А я рисую запахи и звуки

20. Лиана

«Снова сторонится меня?» – мелькнула строка в линзах, стоило мне посмотреть на Мстислава. Но тут же на ее смену посыпались новые вопросы, от которых мои внутренности сжались в болезненном спазме.

– Серые? – растерянно пробормотал Мстислав.

До чего внимательный. Никто из студентов до сих пор не замечал, что мои глаза в линзах меняют цвет на темно-серый. Что же мне делать? Что делать? Хватит паниковать! Иначе он заметит. Но как объяснить? У Мстислава не должно закрасться ни малейшего подозрения.

Сказать частичную правду!

– Линзы. Корректирующие зрение, – прошептала я, опуская голову и занавешиваясь волосами. – Мне пора. Скоро урок.

Пока Мстислав не остановил меня, я обогнула его и пошла на следующую лекцию. Не торопилась. Не потому, что не опасалась любопытства парня. Не могла себе позволить снова наткнуться на кого-нибудь или что-либо. Зрение подводило. И если в линзах я хоть и плохо, но все еще видела, то без них весь мир расплывался в общие очертания, без мелочей и подробностей.

От родителей проблемы не скрывала. Сразу по приезде рассказала про побочный эффект телепатических линз. Просидев полночи в кладовке во время бала и имея возможность в полной мере «насладиться» темнотой, отныне я панически боялась слепоты. И уж тем более меня до икоты пугала перспектива вовсе лишиться зрения и погрузиться во мрак навечно.

– Ты преувеличиваешь, – недовольно проворчала матушка в ответ на мои опасения.

– Преувеличиваю, что уже почти ничего не вижу? – переспросила я. – Или, что в темноте страшно?

– И то, и другое, – отмахнулась она, отвернувшись и продолжив нажимать на кнопки аппарата, сепарирующего молоко.

– Ты не понимаешь, мы заботимся о твоем будущем, – пояснил отец, в отличие от матушки не делающий вид, будто шибко занят.

Переключив управление дойкой коров на автоматический режим, он сел напротив меня и взял мои руки в свои крупные мозолистые ладони. Я могла лишь предположить, что он внимательно смотрел на меня, так как без линз многое не видела.

– Дочка. Разумеется, ты вольна поступать так, как пожелаешь. Зрение – штука важная…, – начал проникновенно он.

А матушка недовольно фыркнула и перебила:

– …Особенно в работе телепата при ничтожном даре! Без зрения никуда, только и остается гадать по лицам.

– Однако, сама рассуди, зачем нужно видеть людей, когда тебе дана возможность раскрыть их душу, тайные помыслы, самую суть? А? Перед тобой откроются двери высшего общества, деньги и слава обрушатся лавиной. Мне кажется, выбор очевиден. К тому же ты сама говорила, что без линз глаза все равно не видят. Быть может, это судьба? Раз уж ты сама никак не можешь решиться стать тем, кем тебе предназначено свыше. Я хочу сказать, что случилось так, как случилось. Мы ничего поделать не можем. Зрение твое не вернулось даже после лечения самой грет Сэлвии, мне очень жаль, конечно. Я не мог знать, что так получится, когда дарил тебе артефакт, но… За все в жизни нужно платить. Разве цена не справедлива за осуществление того, о чем мы все мечтали?

– Когда узнают, что я ослепла, меня выгонят из академии, – нерешительно возразила я. – А потом… Без диплома никто не позволит работать телепатом.

– Выгонят? Телепата, для которого не существует границ и щитов? – усмехнулся отец. – Да они тебя на руках носить будут! К тому же отсутствие зрения – явный признак мощнейшего дара.

– Вообще-то, раньше слепыми только сильнейшие ясновидящие были.

– Не важно. Сейчас вот ты появилась. Это все от того, что одаренный должен концентрироваться на своей способности, а не на окружающем мире.

– А… что, если однажды я не только окружающий мир, но и подсказки линз не смогу видеть? – продолжала я озвучивать свои опасения. – Зрение ухудшается ведь не только без линз, но и в них я вижу все хуже.

– Тебе стало некомфортно читать мысли? – наконец обеспокоился отец.

– Пока нет, но…

– Тогда зачем себе надумывать несчастья! Ты лучше, чем кто-либо другой знаешь, что самовнушение – вещь реальная и опасная. Не смей себя программировать на негативные последствия.

– Хорошо, – вздохнула я.

– Мы тебя любим. И хотим, чтобы ты была счастлива.

– Знаю.

Родители, успокоенные моей покладистостью, вернулись к своим делам.

И снова у меня не получилось объяснить им все то, что накипело в душе. Их слова не развеяли мои опасения, напротив, я почувствовала себя жутко одинокой, тонущей в собственных страхах и предчувствии беды. Возможно, я действительно сама себе накликиваю неприятности?

Но я не готова была отказаться от зрения ради благополучного и сытого будущего в роли телепата! Даже если меня впереди ждали горы сокровищ и бессмертная слава.

Не видеть людей, животных, природу, и самое главное – Мстислава. Это ужасно! Мне придется отказаться от рисования, теперь уже навсегда, без шанса улизнуть от строгого родительского ока и, спрятавшись в зарослях колючего кустарника, куда совершенно точно никто не сунется, взахлеб водить стилусом по экрану планшета.

Все, что я так люблю в жизни, мне придется променять на строчки чужих мыслей и липкую, душную тьму. Для моего счастья? Правда?

Пока жила дома на каникулах, разумеется, линзы не надевала. Очень надеялась, что глаза хоть немного станут лучше видеть, но чуда не произошло.

На обратном пути в замок я угодила в неприятность. И снова из-за зрения. Отец заехал на станцию для подзарядки, и я, решив воспользоваться остановкой, сошла с телеги размять ноги. Открытый люк не то, чтобы не заметила, просто не поняла, что крышка отсутствует.

Переломанные руки и ноги мне залечивали двенадцать часов. Попасть в замок до закрытия ворот мы с отцом не успели. Пришлось переночевать в гостинице Висильграда.

– Ты уж как-нибудь потерпи до лета, – попросил отец, – после следующей же крупной ярмарки куплю тебе смарт корсет для слабовидящих. Будешь обходить все ямы и преграды на раз.

– Не переживай, не думаю, чтобы в академии кто-то мог оставить люки открытыми, все-таки и прекрасно видящие студенты не смотрят, куда бегут, – заверила его я.

– Да, – заметно успокоился отец, – молодежь носится, будто с пропеллером в одном месте. Ты уж там поосторожнее.

– Конечно. Все будет хорошо, – проговорила я, пытаясь убедить скорее себя, чем отца.

Он верил в мои способности к выживанию и достижению цели гораздо больше, чем я сама.

После того, как Мстислав доходчиво объяснил Изабелле, что ей невыгодно со мной ссориться, ядовитое трио меня старалось обходить стороной. А я в свою очередь изо всех сил пыталась не сталкиваться с Мстиславом. Получалось не очень из-за того, что узнать его я могла только на близком расстоянии. Но разве у меня был выбор?

Разумеется, я испытывала безмерную благодарность. За все! Но рисковать и подвергать свою тайну раскрытию не могла. Кроме того, мои симпатии незаметно для меня самой переросли в нечто большее, и это пугало. Что я в состоянии дать такому, как Мстислав? Меньше, чем ничего. Ни внешностью, ни родословной не похвастаться. Да еще и слепая. А уж из-за тайны и вовсе чувствовала себя не просто шатко, а последней преступницей. Такая, как я, не достойна даже рядом стоять с Мстиславом, не то что уж мечтать о нем.

Свои тревоги я утоляла рисованием. Уходила в цветущий сад и наслаждалась калейдоскопом красок, одуряющими запахами, густыми и сладкими, трелями птиц, вещающими на весь мир своими чудесными песнями о наступлении весны.

Только наедине с природой я отпускала проблемы и страхи. Забыв обо всем, неистово рисовала. Цветом больше передавала ощущения, чем визуальную картинку. Выплескивала на электронный холст эмоции.

Я понимала, что любой выход с планшетом на природу может оказаться последним, и перед тем, как погрузиться в полную тьму, пыталась в полной мере утолить жажду из живительного источника творчества. Пользовалась каждой возможностью, как приговоренный к смерти от обезвоживания бессмысленно старающийся напиться впрок, так и я в исступлении водила стилусом по экрану, торопясь нарисовать то, что еще не успела, но безумно хотела.

Весна радовала теплыми деньками и буйным цветением. Склонившись над планшетом, я так увлеклась, что присутствие Мстислава обнаружила лишь, когда он подошел ко мне почти вплотную.

На самом деле я ждала, что он подсторожит меня в тот же день, как обнаружил на мне линзы. Но он держался на расстоянии. Я чувствовала на себе его взгляд в столовой, коридорах, на лекциях. Но ни одного вопроса от него за более, чем две недели, так и не поступило. И я расслабилась. Выходит, зря.

– Как ты рисуешь, если ничего не видишь? – спросил он без экивоков, присаживаясь рядом со мной на улыбчивую березу. – Да еще и без линз.

Я молча протянула планшет.

– Совсем плохо? – в свою очередь спросила я.

Но намек на то, что со мной все в порядке, раз уж я в состоянии рисовать, не прокатил.

– Великолепно, – на полном серьезе ответил Мстислав. – Потому и спрашиваю.

После длительной паузы, из-за которой я поняла, что ответ все-таки придется дать, глубоко вздохнула и принялась объяснять.

– Вокруг меня столько восхитительных запахов, звуков, тактильных ощущений, – призналась, поглаживая шелковистую и лишь местами шершавую кору березы. – Их и передаю на холст. Кроме того, я вижу. Пусть и не особо четко, без подробностей, но не слепая же. Цвета и силуэты никуда не делись, а мелочи и сама могу достроить в уме.

– Ты невероятная! – выдохнул Мстислав. Мне послышалось или в его голосе действительно прозвучало восхищение?

К сожалению, заглянуть в его глаза, чтобы ответить на собственный вопрос, я не могла.

– Почему бросила лечение?

Я сама себя обманывала или он переживал за меня?

– Можно не буду отвечать? – попросила я, особо не надеясь на деликатность Мстислава. В самом деле, не воздухом же он пришел сюда дышать.

– Можно.

– Серьезно? – не поверила я.

– Конечно. Не буду же я тебя пытать.

– Но… ты не расскажешь никому?

И снова он меня поразил.

– Нет. Ты же не хочешь.

– Не хочу. У меня есть причины.

– Я так и подумал. Просто… хочу помочь.

– Спасибо. Но мне никто не может помочь.

– Ты в этом уверена? Грет Сэлвия – великолепный врач.

– Не вышло.

– Но есть и другие врачи!

– Я не могу позволить себе бросить академию ради лечения.

– Вот в чем дело! А родители в курсе?

– Да, это наше совместное решение. Давай больше не будем об этом. Ты не сможешь помочь.

– Тогда позволь тебя поддержать. Я же вижу, что ты переживаешь. И с каждым днем, кажется, все сильнее.

– Спасибо. Но я сама… – Сказала и расстроилась.

Мне не хотелось отталкивать Мстислава, но и сближаться с ним не видела смысла. Совсем скоро я ослепну, не хочу, чтобы он считал себя обязанным поддерживать со мной отношения. А уж если правда все-таки однажды всплывет, он не должен оказаться замешанным.

– А посмотреть хотя бы, как ты рисуешь, я могу? – с надеждой спросил Мстислав.

И я не посмела отказать. Кивнула, еще ниже опуская голову над планшетом.

С этого дня Мстислав стал каждый день выходить со мной в парк и сидеть рядом, пока я рисовала. Иногда мы молчали, наслаждаясь тишиной и природой, но чаще разговаривали. Мстислав много рассказывал о себе, еще больше спрашивал, но о моем зрении больше тему не поднимал.

Поначалу я волновалась, не знала, как отвадить парня, а потом незаметно для самой себя привыкла. И решила – пусть сидит.

Так даже лучше. Мне не придется вести себя с ним грубо, выказывать холодность. В какой-то момент ему самому надоест, и Мстислав оставит меня. А пока… я позволила себе быть счастливой не только в рисовании. Присутствие парня странным образом умиротворяло и будоражило одновременно. Нотки пихтового аромата, шлейфом следующие за Мстиславом, заставляли мою кровь закипать. Хотелось, как никогда, жить и петь. Выплескивать радость на электронный холст.

В мои картины вплетались чувства и эмоции, которые я испытывала к Мстиславу. То, как я его ощущала рядом с собой. Нет, я больше не рисовала его портретов, но в каждом пейзаже, невольно отражала его и… себя. Хотя бы так, в придуманном графическом мире мы могли быть вместе. И это смиряло меня с надвигающейся действительностью.

К лету я уже видела только цветные размытые пятна.

Нормально спать перестала вовсе. Мне казалось, что стоит провалиться в сон, и рассвет для меня не наступит. Перспектива в любой момент оказаться в вечной ночи – отныне была для меня кошмаром наяву.

Я все чаще натыкалась на предметы и людей, поэтому Мстислав превратился в мою тень, сопровождая по замку. Следуя на шаг позади, он либо еле слышно предупреждал, либо загораживал меня от возможного столкновения.

Уроки я учила при помощи аудио с планшета. Ответы на вопросы электронных тестов выбирала интуитивно, и нередко попадала пальцем мимо. Успеваемость спасали устные ответы и письменные контрольные – слепой печатью в наше время владели даже дети.

– Как ты рисуешь? – задавал мне неизменный вопрос Мстислав, наблюдая за тем, как я вожу стилусом по экрану старенького графического планшета.

Я улыбалась и отвечала одно и то же:

– Сердцем.