17. Ни хрена не закончено! Готовь еще большую дубину, ибо врагом стало еще больше

Небольшое монастырское сельцо Красная Слободка расположилось на холме Старая Падь и своими краями потихоньку сползало в сторону рядом протекающей речушки, у которой и названия-то не было. Местные ее так и звали — речка, речушка или бестолковка, от того что толку от нее никакого не было: мельницу не поставить из слабого течения, скотину на водопой не загнать по причине крутых берегов, из рыбы водились одни только огольцы с палец. Вода, правда, в ней была необыкновенно чистая, сладкая и холодная. Старики рассказывали, что где-то из под земли ключи били.

В этот день где-то около полудни приметили мальчишки на ее берегу незнакомца. Высокий, крепкий, с огненной рыжей шевелюрой. За спиной висела тяжелая котомка, из которой бронь и сабля торчали. Стал лагерем у реки, костерок разжег, котел с похлебкой подвесил.

В сельце люд сразу же всполошился, у дома старосты собраться начал. Бабы охали и ахали, перешептываясь. Мужики переглядывались и затылки почесывали, не зная, что предпринять. Кто знает, что от незнакомца ждать? Может это какой-нибудь лихой человек, у которого в соседнем лесу полный выводок сотоварищей с оружием? Не послать ли на помощь в монастырь к игумену гонца?

Шумели-шумели, рядили-рядили почти час. Решили, в конце концов, пойти всем обществом к речке и посмотреть на незнакомца. К счастью, пустыми оказались все их подозрения и страхи. То был Сашка Мельников, однодворец с Рязанщины, возвращавшийся пораненным с войны. Крымчака бил, руку сильно поранил, да боевого коня лишился. Сейчас вот домой возвращался.

Решили тогда мужики приветить земляка. Чай, русский воин, не бродяга какой-то, за веру православную пострадал. Надо такого всем миром встретить и отблагодарить, хоть слабенькой брагой и неказистой деревенской закуской. Вот они и расстарались для воина, отблагодарившего их долгим рассказом о страшных крымчаках, жестоких схватках и невиданно чуде…

— … Ведь из меня всегда плохой был христианин. Да, да, плохой, чего лукавить. В церкву ходил редко, на исповеди, почитай, уже десять годков не был, — рассказывал воин со странным умиротворенным выражением на лице. Казалось, все его невзгоды в этом мире уже остались позади. Он спокойно, с доброй улыбкой, смотрел на сельчан, возбужденно толпившихся вокруг него и ловивших каждое его слово. — Что уж говорить, молиться уже забыл как… Только Господь милостив, всем нам свою благодать явил, — начал он повышать голос, заставляя сельчан испуганно креститься. — Послал он нам своего посланника, святого человека…

Какая-то рябая баба, что все ерзала на своей широченной заднице на пеньке и то и дело вздыхал, громко охнула. Бледная, как смерть, она вся, как-то согнулась, съёжилась. Испугалась видно.

— Когда безбожные агоряне[1] стали нас окружать со всех сторон, степь стали жечь вокруг нас, никакого у нас уже питья не стало, явился к нам Он! Взмахнул Он рукам белыми и сжег все крымское войско вместе с воинами, лошадьми, повозками и лодками! По его воле вся великая река огнем занялась! На сотни верст ни единого крымчака не осталось.

Молодухи тут же стали прижимать своих деток к груди, словно от какой опасности прятали. Мужики и те от таких слов вздрагивали.

— И думаю я, что не обычный святой то был, — вдруг понизил он свой голос до таинственного шепота. Посмотрел при этом настороженно по сторонам, словно опасался чего-то. — Многие про то говорить стали… Он говорил чудно и мог воду в вино превращать. Не простой то святой человек. Это сам Иисус Христос…

Тут уже рябая баба не выдержала. Испустив тихий вскрик, свалилась в беспамятстве. Слаба, значит, нервически оказалась.

-//-//-

Дмитрий открыл глаза и тихо застонал. Голова страшно гудела. Казалось, даже слышал это гудение, отдававшееся во всем теле. Проклятая вчерашняя чача оказалась слишком крепкой, а может и плохой.

— Б…ь, из выпивки всего мира «наколдовал» себе хреновой чачи⁈ Дерьмо! Правду говорят, сапожник без сапог, — руками парень осторожно коснулся висков и начал их медленно и нежно массировать. Кто знает, вдруг поможет? Один раз как-то легче стало после такого массажа. — Нет бы дорогого коньяку набодяжил или хороший водки… Черт, где это я? Куда это меня занесло?

Только сейчас, когда в глазах перестало двоиться и троиться, Дмитрий заметил вокруг незнакомые предметы — крупную железную жаровню с тлеющими углями, пару высоких бронзовых подсвечников, деревянное кресло. Под ним было широкое высокое ложе, покрытое тяжелыми медвежьими шкурами. В изголовье подушка с вышитыми на ней узорами. Ничего из этого и близко знакомо ему не было.

— Богато, слишком богато. Что-то стремно мне, — шептал он, оглядываясь по сторонам и ища хоть что-то, что могло прояснить ситуацию. — Жратва еще, — его взгляд упал на небольшой столик, буквально ломившийся от съестных припасов. Ломти хлебного каравая, соты меда, куски жареной дичи, домашний сыр, какая-то зелень, плошка с молоком — многое из этого в походе он, вообще, ни разу не видел. — Очень мне это не нравиться. Так много хорошего, практика показывает, приводит обычно к плохому. Что же происходит?

В голове, по прежнему, сильно гудело. Ни одной дельной мысли не шло. В памяти тоже зияла прореха просто охренительных размеров. Из вчерашнего он помнил только собственно начало свой попойки — момент первого и, кажется, второго глотка чачи. Еще отчетливо помнил желание пойти к реке. Напиться, наверное, хотел. Чачу запить. Остальные же события словно стертыми оказались. Совсем ничего не было.

— А что-то ведь произошло… Не сам же я пришел сюда и забрался в чью-то кровать. А вдруг сейчас придет медведь и спросит, а кто спал в моей кровати… Б…ь, а если я, правда, сам сюда приперся? — во всем теле вдруг похолодело. Головная боль моментом куда-то спряталась, словно и не болело ничего. Пот даже прошиб. — Как говориться, хата богатая и хозяин, скорее всего, важный человек. В таком шатре какой-нибудь сотник обитать точно не будет. Не по чину. Боярское или воеводское обиталище.

От этой мысли стало еще хуже. Ведь за самовольное проникновение в боярский шатер могли запросто руки и ноги отрубить. Обвинят в воровстве чего-нибудь и на плаху потащат. Здесь, мать его, по хлеще, чем Дикий Запад. Там негром вешали без суда и следствия, а здесь простой люд четвертовали.

— Идет кто-то… — снаружи послышались чьи-то шаги. Явно кто-то направлялся к шатру. Сейчас все и проясниться.

Дмитрий решил притвориться спящим. Вдруг пронесет как-нибудь. В шкуры быстро завернулся и затих.

— Кхе-кхе, — прокашлял негромко мальчишечьей голос в дальней части шатра. Следом появился худой, как жердь, паренек с вытаращенными глазами и всклоченной прической, держащий в руках поднос. — Кхе-кхе… Господин, — голос его был испуганный, едва слышный. Он вроде бы и спрашивал, но так, чтобы никого не потревожить. Голову на тонкой цыплячьей шее тянул вперед, смотря в сторону лежавшего без движения Дмитрия. — Господин, — еще раз, еще тише, позвал он.

Так и не дождавшись ответа, мальчишка начал шебуршиться около столика с яствами. Заменял одни продукты на другие. Убрал остывшее и холодное мясо, поставил вместо него пыщащее жаром и только что приготовленное. Забрал молоко, вместо которого поставил стакан с каким-то отваром. Заменил чёрствый хлеб. Еще поставил на стол, кажется, фрукты.

Назад уходил также, как и пришел. Осторожно пятился, внимательно следя за ложем и лежащей на нем фигурой.

Едва мальчишка скрылся за полой шатра, как снаружи тут же послышались голоса.

— Ну?

— Что там?

— Как он? Очнулся уже?

— Видел что-нибудь? Что он сказал?

Мальчишечий голос на фоне всех этих голосов был едва слышен и не сильно разборчив. Он что-то лепетал в ответ. Мол, все было тихо и спокойно. Он ничего не слышал. Припасы на столе заменил и сразу же вышел.

— Понятно… — разочарованно протянуло несколько голосов. Явно ждали каких-то особенных подробностей.

— Так, видно, что умаялся за вчера сердешный… Знамо ли дело, целую степь сжечь, — чуть громче остальных прозвучала очень странная фраза. Дмитрий сразу же навострил уши. Кажется, сейчас все должно и проясниться. — У святых тоже силы не бесконечны. Это вам не пиво с вином хлестать, а божественную силу миру являть. Понимать нужно… То особая божественная сила. Господь нам через сие свою милость явил, спася от крымчака. А то сейчас бы многие из нас воронов кормили.

— Як мы ничего… Вот молчим… — кто-то пытался что-то пролепетать в своей оправдание.

Привставший на ложе, Дмитрий с силой почесал затылок. Несколько раз даже пристукнул по голове. Ничего не помогало. В памяти о вчерашнем, по-прежнему, было совершенно пусто.

— Божья благодать, сжег, крымчаки, святой… Бред какой-то! Я-то каким-то здесь боком⁈ — недоумевал парень. — Что я, значит, сделал эдакое…

В размышлениях его взгляд случайно упал на столик с едой и во рту тут же начала выделяться слюна. Жутко захотелось пить. Еда, впрочем, тоже совсем не вызывала отвращения. Можно было что-то «пожевать». И он пожевал!

После первых двух смачных глотков травяного отвара на него вдруг напал сильный жор. Заставленный яствами ствол оказался очень даже кстати. Еда тут же стала исчезать в его рту со скоростью, удивившей и его самого.

Когда же он, сыто икая, отвалился от стола и по-барски разлегся на ложе, в шатер вошел воевода Василия Голицын, командующий всеми здесь находящими русскими войсками, самый главный короче. Боярин молча прошел к креслу и сел в него. Затем налил себе полный кубок вина и опрокинул его в рот.

— Хм…Я не знаю, кто ты. Воду в вино умеешь превращать. Может ты колдун, может святой, а может и сам Иисус Христос, как воины говорят, — заговорил он после затянувшегося молчания. Шок уже давно прошел. Сейчас в его взгляде, устремленном на парня, было любопытство и ничего более. Голицын видел в нем лишь диковинный инструмент. — Главное, передовые войска крымчака ты поджарил, как дичь в очаге. Сегодня вернулись с того берега воины и много чего рассказали. Почти пять десятков тысяч крымчаков во главе с ихним пашой Сулейманом отправил ты к ихнему богу — Аллаху. Теперь дорога к Перекопу свободна. Никого между этой крепость и нами нет. А оттуда и до самой ханской столицы Бахчисарая рукой подать.

Сидевший Дмитрий тут же весь подобрался, как хищник перед броском. До него вдруг дошло, что все закончилось! Он ВЫПОЛНИЛ задание Дьявола! Если крымское войско было разбито, значит, договор с его стороны исполнен! Волна восторга тут же затопила его с головы и до пят. Ведь все закончилось! Его дочь выздоровеет! И он вернется назад, домой! Все, все! Больше никакого этого дерьма не будет: ни бесконечной крови, ни свороченных шей и отрубленных голов, ни бесконечного оружия, ни диких нравов! Главное, он скоро увидит свою дочь полностью здоровой!

Парень даже оглядываться начал. Ведь что-то случиться должно теперь. Его как-то должны назад отправить. Дьявол, черт тебя бери! Чего ты ждешь⁈ Договор же исполнен! Он посмотрел наверх, но там виднелась лишь ткань шатра. Ничего больше.

— … Значит, ничего нам не мешает Перекоп под свою руку взять. А после можно и самого крымского хана за волосатую сиську пощупать, — … между тем Голицын продолжал то ли размышлять, то ли советоваться. Хотя последнее маловероятно. — После твоего вчерашнего действа в войске все воевать рвутся. Даже самый последний служка в походной воинской церкви воинские песни поет и грозится крымчака саблей располовинить. С такой верой запросто крымчака в море опрокинем и домой с победой вернемся…

Дмитрий, только что в мыслях уже бывший дома, икнул даже от удивления. Если бы был на ногах, с ног бы, наверное, свалился. Это что за херня⁈ Что он такое бормочет? Победа же! Поход закончился! Крымчаку дали по зубам и выгнали с наших южных границ! Другие же задачи никто не ставил!

Голицын тем временем себе еще вина в кубок налил и начал его медленно цедить. Между глотками продолжал развивать свою мысль о продолжении похода, строя не просто воздушный замок, а целую воздушную вселенную.

— … Возьмем Перекоп и станем там лагерем, чтобы войско немного отдохнуло. Казачков вперед пошлем обстановку разведать, — качал воевода головой. Все ему казалось теперь простым и понятным, словно в солдатики играл: сюда двинул одну фигуру, туда — вторую, всадника с пушками — в третье место. — В такой крепости можно будет даже от османского войска отбиться, коли султан помочь крымчакам решит. Пушек и порохового зелья у нас много. Вот так-то…

Дмитрий, слушая всю эту болтовню, скрипел зубами от злости. Теперь было ясно, почему Дьявол его не забирал обратно. Оказывается, поход не закончен. Все только начиналось. Голицын, падла, почуял запах победы и решил поиграть в Наполеона. Большой ублюдок! Валил бы обратно, ведь получил, что хотел! Победа есть, что тебе еще нужно? Подавишься ведь!

— Назад нужно возвращаться. Немедленно, и никаких гвоздей, — недовольно произнес парень, дождавшись, когда Голицын замолчит. — В Крыму нас с дерьмом смешают. Там еще войск до черта осталось. А если турецкий султан помощь пришлет? Там плыть пол дня. Пошлет тысяч пятьдесят янычар и нам сразу же кисло станет. Нужно возвращаться…

Кубок, что держал в руке боярин, дрогнул и превратился в смятую железяку. Мощи у Голицына было немерено. А злость, которой он сейчас был переполнен, лишь прибавляла ему силы.

Смятый кубок с грохотом улетел куда-то в конец шатра. Воевода встал и медленно подошел к Дмитрию.

— Слышишь, ты, святой… хм… колдун. Никуда мы не уйдем. Мне нужна настоящая победа. Я возьму этот проклятый Перекоп, даже если мне придется положить все войско в чертовых степях, — Голицын явно закусил удила. Боярин хотел триумфа, настоящего, грандиозного. До безумия влюбленный в царевну Софью, хотел возвратиться к своей государыне триумфатором и кинуть к ее ногам плоды своей победы. Ради этого готов был пожертвовать не только войсками, но и своей жизнью. — Ты или мне в этом поможешь, или здесь сгинешь.

Словно по волшебству в его руке появился богато изукрашенный пистоль. Зрачок ствола довольно крупного калибра глядел Дмитрию прямо в лицо. С такого расстояния, реши боярин нажать на курок, в парне моментально появиться весьма внушительная дыра.

— Будешь служить мне колдун, — заключил Голицын, тряхнув пистолем. — И будешь доволен наградой.

-//-//-

Царские палаты были полны людей. Рядом на совершенно одинаковых узорчатых тронах сидели двое соправителей — царевна Софья и царевич Петр. Перед ними у стен стояли две группы бояр, волками глядевших друг на друга. Одни «стояли» за Нарышкиных, а другие — за Милославских. После недавних событий между ними установилось перемирие, что, впрочем, не мешало им переругиваться.

— Царевна Софья Алексеевна, царевич Петр Алексеевич, — в пяти — шести шагах от первого и второго тронов стоял посеревший от усталости гонец, едва державшийся на ногах. В его руках была грамота, которую он только начал читать. — Воевода боярин Василий Голицын сообщает радостные вести. Божьей милостью разбили крымское войско во главе с пашей Сулейманом.

Царевна Софья удовлетворенно улыбнулась. Такая победа Голицына еще более упрочила ее положение. Теперь никто не упрекнет ее в женской глупости и отсутствии государственной прозорливости. Ведь по ее настойчивому требованию Боярская Дума назначила боярина Голицына главным воеводой русского войска.

— Воевода испрашивает высочайшего дозволения идти войной дальше. Хочет боярин Перекоп брать, а после иди на Бахчисарай, — закончил читать грамоту гонец.

Среди бояр же после слов о Бахчисарае наметилось шевеление. Некоторые даже переспрашивать у соседей начали, не послышалось ли им это. Ведь еще никогда русские войска не заходили так далеко на земли своего давнего врага, который десятилетиями разорял земли еще Московского княжества. У многих тут же ретивое взыграло. Повоевать захотелось.

— Что тут думать? И дальше воевать крымчака нужно…

— Разрушить Перекоп до самого последнего камня. Все сжечь.

— Как мы страдали, пусть и они похлебают…

— А коли османы полезут, им тоже юшку пустить.

Что про бояр говорить, если и у самого царевича Петра Алексеевича глаза огнем горели. Подросток едва не подпрыгивал на троне от возбуждения. Дай ему волю, прямо сейчас бы вскочил на коня и поскакал крымчака воевать. Мальчишка, что и говорить…

Когда в палатах стало особенно шумно, царевна Софья подняла руку вверх, призывая к тишине.

— Что Боярская Дума скажет? Должны ли мы дать свое дозволение воеводе Голицыну идти дальше? — раздвинула она губы в улыбке. Ответ на вопрос и так был понятен. Что из Милославские, что Нарышкинские, все новых побед желали. Глядишь, кому-нибудь из них после победы новые земли там пожалуют. Явно многих эта мысль грела.

-//-//-

Оказалось, все только начиналось. Поход против Крымского ханства продолжался, а, значит, и договор с Дьяволом действовал, со всеми отсюда вытекающими.

[1] Агоряне — в этот период расхожее наименование магометян и иных южных неправославных народов

Загрузка...