, кто хорошо служил партии и Советскому государству. Но давали тем, кто действительно лучше других служил. Давали задело! А теперь?! Хвостов — классический пример на этот счет. Премию ему дали за роман «Казаджикская степь», посвященный актуальнейшим проблемам нашей жизни: социалистического соревнования, личного и общественного долга, любви, семьи и т. п. в условиях развитого социалистического общества. Роман, как писали рецензенты, многоплановый. Полифонический даже, как романы Достоевского. Среди многочисленной дряни такого рода роман Хвостова нельзя выделить даже как средний. Даже Теща сказала, что это — жуткое барахло. Претензия малограмотного идиота обставить классиков. Очевидно (добавила Теща), У него есть рука Там. Наверняка чей-нибудь Ихний зять. Так нет же, я точно знаю, что нет такой руки. Это — фигура, подобная нашему Агафонову. И получил он премию именно за претензию бездарности выглядеть гением — за нечто глубоко враждебное всякому таланту.

В свое время, когда роман Хвостова вышел, он стал своего рода бестселлером. На черном рынке за него, говорят, платили как за книги Солженицына. Вся Москва издевалась над этой феноменально глупой и претенциозной книжкой. Выражения из нее гуляли по Москве на уровне анекдотов и образцов пошлости. Начинается роман с того, что по бескрайней Казаджикской степи мчится на машине главный герой романа — кандидат философских (!!) наук, согласившийся поехать председателем колхоза поднимать целину в Казаджикской степи. В наших философских кругах особенно потешались над тем, что герой — кандидат именно философских наук. Уж кто-кто, а мы-то досконально знали, что если индивид решил посвятить жизнь философии и тем более сумел стать кандидатом философских наук, то он по определению предназначен для иной жизни — всеми средствами вгрызаться в столичную или по крайней мере крупногородскую жизнь и пробиваться к самым вкусным местам общественного пирога, пожираемого всякого рода паразитами. Но как бы то ни было, наш герой директор-философ едет в машине и мечтает в таком духе. Нет, мол, ничего прекраснее на свете, чем Казаджикская степь. Куда ни взглянешь — ни бугорка, ни деревца, ни живой души. Лишь на мгновение иногда выскочит из норки суслик, встанет на задние лапки, взглянет на тебя с величайшим недоумением и тут же исчезнет. В небе ни облачка. Солнце печет так, что даже десяток ватных халатов и меховая шапка из молодого каракулевого барашка не в силах помочь тебе. Пот крупными каплями падает с кончика носа прямо в рот, приятными холодными ручьями течет по спине и по ногам в сапоги. И хочется одного: вскипятить котел родниковой воды, бросить в него горсть соли, листик зеленого чая и кусок свежего бараньего жира и пить, пить, пить... Но увы — дела.

Этому председателю-идиоту даже не приходит в голову задать себе вопрос: какой же это сверхидиот придумал бросить обжитые земли в европейской части России вблизи крупных городов и превращать эту степь, которая кормила миллионы голов скота и давала мясо, в бесплодную (в ближайшем будущем, как и предсказывали умные специалисты и старики) пыльную пустыню. И не будет ни хлеба, ни мяса, ни шерсти. Наша система, кстати сказать, обладает не только способностью поднимать страну до терпимого состояния из разрухи, но и доводить до состояния разрухи целые отрасли хозяйства (а Антон утверждает, что в тенденции — все хозяйство, что коммунизм вообще есть непрерывная борьба с разрухой и доведение страны до разрухи, что только капиталистическое «окружение» держит нас иногда на уровне). В книге Хвостова, надо признать, очень хорошо описана (помимо воли автора, он-то хотел сказать иное) эта слепая разрушительная сила системы — мания гигантских мероприятий и непреклонная «воля» в доведении их до конца, чего бы это ни стоило.

И далее герой пускается в длинные и нудные философские рассуждения о том, как плохо живут люди в Западной Европе и Америке. Книга вообще построена по модным когда-то западным образцам: главный герой и его оппонент едут в машине, предаются воспоминаниям и ведут дискуссию по острым проблемам современности: спать или не спать с невестой до регистрации брака, помогать детям устраиваться или нет, говорить людям правду о наших промахах или нет. Спутник — оппонент главного героя — попал в колхоз против своего желания, по распределению. Он — сын очень крупного чина. И незадолго до окончания института отца сняли с поста за какие-то бывшие прегрешения. У них отобрали шикарную квартиру. И аспирантура, как выразился сам оппонент, накрылась. Главный герой заметил по этому поводу, что так, мол, вам и надо. Хотя сам держал в Москве квартиру и собирался защищать докторскую. В практике нашей реальной жизни обычно на такие ура-патриотические шаги (вроде поездок на целину) шли крайне бездарные карьеристы, не рассчитывавшие иначе сделать очередной скачок в московской карьере.

Молодой специалист явно заражен западничеством, недоволен советским строем (поскольку его лишили благ цивилизации). Когда главный герой с цитатами из центральных газет (из рубрики «Их нравы») неопровержимо доказывает этому западнику, что на Западе люди страдают, последний заявил, что он страдает от того, что не может страдать так, как страдают на Западе. И главный герой точно определяет, кто такой этот молодой специалист: внутренний эмигрант. Это место книги — откровенный донос и провокация. Автор безапелляционно объявляет причиной нашего оппозиционерства всех родов (диссидентства в том числе) следующие факторы:1)молодежь не знает того, как плохо жить на Западе;2)молодежь не знает того, как хорошо жить у нас; 3) слушают иностранные передачи, читают иностранные книжки, общаются с иностранцами, ездят на Запад (но ведь там же плохо живут?!); 4) зажрались; 5) не чувствуют твердой руки; 6) слишком образованы (сейчас, мол, по-английски чуть ли не каждый пятый болтает, а раньше за это... сам понимаешь!..). И так далее в таком же духе. И автор устами героя вносит «обоснованное» рационализаторское предложение: трудовая повинность для всех в течение трех лет на великих стройках и вообще в «трудных» местах.

Потом машина останавливается: кончился бензин. Оказывается, молодой специалист забыл заправить бензобаки (вот она, поддавшаяся влиянию Запада молодежь!). Воды нет. Еды нет. До ближайшего населенного пункта километров триста, не меньше (за каким, спрашивается, чертом их сюда понесло?!). Молодой специалист струсил(?) и предложил идти пешком. Главный герой счел это дезертирством. Оказывается, они везли в соседний колхоз какую-то ценную дрянь. И если ее оставить без охраны, суслики съедят. Короче говоря, молодой специалист ушел, а герой остался охранять ценную дрянь от сусликов. Молодой дошел и спас свою шкуру (!!). Герой погиб — потерял сознание, и его загрызли суслики. Интересно, реальные суслики едят реальных кандидатов наук или нет? Надо спросить у Ленки. В результате молодой специалист терпит духовное банкротство. Его невеста отказывается выходить за него замуж и вступает в брак с главным героем посмертно. Это, несомненно, открытие не только в нашей, но и в мировой литературе. На месте гибели героя вырастает новый комфортабельный город, куда устремляется передовая молодежь. А хлеба в степи начинают собирать столько, что девать некуда, и приходится по дешевке продавать голодающим американцам. Как заметил один из рецензентов, тут во всей силе проявился один из важнейших принципов социалистического реализма — показывать жизнь в ее революционном развитии. Автор показал ближайшее будущее нашей деревни. И это — после наших скандальных закупок хлеба в той же «голодающей» Америке!

Ощущение такое, будто в глубинах нашей жизни постоянно производится тягучая, вязкая и липкая глупость. Она накапливается и затем начинает выпирать наружу и заполнять собою все поры нашего общества. И ничего ты с ней не поделаешь, ибо эта глупость есть естественный продукт нашей собственной жизнедеятельности.