120 миллиметров между нами

Глава 5

Через две недели дядя Олег сообщил, что забирает Сашу с собой в Лондон. Он предложил ему пройти обучение у себя в адвокатской конторе, а когда тот встанет на ноги, предать ему управление отцовской конторой, уже не в роли желторотого выпускника без реального опыта работы, а как солидному юристу.

Переоформив адвокатскую контору брата временно на себя и назначив исполняющего обязанности директора, а так же начав подготовку оформления наследства на Сашу, он действительно увез его на всем известный остров.

Как же было непривычно и тяжело выходить из дома на лестничную площадку, осознавая, что ты не наткнешься на соседей, что стали тебе родными. Не сможешь с ними перекинуться парой слов, заглянуть к ним на пять минут, чтобы просто посидеть, поболтать, даже банально похвастаться своими успехами на работе, либо и вовсе выговориться. А ещё не увидишь того, о котором думаешь каждый день. Всё это стало в одночасье недоступно.

Я ощущала одиночество везде. На работе, скучая по Саше и сожалея, что не смогу вечерком пойти с ним в кафе или парк, на балконе, где мы порою переговаривались с ним, даже у себя в комнате лёжа на кровати, когда я с тоской постукивала по стене, понимая, что никто не ответит мне на моё сообщение.

Конечно, мы с ним созванивались, хоть и не часто, ведь международные разговоры были безумно дорогими, даже переписывались в соцсетях, но это всё было не то.

Из Сашиных сообщений я знала, что он был личным помощником дяди, сопровождал его на всех делах. Контора предоставляла услуги наёмных солиситоров, в чьи обязанности входила подготовка материалов к судебным заседаниям. Дядя Олег отличался от своих подчинённых не только своим статусом, как их шеф, но и тем, что был в прошлом барристером – адвокатом суда, а теперь сложил свои полномочия, спустившись на ступень ниже, дабы взять управление конторой своего отца, ведь барристеры – не наёмные работники. Но он стал солиситором-адвокатом, и, в отличие от своих подчинённых, мог представлять дела клиентов в суде, пусть и не на равных с барристерами.

Выполняя свою работу, он крепко занялся племянником, решив обучить того всем аспектам работы так, чтобы тот мог как консультировать административные вопросы, так и суметь отстоять мнение своего подзащитного в уголовном процессе. А как лучше всего получить знания? Верно, на практике. Олег Семёнович твёрдо решил, что его племянник должен стать хорошим адвокатом за рубежом, а с опытом уже сможет справиться с делами и у себя на родине.

Сашка почти каждый день жаловался, как мучает его дядя. Тот гонял его с утра до вечера, прогоняя с ним кодексы двух стран так, что потом Саша, как он писал, приползал домой, засыпая прямо в рабочем костюме. У него не было выходных. В будние дни по утрам он ехал в офис и занимался бумажной работой, после обеда сопровождал дядю на консультациях и в суде, вечерами его опрашивали, как какого-то студента, по кодексам. В субботу и воскресенье ему тоже не давали расслабиться, заставляя заучивать статьи и кодексы Англии и Уэльса, а потом на десерт повторяли наши родные, российские. Но Саша старался и учился добросовестно.

Ему предстояло получить разрешение на работу в Великобритании. Вскоре, после сдачи языка, он прошёл первый тестовый экзамен, с довольно неплохими результатами, которыми сильно гордился, пусть дядя и сделал ему выговор, что можно было постараться и лучше. Ещё через полгода был сдан и второй экзамен, которого так ждал и одновременно так боялся Саша. Ему предстояли несколько дней работы, чтобы доказать, что он не просто тупо заучивал всё кодексы, но и способен ими воспользоваться на деле. Его не столь страшила письменная часть, где предстояло заполнять документы, сколько устная, а именно: постановочное выступление. Ему предстояло беседовать с «клиентом» и подготовить после этого материалы для защиты интересов в «суде». Конечно, как и ожидалось, со всем он справился великолепно, однако это не могло мне вернуть тех часов, что я потратила на переписку с ним, силясь успокоить его, заверяя, что всё пройдёт хорошо. В жизни малоразговорчивый друг был самой настоящей тараторкой в сообщениях, словно у него внезапно прорвало речевую трубу, и поток слов, сдерживаемых долгие годы, наконец-то вылился в текстовые сообщения.

Я похвалила Сашу за великолепные результаты экзамена, но моя похвала меркла на фоне более значимого события. Особым достижением стало то, что его похвалил сам Олег Семёнович!

Выступление было самой сложной частью экзамена, с которой способен справиться далеко не каждый. Я не сильно вникала в суть, но основное в Сашином рассказе уловила: у многих адвокатов свой подход к делу, и, зачастую, «выбивая» конкретную информацию из клиента, они упускают важные мелочи, что и становится ошибкой.

После успешной сдачи, Саша вступил в адвокатскую коллегию, примкнув к одной из четырех палат, в которой числился и его дядя.

Если свою карьеру в Англии он начал с обычного исполнителя, занимающегося лишь заполнением бумаг, пусть и не совсем легально без официального на тот момент статуса, но под боком у родственника, то теперь он стал солиситором, который мог на законных основаниях вести подготовку дел. Саша говорил мне, не скрывая огорчения, что как солиситор он не может в полной мере участвовать в крупных судебных делах, но зато он напрямую общается с клиентами, собирая всю необходимую информацию для барристера.

Меня уже тогда сильно поражали отличия между порядками в наших судах и у них. Слишком много отличий.

Солиситоры действительно занимались решением широкого круга вопросов, как консультируя, так и подготавливая клиента к слушанию. Стоило Саше лишь немного втянуться, привыкнуть к новой должности и обязанностям, научиться планировать время так, чтобы ещё и на отдых немного хватило, как от его родного дяди последовал очередной вдохновительный пинок. Тот решил, что эта ступень уже пройдена и пора перейти к главному – становлению барристером.

Клянусь, в тот момент я была полностью солидарна с другом, что доверительно сообщил мне, как сильно желает придушить единственного родственника. Я была готова специально вылететь в Англию, чтобы собственноручно помочь ему в этом.

Если для Саши переквалификация означала новое заучивание кодексов, вновь подготовку и ночи без сна, то мне же предстояло вновь быть ему личным психологом, если уже не психотерапевтом.

Начался новый «весёлый» год вдали друг от друга.

Когда же, спустя кучу нервов, он получил новый заветный статус и стал чуть выше своего дяди по статусу, всё вздохнули с облегчением. Теперь он мог не собирать и передавать информацию, а брать и использовать её в суде. А когда он получил своё первое настоящее дело, я радовалась вместе с ним, ведь его сторона в бракоразводном процессе выиграла.

Но помимо радости были и волнения. Особенно, когда ему впервые дали дело об убийстве. Он вообще старался избегать уголовных дел, и я понимала его страх. Страшно провалиться, когда твой клиент ложно обвинён, но ещё страшнее и тяжелее, когда оказывается, что ты должен выгораживать реального преступника. Именно на той почве у нас с ним однажды, ещё когда мы все решали куда поступать, возник конфликт. Именно эту истину я пыталась втолковать ему в его чугунную башку, пытаясь объяснить, что адвокат защищает своего подзащитного вне зависимости убийца тот, или прилежный семьянин. Беспристрастное оказание защиты и смягчение приговора, даже если тебе самому хочется, чтобы эта тварь в человеческом облике сгнила в тюрьме. Саша тогда лишь отмахивался, говоря, что станет либо адвокатом по административным правонарушениям, либо по гражданским делам, в крайнем случае, налоговым, но кто же знал, что жизнь так обернётся, и дядя решит сделать из него юриста общей специализации? Сейчас друг вспоминал мои слова, раскаиваясь, что тогда смеялся над ними.

***

Шли месяцы, потом годы, а о Сашином возвращении не было и слова. Он постоянно твердил, что дядя считает, что племянник ещё не освоил все премудрости профессии, и пока не может руководить. Друг безропотно соглашался, а я всё ждала. За пять лет он так ни разу и не прилетел в Россию, говорил, что ему пока слишком больно возвращаться, да и времени совсем нет, и я не винила его.

***

Был обычный августовский день, вернее, уже вечер. Уставшая и злая я тащилась домой после работы, проклиная менеджера, за абсолютно идиотское составление графика работы.

Отработав три года на фабрике, я перешла в отдел маркетинга крупной сети супермаркетов. Изначально, мне показалось, что это лучший вариант: много товара, соответственно, много рекламы и, как результат, много работы и денег. Мне эта цепочка казалась такой простой и правильной, что я, очертя голову, кинулась в эту сеть в прямом и переносном смысле. Это было крупной ошибкой. Да, работы действительно было много, даже слишком, а вот денег слишком мало. Сидя на фабрике и выполняя работу лишь перед демонстрациями новых коллекций четыре раза в год, я зарабатывала больше, чем тут, работая от рассвета до заката. Было обидно, но я сама сглупила, из-за чего должна была отмучаться по контракту ещё полтора года.

Подъезд встретил меня своим холодным дыханием с лёгким запахом подвала, укрывая от духоты летнего вечера.

Тяжело вздохнув, я уже собиралась начать свой героический подъем по лестнице, ведь утром лифт не работал, но лень и отсутствие горячей любви к спорту заставили меня проверить: вдруг починили? И чудо свершилось: что-то буркнув на верхних этажах, лифт с тихим шебуршанием пополз ко мне.

Поднимаясь в кабине на свой этаж, я размышляла: писать Саше сейчас либо после ужина. А может, лучше вообще завтра? У него же ещё рабочий день.

Додумать мне не дал лифт, хрипло оповестив меня о прибытии на нужный этаж и распахнув с грохотом двери. Я вывалилась из кабины, но так и застыла на площадке. Прямо перед моей дверью тусовался незнакомый тип под два метра ростом с коротко стриженными тёмными волосами. Он стоял ко мне спиной, и я могла оценить разворот его крепких плеч, обтянутых чёрной кожей косухи.

Такого шкафа я точно не знала и, признаться, даже перепугалась. Родителей дома не было, они уехали в отпуск на дачу, собирать огород, бабушка Кира, что жила в двушке около нас, лежала в больнице, соседи из отзеркаленной двушки выселились три месяца назад, и квартира пустовала, а Скворцовы… тут и так всё ясно, так что рассчитывать на защиту я не могла. Надеясь так и остаться незамеченной, ведь этот бугай уткнулся в телефон и не услышал лифт, как и не заметил меня, я тихо сделала шаг назад в сторону лифта, рукой судорожно обшаривая стену в поисках кнопки, но именно в этот момент незнакомец словно бы что-то почувствовал и обернулся ко мне. От страха моё сердце пропустило удар, но уже в следующее мгновение я с визгом в два прыжка преодолела расстояние и накинулась на мужчину, душа того в объятиях.

- Сашка!! Поверить не могу! Ты? Действительно ты?!

Подхватив, мужчина закружил меня в объятиях, словно моя тушка была весом с пушинку.

- Привет, Колючка, - бережно придерживая мою спину, ответил он. – Я уже собирался тебе звонить, чтобы узнать, во сколько дома будешь.

Его голос за эти годы чуть охрип, приобретя бархатистые нотки, что вызывали мурашки на спине.

- Ты почему мне ничего не сказал? Я бы встретила тебя, отпросилась бы с работы, - обиженно надувшись, я не больно ударила по его плечу кулачком. Хотя, даже если бы я ударила со всей силы, он бы вряд ли осел от боли.

- Хотел сделать сюрприз, - хитро прищурив свои невероятные глаза, он улыбнулся своей фирменной улыбочкой, - получилось?

- Ещё как получилось! Шутишь? Я тысячу лет тебя ждала!

Сашка рассмеялся, осторожно опуская меня на пол.

- Прям тысячу? – хитро переспросил он, но я была тоже не лыком шита.

- Хорошо, две тысячи, - так же хитро улыбнувшись, ответила я.

Подъезд утонул в эхе нашего дружного смеха.

Уже спустя пару минут мы расположились на кухне в моей квартире.

Как же он вытянулся за эти пять лет! Саша ещё со старшей школы был высоким, избавившись от своего обидного позывного, но теперь он вымахал вверх, став выше меня на добрую голову, если не больше, и едва ли не бился макушкой об дверной проём. Да и вообще он сильно изменился внешне. Чуть отращённые волосы он сменил на «Британку», что меня особенно повеселило в данной ситуации. Возможно, мне это кажется, но он ещё больше подкачался, став крепче физически и мощнее. Однако сильнее всего изменилось его лицо. Там больше не было того безмятежного спокойствия и по-юношески мягких черт как раньше, нет, теперь это были чёткие линии, что добавляли холод и серьёзность. Он всегда настораживал людей из-за своего фирменного взгляда из-под круто сведённых бровей, но теперь этот взгляд стал ощущаться иначе… Черты его лица заострились, став хищными, а между бровей пролегли три чёрточки морщин. Он по-прежнему был симпатичным молодым человеком, только его внешность стала в чём-то даже опасной. Но одно в нём осталось неизменным, и я это видела. Под хмуро опущенными и чуть сведёнными по природе густыми бровями, чья естественная форма так отпугивала людей, блестели всё те же мягкие зелёные глаза, взгляд которых я помнила на протяжении всех этих лет. По-прежнему глубокий, проникающий в самое сердце, способный перевернуть душу, выведав все секреты, и такой родной взгляд, в тепле которого я могла греться вечно. Пусть для других он был жутким, я точно могла отличить, когда в этих глазах плескался гнев, а когда, как сейчас, радость.

Поставив чайник на плиту, я повернулась к другу детства, без стеснения разглядывая его и осознавая, что хочу увидеть его не в кожанке, а костюме за рабочим столом и обязательно в кожаном кресле. Передо мной больше не было того потерянного и разбитого изнутри юноши, как больше не было и маленького мальчика, на которого все кидались. Теперь передо мной сидел взрослый мужчина, способный дать отпор любому.

- Я скучала, - улыбнувшись ему самой тёплой улыбкой, прошептала я, зная, что он меня точно расслышит.

- Я тоже скучал, Ир, - улыбнулся мне в ответ Саша, и я окончательно поняла, что пропала.

Мы долго оставались в молчании, и никто не смел проронить ни слова, лишь постепенно закипающий чайник медленно нарушал эту уютную тишину. Я не любила тишину, предпочитая всегда включать либо музыку, либо телевизор, когда в квартире становилось слишком беззвучно, но с ним я любила молчать ещё в подростковые годы. Прошло пять лет, а мне по-прежнему было комфортно молчать рядом с ним. Почему-то мне всегда казалось, что в такие моменты я могу услышать его мысли, а он мои.

Я продолжала смотреть на Сашу, и он отвечал мне тем же, мягко улыбаясь. Но противный визг чайника вывел нас из этого сладостного транса, возвращая к реальности.

Я заварила в двух чашках чай: в одной зелёный, а в другой гибискусный, и протянула вторую Саше с одной ложкой сахара.

- Всё ещё помнишь? – благодарно кивнул друг, делая глоток.

- Такое забудешь. Ты же, как невменяемый, его хлестал со старшей школы.

А ещё, сам того не ведая, он подсадил и меня на него. Тоскуя в разлуке, я начала пить его любимый чай, чтобы хоть так почувствовать с ним связь, но про это я не собиралась ему рассказывать. Пусть это будет ещё одной моей тайной.

- Как же я по нему скучал, - протянул мужчина, отпивая красный напиток.

- Хочешь сказать, что в Лондоне его не продают? – искренне заинтересовалась я.

- Продают, только вкус не такой, да и там не было тебя, чтобы его заваривать, - он стрельнул в меня хитрым взглядом, я даже чуть смутилась от такого откровения.

- Дурак, - буркнула я отворачиваясь, чтобы скрыть от друга свои пылающие щёки.

- Дурак, - подозрительно покладисто согласился он, заставив меня даже обернуться, - и этот дурак безумно скучал по тебе.

Это его легкомысленное признание заставило моё сердце дрогнуть, как когда-то давно, словно в прошлой жизни. Пока я пыталась выровнять дыхание, он продолжил, как ни в чём не бывало, гипнотизируя меня:

- Рассказывай. Как ты, что ты? Что изменилось, пока меня не было?

- Так мы же всё обсуждали в переписке.

- Это совсем не то, - затряс тот головой, словно ему снова было семнадцать лет, - через интернет, это всё равно, что общаться с железкой, а я хочу сейчас, вживую, чтобы слышать твой голос и видеть собеседника.

И я рассказала обо всём: и о себе, и о родителях, и об Оксане, а он рассказывал мне о далёкой Англии и туманном Лондоне, что был прекрасен в любую погоду, будь то дождь или ясное небо.

Мы говорили с ним до поздней ночи, а потом и до самого рассвета, и я благодарила всё на свете за то, что наступили выходные, и я могла провести время с Сашей.

Дядя всё оформил ещё в Лондоне, и сюда Саша приехал уже как полноправный директор адвокатской конторы, что располагалась на Фонтанке.

Проверять офис и документы он отправился не утром в субботу, а ближе к вечеру, когда мы оба проснулись после ночных посиделок.

Я тоже напросилась поехать, ведь последний раз я была там ещё в университетские годы, когда был жив его отец.

Офис располагался на первом этаже старого красивого здания, фасад которого выходил на набережную Фонтанки, а подъезд был в тихом зелёном дворике.

Офис почти не изменился со времени смерти Владислава Семёновича: небольшое помещение, где располагались столы бухгалтера и трёх адвокатов, и та же комнатка, отданная под кабинет директора, изменился лишь цвет стен в основном помещении. С тоской я посмотрела на большой письменный стол, что стоял у окна и кожаное кресло, стоящее спинкой к окну. Мне сразу вспомнился в нём дядя Влад, вечно пересматривающий какие-то бумажки. Вся мебель осталась на прежних местах, лишь на столе не было подставки под канцелярские принадлежности из яшмы и исчезли любимые часы дяди Влада, на которых было крепление рамки с фотографией семьи.

- А где?.. – только и смогла спросить я, но Саша всё понял, перехватив мой взгляд.

- Дома, дядя Олег забрал личные вещи, перед тем как передать кабинет исполняющему обязанности.

- Тут уже нет чужих вещей, - констатировала я, обводя взглядом такой родной и в то же время чужой кабинет.

- Да, Михаил Арнольдович перебрался на своё прежнее место в общий кабинет ещё в понедельник, - кивнул Саша, просматривая какие-то отчёты из папки.

Я смутно помнила этого Михаила Арнольдовича, вроде, это был высокий долговязый мужчина со светлыми пшеничными волосами и серо-зелёными глазами, но я могла ошибаться. Он был адвокатом по гражданским делам.

- Значит тут все уже знали о твоём возвращении? – обиженно буркнула я, но Сашу было не провести: он сразу понял, что я дурачусь.

- Ну, им я сюрприз делать ведь не планировал.

- Он спокойно передал должность? – быстро переключилась я, вновь ощутив лёгкое смущение. - У вас не возникнет с ним конфликтов на почве управления?

- Отдал без боя и сопротивления, его сразу предупреждали, что он здесь лишь подменяет меня, а конфликт… - Саша захлопнул папку, беря следующую, - Поживем-увидим. Я теперь тоже не лыком шит.

- Ты у нас теперь крутой английский адвокат, - кивнула я, заставив мужчину поднять на меня взгляд.

- А ты как думала? – улыбнулся он, обогнув стол и положив папку на полку. – Я знаю три языка, двумя из которых владею в совершенстве, - увидев мою удивленно-поднятую бровь, он уточнил: - Я дополнительно начал учить немецкий. Дядя настоял, что хороший адвокат должен для солидности знать несколько языков. Так вот, у меня более двадцати пяти выигранных дел в разных областях, я проконсультировал несколько десятков клиентов, плюс ко всему я ориентируюсь в законодательствах двух стран. Я считаю, что для моих лет, это уже неплохо.

- Согласна, звучит солидно, кивнула я, разглядывая надписи на кольцевых папках, что стояли выставленные строго по годам. – Слушай, не пойми меня неправильно, я интересуюсь любопытства ради, но много ли у тебя проигранных дел?

- Вот любишь же ты в лужу макнуть! Я тут изо всех сил перья пушу, чтобы показать свою важность, а теперь вновь буду потрёпанным птенцом, - полушутливо вздохнул друг, но потом серьёзно ответил: - Конечно, были и проигрыши, такова работа. Всего четыре, это не так уж и много, на фоне выигранных, - Саша чуть задумался, закусив губу, а потом встретился со мной взглядом. Серьёзным взглядом. – Знаешь, я тебе не рассказывал, но был один случай, когда я был даже рад, что проиграл дело.

Я не поверила своим ушам, а Саша продолжил:

- В контору к дяде обратился отец подсудимого, якобы его сына оклеветали и теперь он должен сесть ни за что, потому что констебли не знают своё дело. Он даже предоставил доказательства невиновности сына, весьма серьёзные доказательства: было алиби сразу от трёх людей, которые давали подсудимому почти два часа до совершения преступления и два после. Плюс, был чек из кофейни, где сидел подозреваемый во время убийства жертвы. Я должен был быть барристером по этому делу, и, предварительно ознакомившись со всеми имеющимися материалами, я совсем не переживал. Всё складывалось отлично, все бумаги были безукоризненно подготовлены к делу, и лишь перед самым началом слушания я узнал, нечаянно подслушав разговор прокуроров, что мой подзащитный уже дважды попадал в точно такую же ситуацию, и оба раза «волшебным» образом в последний момент его отец предоставлял неопровержимые доказательства невиновности! Странно, да? И при этом те два раза тоже совершалось убийство молодых девушек в переулках, а у подсудимого алиби возникало из магазинов и кафе в другой части города.

Саша нервно заходил по кабинету, пока я молча ждала развязки.

- Я экстренно связался с дядей, тот начал поднимать документы и всё подтвердилось, - Саша поднял на меня свой потемневший взгляд. – Я поступил так, как не должен был делать адвокат: я подошёл к прокурору, что вёл это дело и всё ему рассказал. Сказал, что не верю в невиновность своего подзащитного. Слушанье отложили, отец и подсудимый ничего не подозревали, а в это время прокуратура спешно проверяла денежные счета свидетелей. Все получили незадолго до убийства крупные суммы денег, так же удалось установить, что чек специально сохранил один из посетителей, находившийся в момент убийства в кафе и им оказался родной брат подозреваемого. Он очень похож на своего младшего, но отличия всё же есть, и официанты по двум фото безошибочно опознали, кого именно видели в день убийства. Как ты понимаешь, то дело я проиграл. Слив информацию моим оппонентам, я подвёл клиента, но, знаешь, я ни о чём не жалею. Я тогда был лишь украшением в зале суда, практически не беря слова и выступая лишь за справедливость выносимого приговора. Зато этот подонок, что убил трёх молодых и ни в чём не повинных девушек, предварительно изнасиловав их, теперь сгниёт в камере. Я нарушил принцип адвокатской этики, но зато моя совесть чиста, и пусть я не верующий, но искренне надеюсь, что после суда людского, эта крыса пройдет и суд Божий.

В тот момент я окончательно поняла, что Саша изменился и повзрослел. А ещё я на всю жизнь запомнила тот его взгляд, которым он смотрел на меня, углубившись в воспоминания. Жестокий, цепкий, без единого намека на сострадание.