~~~



На пути в Париж

Воскресенье, 19 августа 1487 г.


В тот день христианнейшие монархи Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская принимали обет верности от города Малаги. После шести месяцев гордого сопротивления, когда были перебиты более пятидесяти тысяч людей, жители города сложили оружие. Немногих оставшихся в живых продали в рабство. Падение последнего оплота арабов на испанской земле ставили в заслугу не христианскому войску, втрое превосходившему арабский гарнизон, а Господу Богу, говорящему устами итальянского монаха Франческо де Паола. Как раз в тот момент, когда осаду уже собирались снять, он предсказал победу.

В тот же день, как в Рим прибыло известие о поражении мавров, Родриго Борджа отправил ответное послание, в котором повелевал воздвигнуть кафедральный собор на месте победы и дать ему почетное название Малой Базилики.

По дороге в Париж с колоколен многих церквей слышался праздничный звон. Резкий звук докатился до конного отряда, тревожная весть о появлении которого быстро разносилась от деревни к деревне. Всадники несли с собой грабежи, мародерство, изнасилования и убийства. Дурную славу подкрепляли рассказы тех, кто натерпелся страху за свое имущество. В Сен-Лоран де Мюре командиру отряда, Франческетто Чибо, бросились в глаза следы недавнего лагеря. Его обитатели не должны были уйти далеко. Командир остановил своих людей и решительным жестом подозвал проводника. Обессиленные всадники повалились на землю.

— Найди трактир и расспроси, кто здесь был. Все это мне не нравится.

Марцио из Пизы из осторожности направился в деревню один. Все дома были закрыты, по улицам бегали только собаки. Сюда уже докатилась весть о прибытии чужаков. Его внимание привлекла вывеска на таверне. Из-за двери, запертой изнутри, доносились голоса. Он несколько раз постучал, но никто не открыл.

Тогда парень жалобно попросил по-французски:

— Ouvrez! Je vous en prie![73]

Наконец слуга поднял цепочку, посмотрел в щелку, увидел, что гость один, и впустил его, сразу же закрыв дверь. Марцио огляделся и вдруг в углу увидел человека, которого хорошо знал. Перед ним стояла бутылка вина и стакан. Он сидел с потерянным, отсутствующим видом, может, был пьян, хотя прежде за ним такого не замечалось.

— Вальдо, — тихо позвал юноша, подойдя поближе.

— Марцио? А ты что здесь делаешь?

К винному отупению примешалось удивление. Марцио взял стакан, залпом его осушил и налил себе еще.

— Я должен выпить с тобой и все тебе рассказать.

Чтобы истина выплыла на поверхность, им потребовалось еще две бутылки. Потом Марцио выслушал рассказ о смерти Дадо, и они поплакали вместе.

— Это я виноват, — сказал он.

— Нет, — зло ответил Вальдо. — Во всем виноваты господа! Это они гоняются за своими мечтами, попирая людей и вовлекая их в свои безумные затеи. Будь прокляты все, кто имеет власть. Пусть ангел-истребитель услышит меня, уничтожит их всех, одного за другим. Пусть выгонит их из дворцов, вырвет из объятий продажных девок, но раньше пусть убьет их детей у них на глазах! А теперь уходи, Марцио. Ступай к своему хозяину, скажи ему правду и заставь заплатить сполна.


Выслушав в подробностях рассказ Марцио, Франческетто разразился потоком проклятий. Ярость знатного генуэзца сразу выплеснулась на измученный отряд. Он пинками поднял людей и собрал их вместе.

— В нескольких милях впереди скачет отряд савояров. Граф с ними. Я должен взять его любой ценой. Мы их обгоним и устроим засаду. Нас сорок человек. В Риме вас дожидаются четыре тысячи золотых флоринов. Те, кто останется в живых, разделят их между собой. Я убью каждого, кто станет отступать! А ты? — обернулся он к Марцио. — Будешь биться?

— С вашего позволения, эччелленца, моя работа сделана. Если вы не против, я предпочел бы остаться с другом.

— Ты волен поступать, как хочешь, — ответил Франческетто.

Как только Марцио повернулся, он нанес ему удар в спину. Меч пронзил сердце и вышел из груди.

— Он не сообщил, с каким из друзей хочет остаться: с живым или с мертвым.

Франческетто с издевкой хмыкнул и обернулся к отряду, но никто ему не ответил.

* * *

Сколько помнили себя обитатели здешних мест, ходившие сюда за хворостом, этот лес назывался Божьей рощей. Он и вправду был священным местом. Здесь, в тени древних дубов, друиды собирали когда-то целебные травы и волшебные листья. Тот, кто ехал через лес, знал, что здесь он в большей безопасности, чем на окрестных полях, залитых солнцем.

В тот день за каждым из дубов прятался человек с луком или арбалетом. У всех этих людей в голове вертелся один вопрос: выживут ли они и станут богатыми или погибнут вдали от родных мест?

Долго им ждать не пришлось. Колонну составляли прекрасно экипированные рыцари с дорожным вооружением. Цвета дома Савойи и французские золотые лилии посверкивали в ярких солнечных лучах. Впереди ехал герольд, задававший темп всем остальным. Франческетто пропустил первых всадников, стараясь сквозь листву разглядеть профиль графа делла Мирандолы. Если Пико останется в живых, тем лучше: не надо будет тащить с собой разлагающееся тело. Он подождал еще и громко свистнул. С обеих сторон на тропу посыпались стрелы. Одни сломались о стволы или пролетели мимо, другие попали в цель.

Жерар де Рошфор отдал команду чуть отойти и спешиться. Всадники, вжавшись в тела коней, пустили их в галоп. Они были опытными солдатами и знали, что надо делать, чтобы вырваться из засады. Больше всех пострадал арьергард. Многие упали замертво.

Франческетто приказал атаковать раньше, чем всадники окажутся пешими, и орда без штандартов или иных опознавательных знаков выскочила из леса и с воплями бросилась на тех, кто остался в живых.

Франческетто шел позади, выжидая, когда наступит его момент, и вдруг услышал многократный звук рога. Он исходил от группы всадников, которые неподвижно ожидали атаки. Потом затрубил еще один рог, уже за спиной. Земля задрожала, а вместе с ней затрясся Франческетто, потому что с тыла на него выехала шеренга всадников с копьями наперевес.

Рошфор разделил своих людей на два отряда, как было предписано во всех военных учебниках, которых сын понтифика никогда не читал. Первый отряд с трудом выдержал атаку, а потом, когда в третий раз раздался звук рога, медленно двинулся в наступление. Люди Франческетто слишком поздно поняли, что против них с тыла брошено свежее подкрепление. Они сбились в круг и пытались отбиваться и от тех и от других. Последние пятеро бросили мечи и запросили пощады. Рошфор им отказал. Тот, кто нападает исподтишка, пощады не заслуживает.

Пока победители считали убитых и перевязывали раненых, подъехал рыцарь, который за волосы тащил дезертира. Он не был ранен, крови на нем не наблюдалось. Одежда, хотя и грязная, говорила о том, что ее владелец — богатый человек. Дезертира бросили на колени возле погибших. Рошфор остановил своих людей, уже приставивших к нему клинки, и подошел. Он упер меч в подбородок незнакомца, поднял его голову, и взгляды их встретились. В глазах дезертира застыл бесконечный ужас.

— Кто вы и почему не сражались вместе со своими людьми? Вы подлец и заслуживаете смерти.

— Сжальтесь, сударь, — захныкал Франческетто. — Не убивайте меня. Я могу дорого стоить, если вы запросите выкуп.

Рошфор плюнул ему в лицо, но Франческетто даже не попытался утереться.

— Такой тип, как вы, ничего не стоит, если бросает своих людей умирать, а сам не сражается.

— Нет, неправда. Сегодня вам повезло, сударь. Я Франческетто Чибо, сын Папы Иннокентия Восьмого.

Всадники вокруг Рошфора расхохотались, и очень скоро слова пленника уже повторяли в отряде на все лады. В глазах капитана подобное утверждение выглядело богохульством, и он ударил Франческетто по лицу рукой в железном доспехе.

Джованни наблюдал за сценой издали. Он пока не понимал, кто ее второй участник. По знаку Рошфора один из его приближенных попросил Пико подъехать.

— Господин граф, вы знаете этого человека? — спросил капитан. — Кажется, это он командовал теми бандитами, которые на нас напали.

Франческетто Чибо, так и не поднявшийся с колен, и Джованни Пико делла Мирандола, стоящий напротив, посмотрели друг другу в глаза. У первого от ярости, а прежде всего от страха изо рта бежала пена. Второй задавал себе вопрос, что же это за шахматная доска, на которой разыгрывается такая абсурдная партия. И какой фигурой он оказался? Он мнил себя ладьей, башней, от которой вдаль расходился свет. А может, он всего лишь жалкая пешка, обреченная идти вперед, клетка за клеткой?

— Нет, — сказал граф. — Я никогда его не видел.

Франческетто попытался броситься на него, но от удара Рошфора кубарем покатился в пыль.

— Я так и знал, — сказал капитан, обнажая меч.

Пленник пытался увернуться, отползая назад на коленях.

— Но все-таки мне кажется, он говорит правду, — заметил Джованни, — и причиной стычки был именно я. Этот тип охотился за мной.

Рошфор оглядел обоих, соображая, что могло их связывать, но сразу вспомнил, что он солдат и ни разу в этом качестве не разочаровал своего патрона.

— Вы хотите обвинить его перед трибуналом, граф?

— Нет, я желал бы как можно скорее переговорить с герцогом.

— Хорошо, но у вас есть время передумать. Поднимите его и привяжите к коню. Этот… бандит поедет с нами, кто бы он ни был. Герцог решит, что с ним делать.

Погибших похоронили вдоль дороги, каждого под крестом с именем. Для команды Франческетто вырыли общий ров, сверху поставили крест с надписью: «Итальянские бандиты».

Франческетто, выпачканный грязью, оборванный и окровавленный, со связанными за спиной руками, едва не валился с седла. Один из рыцарей держал его на поводке как собаку. Чтобы отвлечься, Чибо стал представлять себе все мыслимые способы мести капитану за пинки, а графу — за унижение. Он увидел их высохшие тела, болтающиеся на бастионе замка Сант-Анджело, и взревел от наслаждения.

Загрузка...