999. Последний хранитель

~~~

Венсенн, Флоренция, Рим

Со среды, 3 октября 1487 г.

Вот уже больше месяца Джованни Пико, владетель Мирандолы и граф Конкордии, фактически был пленником Филиппа Савойского, герцога Бресского. У него имелся слуга, который выполнял любую просьбу, он целиком занимал предпоследний этаж высокой башни крепости Венсенн, но выйти оттуда не мог. Из окон Пико наблюдал, как солдаты и прислуга занимались повседневными делами. Сменялся караул, привозили еду и всяческую утварь, проходили обычные военные церемонии и тренировки. Изредка доносилась музыка, шум какого-то праздника. При ясной погоде вдали можно было разглядеть крыши Парижа. Очень редко ему позволяли погулять по открытой террасе. Тогда он любовался простором и яркими красками, открывавшимися оттуда, зеленью и желтизной лесов, красным закатным солнцем, вечерней голубизной и синевой ночи, белизной крепостных стен.

Его благородный тюремщик, герцог Филипп, пока не показывался и никак не давал о себе знать. Джованни написал два письма, помня при этом, что их могут перехватить. Одно Ферруччо и Леоноре, на свою виллу во Фьезоле, другое — банкиру Питти, сопернику Медичи. В первом он писал о себе спокойно, но по некоторым фразам де Мола должен был понять, в какое положение попал его друг. Во втором он просил задаток в счет выручки за фрукты, собранные в его владениях, на случай, если длительное пребывание в замке Венсенн будет связано с определенными затратами. Питти, конечно же, раззвонит о запросе, и Лоренцо Медичи поймет, что за этим кроется нечто странное.

О Франческетто он больше ничего не знал. Того всю дорогу держали связанным, насмехались над ним, а он не сопротивлялся и даже не отругивался. После двух недель тревожного ожидания Джованни вновь обрел способность писать. Конечно, ему недоставало текстов и любимых книг, но графа, как всегда, выручала феноменальная память. Мысленно возвращаясь к истокам своих тезисов, он мог теперь оценить, куда привел бы его путь магии, отличный от стези науки, по которой Пико и забрел в теперешнюю ситуацию. В обстановке вынужденного бездействия он, не изменяя своей системе воззрений, представлял себе мага, который, с одной стороны, познал законы, управляющие природой, с другой — научился извлекать из них пользу. Но обмануть время все равно не удавалось. Оно текло невыносимо медленно.

На следующий день после праздника первого отжима масла, за которым Пико наблюдал издали, бушевала непогода, и стены башни сотрясались от ветра. Из окна он увидел, что прибыл имперский гонец, и его появление предварил звук трубы. На всех окнах, и на его в том числе, вывесили флаги с гербом Карла VIII, с золотыми лилиями на голубом фоне.

В это время дня графу обычно приносили ужин с обильным количеством вина и воды. Блюда с горячим передавали лакею, а тот уже заботился о приборах. Но в этот раз слуга низко, до самой земли, поклонился, и высокий человек в длинном синем, богато расшитом камзоле движением руки отослал его прочь. Широкий лоб гостя переходил в заметные залысины. Крупные, мясистые губы были плотно сжаты, а в светлых глазах с поволокой сквозило что-то бычье. В его фигуре и во всем облике чувствовалось благородство.

Он остановился перед Джованни, словно ожидая, что тот поздоровается первым.

— Хочу верить, что когда-нибудь вы простите меня, граф. Надеюсь также, что за время, проведенное здесь, вы ни в чем не нуждались.

— Свобода куда ценнее. Но я полагаю, что ваши люди уже добыли для вас все необходимые сведения. И полагаю также, что нахожусь перед Филиппом Бресским.

— Я военный человек, граф, а не писатель, как вы. — (В его словах Джованни почудилась нотка презрения.) — И всего, что я имею в жизни, я добился дорогой ценой. Знавал я и тюрьму. Поверьте, она очень мало походила на предмет ваших жалоб.

Джованни ответил легким кивком. Вдаваться в полемику ему не хотелось.

— Я велел приготовить для нас двоих скромный ужин. Давайте по причине конфиденциальности посидим здесь, если вы не возражаете. За столом я постараюсь многое вам объяснить и, если смогу, ответить на ваши вопросы.

В несколько минут был сервирован ужин, мало чем отличавшийся от обычной трапезы Филиппа. Герцог не принадлежал к поклонникам пирушек. Пико убедился в этом, увидев, как быстро он справился с тем, что лежало у него на тарелке. Слуги с такой же быстротой убрали со стола. Джованни едва притронулся к еде. На столе остался графин с темным сладким вином, и герцог Бресский постоянно наполнял свой бокал.

— Вы человек известный, граф Мирандола. Скажу откровенно, у вас много врагов и много друзей.

— Думаю, что первые более многочисленны, чем вторые. А вы? К какой категории вы принадлежите?

— Ни к той ни к другой. Если хотите знать, вы мне безразличны. Однако то, что я сделал, на данный момент в ваших интересах.

Джованни не понял, но решил выдержать примирительный тон. Только герцог Бресский мог дать ему те разъяснения, в которых он так нуждался.

— Человек, которого мы взяли в плен после боя в Божьем лесу, — действительно сын Иннокентия Восьмого. Вы об этом знали. Его попытка захватить вас унесла жизни нескольких моих людей.

— Я обязан вас за это отблагодарить.

— Вы обязаны мне гораздо большим, но всему свое время. Папа заплатил нам за сына богатый выкуп, но обещал его удвоить, если вместе с Франческетто мы передадим вас в руки Церкви. На меня сыпались и уговоры, и советы, и угрозы.

— Но я пока здесь, и я ваш… гость. Может, есть смысл…

— Именно так. Поэтому я задам вам вопрос, на который вы должны ответить абсолютно честно. Зачем вы ехали в Париж?

— Чтобы обсудить свои тезисы. В Риме я этого сделать не мог.

— Если завтра утром вы окажетесь на свободе, то снова направитесь в Париж?

— Это цель моей жизни, моя миссия. Другой у меня нет. — Джованни поднялся. — Вся моя жизнь была посвящена науке. Из-за преданности науке я потерял все: и любовь, и молодость. Путь познания для меня усеян мертвыми, и я готов встретить собственную смерть.

— Я боялся услышать что-нибудь подобное. Судя по тому, что мне о вас рассказывали, этого я и ожидал. Сядьте, граф, прошу вас, и выслушайте меня. Королева Анна Французская находится между молотом и наковальней. С одной стороны, Папа не оставляет ее в покое и требует вашу голову, с другой — ее шантажирует Лоренцо Медичи, без поддержки которого французское королевство развалится. А посему, как о том свидетельствуют дипломатические документы, принято компромиссное решение. Вы не станете затевать никаких обсуждений в Париже, уедете во Флоренцию и будете там жить абсолютно свободно, но никогда не попытаетесь обнародовать ваши тезисы. Как мне сообщили, они ставят под угрозу устойчивость как земных царств, так и Царствия Небесного. Не знаю, о чем там говорится, но, похоже, даже Антихрист никогда не осмелился бы додуматься до того, что вы написали.

Джованни вдруг почувствовал себя очень старым и вновь ощутил, как внутри мучительно крутится огненный шар. А потом, как бывает, когда душа собирается расстаться с телом, тело словно ожило, освободилось от зла и сбросило с себя тяжкий груз. И внутри стало пусто.

— Завтра вы уедете во Флоренцию, — продолжил герцог Савойский. — Вам дадут такой эскорт, что даже английское войско не отважится его атаковать. Прощайте, граф. Надеюсь, что мне доведется услышать ваше имя только в связи со смертью, если вы умрете раньше меня.

Во Флоренции было холодно, уже несколько недель шел дождь. И только ко дню святого Мартина тучи начали рассеиваться. Арно сильно поднялся, и расколотые о причалы рыбачьи лодки снесло вниз, до самого места, где в него впадает Омброне. Там, вместе с грудами валежника, который принесла пистойская река, они образовали нечто вроде дамбы. Низкие берега затопило, и мутная, илистая вода смыла мызы и фермы, тысячами унося с собой домашних животных. Когда вода спала, обнажились разбухшие остовы домов, в которых кишели колонии крыс. Люди знали, что, если эти твари появились в таком количестве, жди вскоре чумных костров между домами. Первой будет Пистойя, а потом чума пойдет гулять и по другим окрестным городам. Во Флоренции капитан городской охраны принял все возможные меры предосторожности, приказав закрыть ворота. Город жил в страхе. Если кто-нибудь начинал кашлять или ему нездоровилось просто от холода, он рисковал, что соседи донесут и его отправят в лазарет, где заболевали даже самые здоровые.

Французский отряд напрямую, срезая путь, направился на виллу во Фьезоле, откуда полный надежд Джованни Пико граф Мирандола отправился в путь в начале весны. Там его ждали Ферруччо и Леонора.

Двумя днями позже, четырнадцатого ноября, в Риме, Иннокентий VIII и император Максимилиан поставили свои печати под документом, призванным положить конец войне между Венецианской республикой и графом Тирольским. Престиж Папы вырос, а французская болезнь немного отпустила его. Оба эти факта вовсе не радовали Родриго Борджа, которому не нравился альянс понтифика с Габсбургом и еще меньше нравились известия об улучшении здоровья Иннокентия. Этот сифилитик купил жизнь никчемного придурка Франческетто ценой спасения графа делла Мирандолы. Лоренцо Медичи провел его как мальчишку.

Единственным утешением кардинала были ведьмы, повитухи и знахарки. Кроме Италии утешительные известия приходили из Испании и Германии. Чем больше ведьм пытали и отправляли на костры, тем чаще их обнаруживали. В одной Германии напечатали более тридцати тысяч экземпляров «Молота ведьм». В каждом монастыре магистраты и инквизиторы соревновались в обнаружении и истреблении дьявола, который пользовался малейшей дырочкой женского тела, чтобы в нем поселиться.

В одном только Валь-ди-Фьемме более трехсот душ было выпущено на свободу с помощью огня. Однако в тех же краях объявилась таинственная Владычица Огня, она же Владычица Игрища.[74] Люди говорили, что эта супруга демона вместе с ним заморочила и развратила даже нескольких монахинь. Обычных наказаний тут было явно недостаточно. Назрела необходимость выжечь нечисть до самого основания.

Кардинал благоволил такому благочестивому рвению. Владычица Игрища очень напоминала Великую Мать, хотя это имя нигде и не произносилось. Он мог считать себя удовлетворенным. Меньше чем за год его политика в десять раз увеличила количество смертных приговоров и публичных сожжений на кострах. Борджа прекрасно знал, что многие досточтимые священники превышали все мыслимые нормы дознания и пыток, получая при этом запретные наслаждения. Однако, чтобы истребить Зло, надо познать его до самых корней.

Облизывая пальцы после обеда, кардинал любовался своей госпожой, которая смаковала мясной супчик со всем аппетитом, присущим молодости. А скоро он ощутит вкус ее губ. К черту Иннокентия, Великую Мать, Джованни Пико и всех прочих. Он подумает об этом завтра.