Связанные

Глава 19. Связанные

Бравил жалобно заскулил; ответом стало вкрадчивое «ш-ш-ш», как если бы любящая мать хотела укачать дитя на руках. Цепкие пальцы погладили юношу по щеке, осторожно провели по губам, скользнули по подбородку, нащупывая горло — а затем резким движением сомкнулись вокруг шеи. Скулёж сменился сдавленным хныканьем.

Что-то шевельнулась за пазухой; холщовая рубаха натянулась, затрещала на груди — и разорвалась, выплёскивая наружу нечто тёмное и грязное, разливающееся по одежде, подобно чернилам. Ещё один рывок, и из прорехи вывалилось узкое плечо, обтянутое серой рваниной. Следом показалась болезненно худая рука, которая попыталась было опереться на землю — но тут же подломилась в локте, словно не выдержав веса собственного тела. Чернота, оказавшаяся копной спутанных волос, шевельнулась и поплыла вверх, превращаясь в пепельно-серое лицо с изуродованной, будто содранной со скулы, щекой и пустыми, бесконечно глубокими глазами, жадно впитывающими тусклый свет кристальной лампы. Неподвижный взгляд впился в Кристину; рах умолк и застыл, больше не обращая на мелко подрагивающего юношу ни малейшего внимания.

«Теперь спокойно, без резких движений», — Кристина глубоко задышала ртом и напрягла веки, чтобы случайно не моргнуть. Больше всего ей хотелось броситься наутёк, и оказаться как можно дальше от этого ненормального призрака с его больной фантазией. Возможно, она бы так и поступила, если бы в памяти не засела короткая, но ёмкая инструкция по общению с рахами, которую Хель, во время их первой встречи с этим призраком, сумела уложить всего в два слова: «побежишь — умрёшь». Вариантов оставалось не так уж много, в сущности, всего один: стиснуть зубы и смотреть, смотреть как можно дольше, потому что теперь, когда рах сосредоточился на ней, ему уже не отвести взгляда. Смотреть и надеяться, что остальным хватит времени, чтобы переварить это зрелище.

Несколько секунд потребовалось и самой Кристине, даже несмотря на то, что ей уже доводилось видеть нечто подобное на болотах. Затем она медленно выдохнула и изо всех сил распахнула глаза, чтобы случайно не моргнуть. Не то чтобы можно было всерьёз рассчитывать на победу в этой игре в гляделки, но грех было не воспользоваться заминкой, чтобы сориентироваться в обстановке. К тому же само появление раха, каким бы жутким оно ни было, вызывало немало вопросов. За минувшие дни Кристина не раз убеждалась, что эти призраки представляли собой рациональных и невероятно прагматичных существ — однако та же Хель, если уж собиралась напасть, ни в какой театральщине не нуждалась. Тогда для кого это представление?

«Понятно для кого», — нахмурилась Кристина. Со всех сторон её окружали гвардейцы: серьёзные, мрачно поигрывающие желваками и до скрипа стискивающие в руках оружие; ей даже не нужно было на них смотреть, она и без того была уверена, что они не отрываясь следят за каждым движением призрака. А ещё она отчётливо понимала другое: гвардейцы ждут. Пусть никто не сказал ни слова, не повернул в её сторону головы, не подал ни единого жеста и не издал ни звука — неважно! Они сделали всё, что могли, защищая её от оживших мертвецов, они готовы были сражаться с рахом, отдать свои жизни, если потребуется — всё ради того, чтобы дать ей возможность раз и навсегда покончить с этим чудовищем, потому что победить его самостоятельно никто из них не рассчитывал. Теперь её выход. Точнее — не только её.

Стоило осознать эту пугающую, но, в сущности, простую истину, и Хель восприняла это как сигнал к действию. Боковым зрением Кристина увидела, как по земле в сторону раха и его «избранника» змеится серо-зелёный туман, как он медленно сгущается, превращаясь в нечёткий человеческий силуэт; как кипящая полупрозрачным дымом рука постепенно утончается, принимая форму узкого клинка, и как тот медленно поднимается, изготавливаясь для удара…

— Не сейчас, — одними губами прошептала Кристина, всерьёз опасаясь, что такая мелочь, как Бравил, который по-прежнему оставался частью раха, Хель не остановит. Туман недовольно колыхнулся — но принял это пожелание к сведению и послушно замер. Замерла, прикусив язык, и сама Кристина, слишком поздно сообразив, к чему могут привести её неосторожные слова.

Последствия не заставили себя ждать: рах крепко сдавил Бравилу горло, заставив юношу умолкнуть, и, не меняя направления взгляда, медленно повёл подбородком из стороны в сторону. Кристина похолодела — неужели всё-таки заметит? Однако в тот самый миг из раха словно выдернули невидимый стержень: тело его обмякло, голова безвольно упала, спутанные волосы рассыпались по земле — и призрак, помогая себе длинными, неведомо когда отросшими когтями, неуклюже пополз вперёд. Другая рука, та, которая удерживала Бравила, вывернулась под неестественным углом и начала вытягиваться, сопровождая это жутким хрустом и пощёлкиванием. Если бы у раха были кости, можно было бы подумать, что их ломают и перемалывают между мельничными жерновами.

«Дай ей выбраться на открытое место, а потом делай что хочешь», — велела Кристина после того, как туманный силуэт плавно скользнул по направлению к призраку. Словно в ответ на эту мысль, рах зашипел и принялся энергичнее царапать когтями камни мостовой, с силой вырывая своё тело из воющего не то от боли, не то ужаса Бравила.

План действий сложился мгновенно, и был он прост и незатейлив: ввязаться в драку и попытаться её пережить, в то же самое время позволяя Хель делать своё дело. Однако прежде всего нужно было убедиться, что рах не прикончит своего помощника и благодетеля. Вряд ли «Другая» собиралась повсюду таскать Бравила за собой, значит достаточно будет просто её отвлечь, заставить переключиться на другую цель. Но как это сделать? Проще всего было бы ткнуть призрак копьём — хоть тупой стороной, хоть той, которая, по словам всё той же Хель, могла «причинять боль» — но от этой мысли Кристина почти сразу отказалась, сообразив, что, если подойдёт на расстояние удара, это вполне может стать последним, что ей доведётся сделать в этой жизни. Выход был только один, и Кристина не глядя потянулась к поясу. Метать ножи она не умела, но, к счастью, для того, что она задумала, ни особого умения, ни тем более точности, от неё и не требовалось. Размотав тряпицу, обмотанную вокруг лезвия, она вскинула оружие над головой.

— Эй, чучело! Я здесь! — звонко закричала Кристина и изо всех сил запустила ножом в приближающего раха.

Перед самым ударом призрак успел вскинуть голову и прожечь Кристину абсолютно чёрными глазами, а в следующее мгновение вся нижняя часть лица разорвалась, превратившись в отвратительную пасть; рах злобно зашипел и, не отталкиваясь от земли, бросился вперёд, одновременно отшвыривая Бравила в сторону, будто сломанную игрушку.

«Идиотка», — помертвела Кристина, которая ожидала от раха чего угодно, но только не такой прыти. На какую-то долю секунды застыла даже Хель, словно поражённая полным отсутствием у своей спутницы даже намёка на инстинкт самосохранения. И это, как теперь понимала Кристина, было недалеко от истины, потому что как ни старайся, а отскочить в сторону уже не успеть. Не придумав ничего лучшего, она упала на колено, втянула голову в плечи и выставила перед собой острие копья.

Сердце сжалось от ноющей боли, тяжелое древко едва не вывалилось из рук — и одновременно с этим бесформенная тень, сотканная из густого зеленоватого тумана, вынырнула из темноты и на бешеной скорости врезалась раху в бок. Удар оказался такой чудовищной силы, что на секунду Кристине показалось, что призрака сбил по меньшей мере двадцатитонный грузовик. Она ошарашенно моргнула, а когда вновь открыла глаза, чудовище почти полностью скрылось под пеленой бурлящего дыма. Быстро сгущаясь, он плотно прижимал яростно выбивающегося раха к земле. Из марева, словно из толщи воды, взметнулась нечёткая тень, стремительно обретающая человеческие очертания.

Рах угрожающе зашипел, изо всех сил рванулся вверх, словно рассчитывал дотянуться до горла, но тень оказалась быстрее: короткий встречный удар, и затылок призрака с хрустом влетел в мостовую. Замах — и узкий клинок чиркнул по камням, по тому самому месту, где ещё мгновение назад находилась уродливая голова. Рах исчез; в ту же секунду серо-зелёная тень беззвучно взорвалась, лопнула, словно мыльный пузырь, и мгновенно впиталась в окружающий воздух.

Кристина беспокойно заозиралась по сторонам, отчаянно прислушиваясь к ощущениям: теперь, когда рахи нашли друг друга, Хель должна находиться там же, где и её противница, так что её вполне можно было взять за ориентир. Однако седьмое чувство, благодаря которому Кристина почти всегда понимала, где находится привязанный к ней призрак, словно взбесилось — Хель была сразу повсюду.

«Наверное, что-то вроде дымовой завесы», — только и успела подумать Кристина прежде, чем увидела призраков вновь. Едва различимые в темноте, теперь они напоминали столбы абсолютно чёрного дыма, на первый взгляд хаотично двигающихся у самой границы между освещённой областью и ночной тьмой.

Кто-то из них — Кристина так и не смогла понять, кто именно — бросился вперёд, на ходу превращаясь в чудовище с гротескно вытянутыми конечностями и уродливой головой с мощными челюстями. Мгновенно сократив дистанцию, рах сделал глубокий выпад когтями, целясь своей противнице в живот; та легко уклонилась, скользнула в сторону, словно в надежде, что инерция удара потащит чудовище вперёд и это позволит зайти ему за спину. Однако именно этого от неё и ждали: рах мгновенно сменил направление атаки и ударил вновь, на этот раз в грудь.

От переизбытка эмоций Кристина, которая напряжённо ловила каждое движение, крепко стиснула копьё в руках и почти до крови закусила губу. Когти раха вспороли пустоту — тень вновь уклонилась, прогнувшись назад почти под прямым углом, после чего, словно сообразив, что выбраться из этого положения уже не сможет, расслабилась и позволила себе упасть на землю, где тут же рассыпалась на клочки тумана и впиталась в зазоры между камнями. Чудовище замерло — почти удивлённо, как если бы это движение нарушало некие неписанные правила. Откуда-то, словно со всех сторон сразу, раздалось злобное шипение, быстро сменяющееся странными низкими звуками, напоминающими клокочущую в котле смолу.

Одновременно с этим зашипела и Кристина — но не от разочарования от упущенной добычи, а от свербящей боли в сердце. Как только ощущение стало невыносимым, только что исчезнувшая было тень появилась снова — вынырнула из ниоткуда на высоте полуметра над головой чудовища и обрушилась на него сверху. Тонкое лезвие вошло в лопатку у самой шеи, легко прошло сквозь грудную клетку, рассекло живот и остановилось в районе поясницы. Затем оно развернулось в сторону и уверенно вспороло бок, вырезая из тела призрака огромный кусок и обнажая что-то, напоминающее непрозрачную пульсирующую сферу примерно на уровне груди.

Шипение раха сделалось громче и яростнее. Он попытался было использовать уцелевшую руку, чтобы дотянуться до своей противницы, но та без труда выскользнула из-под удара и быстрым, идеально выверенным движением отсекла чудовищу кисть, лишая последней возможности защищаться. Мгновенно переместившись в пространстве, она материализовалась у раха за спиной и одним ударом снесла ему голову — а затем замерла, словно художник, придирчиво оценивающий своё творение.

В тот самый момент, едва бросив взгляд на искромсанного, буквально разделанного на части раха, Кристина поняла: всё кончено. Какая разница, что из грудной клетки призрака — с той стороны, которая пережила встречу с Хель — уже вырвались тонкие полупрозрачные нити, и что они даже успели наметить контуры его будущего тела? Бесконечно плотная и жадно поглощающая любой свет сфера, которую Кристина сразу же назвала «чёрным сердцем», по-прежнему оставалась открытой, и Хель остановилась вовсе не для того, чтобы полюбоваться сотворённым ею ужасом — ей нужна была эта секунда, потому что права на ошибку у неё не было.

В ватной и почти осязаемой тишине Кристина слышала, как бешено колотится её собственное сердце, подступая почти к самому горлу. Она хотела было обратиться к Хель, поторопить, напомнить, что промедление может дорого им всем обойтись — но из пересохшей гортани вырвались лишь сдавленные хрипы. Однако Хель уже приняла решение; её кисть быстро меняла форму: с хрустом истончались и удлинялись пальцы, буквально на глазах обзаводясь длинными когтями — одного точного удара было недостаточно, и для окончательной победы нужно было в самом буквальном смысле вырвать раху сердце.

— E… E-esu!

От крика, испуганного, до пределов наполненного болью и отчаянием, заложило уши. Кристина обернулась и охнула, едва не выронив копьё: Бравил, о котором все и думать забыли, подхватил с земли нож — тот самый, которым она запустила в раха — обхватил рукоять обеими руками и с дикими воплями бросился к Хель.

— С… С-стой! — Кристина закашлялась. — Не лезь!

Однако было уже слишком поздно. Какой бы нечеловечески быстрой ни была реакция Хель, даже ей требовалось время, чтобы оценить угрозу и сообразить, что делать дальше; и этого времени, пусть даже какой-то доли секунды, когда её внимание переключилось на быстро приближающегося Бравила, оказалось достаточно, чтобы упустить момент. Кристина взвыла от досады — рах оправился от удара; пульсирующее сердце пропало из виду, надёжно укрытое заново воссозданным телом; воздух вновь наполнился угрожающим шипением и вязкими, булькающими звуками.

«Чёрт с ним, потом разберёмся, просто закончи начатое!»

Был ли этот немой призыв услышан, Кристина так и не узнала — да её это и не слишком интересовало, поскольку самое главное уже случилось. Хель словно очнулась ото сна и начала действовать — причём настолько быстро, что движения сделались почти неразличимыми, отчего происходящее напоминало покадровую съёмку.

Когти исчезли; пальцы сомкнулись, мгновенно вытянулись узким клинком. Бравил, не прекращая орать и размахивать руками, сделал большой скачок вперёд. Экономный замах; тычок, перерубающий ногу раха в колене. Юноша не слишком удачно приземлился; запнулся, едва не полетев головой вперёд. Серия ударов по конечностям, ровно в тот момент, когда призрак припал к земле — не для того, чтобы причинить ему хоть какой-нибудь вред, скорее, чтобы отвлечь, заставить тратить время и силы на восстановление. И наконец, когда Бравил почти навис над Хель с занесённым ножом — завершающий удар в голову и мощный пинок в грудь, отшвырнувший раха куда-то в сторону мастерских. Нож опустился, безо всякого сопротивления рассекая пустоту.

— Да чтоб ты сдох, сволочь! У неё же почти получилось! — Больше всего Кристине хотелось, чтобы кто-нибудь оторвал Бравилу обе руки, желательно сразу по плечи, но замерли даже гвардейцы, поражённые непроходимой глупостью и бессмысленностью его поступка. А уже в следующий миг, всеобщее внимание привлёк оглушительный треск и грохот — словно кто-то действительно додумался запустить слона в посудную лавку. Позабыв о растерянно хлопающем глазами сыне управляющего, Кристина бросилась на звук.

У мастерской развернулось настоящее сражение. Рахи отбросили всякую осторожность и выступили открыто — насколько это вообще было возможно для двух клочков тумана, то и дело сталкивающихся, смешивающихся и вновь разлетающихся в стороны, чтобы тотчас обернуться размытыми силуэтами, лишь отдалённо напоминающими человеческие, сойтись и обменяться стремительными ударами, а затем снова раствориться в темноте. Понять, кто побеждает, или хотя бы разобраться, кто есть кто, было совершенно невозможно.

Постепенно сражение всё больше смещалось внутрь; рахи всё чаще исчезали в стене, используя её то в качестве щита, заставляя когти или клинок увязнуть в деревянном брусе, то как оружие — огромную импровизированную дубину, о которую можно было расшибить голову противника. В какой-то момент призраки скрылись в мастерской окончательно — и в тот же миг всё утонуло в грохоте падающих на пол инструментов, бьющегося стекла, разлетающейся в дребезги посуды и злобного шипения, за которым Кристина с ужасом разобрала истошный женский крик.

Люди. Те самые, кому не хватило места ни в амбарах предместий, ни на торговых складах Формо, о которых никто не подумал, и которых не предупредили, что их дома в любую секунду могут превратиться в поле боя. Слишком слабые, чтобы дать призракам отпор, застрявшие между двумя огнями безо всякой надежды на спасение — сколько их ещё, тех, кто прячется по подвалам, на складах, в опустевших лавках и мастерских?

В единственное чудом уцелевшее окно ударили чем-то тяжёлым, торопливо провели по раме, очищая её от осколков слюды. Наружу на мгновение показалась женская голова в сбившимся набок чепчике, а затем и облачённые в серое платье плечи; женщина была не одна, поскольку кто-то явно подталкивал её сзади — и этот кто-то жестоко поплатился за свою доброту: чепчик и серую ткань платья щедро залило густой тёмной кровью. Крик превратился в нечеловеческий вой; что-то ухватило женщину за ноги и одним рывком утянуло внутрь. Отчаянный вопль оборвался, утонув в булькающем хрипе.

На миг всё стихло — затем в дверь мастерской ударилось что-то тяжелое, заставив доски застонать и с сухим треском дернуться на засове. За первым ударом сразу же последовал второй, после которого дверь попросту сорвалась с петель и вылетела наружу; следом, подобно столбу дыма и пламени из горящего здания, вырвались призраки. Прочертив в воздухе размутую дугу, они на огромной скорости врезались в землю, разлетелись в разные стороны, после чего плавно опустились на мостовую на некотором расстоянии друг от друга. Голова Хель безвольно скатилась на плечо, удерживаемая лишь тонким лоскутком кожи. Затем, словно что-то потянуло за ниточку, она короткими рывками потянулась наверх, пока, наконец, не заняла своё место.

Очередной раунд противостояния закончился, так и не выявив победителя.

— Nomi.

Кристина вздрогнула и резко обернулась. Говорил, без сомнения, Эйдон, и в голосе его не слышалось ни раздражения, ни гнева — только сухая категоричность и непоколебимая уверенность в принятом решении. Пусть даже в их ситуации это могло означать что угодно.

Всё прояснилось, когда Нильсем с готовностью направился в сторону Бравила: судя по решительному выражению лица гвардейца и по округлившимся от ужаса глазам юноши, «nomi» совершенно точно не означало ни «взять», ни «арестовать», ни даже «переломать ноги и бросить в ближайшей канаве». Встреча с Нильсемом не предвещала сыну управляющего него хорошего, да тот и сам не стал дожидаться развязки, только мазнул взглядом по лицам солдат, а затем, не найдя там ничего даже отдалённо похожего на жалость или сочувствие, загнанно попятился, выставив перед собой нож.

«Но нельзя же просто взять и…» — пронеслось у Кристины, которая даже не думала, что её пожелание исполнится так быстро.

Или всё-таки можно? Умом она понимала, что Эйдон принял самое рациональное решение: проще раз и навсегда избавиться от Бравила, чем постоянно следить за ним в ожидании очередного фокуса, за который кому-нибудь придётся расплатиться жизнью. С другой стороны, Хель ведь ясно объяснила, что рах может внушить слабому медиуму всё, что вздумается; например, что он владыка сит, разъезжающий верхом на магистре Йоде. Так что теперь, убивать его за то, чего он не может контролировать?

— Не надо! — Кристина рванулась было вперёд, чтобы встать между Бравилом и его палачом, но кто-то сразу же поймал её запястье и резко рванул назад, разворачивая к юноше спиной. Она ударила не глядя, больше от неожиданности, но неизвестный легко уклонился, схватил её за плечи и несколько раз с силой встряхнул. Когда мир, наконец, перестал дрожать, перед глазами возникло серьёзное лицо Мартона. Гвардеец сжал её ещё сильнее и отрицательно покачал головой.

«Решение принято, приказ отдан», — будто бы говорил он, и Кристина осознала, что спорить бесполезно. Хоть глотку сорви, объясняя, что есть другие способы, Бравилу, который, кажется, достал гвардейцев куда больше, чем могло показаться, это уже ничем не поможет. Одновременно с этим пришла и другая, не менее пугающая мысль: её они прикончат точно так же — по приказу. Без эмоций и без колебаний.

Вид подрагивающего в воздухе ножа, как и следовало ожидать, не произвёл на Нильсема ни малейшего впечатления, гвардеец лишь поудобнее перехватил меч и плавно двинулся по кругу, чтобы зайти сбоку. Бравил сцепил зубы и вскинул клинок над головой, всем видом показывая, что не намерен сдаваться так просто. Однако продлилось это недолго, и в самый последний момент, когда Нильсем уже замахнулся для удара, мужество оставило Бравила. С диким воплем он швырнул в гвардейца ножом — но действовал настолько неумело, что тому достаточно было сделать полшага в сторону, чтобы уклониться. Юноша мертвецки побледнел, сообразив, что защищаться ему больше нечем, а затем с невероятной прытью отскочил в сторону. Нильсем прыгнул следом, мечом рассекая пространство перед собой, но Бравил уже со всех ног нёсся вглубь посёлка, размахивая руками и сотрясая воздух истошными криками.

Нильсем цокнул языком и адресовал Эйдону вопросительный взгляд; но тот лишь коротко пожал плечами и жестом приказал гвардейцу оставаться на месте.

Хватка Мартона тотчас же ослабла, он даже вежливо склонил голову, словно извиняясь за грубость. Кристина рассеянно кивнула и обернулась к мастерской. Казнь наследника управляющего если и не отменилась полностью, то как минимум была отложена на неопределённый срок, так что этот вопрос можно было на время выбросить из головы. А вот от чего, как бы ни хотелось, отмахнуться не получалось, так это от быстро нарастающего жжения в животе и пока ещё редких, но уже не предвещающих ничего хорошего, спазмов в висках. Всё говорило только об одном: призраки вовсю готовились к бою.

Впрочем, не прочувствовав на собственном опыте, заметить надвигающуюся бурю было невозможно. Хель успела принять привычный облик и застыла, подобно восковой фигуре; рах, по-прежнему напоминающий гротескное чудовище с уродливой пастью и непропорционально вытянутыми конечностями, заканчивающимися длинными когтями, сгорбился напротив, спиной к двери. Единственное, что их объединяло — абсолютно чёрные глаза, будто бы впитывающие свет, и безграничное терпение, с которым они были готовы ждать подходящего момента. И такой момент предоставился им совсем скоро.

В разгромленной мастерской кто-то завыл — безумным, отчаянным воем, который заставил Кристину похолодеть и вжать голову в плечи. Следом раздался низкий рык, сменившийся прерывистым хохотом; с трудом верилось, что и то, и другое могла издать человеческая глотка. Раздался треск разбитой мебели, неровные шаги по хрустящим осколкам посуды и слюдяных окон и через пару мгновений из дверей вывалился абсолютно седой старик, с головы до ног покрытый уже начавшей подсыхать кровью. В одной руке он сжимал толстую трость, в другой небольшой топорик на длинной рукояти.

Гвардейцы закричали, призывно замахали руками, но старый мастер даже не посмотрел в их сторону. Налитые кровью глаза нащупали призраков; взгляд окинул спокойную и нисколько не удивлённую его появлением Хель — и старик в нерешительности остановился, тяжело привалившись к косяку двери. Лицо его на мгновение просветлело, приняло осознанное выражение — в тот момент Кристина готова была поклясться, что Хель почти незаметно покачала головой, словно желая предостеречь старика от опрометчивого шага. Тот с болью обернулся, в последний раз взглянул на что-то в темноте — а затем, отшвырнув трость и перехватив топор обеими руками, с дикими воплями побежал в сторону раха.

Кто-то из гвардейцев бросился наперерез, в несколько гигантских прыжков преодолевая половину расстояния до мастерской, но было слишком поздно. Лезвие топора, которое вот-вот должно было встретиться с затылком раха, отлетело в сторону, а вместе с ним — и отсечённые у локтя руки, по-прежнему цепляющиеся за рукоять. Призрак пропал из виду, оставляя вместо себя размытый кровавый силуэт; тщедушное тело старика взлетело над землёй, дёрнулось с жутким хрустом и обмякло бесформенным мешком, как если бы что-то разом сломало все кости до единой.

Кристина вскрикнула и прикрыла рот ладонью, бессильно наблюдая, как та же сила развернула мертвеца, и, выставила тело перед собой словно импровизированный щит. Миг спустя он на огромной скорости полетел в сторону приближающегося гвардейца, сбивая того с ног — странное, несвойственное раху проявление гуманизма, особенно на фоне печальной судьбы мастеровых. Однако почти сразу стало понятно, что призрак поступил так не в силу тяжёлого приступа милосердия, а из холодного расчёта и банальной нехватки времени.

Из мрака вынырнула густая бесформенная тень; на долю секунды она приобрела человеческие очертания, замахнулась клинком, вынуждая раха податься вперёд и подготовиться к обороне, а затем без следа исчезла, чтобы в тот же мгновение переместиться призраку за плечо, обозначить удар и вновь раствориться в темноте. Ещё замах, снова спереди, затем ещё один, теперь откуда-то снизу, прямо из камней мостовой, а за ним ещё, опять из-за правого плеча… В этот раз призрак решил не отсиживаться в обороне, а провести контратаку — за что тут же поплатился длинным разрезом от бедра до лопатки и едва уберёг голову, отпрянув лишь в самый последний момент.

Постепенно перемещения становились всё быстрее и хаотичнее, и самое главное — сложнее. Последнее Кристина полностью прочувствовала на собственной шкуре, охнув и едва не присев на землю, когда Хель попыталась провести несколько почти одновременных ударов сразу с двух сторон. В ответ рах взорвался, оборачиваясь столбом дыма, и попытался отступить, привычно растворившись в ночном воздухе — однако окружающее пространство, словно утомившись от подобного обращения, взбунтовалось и бесцеремонно вытолкнуло недовольно шипящего призрака обратно в реальность.

Кто-то одобрительно хлопнул себя по бедру; у Кристины вырвался вздох облегчения, стоило полной картине сложиться у неё в голове. В глубине души вновь затеплилась надежда, что вся эта история всё-таки может закончиться в их пользу.

С самого начала у Хель был хороший, рабочий план: напасть из засады, нанести раху как можно больше повреждений, чтобы ввести в состояние, которое у этих существ может служить аналогом болевого шока; а затем вырвать сердце, разом покончив с угрозой. Собственно, первые этапы этого плана были разыграны как по нотам, и если бы не вмешательство — вернее, помешательство — Бравила, из-за которого всё пошло наперекосяк, то рах давным-давно бы «навсегда исчез из этого мира» — и из всех остальных заодно.

Затем сражение скатилось в ничью — то есть, как ни странно, к своему нормальному состоянию. Кристину только что посетила мысль, что единственная причина, по которой эти призраки умудрились относительно мирно поделить между собой лес и болото, заключалась в том, что за всё время им так и не удалось прикончить друг друга. А они наверняка пытались, и не раз, причём со всей свойственной их виду обстоятельностью и упёртостью — другой разговор, что в том лесу не так-то просто найти что-нибудь, что позволило бы качнуть чашу весов в свою сторону, вроде пары гвардейцев и заплутавшей путешественницы между мирами.

Вспомнив о гвардейцах, она скользнула взглядом по сторонам. Из полумрака поочерёдно показались лица Эйдона и Мартона, оба по-прежнему не отходили от неё ни на шаг. Затем настал черёд долговязого Вильёна, который успел выбраться из-под тела старого мастерового и благоразумно не стал задерживаться рядом с призраками; и Нильсема, до сих пор караулящего главную улицу Формо. Анор замер в воротах, лицом к предместьям, с гигантским молотом наперевес высматривая последних «серых». Все они, кроме последнего, напряжённо следили за схваткой, но вмешиваться в неё, само собой, не спешили, здраво рассудив, что их задача — прикрывать свою подопечную и не мешать призракам разбираться между собой.

Итак, помощи от гвардейцев ждать не приходится, всерьёз рассматривать Кристину в качестве настоящей боевой единицы может только неизлечимый сумасшедший — и что в таком случае остаётся? Остаётся последний козырь, который теперь вовсю разыгрывает Хель: ей, в отличие от своей противницы, не нужно экономить энергию, так что она может продолжать свои эксперименты с прикладной телепортацией хоть несколько суток кряду. Заодно, чередуя ложные удары с настоящими, можно запутать противника, загнать его в глухую оборону, подавить и лишить инициативы, чтобы в конце концов вымотать и заставить совершать ошибки. И судя по тому, что раху уже не удавалось провернуть свой любимый трюк с исчезновением, эта тактика работала.

На всякий случай Кристина опустила копьё, отгораживаясь широким наконечником: рах вполне мог сообразить, откуда Хель черпает дополнительную энергию, и попытаться уравнять шансы. Однако, стоило ей поднять глаза на развернувшуюся схватку, как стало понятно, что вероятность такого исхода стремительно приближается к нулю.

Рах потерял последние человеческие черты и теперь напоминал болезненно исхудавшую собаку на тонких, как спички, лапах, с вытянутой мордой и уродливой пастью, напоминающей одновременно клюв осьминога и присоску пиявки. Время от времени он пытался ухватить Хель, возникающую то с одной, то с другой стороны, но её перемещения были слишком быстрыми и непредсказуемыми, а удары, которые всё чаще становились настоящими, заставляли его шипеть от бешенства подобно клубку разъярённых змей и медленно отползать в темноту.

Неожиданно поведение раха неуловимо изменилось, словно очередной удар, вырвавший изрядный кусок из его головы, сломал какой-то незаметный, но очень важный механизм. От былой осторожности не осталось и следа: на миг призрак вернул свою прежнюю, почти человеческую форму, вытянул когти, распахнул усеянную острыми клыками пасть и бросился вперёд, вложив в эту последнюю, отчаянную атаку всю свою ярость и оставшиеся силы. Хель, которая, как могло показаться, даже опешила от такого подарка судьбы, слегка опустила кончик клинка, приготовившись к контратаке.

Когти и клинок беззвучно встретились в воздухе, но не столкнулись, а прошли насквозь — обессилевшему призраку попросту не хватило энергии, чтобы создать хоть сколько-нибудь надёжную преграду. В то же время Хель явно считала его когти достаточно опасным оружием, а потому не стала испытывать судьбу. Как только призрак полностью втянулся в атаку, она даже не попыталась уворачиваться или парировать, а привычно ускользнула, растворившись в ночной мгле.

Однако не успела Хель возникнуть в полуметре над головой раха, явно намереваясь, как в самом начале их поединка, вновь обрушиться на противника сверху и решительным натиском закончить сражение, как случилось то, что до сих пор казалось уже невозможным — рах исчез, превратившись в размытое облако тумана, почти неразличимое в темноте. Туман припал к земле, сгущаясь и сжимаясь тугой пружиной, — и выстрелил вверх, навстречу приближающейся сопернице. Та попыталась было увернуться, переместиться в пространстве, но призрак действовал слишком быстро: удар, нанесённый со сверхъестественной точностью и силой, попал в цель ровно в тот момент, когда Хель уже почти растворилась в пустоте.

В тот же миг её тело, хрупкое и почти невесомое, яростно швырнуло о землю, где густой чёрный туман мгновенно опутал его со всех сторон, не позволяя пошевелиться. Правая рука, оканчивающаяся опасным клинком, вывернулась под невозможным углом и сломалась сразу в нескольких местах; голова исчезла, оторванная и отброшенная в сторону. Когтистая лапа взмыла вверх — и резко опустилась, проламывая грудную клетку. Одновременно с этим, когда уже казалось, что хуже стать просто не может, со стороны ворот послышался тревожный бас, сигнализируя, что совершенству всё-таки нет предела, и что «серые» сумели преодолеть расстояние отделяющие предместья от посёлка.

«Она всё рассчитала!», — только и успела подумать Кристина прежде, чем ослепительная вспышка боли полностью очистила сознание от любых мыслей. Она судорожно схватила ртом воздух, чувствуя, как что-то погружается в её собственное тело, разрывая грудную клетку и мучительно выворачивая рёбра. Словно издалека до ушей донеслись отрывистые голоса, топот ног и глухой лязг металла; кто-то подхватил её под мышками и осторожно усадил на землю.

Едва почувствовав под собой твёрдую опору, Кристина собрала волю в кулак и заставила себя открыть глаза — и тут же зажмурилась снова, увидев, как огромный молот в руках Анора разносит голову одного из поднятых «серыми» мертвецов. Тем не менее она успела уяснить две вещи. Первое: «серые» всё-таки добрались до Формо, что означает, что гвардейцы, которые и раньше не спешили вмешиваться в поединок двух призраков, теперь попросту не смогут этого сделать, даже если очень захотят. И второе: её усадили лицом к воротам, следовательно, необходимо каким-то образом развернуться, чтобы сориентироваться в обстановке и понять, насколько всё плохо.

Неожиданно боль снова напомнила о себе, без остатка заполняя сознание и проникая в каждую клетку тела; так могла бы чувствовать себя винная пробка, когда в неё ввинчивается штопор — или человек, которому не повезло стать жертвой раха. Единожды испытав это ощущение, его уже невозможно забыть. Значит, времени оставалось совсем немного.

Кристина тряхнула головой и глубоко задышала ртом; стало немного легче. Однако развернуться в обратную сторону оказалось не так-то просто, поскольку непослушное тело, раздираемое на части, наотрез отказывалось подчиняться. Тогда она изо всех сил качнулась и повалилась на землю, чудом успев прижать подбородок к груди, чтобы не разбить затылок о мостовую.

Перед глазами предстал перевёрнутый мир, в котором разворачивалась пугающая картина. Хель деформировалось и теперь медленно проваливалось внутрь, как если бы какая-то сила сминала его подобно комку бумаги. Поверх растекалось грязное чернильное пятно, то и дело раздувающееся липкими пузырями; в груди зияла огромная дыра, в которую грубо протискивалась когтистая лапа, орудующая словно бы сама по себе. Лицо Хель, однако, оставалось совершенно безмятежным, как если бы это не её методично разрывали на куски; только искалеченная рука отрывисто дёргалась из стороны в сторону — несмотря ни на что Хель упрямо искала свою противницу.

«Нужно её вытаскивать». — сцепив зубы, Кристина рывком оторвала налитое свинцом тело от земли и перевернулась на живот — а затем обессилено растянулась на земле, жадно хватая ртом воздух. У ворот всё нарастая, раздавались звуки боя — кричи не кричи, гвардейцы слишком заняты, чтобы помогать ещё и ей, так что кроме себя самой рассчитывать не на кого. С этой мыслью она заставила себя подняться, кое-как удержалась на трясущихся коленях; подтянула к себе копьё и на четвереньках поползала в сторону призраков.

— Эй ты, иди сюда, кое-что покажу! — хрипло позвала Кристина, с трудом узнавая собственный голос. Всё без толку — два раза на один и тот же трюк рах попадаться не собирался. Нужно было что-то другое, что-то новое, такое, чего он не ожидает и к чему не успеет приспособиться — но что?

Ответом стало невыносимое жжение в груди; одновременно Хель задёргалась в судорогах, а та её часть, которая раньше была ногами, рассеялась, как если бы ей вдруг стало сложнее поддерживать исходную форму, а потому её срочно понадобилось избавиться от всего лишнего. В то же самое время рах начал медленно материализовываться, вновь обретая человеческие очертания.

«Так вот что ты делаешь!» — Кристина даже замерла от внезапного понимания. Однако развить мысль она не успела: после нескольких дёрганых попыток Хель всё-таки сумела найти призрака кончиком клинка и тотчас же погрузила его в противника. Кристина шумно втянула воздух ртом, чувствуя, как с груди свалился тяжеленный камень.

Всё встало на свои места.

Нужно было отдать ему должное: призрак отлично усвоил урок и обратил против Хель её же собственную тактику. Правда, вряд ли предполагалось, что той удастся сопротивляться — хорошо всё-таки иметь «резервное питание»! С другой стороны, раха это не слишком огорчило, достаточно было провернуть подсказанный всё той же Хель фокус с истощением, пусть и исполненный гораздо прямолинейнее — другим словами, просто начать выкачивать из неё энергию.

«Точнее, из нас обеих, — поправилась Кристина — А теперь они как два вампира, одновременно сосущие друг из друга кровь».

Сообразив, что вечно так продолжаться не будет, она активнее задвигала руками и ногами, чтобы побыстрее добраться до застывших призраков. Особого плана, как всегда, не было — только надежда, что удастся сымпровизировать по ходу дела. Однако план и не понадобился, поскольку как раз в этот момент Хель решила не оставаться в долгу и охотно продемонстрировала своей противнице, что быстро учится и моментально приспосабливаться к новым условиям умеет не только она.

От мучительной судороги перехватило дыхание. Рёбра сдавило тисками, огнём обожгло живот — так быстро и неожиданно, что Кристина по инерции полетела вперёд и плашмя растянулась на земле. Тело стрельнуло резкой болью, словно от макушки до пяток сначала протянули несколько толстых проводов, а затем подали напряжение. Перед глазами заплясали мушки, после чего зрение и вовсе пропало, выключилось, подобно перегоревшей лампочке.

Мир погрузился в густую, обволакивающую темноту, и Кристина приняла её почти с радостью, в надежде, что это ненадолго позволит ей отгородиться от боли, а заодно и от спятивших призраков, которые даже не думали останавливаться. Однако время шло, а лоб по-прежнему давил на запястья, колени упирались в жёсткие камни мостовой; кости методично выкручивало из суставов, а затылок пекло, как будто к нему приложили раскалённый утюг. Кристина судорожно вскинула голову и обнаружила, что темнота больше не была однородной.

В глубине, там, где оставались сцепившиеся мёртвой хваткой призраки, поселилось нечто пугающее. Тьма обрела форму, сделалась массивнее, очертила свои границы, превратившись в два бесконечно плотных сгустка материи, настолько непроницаемо чёрных, что даже темноту на их фоне вполне можно было принять за тусклый свет. Они казались неподвижными — но в то же самое время вокруг двигалось само пространство, медленно закручиваясь и неумолимо втягиваясь внутрь. Подобно чёрной дыре тьма с жадностью пожирала всё, до чего могла дотянуться, включая свою точную копию — и та отвечала ей полной взаимностью.

Постепенно глаза привыкли к темноте, позволяя Кристине заглянуть глубже и обнаружить детали, о существовании которых она не могла и догадываться. Пространство расчертили мириады тусклых серебряных нитей, невесомой паутиной оплетающих одного из призраков. Она проследила за ними глазами, и взгляд привёл к её собственному телу, заставив боязливо вздрогнуть от неожиданности. Нити были везде: врезались в кончики пальцев, толстыми пучками цеплялись к запястьям, забирались под ворот стёганой куртки, где наверняка дотягивались до сердца и уже оттуда бежали ниже, к животу; они оборачивались вокруг шеи, уходили под волосы и поднимались к затылку — грязная, запутанная сеть, в которой оставалось только беспомощно барахтаться без какой-либо надежды вырваться.

Прочные узы, связывающие её с Хель, перестали быть абстракцией и обрели почти физическое воплощение. Какое-то мгновение Кристина пыталась осознать эту мысль, пока странное видение не затянуло её ещё глубже, открывая новые подробности её незавидного положения. Голод раха оказался абсолютно реальным: вдоль каждой нити в сторону пожирающих друг друга сгустков тьмы двигались крохотные серебристые искорки. Погружаясь, как горящая спичка в воду, они питали сначала один сгусток тьмы, а затем и второй, чтобы вновь вернуться к первому, и запустить этот чудовищный круговорот заново. И аппетиты призраков только росли: постепенно серебряных искр становилось всё больше и больше, бег их ускорялся, а сияние становилось всё ярче, и совсем скоро Кристина уже не видела ничего, кроме ослепительного свечения.

Вдруг сияющий поток остановился; подобно морскому приливу хлынул вперёд и тут же обратился вспять, словно в нерешительности не мог выбрать верное направление. Заминка продолжалась не дольше вдоха, словно неведомая сила, вмешавшаяся в движение энергии, пыталась разобраться, как ею управлять, после чего светящиеся искры уверенно побежали назад. Сгусток тьмы, не опутанный серебряной паутиной, беспокойно колыхнулся, заметался в агонии — в ту же секунду Кристина ощутила, как дугой выгибается позвоночник, как судорогой сводит пальцы и как ногти до крови впиваются в ладони. Её рвануло вверх; швырнуло набок; придавило лопатками к земле; глаза обожгло ослепительным светом, выбивающимся из груди и уходящим вверх, в бескрайнюю и беспросветную темноту, в которой с трудом угадывалось ночное небо.

Сколько продолжалась эта иссушающая, сводящая с ума пытка, Кристина не знала: все привычные ощущения испарились, выгорели дотла и развеялись по ветру, оставляя лишь пустую безжизненную оболочку. Однако желанного облегчения не наступило: освободившееся пространство тотчас начало заполняться чужими эмоциями, хлынувшими, словно селевой поток. Первой пришла всепоглощающая тоска, краткий миг беспросветного отчаяния и безысходности, за которым последовало глухое раздражение, быстро сменяющиеся неукротимой яростью и удушающей ненавистью ко всему живому.

В этот момент до Кристина с запозданием дошло, что она кричит — нет, орёт, пытаясь избавиться от переполняющих её чувств. Но сколько бы она ни старалась, как бы сильно ни срывала связки, ярость и ненависть не уходили. Напротив — они захлёстывали всё сильнее, просачиваясь в каждую пору, заполняя лёгкие, выдавливая последние остатки разума.

— Хватит! — задыхаясь от невыносимой боли и ярости, прохрипела Кристина. — Перестань!

Ответа не последовало. Судороги приходили одна за другой. Сердце выскакивало из груди, живот горел так, как если бы внутрь поместили раскалённые угли. Кончики пальцев саднили свежими ожогами, в нос ударил тошнотворный запах палёных волос.

«Хватит», — слабо взмолилась Кристина, уже безо всякой надежды достучаться до Хель. Она уже догадалась, что эта сумасшедшая нашла способ выкачать из раха всю доступную тому энергию, а всё, что не сумела поглотить — направила в обратную сторону, используя Кристину, как своего рода заземляющее устройство. В последние мгновения её угасающее сознание утешалось лишь тем, что это не может продолжаться слишком долго, и совсем скоро закончится самым естественным образом.

Неожиданно сознание заполнилось оглушающей тишиной — ни злобы, ни ярости, ни ненависти, словно кто-то обрубил провода, разом отсекая Кристину от призраков. Воздух завибрировал, что-то чёрное пронеслось перед взором; но у неё уже не осталось сил выяснять, что случилось. Хотелось только одного — чтобы блаженное небытие продолжалось как можно дольше.